Метод

Что ж, давайте подведем некоторые итоги. Я не пытаюсь доказать то, что «секретные протоколы» Молотова – Риббентропа не существуют. Доказать отсутствие чего бы то ни было невозможно в принципе. Я не пытаюсь реабилитировать сталинскую внешнюю политику. Можно иметь различное мнение на сей счет, но мне – малоинтересны мнения. Я оцениваю результаты: Советский Союз вернул статус великой морской державы (утраченный в результате поражения в Крымской войне и Цусимской катастрофы), вновь обретя выход в Балтийское море и Тихий океан. Впервые за всю историю России наша страна к середине XX столетия не имела на своих границах ни одного откровенно враждебного государства. Более того, впервые на востоке Европе мы получили пояс дружественных стран, хоть «дружили» они с Москвой и не очень добровольно. Впервые все исторические русские земли с присоединением Закарпатья были собраны под одной государственной крышей. Единственная, пожалуй, крупная неудача Сталина – провал объединения Иранского Азербайджана с Азербайджанской ССР в 1945 г.

Цель моего исследования – раскрыть механизмы деформации исторического сознания народа и показать результаты, к которым приводят подобные мутации. Резюмируем коротко важнейшие аргументы, доказывающие фальсификацию «секретных протоколов» Молотова-Риббентропа. Во-первых, оригиналы протоколов никто и никогда не видел. Коль уж протоколы действительно были найдены Пихоей и Волкогоновым в октябре 1992 г., и ныне хранятся в Архиве президента Российской Федерации, доказать их существование легко – просто предъявив эти артефакты общественности. Однако якобы найденные и давно рассекреченные «секретные протоколы» скрываются не только от научной общественности, но даже от должностных лиц, осуществляющих внешнюю политику страны. Несколько публикаций в СМИ о том, что, дескать, «секретные протоколы» экспонировались на каких-то выставках, на поверку оказывались банальными газетными утками.

Во-вторых… Впрочем, есть такой известный исторический анекдот. Наполеон грозно спрашивает своего генерала: «Почему вы сдали крепость?». Тот отвечает: «О, мой император, на то было сто причин. Во-первых, у нас не было снарядов. Во-вторых…». «Спасибо, первого достаточно» – прервал объяснения генерала Бонапарт.

Так вот, то, что Молотов и Риббентроп не подписывали известные нам «секретные протоколы» следует из того, что до сего дня никто не видел этих документов, а гуляющие по Интернету «фотокопии» фон Леша и «оригиналы» Яковлева-Пихоя неаутентичны между собой. Все прочие доводы будут излишни. Но все же давайте доставим еще одну порцию «удовольствия» фальсификаторам и перечислим их важнейшие аргументы в пользу существования «секретных протоколов

1. Аффидевит Гаусса.Явная фальшивка, о чем свидетельствует хотя бы один прокол с разделом Литвы. К тому же заочные показания физического лица, не подкрепленное документально, в принципе не могутт являться доказательством существования «секретных протоколов», как межгосударственного соглашения.

2. Микрофильмы из коробки фон Леша.Нет никаких данных, подтверждающих достоверность легенды Безыменского об их захвате западными союзниками в 1945 г. в Шенберге. Реально их история прослеживается только с момента передачи Госдепартаментом США Политическому архиву ФРГ в 1958 г.

3. Показания Риббентропа на суде.Они во многом категорически разошлись даже с аффидевитом Гаусса, а количество внутренних противоречий и грубейших неточностей в них самих таково, что их однозначно следует считать лжесвидетельством. Собственно, именно так они и были восприняты в 1946 г. Ни Трибунал, ни аккредитованные в Нюрнберге журналисты не придали им значения.

4. Мемуары Риббентропа «Между Лондоном и Москвой».

Верить в то, что они написаны лично Риббентропом, может лишь тот, кто их не читал. Поэтому даже апологеты «секретных протоколов» стараются обходить их своим вниманием.

5. Сборник документов «Нацистско-советские отношения 1939–1941».При всем желании данный источник не может считаться достоверным, ибо происхождение опубликованных текстов издателем скрыто.

6. Карты Польши с росписями Сталина и Риббентропа.

Все пять известных мне вариантов являются фальшивыми. Уже одно только количество этих изображений, участвующих в пропагандистском обороте, указывает на их подложность.

7. Доклад Яковлева.Он выражал лишь личное мнение докладчика. О содержании доклада не знали даже члены депутатской комиссии по политической и правовой оценке советско-германского Договора о ненападении от 23 августа 1939 г. В любом случае в нем не приводится ни одного аргумента в пользу существования «секретных протоколов», а лишь констатируется, что оригиналы оных нигде не обнаружены.

8. Выводы депутатской комиссии Яковлева, сделанные на основании собранных документов и проведенных экспертиз.Как мною установлено, упомянутая комиссия вообще не осуществляла никакой работы и была создана лишь с целью прикрытия мероприятий по фальсификации «доказательств» существования «секретных протоколов», которые проводились членами «мидовской» группировки в Политбюро ЦК КПСС и их сообщниками.

9. Акт Смирнова-Подцероба.Мною обнаружено более 20 признаков его фальсификации. Его местонахождение до сих пор не известно. Ни в одной научной работе нет ссылок на этот документ.

10. Свидетельство Павлова.Сфабриковано писателем Карповым в период между 1989 г. и 1991 г. Находится в неразрешимых противоречиях с аффидевитом Гаусса и свидетельствами Риббентропа. Введено в «научный» оборот Львом Безыменским с указанием ложных архивных реквизитов.

11. Заверенные «копии Панина».Если они и существуют, то это копии не с «оригиналов» протоколов, а перевод текста американских фальшивок, выполненный для руководства МИД в ознакомительных целях. Ничем иным невозможно объяснить, что копии с секретных документов не были уничтожены согласно регламенту после того, как должностные лица, для которых их изготовили, с ними ознакомились, а были помещены в несекретные фонды мидовского архива.

12. Оригиналы «секретных протоколов» из «особой папки».Физически они не существуют. По указанным архивным реквизитам получить документы никому не удавалось. Введены в научный оборот фальшивки задним числом, путем выпуска в 1995 г. журналов «Вопросы истории» (№ 1, 1993 г.) и «Новая и новейшая история» (№ 1,1993 г.).

В 2011 г. на выставке в российско-германском музее в Карлсхорсте демнстрировался сенсационный экспонат – оригиналы «секретных протоколов», как их представили устроители выставки. На поверку это оказались небрежо сделанные ксерокопии непонятно с чего. На табличке было указано, что документ предоставлен Архивом Министерства иностранных дел РФ. Вообще-то он называется Архив внешней политики, и в нем-то как раз никаких «секретных протоколов» никогда не было. По легенде они находятся в Архиве президента РФ. Опять надувательство!

13. Заверенные копии бесед Молотова с Шуленбургом и сопутствующие им документы (шифротелеграммы, проекты договоров).Несуществующие в природе либо видоизмененные оригинальные документы. Сфальсифицированы после 1989 г. с целью введения их в научный оборот через публикацию сборников «Полпреды сообщают», «Документы внешней политики СССР» и «1941 год». Базой для их создания послужили документы, опубликованные в госдеповском сборнике 1948 г.

Сторонники канонической версии сговора Молотова Молотова-Риббентропа сходу отметают последний довод. Мол, то, что все эти документы фальшивые, не доказано. Хорошо, тогда пусть они докажут, что какие-то из этих бумаг подлинные. Потому что все настоящими они быть не могут. Даже в официальных сборниках записи бесед Молотова с Шуленбергом публикуются в разных вариациях, чего в реальности, разумеется, быть не может. При том один и тот же документ имеет различные архивные реквизиты. Это сделано для того, чтобы затруднить доступ к источнику для проверки. Ведь если указаны неверные реквизиты (иногда даже различные архивы), то в архиве вы не получите доступа к документу. Вас просто будут футболить из одного архива в другой, а на все претензии вежливо отвечать: мол, если издатели сборников что-то напутали, то пусть они и разбираются.

Что особенно бросается в глаза, в официальном сборнике «Документы внешней политики СССР. 1939 год» (том XXII) за период 1-28 сентября 1939 г. не опубликовано ни одной записи о встречах Молотова и Шуленбурга, не смотря на то, что в этот момент отношения с Германией были самым важным вопросом для советской дипломатии. МИД РФ решил не утруждать себя, поскольку в пропагандистском обороте находятся отчеты об этих беседах, вброшенные Госдепом еще в 1948 г. Опубликовать настоящие документы – значит, разоблачить американские фальшивки. Воспроизвести их тоже не вариант, поскольку придется дать архивные реквизиты. Решили тупо отмолчаться. У официальных историков такой вопиющий пробел никаких вопросов не вызвал.

В указанную чертову дюжину «доказательств» вошли лишь те, что участвуют в «научном» обороте. Мемуары Хильгера в виду своей вопиющей лживости не упоминаются в этом ряду, так же как воспоминания Болена и Херварта. Вообще, во всяком историографическом исследовании мемуары не считаются надежными источниками. Во-первых, участники событий всегда субъективны. Во-вторых, воспоминания пишутся порой десятки лет спустя и хотя бы поэтому не обладают необходимой точностью. Но в деле о «секретных протоколах» документальная база настолько неубедительна, что в качестве источников фальсификаторы слишком часто используют мемуары.

Газетные публикации и фантазии биллетристов, представленные сочинаниями Волкогонова, Роговина, Безыменского, Вульфсона, Радзинского, Черчилля, Резуна, Пронина, Бережкова, Семиряги и прочих в принципе не могут быть подтверждены или опровергнуты, поскольку принадлежат к сфере пропаганды. Несколько особняком стоит работа Ингеборг Фляйшхауэр «Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии», которая сделала попытку документального исследования проблемы. Но достигнутый ею результат совершенно неубедителен, ибо сама методология исследования, примененная автором, базировалась на постулировании, а не анализе фактов и документов.

К тому же репутация Ингеборг подмочена в связи с вбросом в оборот слишком уж грубых подделок. Имеются в виду якобы случайно найденные ею при разборе бумаг Шуленбурга в домашнем архиве «историком» Фляйшхауэр в 1991 г. записи о переговорах в Москве 27–28 сентября 1939 г. Фрау Шуленбург в 1990 г. выпустила книгу-расследование о заключении зловещего «пакта», но, работая над ней, почему-то поленилась разобрать бумаги своего дядюшки. Так что ли? Я уж молчу о том, что отчет о секретных переговорах никак не мог оказаться в личных бумагах бывшего посла у него дома. Не мог же он перед увольнением зайти в секретный фонд архива и взять себе пачку документов на память?

Честно говоря, тема фальсификации «секретных протоколов» Молотова – Риббентропа столь обширна, что охватить ее всю в данном расследовании просто невозможно. Я охотно передаю эстафетную палочку честным исследователям, журналистам и читателям. Постараюсь бегло затронуть несколько новых вопросов и ознакомить с некоторыми приемами анализа фальшивок (многие из них подробно рассмотрены выше в контексте повествования). Иметь представление о способах разоблачения брехни будет полезно любому человеку, которого не устраивает ситуация, когда современные медиа тоннами льют помои в головы, превращая историю в инструмент политики. Мне не хочется быть зомби со стерилизованным и атомизированным сознанием. Надеюсь, в этом стремлении я не одинок.

Даже если бы фальсификаторы изловчились, и придали яковлевско-волкогоновским «оригиналам» протоколов такой внешний вид, что комар носа не подточит, их подложность выявляется текстологически – для объяснения совершенно безумного географического ляпа с «кусочком Литвы» («треугольником Су-валки») пришлось даже фабриковать отдельный «секретный протокол» от 10 января 1941 г., который, ничего не объяснив, лишь увеличил и без того критическую массу грубых проколов.

Поскольку «секретные протоколы» очень трудно вписать в контекст предвоенной советской внешней политики, фальсификаторы пошли по самому простому пути – попытались задним числом привязать их содержание к имевшим место событиям. Мало того, что они неоднократно грубо ошиблись, как например с разделом Литвы, создалась еще очень странная ситуация: даже самый беглый анализ открытых источников позволяет выявить то, что «секретные протоколы» дублируются реальными НЕсе-кретными соглашениями. Эта ситуация рассмотрена в главе «Граница», где объясняется происхождение демаркационной линии по Висле, соглашение о которой достигнуто военными представителями на переговорах в Москве 20–21 сентября 1939 г.

Вот еще один наглядный пример. 9 июня 1940 г., когда стал очевидным разгром войск союзников во Франции, нарком обороны Ворошилов приказал начать подготовку к военной операции по возвращению Бессарабии, которая была завершена в двухнедельный срок. А теперь внимание! 23 июня Молотов заявил Шуленбургу о намерении СССР в ближайшем будущем присоединить к себе не только Бессарабию но и Буковину, ввиду проживания там украинцев. Вот выдержка из записи беседы Молотова с германским послом:

«В начале беседы Шуленбург сообщил тов. Молотову, что им получен ответ от Риббентропа на вопрос, поставленный тов. Молотовым, можно ли считать заявление, сделанное Макензеном в беседе с т. Гельфандом, отом, что Балканский вопрос может быть совместно мирным путем разрешен Советским Союзом, Германией и Италией, также точкой зрения германского и итальянского правительств.

Ответ Риббентропа, по мнению Шуленбурга, не слишком ясен, но из него можно вынести впечатление о том, что договор, заключенный Советским Союзом с Германией в августе прошлого года, имеет силу и для Балканского вопроса. Соглашение о консультации распространяется этим и на Балканы. Что же касается позиции Италии в этом вопросе, то онаг,насколько это известно Шуленбургу, уже сообщена тов. Молотову итальянским послом Россо.

Тов. Молотов в ответ на это поставил Шуленбургу следующие вопросы:

1) Подтверждает ли Риббентроп то, что было сказано во время переговоров осенью прошлого года о Бессарабии, и остается ли сказанное в силе на сегодняшний день?

2) Правильно ли заявление Макензена о том, что Балканский вопрос будет решаться совместно тремя странами? То есть распространяется ли пункт соглашения о консультации и на этот вопрос?

3) Подтверждает ли германское правительство заявление Макензена или нет?

Шуленбург ответил утвердительно на все три вопроса, добавив, что вопрос о Бессарабии не упоминался, но взят гораздо шире.

Мирное разрешение вопроса со стороны Италии уже налицо – это содержится в речи Муссолини, где он говорит о том, что Италия не намерена расширять конфликт на Балканы. Германское правительство подтверждает заявление Макензена в той части, где речь идет о германском правительстве. Что же касается итальянского правительства, то оно намерено сделать такое сообщение непосредственно Советскому правительству.

На вопрос тов. Молотова, знакомо ли итальянское правительство с тем, что он поставил этот вопрос германскому правительству, Шуленбург ответил, что это ясно из ответной телеграммы Риббентропа.

На это тов. Молотов сказал, что он может запросить непосредственно мнение итальянского правительства по этому вопросу.

После этого тов. Молотов сообщил Шуленбургу решение Советского правительства по Бессарабскому вопросу. Шуленбургу известно, сказал тов. Молотов, соглашение между СССР и Германией о Бессарабии. Со времени этого соглашения прошло много времени. После соглашения было публичное заявление тов. Молотова о Бессарабии на VI Сессии Верховного Совета СССР. Советское правительство думало, что Румыния будет соответствующим образом реагировать на это заявление, но этого не произошло. Советский Союз хотел разрешить вопрос мирным путем, но Румыния не ответила на это предложение. Теперь Советское правительство послало полпреда в Румынию и хочет поставить этот вопрос вновь перед Румынией в ближайшее время. Буковина, как область, населенная украинцами, тоже включается в разрешение Бессарабского вопроса. Румыния поступит разумно, если отдаст Бессарабию и Буковину мирным путем. Она пользовалась ею 21 год, зная, что те не принадлежат ей. Даже ее союзники не ратифицировали, договор, по которому Бессарабия признавалась за Румынией. Ввиду того, что Япония не ратифицировала этот договор, он не действителен.

Если же Румыния не пойдет на мирное разрешение Бессарабского вопроса, то Советский Союз разрешит его вооруженной силой. Советский Союз долго и терпеливо ждал разрешения этого вопроса, но теперь дальше ждать нельзя.

Шуленбург в ответ на сообщение сказал: Германия еще осенью прошлого года объявила, что она не имеет политических интересов в Бессарабии, но имеет там хозяйственные интересы, которые теперь увеличились в связи с войной. По мнению Шуленбурга, в свое время постановка вопроса о Бессарабии была такова: СССР заявит свои претензии на Бессарабию только в том случае, если какая-либо третья страна (Венгрия, Болгария) предъявит свои территориальные претензии к Румынии и приступит к их разрешению. СССР же не возьмет на себя инициативу в этом вопросе. Шуленбург боится, что разрешение Бессарабского вопроса Советским Союзом в настоящий момент может создать хаос в Румынии, а Германии сейчас дозарезу нужны нефть и другие продукты, получаемые из Румынии.

Шуленбург просил тов. Молотова, если возможно, отсрочить проведение в жизнь решения Советского правительства до получения им ответа из Берлина на его сообщение по этому вопросу.

Тов. Молотов ответил, что заявление Шуленбурга не соответствует действительности, это только один из частных моментов, но не условие в целом. Вопрос о Бессарабии не нов для Германии. Что касается экономических интересов Германии в Румынии, то Советский Союз сделает все возможное для того, чтобы не затронуть их. Просьбу Шуленбурга тов. Молотов обещал сообщить Советскому правительству, но предупредил, что Советское правительство считает этот вопрос чрезвычайно срочным.

Я рассчитываю, сказал в заключение тов. Молотов, что Германия в соответствии с договором не будет мешать Советскому Союзу в разрешении этого вопроса, а будет оказывать поддержку; понятно, в пределах соглашения…».

Судя по архивным реквизитам (АВП РФ, ф. 06, on. 2. п. 14, д. 155, л. 209–215), это настоящий документ, а не сомнительная «заверенная копия», на которые так любят ссылаться яковлевцы. И запись данной беседы полностью опровергает вранье о «секретных протоколах», по крайней мере, в той части, что касается бессарабской проблемы.

Шуленбург ссылается на некое известное осеннее соглашение по Бессарабии. Современные «историки» с радостью спешат объявить, что тот имеет в виду «секретный прокол» от 23 августа 1939 г. Но это предположение полностью разбивается словами Шуленбурга, который напоминает советскому наркому условия этого осеннего соглашения:«По мнению Шуленбурга, в свое время постановка вопроса о Бессарабии была такова: СССР заявит свои претензии на Бессарабию только в том случае, если какая-либо третья страна (Венгрия, Болгария) предъявит свои территориальные претензии к Румынии и приступит к их разрешению. СССР же не возьмет на себя инициативу в этом вопросе».Ничего подобного в «секретном протоколе» от 23 августа 1939 г. мы не находим. Не видим мы и причин, заставивших СССР отказаться от своих безусловных прав на Бессарабию, якобы зафиксированных в августовском протоколе. Наконец, если стороны решили изменить условия своего секретного соглашения от 23 августа 1939 г., то в этом случае должен быть составлен еще один «секретный протокол» касательно Бессарабии, однако таковой не известен.

Почему Шуленбург и Молотов говорят об осеннем соглашении, хотя, если верить первому «секретному протоколу», вопрос был решен еще в августе. В августе СССР просто не мог обсуждать с Германией проблему пруто-днестровского междуречья. Румыния была связана военными обязательствами с Францией и Великобританией, и только поэтому Москва «заморозила» весьма болезненную для себя тему на два десятилетия. Но когда система англо-французских гарантий полностью обанкротилась в деле с Польшей, а Румыния испуганно легла под Германию – только тогда, то есть осенью 1939 г. бессарабский вопрос встал в повестку германо-советских отношений.

Вячеслав Михайлович тоже ссылается на осенне соглашение: «Ярассчитываю, сказал в заключение тов. Молотов, что Германия в соответствии с договором не будет мешать Советскому Союзу в разрешении этого вопроса, а будет оказывать поддержку, понятно, в пределах соглашения».Есть ли в известном нам «секретном протоколе хоть какие-то обязательства оказать ПОДДЕРЖКУ в разрешении бессарабской проблемы?

Никакие секретные протоколы оба собеседника не упоминают, зато ссылаются на договор о ненападении: «Ответ Риббентропа, по мнению Шуленбурга, не слишком ясен, но из него можно вынести впечатление о том, что договор, заключенный Советским Союзом с Германией в августе прошлого года, имеет силу и для Балканского вопроса. Соглашение о консультации распространяется этим и на Балканы». Осталось лишь напомнить содержание статьи III этого договора:

«Правительства обеих Договаривающихся Сторон останутся в будущем в контакте друг с другом для консультации, чтобы информировать друг друга о вопросах; затрагивающих их общие интересы».

Как видим, бессарабский вопрос разрешался не в соответствии с положениями «секретного протокола», а на основе совершенно иных соглашений, достигнутых не в августе 39-го, а осенью того же года, то есть во время визита в Москву Риббентропа в сентябре. 25 июня состоялась еще одна встреча Шуленбурга с Молотовым, на которой они подробно обсудили вопрос о Бессарабии. И снова собеседники неоднократно ссылаются на осенние договоренности:

«Шуленбург ответил, что в телеграмме Риббентропа по этому вопросу сказано следующее: принимая во внимание создавшееся положение и при соответствующей трактовке вопроса, его мирное разрешение в советском духе вполне лежит в рамках возможного. При этом Шуленбург заметил, что он убежден в том, что вопрос может быть разрешен мирным путем, если он не будет слишком тяжел для Румынии. Причем под тяжестью вопроса он понимает вопрос о Буковине. Что касается Бессарабии, то он знает, что Румыния никогда не рассматривала Бессарабию как составную часть Румынского королевства. Как, вероятно, известно тов. Молотову, оборонительная линия Румынии проходит вдоль Прута, а не по Днестру, и только под давлением англо-французов в течение последних шести месяцев Румыния спешно приступила к постройке оборонительных сооружений вдоль

Днестра. Мирное разрешение бессарабского вопроса лежит в духе осеннего соглашения Советского Союза с Германией.

Тов. Молотов ответил, что он придерживается того мнения, что можно достигнуть разрешения этого вопроса мирным путем, но в осеннем протоколе об этом прямо не говорилось. Если мирное разрешение вопроса является и германским интересом, то это двойной интерес. Но разрешение этого вопроса является очень срочным.

Шуленбург сказал, что у Риббентропа нет никаких сомнений в спешности вопроса. Речь идет только о «модус процеденди». Лично себе Шуленбург представляет это дело так, что в ближайшем будущем СССР поднимет вопрос, а Германия скажет Румынии «соглашайся».Тов. Молотов сказал, что это приемлемое мнение, но повторил, что этот вопрос является очень срочным…».

И снова мы не видим никаких намеков на «секретный протокол». На следующий день, 26 июня, Молотов вызвал к себе румынского посла Давидеску и передал ему заявление советского правительства следующего содержания:

«В 1918 году Румыния, пользуясь военной слабостью России, насильственно отторгла от Советского Союза (России) часть его территории – Бессарабию – и тем нарушила вековое единство Бессарабии, населенной главным образом украинцами, с Украинской советской республикой.

Советский Союз никогда не мирился с фактом насильственного отторжения Бессарабии, о чем правительство СССР неоднократно и открыто заявляло перед всем миром.

Теперь, когда военная слабость СССР отошла в область прошлого, а создавшаяся международная обстановка требует быстрейшего разрешения полученных в наследство от прошлого нерешенных вопросов для того, чтобы заложить, наконец, основы прочного мира между странами, Советский Союз считает необходимым и своевременным в интересах восстановления справедливости приступить совместно с Румынией к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу.

Правительство СССР считает, что вопрос о возвращении Бессарабии органически связан с вопросом о передаче Советскому Союзу той части Буковины, население которой в своем громадном большинстве связано с Советской Украиной, как общностью исторической судьбы, так и общностью языка и национального состава. Такой акт был бы тем более справедливым, что передача северной части Буковины Советскому Союзу могла бы представить, правда, лишь в незначительной степени, средство возмещения того громадного ущерба, который был нанесен Советскому Союзу и населению Бессарабии 22-летним господством Румынии в Бессарабии.

Правительство СССР предлагает Королевскому правительству Румынии:

1. Возвратить Бессарабию Советскому Союзу.

2. Передать Советскому Союзу северную часть Буковины в границах согласно приложенной карте.

Правительство СССР выражает надежду, что Королевское правительство Румынии примет настоящие предложения СССР и тем даст возможность мирным путем разрешить затянувшийся конфликт между СССР и Румынией.

Правительство СССР ожидает ответа Королевского правительства Румынии в течение 27 июня с. г.».

Сегодня многие комментаторы называют это предложение ультиматумом, что не верно. Ультиматум предполагает безусловного исполнения требований стороны, его выдвинувшей под угрозой применения силы. В данном случае Советский Союз решительно потребовал разрешить затянувшийся бессарабский кризис, а конкретные условия подлежали обсуждению. Лишь только когда 27 июня в Румынии была объявлена мобилизация, Молотов твердо заявил, что в случае невыполнения советских требований советские войска готовы пересечь румынскую границу. В итоге румыны были вынуждены согласиться со всеми условиями Москвы. Но в любом случае нельзя сказать, что советское правительство вышло за рамки дипломатического регламента – все было осуществлено в соответствии с действующими нормами международного права.

Обещание, данное Шуленбургом в Кремле, Германия выполнила, настоятельно посоветовав королю принять требования Советского Союза. Сделано это было вовсе не из стремления помочь Советскому Союзу, Германия была озабочена исключительно собственными интересами. Берлин очень боялся советско-румынской войны, поскольку это ставило под угрозу поставки нефти в Германию.

До сих пор открытым является вопрос о том, кто же запустил в оборот фальшивые протоколы. Я склонен считать, что это было сделано американскими спецслужбами. Практически во всех пропагандистских и политических акциях, в которых фигурируют фальшивые протоколы, торчат американские уши: Альфред Зайдль признался, что получил скандальные фотокопии от американской разведки, впервые слив был осуществлен через американскую провинциальную газету, впервые официально опубликованы они в издании Госдепартамента США, микрофильмы фон Леша переданы ФРГ тем же Госдепом. Черчилль, в чьи уста было вложено официальное объявление Холодной войны, произнес свою знаменитую Фултонскую речь в США в присутствии американского президента, да и сам антикоммунист№ 1, чья мать являлась американкой, всегда считался в Великобритании лидером проамериканского лобби.

Первое издание протоколов и сопутствующих им документов на русском языке осуществлено в 1983 г. так же в США. При этом совершенно очевидно, что перевод был осуществлен нерусским человеком, и не с немецкого, а именно с английского текста, хотя формально автором перевода считается беглый советский диссидент Фельштинский. Главная заслуга в признании «секретных протоколов» по копии, а так же честь отыскания их «оригинала» принадлежит американскому агенту влияния Александру Яковлеву, который вполне обоснованно обвинялся в связях с ЦРУ, что в свое время послужило одной из причин его опалы на закате Перестройки. Усилия США в культивировании сепаратистских движений в СССР, прежде всего в Прибалтике, достаточно очевидны.

Стоит подробнее остановиться на методологии исследования фальшивок, потому как этим делом занимаются очень немногие, а те, кто должен делать это по долгу службы, прежде всего архивисты, историки и журналисты, часто занимаются всего прямо противоположным – фабрикуют, обосновывают и пропагандируют подлоги. Даже если прямых улик фальсификатор не оставляет, совокупность косвенных улик порой достигает критической массы. Всякий фальшивый документ, как бы безупречно он ни был выполнен, имеет «маячки», сигнализирующие о подлоге.

Например, представьте себе, что историки предъявили найденный в каком-нибудь секретном архиве сенсационный документ – договор между Лениным и кайзером Вильгельмом II, где первый обязуется совершить революцию и заключить сепаратный мир с Германией, а второй обещает профинансировать указанные мероприятия. Все выполнено просто безупречно, но текст отпечатан на машинкеLexicon 80фирмыOlivetti.В данном случае это прямое доказательство подлога, потому чтоLexicon 80была создана известным дизайнером Ниццоли только в 1948 г. Если же текст отпечатан на американской машинкеSholes & Glidden Type Writerвыпуска 1874 г., то теоретически такое было возможно, но только теоретически, ибо первые модели печатных машинок, не имеющие переключения регистров, к XX веку давно вышли из употребления. И объяснить такой факт можно лишь тем, что фальсификаторы использовали для изготовления подделки первый попавшийся под руку старый аппарат, упуская из виду, что в 1917 г. он уже был музейным раритетом. Вопросов не возникнет лишь в случае, если пресловутый договор отпечатан на немецкой машинкеErika Naumannили современной ей модели.

Можно найти «маячки», сигнализирующие о подложности документа, даже не видя листа с машинописью. Например, в «записке Смирнова-Подцероба» странная запись: «Письмо тов. Ст. Гитлеру от 21.VIII. 1939 г. (подлинник). Что же здесь странного? Обозначение месяца латинскими цифрами нехарактерно для советского делопроизводства того времени, тем более, что в том же акте месяц всегда пишется по-русски. Нехарактерным употребление латиницы было потому, что пишущие машинки отличаются от современных компьютеров отсутствием возможности переключения языковой раскладки клавиатуры посредством нажатия клавишAlt-\-Shift.Поэтому если в русский документ требовалось вписать что-то латиницей, то использовались две пишущие машинки – с русским и латинским шрифтом.

Да, существовали и многоклавиатурные пишущие машинки, фактически представляющие собой две или более печатающих машинок, поставленных рядом и соединенных так, что каретка способна переезжать с одной машинки на другую. Но из-за громоздкости они использовались крайне редко. Так с какой стати в выполненном машинописью «акте Смирнова-Подцероба» присутствует несколько латинских символов»? Вероятно, набор этого текста осуществлялся впервые для публикации в газете «Известия» от 28 декабря 1989 г. с рукописи, а коль автор употребил латиницу, то и наборщик добросовестно воспроизвел ее, благо он пользовался фотонаборным аппаратом, позволяющим легко это сделать.

Другой вариант: редакция сдала в набор, как и полагается, машинописные тексты, но латинская цифра VIII была условно обозначена суррогатным образом – У111, либо просто вписана от руки, что практиковалось наиболее часто. Но зачем мидовским чиновникам нужно было создавать себе такие проблемы, когда они вполне могли просто написать по-русски слово «август»? Этот нюанс можно считать косвенным свидетельством подлога. Косвенные улики имеют решающее значение лишь в том случае, если их достаточно много. Если современное право позволяет осудить человека за убийство на основании совокупности косвенных улик, то и мы можем признать исторический источник фальшивым, когда косвенные свидетельства подлога достигают определенного количества в случае, когда прямые и неоспоримые доказательства подлинности оного отсутствуют.

Лингвистические «маячки» (косвенные улики против фальсификаторов) достаточно явно проявляются, когда мы имеем дело с переводом с одного языка на другой – документ часто несет в себе особенности, характерные для языка оригинала. Например, в 1989 г. в пятом номере журнала «Новая и новейшая история» был опубликован такой документ:

Приложение

ТЕКСТ ПРОЕКТА СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОГО ПАКТА, ПЕРЕДАННОГО В. М. МОЛОТОВЫМ ШУЛЕНБУРГУ 19 АВГУСТА 1939 г.

Проект

Правительство СССР и Правительство Германии

Руководимые желанием укрепления дела миру между народами и исходя из основных положений договора о нейтралитете, заключенного между СССР и Германией в апреле 1926 года, пришли к следующему соглашению:

Статья 1

Обе Договаривающиеся Стороны обязуются взаимно воздерживаться от какого бы то ни было насилия и агрессивного действия друг против друга или нападения одна на другую, как отдельно, так и совместно с другими державами.

Статья 2

В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом насилия или нападения со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме подобных действий такой державы.

Статья 3

В случае возникновения споров или конфликтов между Договаривающимися Сторонами по тем или иным вопросам, обе Стороны обязуются разрешить эти споры и конфликты исключительно мирным путем в порядке взаимной консультации или путем создания в необходимых случаях соответствующих согласительных комиссий.

Статья 4

Настоящий договор заключается сроком на пять лет с тем, что поскольку одна из Договаривающихся Сторон не денонсирует его за год до истечения срока, срок действия договора будет считаться автоматически продленным на следующие пять лет.

Статья 5

Настоящий Договор подлежит ратифицированию в возможно короткий срок; после чего Договор вступает в силу.

ПОСТСКРИПТУМ

Настоящий пакт действителен лишь при одновременном подписании особого протокола по пунктам заинтересованности Договаривающихся Сторон в области внешней политики. Протокол составляет органическую часть пакта.

Для того, чтобы читатель не сомневался, что здесь приведен подлинный документ, текст снабжен солидной ссылкой: АВП СССР, ф. 0745, оп. 14, п. 32, д. 3, лл. 52–53. Но элементарный лингвистический анализ сразу заставляет заподозрить подлог. Смысл фальсификации, как нетрудно догадаться в том, что здесь присутствует более чем странный «постскриптум», где упоминается некий особый протокол. Но вместо слов «составляет органическую часть пакта» по-русски правильно будет написать «неотъемлемую часть». Такая режущая глаз корявость может возникнуть разве что при художественном переводе с английского, где словосочетание integral part переводится в зависимости от контекста как «неотъемлемая часть» (юриспруденция, экономика) или как «составная, органическая часть» (медицина, биология). Переводчик просто не учел этот нюанс. Но самый большой изъян этой фальшивки в том, что предполагаемое соглашение именуется то «настоящий пакт», то «настоящий Договор».

Кстати, не лишне будет вспомнить, что Риббентроп в своих мемуарах утверждает, будто русские не пытались заранее составить проект договора о ненападении, и вдело пошел вариант, набросанный им совместно с Гауссом уже в самолете. Если Риббентроп говорит правду, значит рассматриваемый проект договора – позднейшая фальсификация. Если рассматриваемый нами документ подлинный – значит сфабрикованными являются мемуары Риббентропа. Но всего вероятнее третий вариант: и то и другое – ложь.

Не будем придираться к тому, что слово «договор» с заглавной буквы принято писать в английской грамматике, но не в русской (если это не имя собственное). Не станем долго задерживать наше внимание на том, что в официальном документообороте слово «постскриптум», тем более в текстах договоров(!) НИКОГДА не употребляется, и то, что здесь так названо, на самом деле является примечанием. Главное заключается в том, что советская дипломатия разделяла понятия «пакт» и «договор», и одно и то же соглашение никогда не называлось пактом и договором одновременно. Это подметил еще Юрий Калабухов в статье «Белые пятна» и мифы истории»:

«Была ли у Советского Союза практика заключения с другими государствами не договоров, а пактов? Да, была. 29 сентября 1939 годе одновременно с заключением с Германией договора о дружбе и границе СССР заключил с Эстонской Республикой ПАКТ о взаимопомощи. 5 октября 1939 годе СССР заключил с Латвийской Республикой ПАКТ о взаимопомощи. А вот 10 октября 1939 года СССР заключил с Литовской Республикой договор о взаимопомощи (с передачей Литве по этому договору города Вильно и Виленской области).

Если наша страна заключала с одними государствами договоры, а с другими – ПАКТЫ, то в этом была какая-то тонкость. Какая? Если рассмотреть содержание ПАКТОВ, заключенных СССР с Эстонией (см. газету «Правде» от 29 сентября 1939 г., с. 1) и Латвией (см. газету «Правда»от 6 октября 1939 г., с. 1), то нетрудно увидеть, что по этим ПАКТАМ нашей стране предоставлялась возможность арендовать не длительный срок (10 лет) какие-то морские порты (в случае с Латвией) или какие-то острова (в случае с Эстонией) этих государств и создавать там советские военно-морские базы или другие объекты военно-стратегического назначения. То есть наша страна получала как бы дополнительные территории вне наших границ. Эти порты и острова с их акваториями создавали широкий простор для действия наших военно-морских сил. Таким образом, договоры между СССР и Латвией, СССР и Эстонией имели существенную значимость еще и для других стран, расположенных в непосредственной близости от зоны действия этих договоров. Они могли затрагивать их суверенные интересы. Кроме того, те малые страны (Латвия, Эстония), которые заключали с нами, великой державой, договоры, сами хотели, чтобы заключаемые договоры о взаимопомощи уже названием показывали бы всему миру свою значимость. В силу этих обстоятельств договоры между СССР и Латвией и Эстонией перерастали из просто договоров в ПАКТЫ. В случае же с Литвой СССР не получал возможности сооружать на литовской территории военно-морские базы и т. д.,он лишь получал возможность с целью защиты Литвы от агрессии извне расквартировывать на ее территории строго ограниченные по виду, составу и количеству контингенты войск, которые должны были размещаться на согласованных с литовским правительством территориях. То есть в данном случае договор касался только Литвы и СССР, не затрагивал интересы сторонних государств и не мог называться ПАКТОМ».

Пактом советско-германский договор был назван 18 сентября 1939 года в германо-советском коммюнике о польских событиях, поскольку в результате разгрома Польши августовский договор приобретал большую значимость. Однако в дипломатической переписке он продолжал именоваться исключительно договором. В печати же термин «пакт» иногда фигурирует, но исключительно в редакционных комментариях. Например, в газете «Известия» за 24 августа 1939 г. в редакционном сообщении, предваряющем публикацию текста Договора о ненападении используется слово «пакт», а в газете «Правда» в том же самом случае соглашение называется исключительно договором.

Поскольку замирению с Японией после серии локальных вооруженных столкновений Советский Союз придавал исключительно большое значение, то и соглашение, подписанное между двумя странами 13 апреля 1941 г. официально именовалось Пактом о нейтралитете. «Пакт Молотова-Риббентропа» – есть сугубо журналистский штамп, сформированный западной прессой, и внедренный в наш обиход в период Перестройки. Поэтому когда перестройщики стали убеждать общественность, что «секретный протокол» все же существовал, они принялись лепить подобного рода фитюльки, где непроизвольно вворачивали в официальную переписку слово «пакт». Так это слово стало ярким маячком, сигнализирующим о том, что перед нами сфабрикованный документ. А начало путанице со словами «пакт» и «договор» было положено в 1948 г. Госдепартаментом США, издавшим сборник «Нацистско-советские отношения. 1939–1941». Вот как много лишь лингвистических «косяков» допустили фальсификаторы в таком маленьком тексте. Кто-то все еще верит, что данный «проект пакта» существует? Ну, тогда попробуйте получить его в архиве. Я бы тоже не отказался взглянуть на него.

Недавно вышла книга Александра Дюкова «Пакт Молотова – Риббентропа» в вопросах и ответах». Любопытное творение: около 100 иллюстраций, но самой главной картинки – репродукции секретных протоколов нет. На 17 странице «шедевр» – проект договора о ненападении от 19 августа 1939 г., рассмотренный нами выше, с очень «информативной ссылкой» – Архив Президента РФ. Но этот же самый проект был опубликован в сборнике «Документы внешней политики СССР. 1939 г.»с такими реквизитами: АВП РФ, ф. 0745, оп. 14, п. 32, д. 3, л. 52–53. Согласно положения об АП РФ, в нем хранятся только документы, касающиеся деятельности непосредственно президента. Все прочие документы передаются в архивы по подведомственности. А тут получается, что в АП РФ МИД передал свои документы 70-летней давности. Абсурд! Гораздо логичнее предположить, что Дюков впаривает нам туфту.

Еще одним ярким «маячком» является использование в официальных внешнеполитических документах титулатуры. Если какой-то документ подписывает «фон Риббентроп» или «граф фон дер Шуленбург», то это явная подделка. Это даже, наверное, можно считать прямым, а не косвенным доказательством подлога. Выше уже отмечались такие лингвистические «маячки», как именование Народного комиссариата внутренних дел анахронизмом «ОГПУ», замена в официальных документах названия СССР на «Советскую Россию» или обозначение советско-германских отношений, как «русско-германские» (почему же тогда не «русско-немецкие»?). Из той же серии прилагательное «имперский» применительно к Германии – имперский министр, имперские граждане, и т. д.

Почему яковлевцы не могут изготовить убедительные оригиналы «секретных протоколов»? Потому что они должны быть напечатаны на той же пишущей машинке, что и образцы из коробки фон Леша. Электронное изображение можно сделать легко, сымитировав все уникальные для каждой машинки особенности, но повторить это вживую совершенно нереально. Американцы изготовили свои образцы протоколов в 1945 г. или 1948 г. В их распоряжении не было кремлевской пишущей машинки. В 1992 г., когда яковлевцы объявили об обнаружении «оригиналов», они явно не располагали той машинкой, каковую использовали янки в 40-х годах, когда ваяли микрофильмы фон Леша. Конечно, нельзя исключать, что в «Особую папку» в Архиве президента подсунули изготовленный за полвека до этого второй комплект документов. Но такая дьявольская предусмотрительность фальсификаторов кажется фантастической.

Иллюстрация из книги Александра Дюкова «Пакт Молотова-Риббентропа в вопросах и ответах». Якобы вариант текста «пакта» о ненападении с подробной правкой И.В.Сталина. Интересно, зачем потребовалось хранить в архиве черновик – именно черновик, а не проект с резолюцией Сталина, да еще без каких-либо канцелярских реквизитов? Но давайте согласимся, что этот проект – подлинный документ. Может ли он быть хотя бы косвенным подтверждением заключения секретных договоренностей между СССР и Германией? Найдите здесь слово «секретный», и я это признаю. 17 и 19 августа 1939 г. между Молотовым и Шуленбургом состоялись беседы, в ходе которых, если верить сборнику «Документы внешней политики СССР», обсуждалась возможность заключения особого протокола, как НЕОТЪЕМЛЕМОЙ ЧАСТИ договора – публичной декларации о взаимных интересах. В этой связи говорилось о советских интересах в Балтийском море и возможности предоставления гарантий безопасности прибалтийским странам. Надо обладать очень извращенной фантазией, чтобы предположить, что совместные гарантии безопасности, данные третьим странам, могут быть тайными.

Анализировать польские и прибалтийские пропагандистские источники последних 20 лет по «секретным протоколам» нет никакого смысла – это либо клинический бред, либо художественная интерпретация, базирующаяся на старых постулатах. А вот отечественные издания «научно-фундаментального» характера весьма полезны, ибо дают хорошую пищу для новых разоблачений. Ведь что толку разгромить статейку в бульварной прессе? Фальшивки обычно сначала обкатываются в масс-медиа, и если затея не срабатывает, «серьезные историки» всегда имеют возможность откреститься от этой провокации. Но если липовый документ опубликовали в официальном сборнике документов, то тут уже деваться некуда.

Поэтому желающие могут провести увлекательный эксперимент – собрать все официально опубликованные документы, касающиеся «секретных протоколов» Молотова – Риббентропа (а их всего около полусотни) и проанализировать, насколько они стыкуются между собой. Например, до сих пор нет ясности с картами, на которых якобы были зафиксированы предварительные договоренности по разделу Польши и Литвы.

Если верить «историкам», карта была, и на ней расписался Сталин с Риббентропом. Журнал «Новая и новейшая история» (№ 1, 1993 г.) публикует документ под грифом «Сов. Секретно» – «Опись № 1. документы, относящиеся к советско-германским переговорам в период 1939–1941 гг.». Составлена опись якобы заведующим VI сектором Общего отдела ЦК КПСС Л. Мошковым 10 июля 1987 г. и перечислены в ней те самые «подлинники» документов, которые обнаружат Яковлев с Волкогоновым в «особой папке» из сейфа Горбачева. Под номером «9» в этой описи значится «Две карты польской территории с подписями И.В. Сталина и Риббентропа». Странно, почему Мошков не указывает, к какому документу прилагаются эти карты, и что на них обозначено, кроме подписей Сталина и Риббентропа, но это не самая большая странность в деле о «секретных протоколах». Гораздо интереснее другой вопрос: как можно было осуществлять раздел Литвы, руководствуясь картой «польской территории»? О том, что помимо Польши на карте была обозначена литовская территория, не сообщает ни Мошков, ни Безыменский в своей книге «Гитлер и Сталин перед схваткой», хотя последний упоминает даже такую несущественную подробность, что карты находились в «закрытом пакете № 35», о чем почему-то умалчивают публикаторы из «Новой и новейшей истории».

Может быть, существовала какая-то иная карта? Да, существовала. В восьмом номере журнала «Международная жизнь» в 1989 г. публиковался НЕсекретный дополнительный протокол между СССР и Германией (подписан 4 октября 1939 г. Молотовым и Шуленбургом), описывающий новую линию советско-германской границы. Опубликован этот протокол был в «Ведомостях Верховного Совета СССР» (№ 10 (73) от 29 марта 1940 г.), откуда его и перепечатал журнал «Международная жизнь». В примечаниях к протоколу указывается следующее:

«…ПРИМЕЧАНИЕ 2: Участки границы, определенные условными линиями, будут уточнены при демаркации границы.

ПРИМЕЧАНИЕ 3: Линия границы, установленная настоящим протоколом, нанесена черным цветом на прилагаемую русскую карту масштаба 1: 100.000».

Как видим, Сталин с Риббентропом подписать эту карту 28 сентября 1939 г. никак не могли, потому что ее подписали 4 октября Молотов и Шуленбург. И при дележе Литвы ее невозможно было использовать, потому что ни в протоколе, ни, соответственно, на карте, литовская территория не упоминается. А как же быть с той знаменитой картой, на которой осталась размашистая подпись Сталина? О ней в официальных анналах нет ни единого упоминания. В архиве же находятся совершенно другие карты от 4 октября 1939 г., которые никогда не публиковались. Поэтому легко создается впечатление, будто в «особой папке» хранятся те самые карты с подписью Сталина, которые широко разпропагнадированы фальсификаторами. Вот и весь нехитрый трюк. Стоит обратить внимание и на то, что 4 октября в Москве Молотов и Шуленбург сверяли границу по русской карте, что отражено в дополнительном протоколе, а карты с якобы сталинским автографом (все пять найденных мною вариантов) выполнены латинским шрифтом, причем в двух случаях отчетливо видно, что карты польские. Болдин же пишет, что якобы Горбачев в его присутствии рассматривал немецкую карту.

В августе 2017 г. пресс-служба министерства иностранных дел Литвы сообщило, что получила из политического архива МИД Германии копию пакта Молотова-Риббентропа «Содержание пакта Молотова-Риббентропа известно, однако впервые официально министерство иностранных дел Германии передало нам отсканированные версии секретных протоколов и карт», – сказал министр иностранных дел Литвы Линас Линкявичюс. (https://www.urm.lt/ default/lt/naujienos/is-vokietijos-archyvu-gautosmolotovo-ribentropo-pakto-kopijos)

Странно, что только более чем через четверть века независимости Литва получила такой ценный подарок. Жаль, что МИД республики не счел нужным поделиться подарком с общественностью – опубликован был скан карты в очень плохом разрешении, не видно даже, на каком языке она выполнена. Действительно, у Германии должна быть карта, если она сохранилась, но это должна быть карта, подписанная Молотовым и Шуленбургом 4 октября 1939 г. Карта с подписями Молотова и Риббентропа либо фальшивая, либо это рабочая карта (черновик), не приложенная ни к каким договорам, а Сталин и Риббентроп расписались на ней, как на памятном сувенире. Гипотетически и такое могло быть. Но даже в этом случае она не может иметь отношения к августовским «секретным протоколам».

В итоге мы имеем полную нестыковку между всеми упомянутыми документами (усугубленную тем, что в некоторых официальных сборниках содержится примечание, будто некая карта была приложена к секретному протоколу от 23 августа 1939 г.), но так и не выяснили вопрос: по какой же карте делили «секретным протоколом» Литву в сентябре 1939 г, и какой картой руководствовались, утрясая территориальные вопросы в «секретном протоколе» от 10 января 1941 г.? Что характерно: НЕсекретные договоры, дополнительные протоколы и приложенные к ним карты прекрасно согласуются между собой, как, например, весь комплекс документов, касающийся демаркации советско-германской границы 1939–1941 гг. Но когда речь заходит о «секретных протоколах» и сопутствующих документах, то появляется совершенно неразрешимая путаница.

Представим, что протоколы все же существовали и скрыть следы их существования невозможно. Что должны были сделать историки и политики, заинтересованные в их признании, если оригиналы не найдены? Прежде всего, собрать крохи достоверной информации, а уж потом, опираясь на нее, реконструировать (домыслить) недостающие звенья логической цепочки. Но политики принялись фабриковать документы, а историки домысливали, опираясь на эти фальшивки, чем себя сами и изобличили. Ну, скажите на милость, зачем понадобилась депутатская комиссия Яковлева? Исключительно для того, чтобы прикрыть подлог. Но мы твердо установили факт, что комиссия не вела никакой исследовательской работы. Ведь если 22 июля 1989 г. ею якобы уже было сделано заключение, то выходит, что с 10 июня (9 июня завершился I Съезд народных депутатов СССР) по 22 июля комиссия направила запросы в советские и зарубежные архивы, получила ответы, обработала открытые источники, в том числе литературу на иностранных языках (ее следовало для начала перевести), заказала экспертизы и получила их результаты, систематизировала и изучила сотни документов (по словам члена комиссии Казанника даже десятки тысяч), обсудила итоги и пришла к некоему заключению. Не быстро ли?

Примем во внимание и то, что члены комиссии работали на общественных началах без отрыва от основной работы и при этом проживали в разных городах – Москве, Вильнюсе, Риге, Фрунзе, Таллине, Кишиневе, Омске, Ленинграде, Киеве, Клайпеде Ереване и Тарту. При таких условиях сложно представить, что комиссия хоть раз собиралась в полном составе. Самое подробное описание работы комиссии оставил ее шеф Яковлев в своем сочинении «Сумерки»:

«…Началась работа – нудная и тяжелая. Собрали сотни и сотни документов – прямых и косвенных. К работе подключили советские посольства в ФРГ, Англии, Франции, США. Проштудировали десятки книг, особенно на немецком языке. Все эти документы и материалы рассылались членам комиссии».

Какие документы могли собирать во Франции – это я даже предположить не могу. Но из приведенного текста следует, что занимались сбором документов не члены комиссии, которым материалы лишь рассылались. Кто их рассылал – не совсем понятно. Чем занимались члены комиссии кроме того, что получали обильную почту, со слов Яковлева установить невозможно.

Поэтому если какой-нибудь «историк» теперь считает «секретные протоколы» Молотова – Риббентропа существующими, ссылаясь на то, что «факт их существования и подписания» установила депутатская комиссия, чем освободила его от этой работы, он ставит себя в крайне уязвимое положение. Если же он сошлется на обнаружение их «оригиналов» в октябре 1992 г., то его приведет в полное замешательство прямой вопрос: «А ты их лично видел?». Поэтому ни наши, ни зарубежные историки НИКОГДА не пытались подробно исследовать обстоятельства заключения «секретных протоколов» Молотова – Риббентропа. Разве что если за это дают предоплату. Например, Фонд Сороса финансировал в 1997 г. работу некоего студентика Пронина «Советско-германские соглашения 1939 г. Истоки и последствия», которая была опубликована в Международном историческом журнале (№№ IQ-12, 2000 г.), осуществляющего свою деятельность на гранты все того же фонда. В предисловии автор торжественно объявляет:

«Настоящая работа задумывалась мною как первое в российской (отечественной) науке комплексное монографическое историко-юридическое исследование советско-германских и, насколько это было необходимым для понимания детерминированности явлений, подвергаемых научной рефлексии, советско-польских и польско-германских отношений в межвоенный период и годы второй мировой войны».

Эта первая работа оказалась ЕДИНСТВЕННОЙ отечественной «научной» монографией о советско-германских договорах 1939 г. и «секретных протоколах» (все прочие сочинения носят художественно-публицистических характер), однако серьезно воспринимать этот по сути-то студенческий реферат нельзя из-за его вопиющей убогости (например, автор цитирует художественные литературные произведения, пытаясь опровергать таким образом документальные свидетельства) и нисколько не скрываемой конъюнктурности. Публикаторы из «Международного исторического журнала» анонсируют пронинскую работу как доказательство правоты теории Резуна о том, что Сталин планировал летом 1941 г. напасть на Германию, но Гитлер, дескать, нанес упреждающий удар. Спрашивается, почему зарубежные спонсоры не нашли более солидного автора для придания научности мифу о «секретных протоколов» – ведь продажных «историков» в РФ хоть пруд пруди. Я думаю, причиной было то, что фонд Сороса выделил для этих целей столь мизерный грант, на который позарился только голодный студент Уральской государственной юридической академии. Вот жмоты! Для придания веса сему «научному» труду в 1997 г. приказом министра образования РФ Кинилева по итогам открытого конкурса на лучшую научную работу студентов по естественным, техническим и гуманитарным наукам в вузах России по разделу «юридические науки, исследование» Пронин удостоен медали «За лучшую научную студенческую работу». Но эта побрякушка не добавила убедительности его реферату.

Еще менее убедительно выглядит «научная издание» (так сказано в выходных данных) Белорусского научно-исследовательского института документоведения и архивного дела, выпущенное в 1996 г. – «Советско-германские договоры 1939–1941 годов: трагедия тайных сделок». Авторство принадлежит некоему Якову Павлову, который в советские годы делал карьеру, прославляя марксистско-ленинский догмат, а во время Перестройки, разумеется, проникся до глубины души «общечеловеческими ценностями», с позиции которых осуждает «сговор Молотова-Риббентропа». Но в отличие от Пронина, Павлов даже не пытался придать видимость научности своему сочинению, а слепил достаточно примитивную компиляцию на основе газетных статей конца 80-х годов. Осталась совершенно незамеченной общественностью эта брошюрка лишь потому, что ее тираж составил всего 50 экземпляров.

Обычно всякого рода тайны и загадки будоражат воображение историков, как навозных мух запах свежего говна. Но тему «секретных протоколов» они, словно сговорившись, старательно обходят стороной. Единственное исключение представляет собой исследование племянницы германского посла в Москве Шуленбурга Ингеборг Фляйшхауэр «Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии» (Fleischhauer I. Der Pakt: Hitler, Stalin und die Initiative der deutschen Diplomatie 1938–1939. Berlin, 1990).

Книга была издана в СССР в 1991 г. в издательстве «Прогресс». Любопытно, что книга вышла под общей редакцией Льва Безыменского, который написал предисловие, а вступительное слово принадлежит перу Валентина Фалина – оба активисты яковлевской шайки фальсификаторов истории.

Чувствуется, что Фляйшхауэр попыталась воссоздать максимально полную картину московских переговоров, однако сделала это она очень примитивно – путем механического суммирования свидетельств, оставленных участниками встречи, и цитированием архивных документов. При этом, разумеется, она постаралась в меру своих умственных способностей устранить противоречия и неточности, приведя все свидетельства к общему знаменателю, однако ее способности оставили желать лучшего. Суммируя факты, автор не делает попытки их анализировать, а стремится лишь к внешне непротиворечивому их сочленению, и всячески избегает критического осмысления воспоминаний участников событий, что убивает всякую научность ее труда. Например, Фляйшхауэр обильно цитирует сфальсифицированные мемуары Риббентропа:

«На случай возникновения германо-польского конфликта, который при сложившемся положении нельзя было исключать,»была согласована демаркационная линия». Эту демаркационную линию, соответствующую директивам Гитлера, соответствующую директивам Гитлера относительно разграничения сфер интересов, Риббентроп в общих чертах нанес на карту. По его собственным словам она проходила вдоль рек Рыся (правильно: Писса – И. Ф.), Буг (Висла – И. Ф.), Нарве, Сан… Так выглядела демаркационная линия, которой надлежало придерживаться в случае, если бы дело дошло до вооруженного конфликта с Польшей».

Я привел всего пол-абзаца – но сколько же здесь путаницы! Фляйшхауэр смешала в одну кучу сведения о трех различных переговорах. По общепринятой версии событий сферы влияния делили Молотов с Риббентропом в августе 39-го, демаркационную линию от имени командования Вермахта согласовывал с наркомом обороны Ворошиловым германский военный атташе генерал Кестринг 21 сентября, а пресловутую карту якобы Сталин и Риббентроп подписали 28 сентября. Что касается свидетельства Риббентропа на Нюрнбергском процессе, то если речь 23 августа 1939 г. шла о демаркации по реке Писса, и эта линия якобы была нанесена на карту, то как могло появиться подписанное Шуленбургом и Молотовым разъяснение к «дополнительному секретному протоколу», датированное 28 августа 1939 г., где как раз уточнялась граница сфер интересов по реке Писса? Но при этом немецкий историк дотошно поправляет рейхсминистра, что река Рыся на самом деле называется Писса, и дополняет, что он упустил в своем перечислении Вислу. Правда, непонятно, почему она вставляет ее между Наревом и Бугом, хотя как раз Буг в «секретном протоколе» от 23 августа не упоминался.

Сочинение Ингеборг Фляйшхауэр – это лоскутное одеяло, слепленное из мифов, фрагментов подлинных документов и свидетельств, которые сочетаются с самыми низкопробными фальшивками и домыслами автора. Дело при этом усугубленное массой ошибок, путаницы и подтасовок. Между тем «историки» в один голос признают его единственным фундаментальным исследованием по истории советско-германского договора о ненападении. Что же касается «секретных протоколов», то Фляйшхауэр даже не пытается усомниться в их подлинности. Но это следовало сделать хотя бы для соблюдения ритуала, ведь она писала свою книгу еще до того, как были найдены «оригиналы» протоколов, и, возможно, даже до того, как Съезд народных депутатов признал факт их существования. Я очень невысоко оцениваю умственный уровень лиц, считающих себя учеными-историками, но, даже делая поправку на женскую логику, книга Фляйшхауэер не имеет ни малейшего отношения к исторической науке, ибо в ней грубо попираются самые основные принципы научного познания.

Вообще, учеными называть современных «историков» нельзя ни при каких обстоятельствах. Потому что наука, не обладающая математическим аппаратом – это шарлатанство. Зачем «историку» знание абстрактных законов численных соотношений? Объясню на элементарном примере. Я, усомнившись, в существовании «секретных протоколов» могу математически доказать, что они являются фальшивкой. Возьмем весь фонд архивных дипломатических документов, имеющих отношение к Германии и России, скажем, за последние 100 лет. Изучив их, мы придем к выводу, что 5 % всех документов имеют сомнительные места. Ну, пусть даже 10 %. Где-то число неверно проставлено, где-то фамилия написана с ошибкой, где-то исправления от руки сделаны. А где-то межгосударственный договор забыли скрепить сургучной печатью или не оприходовали его в канцелярии по всем канонам бюрократического искусства. Скрепя сердце, я даже готов допустить, что при улаживании пограничного спора была использована неправильная карта. Но в любом случае 90 % всего документального фонда будет оформлено по всем канцелярским канонам.

Для выявления доли документов с ошибками и неточностями не обязательно изучать под лупой сотни тонн бумаг. Достаточно методом случайной выборки проанализировать тысячу документов, а полученный результат считать неизменным для всей массы архивного материала. Этот прием называется экстраполяция

– логико-методологическая процедура распространения (переноса) выводов, сделанных относительно какой-либо части объектов или явлений на всю совокупность (множество) данных объектов или явлений.

Теперь вычленяем из всего фонда источников корпус документов, связанных с «секретными протоколами». И вот тут окажется, что ошибки, неточности, нарушение практики оформления бумаг и путаница присутствуют более чем в 10 % случаев. Следовательно, в этом деле не все чисто. Если количество «досадных недоразумений» превышает 25 %, то мы можем уверенно говорить, что фальсификаторы приложили руку к искажению истины. Математики назвали бы такой прием методом корреляционного анализа (обработка статистических данных, заключающаяся в изучении коэффициентов (корреляции) между переменными). За точность термина не ручаюсь, поскольку у меня в школе по математике выше тройки никогда не было, но суть, надеюсь, ясна.

Вам любопытно, какой процент всех документов, касающихся «секретных протоколов» содержит признаки недостоверности? Я сам подивился, но результат действительно впечатляющий

– 100 %. И это при том, что я работал не в самих архивах, а исследовал документы по открытым источникам. Если хоть где-то употребляются слова «сфера интересов», «сфера влияния», «секретный протокол» или подобные ключевые слова – значит, мы неминуемо наткнемся на какой-нибудь «маячок» – фальшивые архивные реквизиты, нарушение правил делопроизводства, применение непрофессиональной терминологии, грамматические ошибки, сомнительное происхождение из частного архива, рудименты перевода с английского, путаница с географией, датами, и т. д.

Кстати, о датах. Хронология – основа исторической науки. Всякий ученый от истории должен уверенно владеть методами хронологического анализа. Попробуем применить их к корпусу источников по «секретным протоколам» Молотова – Риббентропа. Первое, с чем мы столкнемся – это громадное количество событий, датировать которые невозможно. Вот навскидку:

– когда проводилась яковлевская пресс-конференция по случаю обнаружения «оригиналов» протоколов;

– когда Безыменский ездил со своей миссией в Бонн;

– когда Подцероб со Смирновым составили акт приема-передачи пакета документов, включающих «секретные протоколы»;

– когда союзники захватили микрофильмы фон Леша;

– когда (и сколько раз) Вульфсон ездил в Германию на поиски «секретных протоколов»;

– когда проводились заседания депутатской комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года;

– когда членами комиссии Яковлева был утвержден проект Постановления Съезда;

– когда Яковлев получил от Ковалева «служебную записку Смирнова-Подцероба»;

– когда проводились многочисленные экспертизы документов, на которые ссылался Яковлев в своем докладе Съезду народных депутатов;

– когда были рассекречены «секретные протоколы» в РФ;

– когда были осуществлены публикации текстов протоколов Молотова – Риббентропа в журналах «Вопросы истории» и «Новая и новейшая история»;

– когда Риббентроп звонил из кабинета Сталина Гитлеру, согласовывая раздел «сфер интересов»;

Некоторые события в принципе не могут быть датированы, и потому их нельзя считать достоверными и даже вероятными. К их числу относится, например, беседа бывшего молотовского переводчика Павлова с писателем-фантастом Карповым.

Но давайте оперировать лишь точно датированными событиями и документами. Например, расположим в одной колонке сведения о запротоколированных беседах Молотова с Риббентропом, где они касались условий секретных договоренностей, а в колонке напротив поместим тексты отчетов Шуленбурга Риббентропу об этих встречах. По идее они должны совпасть по смыслу очень точно. На деле же мы видим в них множество явных нестыковок (см. главу «Сувалки»). Но даже если фальсификаторы идеально согласовали одни фальшивые документы с другими, мы добавляем в нашу хронологическую таблицу третью колонку, где отражены реальные события того времени. И вся концепция «сговора» Молотова – Риббентропа рассыпается (подробности см. в главах «Гальдер», «Граница»). Калибруется наша хронологическая шкала по третьей колонке (реальные события), и если документы плохо соотносятся с реальностью, значит, есть повод заподозрить позднейший подлог.

Хронологические «маячки» наиболее ярко светят, когда мы имеем дело с подложными мемуарами. Ведь их составители пользуются не своей памятью, а подгоняют описываемые события под «общеизвестную» версию хронологии. И если в этой «общеизвестной» версии появится ошибка, то все псевдо-мемуаристы ошибутся одинаково. Либо наоборот, каждый ошибется по-разному, но в одном и том же месте. Примером тому может служить сюжет о том, кто и когда звонил Гитлеру из кабинета Сталина (см. главы «Гаусс», «Риббентроп», «Павлов, «Херварт»).

Статистический анализ ошибок – очень эффективный прием ученого, желающего разоблачить подлог. Дело в том, что в реальной жизни человек стремится к минимизации ошибок. Сама жизнь заставляет свои ошибки исправлять, потому что он сталкивается с их очень неприятными последствиями. А в корпусе фальшивых документов ошибки лишь накапливаются, наслаиваясь друг на друга. Происходит это потому, что фальсификаторы отражают в своих поделках не реальность, а свои представления о ней, которые зачастую неверны. Например, неизвестные нам умельцы, сляпав карту «распила» Польши с автографами авторов сделки, отразили более позднее состояние государственных границ, нежели оно было в реальности образца 1939 г.

На базе этой неверной карты возник «секретный протокол» о разделе Литвы», где слишком уж грубая путаница с Сувалками потянула за собой целый шлейф фальсификаций. В итоге одна ошибка не только кочует из одного подложного источника в другой, но и провоцирует появление новых ошибок при попытке устранить ее с помощью очередной фальшивки. Скажем, виртуальный конфликт вокруг «кусочка Литвы» был улажен с помощью виртуальной сделки купли-продажи. Все бы ничего, да только номинирована сделка в несуществующей валюте – золотых долларах. Ладно, хоть не в платиновых пиастрах.

Иногда два или три фальшивых источника могут относительно точно стыковаться друг с другом, если их фабриковали одни и те же люди, либо очередной подлог совершался на базе предыдущего. Но и в этом случае фальсификация выявляется путем перекрестного анализа всех доступных источников. Возьмем хрестоматийный уже пример с «кусочком литовской территории». Если у Гаусса Риббентропа и Хильгера этот «кусочек» не имеет никакой географической привязки, и потому противоречия не возникает, то у депутатов Верховного Совета Литовской СССР речь идет о «треугольнике Сувалки», а у Семиряги Сувалки передаются Германии вместе со всей территорией Литвы 23 августа, а не 28 сентября 1939 г., как у всех прочих (см. главу «Сувалки»). Несогласованные попытки географически локализовать «кусочек Литвы» приводят к еще большим противоречиям. Отсюда делаем вывод, что документальная база под этими попытками локализации отсутствует, а имеет место лишь различная интерпретация высказываний Гаусса и Риббентропа.

Я могу еще долго избивать банду фальсификаторов истории, находя все новые и новые противоречия в состряпанных ими «секретных протоколах» Молотова – Риббентропа и сопутствующих фальшивках, но не буду лишать любознательного читателя удовольствия сделать это самостоятельно. Разоблачение исторических фальшивок – увлекательнейшее дело!

Алексей Кунгуров

2007–2012 гг.