ГЛАВА 20

Из-под зеленого полога они вывалились дружной гурьбой — красные, задыхающиеся от жара, отчаянно кашляющие и судорожно хватающие ртами восхитительно свежий воздух. В последнем усилии преодолели почти бесконечный коридор, совершили поистине героический рывок и в клубах густого дыма выпали наружу, словно караси из сачка удачливого рыбака.

Проклятый лес не сумел полностью погасить чудовищную волну магии, выброшенную двумя остроухими на крохотном пятачке перед кордоном. Часть силы он, конечно, забрал. Часть ушла в землю, что-то рассеялось в воздухе, но оставшейся магии хватило, чтобы опалить границу на много верст в обе стороны, дотла выжечь ближайший лесок, на глубину в три локтя пропечь усеянную спорами борака почву и щедро дыхнуть жаром в спины улепетывающим чужакам.

Их здорово опалило, оглушило, прокоптило, чуть ли не поджарило, но они все же успели. Только поспешность спасла их от гибели. Да еще Белка, умело взявшая на себя привычную роль проводника.

Поскольку открывшийся проход мгновенно заволокло густым дымом, она вынужденно ушла вперед и время от времени подавала голос, чтобы следующие за ней братья не налетали на деревья. Тергу с Лакром пришлось почти весь путь проделать со Стрегоном на руках, Ивер и Брон схватили вещи побратимов, пытаясь хоть как-то облегчить им жизнь. Торос вынужденно ухватил Белку за край куртки, чтобы быть уверенным в правильности выбранного направления, а край своего рукава сунул в руку кому-то из братьев, чтобы не угодили в какую-нибудь ловушку. Последними шли Картис и Ланниэль, таща на себе обмякшего повелителя. Огонь с него они, конечно, сбили, однако с плаща Тирриниэля то и дело срывались алые искры, изнутри шел бешеный жар, словно его сжигала собственная магия. Упавший на лоб капюшон не позволял рассмотреть помертвевшее лицо, где на совершенно белой коже безумными провалами пылали два красных вулкана, а из ноздрей при каждом вздохе вырывались крохотные язычки огня.

— Дальше! — неумолимо велела Белка, заметив, что измученные до полусмерти люди вознамерились рухнуть прямо у выхода. — Живее! Сейчас закроется!

Побратимы сделали еще несколько шагов, но потом их силы все-таки иссякли — максимально аккуратно уложив Стрегона на траву, они попадали рядом, ничуть не смущаясь того, что от тел все еще валил густой дым, а в воздухе отвратительно пахло горелой кожей.

— Все, — выдохнул Лакр, уткнувшись лицом в землю. — Я сдох, не могу больше…

Терг, не в силах отдышаться, только глаза закрыл. Он даже не сразу осознал, что бесконечный тоннель наконец закончился и они выбрались на зеленую лужайку, где больше не было никаких колючек и отравленных цветов, где воздух был свеж и восхитительно чист, а трава под руками оказалась удивительно приятной на ощупь.

Ему не было стыдно за собственную слабость. Ничуть. Потому что сегодня они сделали невозможное — промчались сквозь смертоносный кордон не за сутки, как было обещано, а всего за несколько сумасшедших часов. В страхе за Стрегона, друг за друга, за обессилевшего после магической схватки мастера. Постоянно понукаемые и подгоняемые сердитыми окриками Белки. Одеревеневшие от усталости и полностью выложившиеся за эти жалкие часы. Так, как, наверное, не выкладывались никогда в жизни.

— Тиль? — обеспокоенно обернулась Белка, когда из задымленного тоннеля, хрипя и кашляя, вывалились эльфы. — Тиль, ты жив?

Владыка Л’аэртэ не ответил — как свалился на землю ничком, так и не пошевелился больше. Только дышал тяжело, будто целую гору на себе держал, да челюсти стиснул так, что на скулах загуляли желваки. Однако вырвавшийся из-под его капюшона язычок огня красноречиво доказал, что повелителю все же не грозила смерть от истощения. Скорее, наоборот — магия буквально рвалась из него наружу, грозя испепелить все, до чего могла дотянуться. И билась внутри его тела огненной птицей, заставляя тратить силы на сохранение хрупкого равновесия, которое позволило бы не поранить соседей.

— Что с ним, Бел? — испуганно спросил Картис. — Он выживет? Брегарис его задел?

Гончая, запечатав проход, устало опустилась на траву и прислонилась спиной к ближайшему дереву.

— Ничего страшного. Лишь бы не перегорел.

— Он ранен? Истощен? — продолжал допытываться эльф, в то время как Ланниэль, позабыв про усталость, торопливо исследовал ауру лорда. — Лан, как он?

Молодой маг неуверенно мотнул головой:

— Я не понимаю. Бел, он же должен был истратить все до капли! Я видел, как камни забирали его магию!

— Ага, — измученно закрыла глаза Белка. — Они забирали у Тиля, а я в это время — у Брегариса. Да только я-то один, а камней у него было двенадцать, так что все равно мог не успеть…

— Почему — было? — не понял Картис.

— Потому что теперь их нет. Не справились с нагрузкой. Расплавились. И заодно разорвали нашего хранителя на много мелких частей. Ты же слышал взрыв? Ну вот. Это они и лопнули, обожравшись дармовой силой. Мерзкое зрелище, должен тебе сказать… Едва не стошнило.

— Бел! — оторопело обернулся к ней Ланниэль. — Ты что?..

Гончая вяло кивнула:

— Тилю требовался источник. Одному ему было не справиться: все-таки Изиар превосходил нынешнего владыку по мощи, а камни — его рук дело. Они бы высосали Тиля досуха и отдали его силу Брегарису. После чего этот гад благополучно сжег бы всех вас, вернулся в Темный лес и испортил твоему отцу прическу. Разве я мог такое допустить? Вот и помог малость. Ну, как умею. Правда, боялся, что Тиль не справится, а он ничего… живой. И даже скоро придет в себя, жадина.

— Почему это я жадина? — вдруг прерывисто поинтересовался Тирриниэль.

Позы, правда, не поменял и глаз не открыл. Просто показал, что слышит и все понимает, но пока не в состоянии двигаться.

— А потому! — под облегченный вздох эльфов пробурчала Белка. — Надо было сразу выпустить то, что я тебе отдал! У тебя ж магия из ушей уже лезет! А если бы тебя, как камни, разорвало? Что б я тогда Таррэну сказал, а? Разве ты не понял: все, что Брегарис нагло забирал у тебя, я так же нагло забирал у него, хотелось мне того или нет. И после этого опять возвращал тебе, надеясь, что у тебя хватит ума избавиться от такого богатства! А ты что натворил? Вместо того чтобы жахнуть по нему тем, чего нахватал, просто рот разинул и таращился, будто в первый раз, пока чуть поздно не стало!

— Так я и есть в первый раз! — простонал Тирриниэль.

— Да? А во время Ухода я кому ауру восстанавливал?

— Да я ж этого не помню, Бел! От меня тогда только оболочка осталась! Таррэн твою силу через себя пропускал, и все равно излишков было столько, что у нас чуть чертоги не расплавились! А ты сейчас одним махом, да еще без предупреждения…

Она глухо рыкнула:

— Ты хоть подумал, прежде чем с ним связываться? Каким, интересно знать, местом?

— Брегарис не дал бы нам уйти, — вздохнул Тирриниэль.

— Сам знаю! Я хотел, чтобы он в кордон зашел! Там бы его и прихлопнуло!

— Ох, не шуми, Бел. — Эльф наконец с трудом перевернулся на спину и, откинувшись навзничь, недвижимо замер, постепенно успокаивая бушующий внутри пожар. Трава под ним отчетливо почернела, из-под плаща вился сизый дымок, воздух над головой задрожал, будто в жаркой пустыне, а длинные белые волосы, выбившись из-под капюшона, разметались по земле.

— Болван! — в сердцах бросила Гончая, резко отвернувшись.

— Если бы я его не остановил, мы могли потерять всех. Даже Ланниэля, — весомо возразил владыка эльфов, заложив руки за голову. — К тому же с Брегарисом все равно надо было разобраться. Без хранителя остальная троица из совета почти ничего не стоит, даже если они вдруг выживут в Проклятом лесу. И вообще: я давно хотел посмотреть, на что в действительности способен в таком поединке. Все-таки в роще совсем не то. Если бы не камни, проблем бы вообще не возникло.

— Уж конечно! Из-за глупого позерства ты рисковал собой!

— Не такой уж это был и риск, — отмахнулся Тирриниэль, наконец открыв зеленые, абсолютно спокойные глаза. — А вот ты меня едва не убил, поэтому я тебя очень прошу: в следующий раз предупреждай о своих намерениях заранее. Особенно когда соберешься еще раз поделиться магией. Потому что ее в тебе столько, что я даже боюсь представить… Ты ведь пытался ее сдержать?

— Да, — насупилась Гончая, тайком изучая умиротворенное лицо ушастого лорда. — Но тебе все равно оказалось слишком много. Я боялся, что ты поджаришься.

— Я просто не ожидал, — мягко улыбнулся эльф, после чего резким движением сел и сбросил надоевший капюшон. — Знаешь… Если бы ты еще и умел пользоваться тем, чем владеешь, думаю, даже Таррэн не сумел бы тебе противостоять.

— Он и не пытается. Но, надо признать, хотя бы на одно у Талларена ума хватило: если бы он сделал из меня мага… У-у-у, полагаю, твой лес ни Торка бы не дожил до последнего похода.

Тирриниэль хмыкнул и только тут заметил, что на него отчего-то странно смотрят. Причем не только люди, но и Лан с Картисом. Причем, если собратья таращились просто с изумлением, то наемники уставились так, словно привидение увидели.

— Лакр, ты чего? — удивилась Белка. — Что не так? Ты Тиля не узнал?

— Н-нет, — икнул посеревший и как-то резко осунувшийся воин.

Она непонимающе нахмурилась. Да что не так? Эльф как эльф. Широкоплечий, беловолосый, глаза зеленые, руки две, ноги тоже две… Ну, морда смазливая, ну, огонек сверкает в глубине зрачков… Но это же не повод пятиться, вытаращив глаза, или пугливо вжимать голову в плечи!

Ланниэль с Картисом вдруг как-то по-особенному улыбнулись и, к ее вящему удивлению, преклонили колени.

— Рады, что вы в порядке, повелитель, — торжественно произнесли эльфы. — Мы бы себе не простили, если бы Темный лес вас потерял.

— Тиль! — вдруг охнула Белка, сообразив, что к чему. — Твоя личина…

Тирриниэль быстро поднял руку и, коснувшись лица, тут же убедился: действительно, разбушевавшийся огонь смыл его маску, как волна смывает узоры на песке. Это Белка на нее не обращала внимания — всегда видела таким, какой есть, вот и не заметила сразу. А теперь поняла, что его истинную суть увидели не только свои, но и… Ох! Как же это не вовремя!

Тирриниэль с досадой отвернулся, когда братья подскочили с земли как ужаленные и торопливо поклонились. Впрочем, было из-за чего всполошиться: на Лиаре во все времена действительно был лишь один темный эльф с белоснежными волосами. А они, хоть и смертные, не могли этого не знать.

— Владыка…

Наемников буквально перекосило, когда они сообразили, почему остроухие были столь осторожны в словах и поступках. Почему всю дорогу незаметно берегли своего лорда, улавливая малейшие его желания. Темный владыка… сильнейший эльф на Лиаре после хозяина Проклятого леса. Прямой наследник Изиара. Тирриниэль илле Л’аэртэ. Или Тиль, как непочтительно кличет его Белик. Но, кажется, царственному эльфу не претит подобная фамильярность? Похоже, он совсем не такое чудовище, как о нем рассказывали? Выходит, это ему они обязаны самим фактом существования братства? А теперь еще и жизнями.

— Ну вот, — окончательно расстроилась Белка. — Брегарис все-таки подгадил нам напоследок. Говорил я: давить его надо! Давить, как таракана! А ты глупостями занимался на своем троне!

Владыка Л’аэртэ кисло кивнул.

— Да, это так некстати. Видимо, огонь оказался слишком силен, а я был занят и недоглядел.

— Тиль, от тебя одни неприятности! Сперва пауки, потом хранители, теперь еще это… Лакр, хватит таращиться — это невежливо! Ивер, у тебя рот раскрыт! Торос, пихни своих братьев в бок, пока я не двинул сам! Пусть перестанут гнуть спины и сядут! Меня это нервирует!

— Садитесь, — вздохнул Тирриниэль, понимая, что теперь они без приказа даже рты не раскроют. Сам-то он давно уже не тот, что раньше, но слухи… слухи рисуют его настоящим зверем. И пусть в чем-то это похоже на правду, пусть когда-то он считал, что так и надо, но теперь подобное отношение раздражало. И особенно это стало заметно после лет, проведенных в опасной близости с одной маленькой, бесцеремонной и абсолютно не терпящей авторитетов Гончей. Она, к слову сказать, не только излечила его от болезни под названием «гордыня», но и научила ценить и понимать вещи, которых он когда-то не замечал. А затем еще и имя исковеркала, преобразив из величественного и длинного в простое и почти домашнее. Причем за это краткое «Тиль» он был ей особенно благодарен, потому что оно означало, что для нее, как для ее детей и любимых внуков, его статус не имел никакого значения: его любили таким, какой есть. Никогда не стеснялись показывать собственные чувства, а потому могли и когтистой лапой под коленки пихнуть, и за ухо ущипнуть, и звучно чмокнуть в щеку, как самого обычного отца и деда. И этим он, признаться, гордился больше, чем собранной за полтора тысячелетия коллекцией диковинок в своей безразмерной сокровищнице.

— Садитесь, — с досадой повторил эльф, видя, что люди не торопятся выполнять его просьбу. — Ланниэль, Картис, прекращайте этот фарс или я попрошу Бел избавить меня от созерцания ваших пятых точек.

Наемники ошеломленно моргнули, а Белка вдруг звонко расхохоталась:

— Браво, Тиль! Кажется, ты становишься наконец нормальным!

— Отстань, — смущенно шевельнул ушами владыка.

— А вы, долгоносики мои лупоглазые… Ну-ка сели, как приличные мальчики, или я возьмусь за вас сам!

Лакр первым очнулся от ступора и, вняв совершенно серьезной угрозе для любимого тыла, торопливо плюхнулся на траву.

— Один есть, — кивнула Гончая. — Молодец. Кто еще не хочет получить пинок под зад?

Терг тяжело вздохнул и тоже сдался, а за ним опустились на траву и остальные.

— Все, не буянь, Бел: мы сели.

— Да-да, мы все поняли, — мученически вздохнул Лакр, а потом обернулся к царственному эльфу. — Простите, мастер… Вы не против, если я буду и дальше вас так называть? Так вот, простите, что мы не сразу поняли, но это маленькое чудовище… Бел, не хихикай… вынуждает нас грубо нарушить этикет.

Тирриниэль улыбнулся:

— Если бы вы видели, что Бел творит в моих чертогах, то сообразили бы, отчего столько моих сородичей уже много веков спит и видит, как бы его удавить.

— Но-но! — возмутилась Белка. — Не такой уж я злобный. Просто, когда Беликом бегаю, люблю пошутить. Я не виноват, что у некоторых напрочь отсутствует чувство юмора.

— Не продолжай, — пробурчал Ивер. — Мы уже знаем твое чувство юмора.

— Не-э-эт, на самом деле вы его еще не знаете. А вот когда я вам в настоящем виде покажусь…

— Не надо, — улыбнулся Ланниэль. — Боюсь, им станет плохо.

— Мм… все возможно. Но думаю, что это скоро случится. И вот тогда мы похохочем. В смысле я похохочу, а вы будете киснуть и думать, почему же были такими дураками!

— Я дураком не был, — возразил молодой маг.

— И я, — немедленно встрял Картис. — И повелитель — тоже.

— Зато Линнувиэль был. И половина ваших сородичей заодно. Правда, недолго, но все-таки… Ух, какие у них тогда были рожи! Тиль, помнишь, как я в первый раз?..

Тирриниэль кашлянул:

— Еще бы. Скажи лучше другое: кордон мы прошли, от Брегариса избавились, пару тайн нашим смертным друзьям открыли, Стрегона с того света вытащили… Что дальше-то будет?

Гончая в ответ широко улыбнулась и, дурашливо поклонившись, махнула рукой:

— Добро пожаловать, гости дорогие! Идемте знакомиться с моим настоящим домом!

— А тот какой был? — удивился Лакр. — Разве не Проклятый лес — твой дом?

— Нет, рыжий, — странно улыбнулась Гончая. — Дома не бывает войны. Идем. Я покажу тебе разницу.

Это было похоже на сон, на красивую сказку, которая развернулась вокруг наемников, мгновенно раскрасив мир совершенно новыми красками. Придав ему совсем иные цвета, загадочно приглушив звуки, щедро одарив дивными ароматами и поразительным чувством внутреннего покоя. Это было что-то непонятное. Удивительное настолько, что даже перворожденные смотрели по сторонам с восхищением и с каким-то детским восторгом.

Повсюду, где проходила Белка, приветливо распускались цветы — самые обычные, разной величины, оттенков и причудливых очертаний. Здесь свободно росли белоснежные лилии, застенчиво колыхались на ветру эльфийские колокольчики, голубые ирисы, желтые флоксы… никаких ядовитых капелек под ними, никаких шипов на усыпанных цветами кустах. Ни одной заостренной кверху травинки, ни единой ползучей лианы. Палисандры, как и положено, стояли гордо и прямо. Многовековые сосны словно с картинок сошли — высокие, стройные. Дубы, грабы, буки… но особенно много встречалось ясеней — величественных, в полном расцвете сил, нетронутых чужим присутствием, белоснежных. Действительно белоснежных, как в священной роще Иллаэра, при виде которых эльфы едва слышно застонали и машинально потянулись навстречу. Эти ясени… к ним безумно хотелось прикоснуться. Прижаться лбом и крепко обнять, молча испрашивая благословения. Причем чувство это было настолько сильным, что даже Тирриниэль не удержался и, проходя мимо особенно старого дерева, с почтением наклонил белую голову.

Между деревьями они не раз замечали чьи-то стремительные тени. С ветки на ветку бесстрашно перелетали крупные птицы. Деловито суетились пчелы. В траве шныряли кузнечики, стрекотали сверчки. Побратимы ошеломленно вертели головами, нигде не чувствуя ни угрозы, ни смутного ощущения, что за ними наблюдают или готовятся напасть. Здесь не виднелись неохотно уползающие с дороги змеиные хвосты. Никто их не боялся и не шарахался. Не прятались хищники за каждым кустом, не оборачивались вслед птицы, не вилась ядовитая мошкара, и не сыпался на голову смертоносный мох. Татуировки упорно молчали — никакой опасности нет. Путников охватило странное чувство покоя… необъяснимое умиротворение, словно говорящее, что раз уж им позволили ступить на эту благословенную землю, значит, доверяют и считают, что они не нарушат царящей здесь гармонии. Не растопчут грязными сапогами. Не сломают и не изгадят.

Казалось, Проклятый лес буквально вывернулся наизнанку, выставив наружу хищно оскаленную пасть и смущенно укрыв за ней уязвимое, нежное, удивительно красивое нутро, которое мало кто из живущих видел своими глазами. Всю свою агрессию и неприязнь он оставил там, вдалеке, за кордоном. А здесь сохранил домашний уют, легкий ореол загадки, удивительный покой и поразительную, ничем не нарушаемую тишину, от которой становилось легче на душе.

Белка с затаенной гордостью покосилась на ошарашенные лица спутников.

— Что это, Бел? — пораженно прошептал Ланниэль.

— Мой дом. Нравится?

— Это… это бесподобно!

— Таррэн десять лет приводил тут все в порядок. Кости захоронил, завалы разобрал, ядами пользоваться запретил… что-то восстановил по памяти, как у себя в лесу, что-то придумал сам, что-то у Эла подсмотрел. Кстати, вода здесь обычная, чистая. Для вас совершенно безвредная. Можно плескаться и пить сколько угодно. И все, что тут растет, тоже съедобно, от дикого меда до желтых груш.

— Каких еще груш? — изумился Лакр.

— Самых лучших. Вкусных. И яблок тут полно, и ягод, и много чего еще. Живи — не хочу. Снаружи сюда никому не проникнуть, поэтому опасности нет. Можно траву жевать, можно фруктами баловаться, если угодно. Хотите — рыбу ловить или крабов… выбор большой. Тут неподалеку озеро есть — чистое, глубокое. Охотиться на зверье не запрещается, но хищников почти нет, так что это даже неинтересно: мы с ребятами всегда за кордон уходим, чтобы не портить удовольствие.

— А как же хмеры? — непонимающе обернулся Терг, сняв с плеча какую-то ворсинку. — Ты говорил, они тоже здесь!

— И они, — кивнула Белка. — Но немного в стороне. На самом деле место, куда мы вошли, это… ну, двойной кордон, что ли? Защита в защите, так сказать, в которой специально создали безопасный коридор для всяких… хм… гостей. Он тянется отсюда до самого Лабиринта, огибает его, а потом ведет к противоположной стороне и выводит к точно такому же кордону, что мы уже прошли. Насквозь, если вы меня понимаете. Да и вообще, эти места, если посмотреть сверху, больше похожи на круг, в центре которого стоит Лабиринт, от него в обе стороны тянется безопасный проход… хотя, конечно, когда надо, я в любом месте такой сотворю… ну, а на всем остальном пространстве… Лакр, закрой рот, я сейчас все скажу… Так вот, на всем остальном пространстве свободно бегают самые неприятные и опасные твари, которым в обычном лесу не нашлось места. В том числе и хмеры. А также дикие гиены, кабаны, питоны… надо же нашим кискам кого-то есть? На самом деле весь Проклятый лес — как шкатулка с секретом: открываешь крышку, заглядываешь внутрь, а там — еще один тайник. В нем — второй, а потом еще и третий. Лабиринт как раз такой тайник и есть. Остальная же земля такова, что вы ее дня за четыре пересечете… ну, если напрямик, конечно, и если рискнете бежать без остановок. И это — по законной территории хмер, которых там все еще осталось немало. Так что тем, кто надумает прийти к нам незваным гостем, можно только посочувствовать: от кордона они непременно попадут в запретную зону, а кошки без разрешения хозяина никого не пропустят.

— Жестко, — впечатлился Терг.

— Еще бы. Но по-другому нельзя, да и чужаков мы на каждой границе предупреждаем — шипами, колючками и всем остальным. А те, кто не понял или решил, что самый умный, могут пенять на себя.

Тирриниэль пораженно покачал головой.

— Ну, Бел… Честное слово, не ожидал, что это будет так… впечатляюще. Мое восхищение создателю и творцу. Никогда не предполагал, что с природой можно экспериментировать настолько смело.

Белка лишь вздохнула и, отодвинув с еле заметной тропки последние ветви, тонко улыбнулась.

— Кстати, мы почти пришли: вон там и есть наш Лабиринт. До вас его мало кто видел, еще меньше тех, кто рисковал туда спускаться. Это большая честь, между прочим, но мне кажется, что вы ее заслужили. Так что секретов на эту тему больше не осталось… хотя сюрпризы, я думаю, только начинаются.

Братья во все глаза уставились на открывшуюся впереди гигантскую поляну, окруженную двойным кольцом из величественных палисандров. Она была настолько большой, что наемники не сразу заметили у зеленой стены невысокий земляной вал, на котором загадочно поблескивали старательно уложенные и частично наползающие друг на друга, подобно змеиным чешуйкам, плиты из черного базальта. Этот непонятный вал, начинаясь крохотным блестящим камушком, постепенно расширялся, как самая настоящая змея. Плавно огибал поляну со всех сторон и заканчивался массивным холмом, в котором виднелся гостеприимно распахнутый вход, ограниченный двумя рядами белоснежных колонн. При этом напротив него гибкие ветви палисандра заметно выдавались вперед, сплетаясь в некое подобие живого дома, как в лесах перворожденных. Образовывали добротный, усыпанный цветами навес, где и отдохнуть было хорошо, и перекусить… вон даже очаг имеется… Но, что самое удивительное, в центре этого зеленого царства откуда-то взялся самый настоящий фонтан. А вдалеке возвышался целый лабиринт из мраморных колонн и разноуровневых тумб, где двумя суматошными вихрями гулял весенний ветер, разметав старые листья и взбудоражив воздух.

Тирриниэлю потребовалась целая минута, чтобы признать в базальтовых плитах символично изображенного дракона, обвивающегося вокруг самого дорогого его сокровища. Того самого родового дракона, которым гордились Л’аэртэ и который чутко стерег покой Лабиринта от непрошеных гостей. У него, как и положено, была голова с широко распахнутой пастью, служившей входом в расположенный под землей Лабиринт. Длинное гибкое тело, покрытое серебристыми искрами, будто чешуей. А еще было два крупных глаза из цельных изумрудов, которыми он внимательно следил за появлением чужаков и молча оценивал, способны ли они хранить его древнюю тайну.

— Атторе… — пораженно прошептал Тиль, почуяв мощь дремлющего Лабиринта. — Ире, иттаре, амо!

— Заходите, — усмехнулась Белка, выходя из тени. — Нечего стоять на пороге.

В тот же момент солнце ярко заиграло на ее волосах, отражаясь в нитях наброшенной над поляной, искусно сплетенной защитной сети. Откуда-то снизу раздался умиротворенный вздох, означающий, что ее почувствовали и тепло поприветствовали. Мгновением позже на колоннах раздался сдвоенный вскрик, в котором звучала неподдельная радость. Тугой ураган на тумбах внезапно распался на два отдельных смерча. Те, в свою очередь, с поразительной скоростью ринулись навстречу гостям. За долю секунды преодолели разделявшее их расстояние, а потом…

Братья невольно качнулись назад, когда перед ними, как из-под земли, выросла пара плечистых молодцов, похожих друг на друга, как две капли воды. Рослых, в небрежно накинутых безрукавках, под которыми красовались загорелые, словно выкованные из бронзы тела. С хищными узкими лицами, цепкими серыми глазами, густыми гривами золотистых волос. И неповторимой пластикой диких зверей, от которой становилось не по себе.

Незнакомцы материализовались, будто из воздуха, мгновенно оглядели новоприбывших, а потом небрежно кивнули:

— Привет, Бел. Ты чего так долго?

Лакр внутренне поежился, когда по нему мазнул бесстрастный взгляд одного из незнакомцев, после которого возникло стойкое ощущение, что его не только заметили и оценили, но и высмотрели татуировку под рукавом, безошибочно угадали цвет, ранг и все тайные умения. Странные типы носили за спиной парные клинки, как темные эльфы, но ковка была очень странной: такой даже Терг не знал. Вроде на эльфийскую похожа, однако не совсем. Да и подумать о том, что бессмертные поделились с этой парочкой своими секретами…

Ивер наткнулся на откровенно прицельный взгляд и со смятением осознал: опасные звери. Матерые. Битые. И слишком быстрые для обычных людей. И ведь точно люди — уши нормальные, морды тоже человеческие. Правда, глаза какие-то сухие и… мертвые, что ли? Но когда они посмотрели на Белика, эта жуть куда-то ушла вместе с исходящим от непонятной парочки ощущением угрозы.

— Крес, Тосс… — кивнула Белка. — Ребят не троньте — они со мной.

— Новенькие?

— Не знаю. Там посмотрим. Эльфы, кстати, тоже свои. Особенно вон тот, похожий на бледную поганку.

— Наше уважение, ллер Тирриниэль, — ровно поприветствовали владыку незнакомцы, мигом забыв про побратимов. — Бел не говорил, что вы появитесь.

— Мы по делу, — кивнул Тиль, вопросительно глянув на Гончую, но та на него не смотрела. Она зачем-то отошла в сторону, тепло улыбнулась, неожиданно преобразившись и разом став какой-то мягкой, а затем вытянула вперед руки, словно хотела обнять весь мир.

— Ну, вот я и дома, малыши…

У перворожденных изумленно взлетели брови, когда из зияющего входа в Лабиринт с радостным рыком выскочила еще одна тень — вытянутая, подозрительно напоминающая распластавшуюся в прыжке кошку. Точнее, не простую кошку, а нечто гораздо более опасное, покрытое естественной костяной броней, вооруженное устрашающим набором клыков и когтей. Ужасающе быстрое, ловкое, проворное. Правда, хмера была еще маленькой. Ее костяной гребень только-только отвердел и стал топорщиться острыми иголками, плотно подогнанные пластины на спине еще не умели менять цвет на любой, какой ей вздумается, а гибкий хвост с шипом на конце казался непропорционально длинным… Он еще долго будет таким — до тех пор, пока маленькая самочка не достигнет своих истинных размеров. Однако раскосые глаза уже сейчас смотрели поразительно разумно, будто это не дикий зверь примчался на зов хозяйки, а еще один полноправный член семьи.

У братьев что-то противно сжалось в груди, когда этот монстр скакнул через всю поляну и с урчанием кинулся встречать гостей. Гончая, в свою очередь, бесстрашно поскребла жесткие пластины на загривке, что-то тихонько промурлыкав маленькой кошке. Но еще больше они изумились, когда из-за деревьев с неменьшей скоростью вылетела вторая фигурка и, едва не обогнав хмеру, со счастливым воплем повисла у Белика на шее.

Мальчишка… совсем еще мальчишка… лет десять или двенадцать, не больше. Ладный, загорелый и крепкий, как каждый тренированный и старательно воспитываемый боец. Босой, в одних полотняных штанах, небрежно закатанных до колен. С пышной копной черных волос, растрепавшихся от быстрого бега, с изящными тонкими пальцами и удивительно звонким голосом, похожим на журчание весеннего ручейка. За спиной у мальчика виднелись парные клинки гномьей работы.

Он с разбегу прильнул к груди Бел и жадно вцепился в куртку.

— Аилле! Наконец-то ты дома!

Белка крепко обняла пацана, с улыбкой слушая, как взволнованно колотится его маленькое сердечко. Пригладила растрепанные волосы, тихонько коснулась губами черной макушки, а потом отстранилась и строго спросила:

— Тор, Хиш, что вы тут без меня успели натворить?

Хмера смущенно кашлянула.

— Ты почему так долго? — Мальчик поднял на нее счастливые глаза, и вот тогда по поляне пронесся полный искреннего изумления вздох: мальчишка не был человеком!

Это было ясно по форме и длине заостренных ушек, по безупречному овалу лица, где уже сейчас просматривалось потрясающее сходство с пошатнувшимся владыкой Л’аэртэ, и по большим раскосым глазам, которыми он неотрывно смотрел на вернувшуюся Гончую, потому что там, на фоне знакомой изумрудной зелени, свойственной каждому перворожденному, отчетливо тлели алые отблески истинного «Огня жизни».

Тирриниэль охнул, чувствуя, как земля уходит из-под ног, и в поисках спасения схватился за плечо Ланниэля. Но молодой маг был в точно таком же ступоре, как и остальные, и смотрел на маленького эльфа, силясь уложить в голове какой-то простенький факт, но не мог — это было слишком невероятно.

— Боже мой… Бел!

— Вот видишь, Тиль, — тихо сказала Белка, повернувшись к эльфам. — Познакомься, это Тор, вернее, Торриэль илле Л’аэртэ. Младший сын хозяина Проклятого леса и твой внук, который ждал этой встречи почти одиннадцать лет. Уже владеющий «Огнем жизни» и начинающий постигать силу Лабиринта… Он единственное, что осталось у меня от Таррэна, и единственное, ради чего я еще живу. Тор, поздоровайся с дедушкой.

Мальчик повернулся к владыке и немедленно просиял.

— Привет, деда. Мне про тебя Лабиринт рассказывал!

У Тирриниэля посерело лицо, а сердце неожиданно дало сбой. Он судорожно вздохнул, припомнив выражение лица Белки, когда стало известно об исчезновении Таррэна, проступивший на нем неподдельный ужас и отчаяние при виде потускневшего родового перстня…

Вот теперь он понимал, почему она так долго не хотела их видеть. Понимал, почему упорно избегала общения даже со старшими детьми. Почему исчезла из Золотого леса, пряча бессильные слезы, и появилась лишь через несколько лет, ненадолго, только чтобы услышать от виновато вздохнувшего Тира, что с порталом возникли проблемы.

Таррэн просто не успел узнать о ее положении. Она сама узнала слишком поздно. И никак не думала, что не сможет порадовать мужа. А потом он исчез и до сих пор не подал ни знака, ни весточки, ни зова… Не было никаких доказательств, что он все еще жив. И вина за это полностью лежала на них — на трех дураках, решивших поторопить события и не прислушавшихся к ее просьбе. Позабывших о том, что она не ошибается, и о том, как она буквально молила их быть осторожнее. Молила не зря…

Владыка зажмурился и тихо застонал, проклиная тот день, когда отпустил сына в полную неизвестность. Затем вздрогнул снова, закрыл лицо руками и бессильно опустился на землю. Не видя ничего. Не замечая удивленных взглядов братьев. Не смея даже поверить в то, что оказался так слеп. Не понял ее. Не услышал. Не помог, когда она так в нем нуждалась. И не пришел сюда на десять лет раньше, чтобы, как сейчас, виновато сгорбиться и хриплым голосом прошептать:

— Прости меня, Бел…

Она только вздохнула. А маленький эльф оглядел ошарашенные лица вокруг и, уверенно положив ладошку на загривок хмеры, удивленно спросил:

— Мама, почему они на тебя так странно смотрят?