102
Да самого микрорайона, где жил Брейн, они ехали, не обменявшись даже словом, но Спот за это время дважды связывался с адвокатами. Скандал с перестрелкой в центре города получился настолько заметным, что одному специалисту потянуть такой груз не по силам.
– Да, я сказал! Меня такая цена устроит!.. – зло кричал он в трубку и, казалось, был готов разбить ее о покалеченную бронебойными пулями панель приборов.
Через минуту снова звонок, и уже другой тон:
– Да, господин Гаринье… Да… Ну когда я говорил, что адвокатская контора Гаринье дерьмо? Ну когда?.. Но это был не я, господин Гаринье, это был алкоголь. Да… Да… Разумеется… Сколько?! Но это же грабеж!.. Хорошо… Хорошо, договорились.
Приехав на парковку, Спот развернулся на крохотном пятачке и включил покореженную дверь, которая отъехала со скрежетом и вибрацией.
– Ни слова, Брейн. Ни слова. Потом все обговорим, а пока сиди в районе и не суйся в центр. А лучше не выходи из квартиры. Поиграй со своим придурком Чаки в серданс, что ли.
Брейн вышел, Спот нервно добавил машине оборотов и унесся прочь.
К стоянке вышел дежурный по жилгородку – бандит Йорка, добродушный и туповатый.
– Что там за кипеж случился, Томас?
– Ты про что?
– В центре стрельба была. По ящику показывали в новостях.
– И что показывали?
– Да криво как-то. Дым, люди бегают и стрельба. Обещали через час сообщить с подробностями.
– Ну, через час и посмотрим, – сказал Брейн, проходя мимо Йорки.
– А чего у Спота машина такая покалеченная? – спросил тот напоследок.
– Что, правда?
– Угу.
– Не заметил.
Брейн пришел к себе, запер входную дверь, навалив перед ней баррикаду из мебели и подперев специально подобранной палкой, затем проверил створки окон – поставлены ли они на запор или фильтрацию. И лишь после этого отправился в душ, чтобы прийти в себя.
Впрочем, расслабляться он был не приучен и даже в режиме релаксации пробыл под струями нелимитированной воды всего пару минут.
Через три он уже сидел в банном халате перед ТВ-боксом и смотрел новости, а рядом на диване лежали две трофейные «девятки». В магазине одной было пять патронов, а у другой – целых двенадцать.
Наверняка Спот заметил, что у Брейна появились стволы, однако обстановка не располагала к тому, чтобы требовать разоружения.
Между тем, вопреки анонсам и обещаниям, во втором выпуске новостей перестрелка в центре города выглядела как-то бледно.
Никто не был заинтересован в раскручивании скандала, поэтому усилия адвокатов обеих сторон и продажных полицейских сделали свое дело. В следующей новостной программе о перестрелке даже не упоминалось, и все внимание прессы переключилось на праздник домашней синтетической выпечки в Зедейвице – промышленном районе города.
Под вечер появился Чаки. Брейн открыл ему, и гость, не поздоровавшись, прошел в комнату и сел на стул возле окна. Удивленный его странным поведением, Брейн запер дверь и, вернувшись в комнату, сел напротив.
– Что случилось? – спросил он.
– Томас, я механофил, – упавшим голосом произнес Чаки и уставился в окно, в наполняющийся сумерками заросший двор.
– Что за механофил? Ты о чем вообще?
– Вторая стадия личностного разрушения, Томас, – все в тех же мрачных интонациях сообщил Чаки. – Механофилия.
– Что за слова, приятель? Ты где их нахватался?
– Был у знатного лепилы по шизикам.
– А! У психиатра, что ли?
– У психокорректора. У него контора в центре, вычурная хата, баба на записи за триста сакверов в час. Одним словом – лепила в полном порядке.
– И чего ты к нему поперся?
– Накатило что-то. С Фиби ничего не ясно, Спот приезжал – гадом ядовитым смотрел. Похоже, Резак меня уволит через Спота.
– С чего вдруг?
– Да с чего угодно. У нас тут не профсоюз, объяснений не положено, просто вывозят за город, вот и вся увольнительная.
Брейн вздохнул. Возможно, у Чаки и были какие-то основания впадать в отчаяние и депрессию, однако Брейну об этих внутренних кадровых течениях в коллективе Резака ничего известно не было.
Чтобы сменить тему, он спросил:
– Ты слышал о перестрелке в центре города?
– Слышал? – переспросил Чаки и, повернувшись к Брейну, усмехнулся. – Да я видел весь этот запал – от начала до конца. Еще когда ты с Крысенком в кафе что-то перетирал, а потом эти стронги на тебя надвинулись с шокерами.
– А где ты был в этот момент?
– Тебя искал. Мне Шурай наколку дал, дескать, иду по улице, вижу – Темный Томаса к центру повез. Ну, я сразу решил, что вы где-то на площади, ну и поехал, а тут такое закрутилось. И Спот вдруг нарисовался, и, похоже, весьма кстати.
– Вы Споту новое погоняло придумали?
– Оно у него всегда было.
– Ты еще одно погоняло интересное назвал… Этого, который перетирал со мной.
– Крысенок?
– Да. Кто он такой?
– Работает на Гризмара, есть тут такой воротила.
– Вроде Резака?
– Нет, у Резака чисто криминальная порода, а Гризмар – упакованный со всех сторон.
– Поясни.
– Ну, он и в криминале, он и деловой – на биржах играет, он и политиков смазывает, и даже засылает бабло куда-то наверх.
– Как у него с Резаком?
– Один раз даже война была, но это лет семь тому назад, а я у Резака только пять лет работаю. При мне было несколько терок и намеков на войну, но как-то добазарились.
Чаки потер ладонями лицо и вдруг спросил:
– Томас, у тебя ничего пожрать нету?
– Сейчас принесу.
Томас сходил на кухню и, включив оба мейдера, в которых уже находились картриджи с почти готовыми блюдами, но с приостановленной готовностью, через несколько мгновений получил «картофель с мясом и томатом», «грибной суп, перетертый с грибами», «кашу рисовую со сливочным маслом» и «йогурт клубничный иерхо».
Брейн загрузил картриджи на поднос, добавил пластиковую ложечку и принес все это Чаки, поставив перед ним на журнальный столик.
– Томас, да ты этот, как его… Слово такое хорошее, но я забыл, – признался Чаки, берясь за ложку.
– Так что с Крысенком? Он там шестерка? – спросил Брейн.
– Раньше ходил в шестерках, сейчас приподнялся. У него и фамилия имеется – Зайфель.
– А чем он там правит, знаешь?
– Да чем он там править может? Бандиты гребут за крышу, он следит, чтобы по карманам не рассовывали, и передает дальше. Вот и вся служба. Томас, но вот эта фигня просто реально вкусная…
– «Картофель с мясом и томатом», – повторил Брейн надпись на этикетке картриджа.
– Ага, реально вкусно. Как с ресторана.
Брейн улыбнулся. Он знал, что эффект высокого качества блюда из картриджа достигался применением изобретенного им метода, когда приготовление останавливается за пару секунд до окончания фазы линейной деконсервизации и затем продолжается и становится готовым через пару-тройку секунд.
Правда, подобной программы в мейдерах не было, и Брейну пришлось вскрыть их панели, разобраться с микросхемами и снять код управляющей программы, чтобы, немного изменив ее, перезаписать на чип управления. Вот и все. Свободного времени было много, а умения и раньше хватало.
Пока Чаки ел так, будто неделю скитался в пустыне, Брейн принялся подручными средствами чистить две трофейные «девятки», одновременно анализируя имеющиеся сведения в плане полученной от Чаки информации.
Итак: Зейфель, он же Крысенок, вчерашняя «шестерка» в системе босса Гинзмара, выступает в роли крутого кадрового хищника. Абсурд? Абсурд.
Поездка в магазин одежды в центр города, хотя таковых хватало и в районе. При этом Спот не настаивал на выполнении правил секретности, и свои костюмы Брейн прикладывал к себе при полном аншлаге – их снимали как камеры безопасности, так и все желающие. При этом желающих снимать оказалось много – с полдюжины собралось наблюдателей.
Вывод: операция, задуманная Резаком, – подстава, в которой контакт Брейна с Зайфелем-Крысенком имеет большое значение. Стало быть, высока вероятность, что акции не будет, прокурор останется нетронутым, но подстреленный на месте готовящегося преступления злодей будет так же полезен, как если бы он уже совершил свое коварное злодеяние против прокурора.
Супервывод: цель акции – Гризмар. Главное средство – Томас Брейн, выставленный как наемник Гризмара. Наемника, видимо, планировалось остановить в последний момент.
– Ой, спасибо, Томас, накормил! – поблагодарил Чаки, отодвигая пустые коробки.
– Да пожалуйста, Чаки. И вот что – мне нужна пушка.
Чаки закашлялся, потом посмотрел на то, как Брейн с тщательностью хорошего робота протирает тряпицей части разобранных пистолетов, сказал:
– Томас, у тебя два ствола – куда тебе третий?
– Эти два придется отдать, а я не хочу ходить голым.
Чаки вздохнул. С одной стороны, существовали строгие инструкции – следить, чтобы у объекта контроля не появилось оружие, но с другой, «объект контроля» давно превратился в Томаса, а что касалось стволов – у него уже была пара, так чем тут мог повредить третий?
– Выбирай, – сказал Чаки, взвешивая на ладонях свое оружие. – Вот «девятка», а это – одиннадцать миллиметров. А вот – четыре миллиметра. Тоже иногда бывает не лишним. Правда, отдача бешеная за счет перевеса пороха, но бронебойные пули разгоняет как надо. Я им редко пользуюсь, но иногда без него как без рук.
– Я возьму «девятку».
– Как знаешь, – пожал плечами Чаки, убирая в наплечную кобуру крупный калибр.
Потом поднялся и, вздохнув, спросил:
– Что будет с Фиби, Томас?
– Порядок будет, если ты не станешь дергаться.
– Но они ее все еще мучают! – воскликнул Чаки, инстинктивно хватаясь за кобуру, где сейчас не было «девятки».
– Успокойся. Это в твоем понимании они ее мучают, а в их понимании – ищут причину технического сбоя.
– А они ее найдут?
– Нет. Причина находится на компактном сервере, который мы с тобой прикрепили к стене здания, помнишь?
– Помню, – кивнул Чаки.
– Нужно подождать, когда они поймут, что ничего не могут сделать, и тогда они спишут Фиби, после чего можно как-то откуда-то ее выкупить. Понимаешь меня?
Чаки кивнул, но по его глазам Брейн видел, что тот не понимал, пребывая во власти своих сновидений, заблуждений и много чего еще, что скрывалось под страшным термином – механофилия.
– Мне пора, у меня сегодня куча дел, и я не представляю, как со всем этим справлюсь, Томас.
– Всегда справлялся, Чаки, почему не справишься сейчас?
– Раньше я не был механофилом, – сказал тот и ушел, оставляя Брейна наедине с его размышлениями.
