Я познакомился с Тони в старшей школе и тут же решил, что она самая красивая и нежная девушка в целом свете. Даже в подростковом возрасте мы были довольно циничными, и мгновенная и зачастую непомерная любовь, что мы почувствовали друг к другу, удивила меня. Но как у большинства пар, что знакомятся и остаются вместе в старшей школе, наши отношения были невероятно пылкими. Все восторги были особенно восторженными, горести – особенно горькими: типовой бурный роман. И вскоре после школы перед нами встал непростой выбор. Либо мы остаемся вместе и женимся, либо идем каждый своей дорогой, проверяя на прочность наши отношения и, в конечном итоге, самих себя. По нашим представлениям, если наша любовь истинная и ее существование предрешено, мы будем вместе так или иначе. И, как бы мучительно это ни было, мы решили, что лучше всего будет расстаться и какое-то время встречаться с другими людьми. Кто бы мог подумать, что через три года мы снова окажемся вместе, обручимся и поженимся годом позже. Находясь в разлуке, мы оба встречались и спали с другими людьми, но с момента обручения у меня была только Тони.

Встретив Клаудию, я и не подозревал, что в конце концов мы окажемся в одной постели. До этой ночи я ни о чем подобном даже не думал, ничего такого не желал; и, подозреваю, она чувствовала то же самое. Но в итоге мы оказались вместе. И кроме вины и сожалений в нашей близости, возникшей на краткое время среди фантастического мира демонов и кошмаров, как оазис в пустыне теней, были и острота ощущений, неподдельная чувственность и искреннее влечение.

Она кончила тихо и страстно, под аккомпанемент стучавшего в окна дождя. Свечи почти полностью прогорели, но все еще мигавшие раз в несколько секунд молнии освещали комнату. Утомившись, мы задремали. Клаудия лежала поверх меня, положив голову мне на грудь, расплющив груди о мой живот. Наши теплые, влажные, скользкие от пота обнаженные тела сплелись друг с другом с головы до ног.

Я заплутал в ночи, вышел из нашего убежища на неопределенную окраину сна, где меня поджидали все самые ужасающие, нечистые видения.

Я сонно открыл глаза. Клаудия по-прежнему лежала поверх меня, ее ровное горячее дыхание касалось моей груди. Дождь стих, тучи рассеялись, уступив место луне. По стенам скользили тени. Скрипнул пол. Я почувствовал движение прежде, чем заметил его краем глаза.

В свете растущей луны вперемешку с тенями несколько темных фигур танцевали вокруг кровати, как будто проводили какую-то древнюю церемонию. Мои мышцы сжались от ужаса. Я попытался сесть, но мое тело оставалось парализованным, прижатым к матрасу и придавленным Клаудией. Я попытался ее окликнуть, но слова застряли у меня в глотке, и чем сильнее я старался заговорить, тем сильнее сжималось мое горло. Фигуры продолжали пляску, все ускоряясь, и начали яростно пульсировать.

Внезапно Клаудия резко вскинула голову, уперлась подбородком мне в грудь и взглянула на меня ясными, дикими глазами.

– Никогда не задумывался, что происходит, когда ты закрываешь глаза? – спросила она и хихикнула. – Что пробуждается, когда ты засыпаешь?

Я попытался скинуть ее с себя, но мои руки и ноги отказывались двигаться, и чем яростнее я пытался сдвинуться с места, тем громче смеялась Клаудия.

– Слезь… с меня, – наконец удалось выдавить мне.

– Никогда не задумывался, что за странное чувство посещает тебя иногда по ночам? – прошептала она, кидая быстрый взгляд через плечо, чтобы широко улыбнуться окружавшим постель теням. – Ощущение, что ты не один, что как только гаснет свет и все затихает, в комнате рядом с тобой появляется что-то еще? Мы все это чувствуем время от времени. Как будто кто-то стоит рядом с постелью? Мы открываем глаза и смотрим кругом, хотя уверены, что ничего не увидим. Но глубоко в душе ты знаешь, что что-то почувствовал, и это тебя пугает. Знаешь, почему? Потому что там и в самом деле что-то есть.

Внезапно ко мне вернулась способность двигаться, и я оттолкнул ее от себя с такой силой, что на секунду она взлетела в воздух, прежде чем рухнуть обратно на матрас рядом со мной. Я соскочил с постели и с животным криком принялся наносить удары в темноту. Но тени пропали.

Потеряв равновесие, я пронесся через комнату и врезался в стену.

Клаудия осталась на кровати, распластавшись на спине. Ее тело начало извиваться, источая дым, и комнату заполнил ворчащий шепот. Следом, как будто от землетрясения, начал содрогаться весь дом. Я в ужасе оглядел потолок и стены, почти что ожидая, что сверху на меня что-нибудь упадет. Я нащупал золотой крестик, висевший у меня на шее. Моя мать подарила его мне за считаные месяцы до смерти. Я покрепче вцепился в него, и мои глаза наполнились слезами. Ты все еще веришь? Голос моей матери из далекого прошлого…

– Ты в порядке?

При звуке голоса Клаудии все прекратилось так же внезапно, как началось. Я посмотрел на постель. Она сидела, глядя на меня с изумлением.

– Тебе что-то приснилось?

– Не знаю, – сказал я срывающимся голосом.

– Все в порядке. – Подобравшись к краю постели, она села на пятки. Ее тело все еще поблескивало от пота. – Не позволяй злу выбраться за пределы видений и кошмаров, во сне или наяву – не важно. В них оно заперто, ты можешь им управлять. Как только оно пробирается сюда, – сказала она, указывая на свой висок, – оно начинает управлять тобой. Как только ты впускаешь его в сознание или оно обманом проникает туда само, как только оно обустраивается там всерьез, оно может делать все, что пожелает.

Я медленно вернулся к кровати, все еще не понимая, с кем – или чем – имею дело.

– Я уже проснулся?

– Помнишь, что я тебе говорила? – Клаудия распахнула объятия. – Все кругом обман.

Я склонился к ней и услышал странное щелканье, как будто переламывались, раскалывались и трескались маленькие косточки или карандаши.

Прежде чем я успел что-либо сообразить, из живота Клаудии вырвался какой-то твердый предмет. Горячая кровь брызнула мне в лицо, и я рухнул навзничь на пол, а из ее груди и живота появлялись все новые членистые, покрытые волосками конечности. Ее кожа блестела от крови и других жидкостей. Хруст все продолжался, ее спина выгнулась, и паучьи лапы со щелчком встали на место, приняв на себя вес ее тела.

На четвереньках я бросился к двери, но она захлопнулась до того, как я успел до нее добраться. Из-за нее раздавалось рычание и царапанье. В другом конце комнаты изуродованное тело Клаудии превратилось в окровавленную, содрогающуюся, чудовищную помесь человека и паука.

Вокруг кровати вспыхнуло пламя, поднялось почти до потолка. Существо, в которое превратилась Клаудия, пропало. Она снова выглядела как обычно, но невероятным образом стала взбираться по стене, как насекомое, медленно поднимаясь все выше, как будто ползла по полу. Добравшись до потолка, она замерла и оглянулась на меня.

У нее не было век.

Из тьмы за моей спиной вырвались две окровавленные руки, обхватили мою голову и потянули назад. Я рухнул на стоявшего позади, и пальцы сжались еще сильнее, кровь с них потекла по моим щекам. Голос, который звучал так, будто говоривший только что наглотался битого стекла, спросил:

– Угадай, кто?

Я пытался вырваться и не мог. Руки встряхнули меня, один раз яростно дернули за голову, и я обмяк.

– Бернард, – выдавил я.

– Не угадал, – прошептало у меня в ушах. Моей шеи коснулось что-то влажное. Язык. Скользящий вверх по моей шее, горячий, влажный, зловонный язык. – Его отец.

Ночь прошла, но утро еще не вполне началось. До восхода оставались считаные секунды. Дождь прекратился. Хотя солнце еще не рассеяло темноту, я слышал вдалеке голоса птиц, приветствовавших его появление. Мою кожу все еще покрывал пот, но проснулся я не внезапно, а постепенно, так, как обычно пробуждаются от спокойного сна. Я попытался нащупать Клаудию, но нашел только пустой матрас. С бешено стучащим сердцем я перекатился на бок. Она сидела возле окна в небольшом деревянном кресле, курила и смотрела в небо. Ее темные глаза, татуировка, обнаженное тело наводили на мысли о вампире, ожидавшем восхода солнца и планировавшем бегство.

Не глядя на меня, она сказала:

– Тебе снился кошмар.

– Да, – тихо ответил я.

– Ты сильно бился. – Она затянулась. Оранжевый огонек сигареты ярко засиял в отступающей тьме. – Пару раз кричал.

– Почему ты меня не разбудила?

– Лучше позволить кошмару закончиться самому.

Все мое тело болело, и, несмотря на кошмары, я с радостью уснул бы опять.

– Я уже очень давно не просыпался рядом с кем-то еще, кроме жены, – сказал я.

Клаудия посмотрела на меня.

– Она вернется?

– Не знаю.

– Ты хочешь, чтобы она вернулась?

– Мы так долго были вместе…

– Ты ее любишь?

Я кивнул.

– А она тебя?

– Раньше любила.

– Но больше не любит?

– Не знаю.

Она снова повернулась к окну. Солнце только появилось над горизонтом.

– Каково это?

– Быть женатым?

– Быть любимым.

Я умолк, не зная, что сказать. Если бы она все еще лежала рядом со мной, я бы подтянул ее к себе и какое-то время держал бы в объятиях.

Наконец она спросила:

– Тебе снился мрак?

Я сел, скинул ноги с кровати.

– Клаудия, помнишь, мы говорили об отце Бернарда? Ты знаешь, кто он?

– Нет.

– Бернард никогда тебе не говорил?

– Он рассказывал кое-что, но Бернард был лгуном.

– И кто, по его мнению, был его отцом?

Она какое-то время курила, прежде чем ответить.

– Сам Дьявол.

Страх царапнул меня по спине.

– Ты ему не поверила?

– Конечно, нет. – Она раздавила сигарету о подоконник и кинула окурок на пол. – Но не важно, верю я или нет.

– Почему?

– Потому, Платон, что все в голове. – Она скрестила ноги, сложила руки на груди и подалась немного вперед. – Подозреваю, его мамашу, как и других девиц, оттрахала целая шобла народу. Куча мужиков, может быть, парочка животных – все эти ребята интересуются подобным дерьмом. В процессе могло участвовать сколько угодно кого угодно. Важно, во что верила она сама. И во что поверил он. Именно этим питается зло – верой. Ты можешь верить, можешь не верить, но изменить ничего нельзя. Все остается как есть. Тут-то люди обычно и ошибаются. Они думают, что могут решать, во что верить. На самом деле не могут. Они могут притворяться, убеждать себя в том, что различают, где правда, а где выдумка, но на деле все это просто пустое бахвальство. Я уже говорила: мрак знает нас лучше, чем мы сами.

Я вздохнул и потер глаза.

– Это зло… Клаудия, могу ли я его убить?

– Оно уже умерло.

– Могу я его остановить? Как-то разрушить?

Она улыбнулась, но улыбка вышла беспомощной.

– Поверь в это.

– Сейчас там по-прежнему Бернард или что-то другое? Он вообще когда-то существовал?

– Сейчас все это касается тебя больше, чем ты осознаешь, – сказала она. – В черной магии части человеческого тела становятся могущественными ингредиентами, у каждого свое свойство. В первую очередь Бернард срезал у своих жертв веки. Заставлял их заглянуть в загробную жизнь. Во что бы он ни превратился, когда-то он был человеком, и все его человеческие проблемы и мании по-прежнему с ним. Он стал могущественнее, но и у него есть свои слабости. У него нет веры, а неверующие всегда слабы.

– Почему все это происходит со мной? – спросил я.

Она пожала плечами.

– Так уж устроен мир. Его мир.

Я протянул ей руку. Через секунду она поднялась и пожала ее.

– Если я попрошу тебя не уезжать из города, – спросил я, – если я попрошу остаться, ты останешься?

Пальцами свободной руки Клаудия взъерошила волосы у меня на голове, потом села рядом на край постели.

– Если бы я попросила тебя уехать со мной, ты бы уехал?

Я выдавил трусливую улыбку.

– Я чувствую, что ты мне необъяснимо близка.

– Я лишь часть твоего кошмара, Платон. А ты – часть моего.

Она была права. С самого начала у нас было больше общего, чем мы осознавали, и даже этой ночью произошло много чего помимо секса. Мы обменялись частицами себя, своих тел; мы были как родственные души, что выцарапывались наружу из одного ада на двоих. И куда бы мы ни направлялись, каким бы ни был конечный пункт, мы оба знали, что уже не вернемся. Я коснулся ее татуировки, провел кончиками пальцев по изгибу бедра, потом поцеловал в лоб. Она склонилась ко мне, мы вместе упали на постель и тихо лежали, обнимая друг друга, пока над городом медленно всходило солнце.

Впервые за долгое время я мирно проспал много часов, все утро и далеко за полдень. Когда я наконец проснулся, Клаудии уже не было.