Книга: Пасынки Апокалипсиса
Назад: «45»
Дальше: «47»

«46»

Новости меня отрезвили… Я с удивлением смотрел, как одевается Карина, и ясно понимал — не могли стражники черных докшитов не заметить увеличившийся животик воительницы.
А той, по-моему, все было по барабану и, увидев мой ошалелый взгляд, она вдруг тихо рассмеялась.
— А так заметно? — подняла Карина вверх руки и провернулась несколько раз словно танцуя.
Действительно — даже зная теперь о её беременности, я видел лишь точеное девичье тело.
— Она так и шла когда разделась, — усмехнулся Рубан, — А я думал — опять дуркует…
— Я, мальчики, потому и жива, — накинула на себя разгрузку Карина, — Потому как в таких ситуациях не бывает мелочей. Саня, — подсела она неожиданно к Рубану, — Может порешаешь с новой родней насчет калашей? Мы-то на голодном пайке — что такое сотня патронов для любого боя?
— Вот еще, — ответил тот, — Автомат, что за бабой лежал, мы с Батцэцэг забирали, так он перекрученный весь будто под прессом побывал, а магазин целый, — выудил он его из кармана. — У большинства здесь вообще «Сайги» да «Тигры». Калашей не видел, — поднялся на ноги Рубан. — Пошли. Хурлы сказал — едете сразу…
Не знаю, что там творилось в голове у Карины, а я лично вздрогнул, когда увидел в дневном свете Очирбата. Хранитель тысячелетней традиции восседал на гнедом скакуне. Застывший изваянием на фоне стремительно светлеющего неба он казалось, прощупывал нас взглядом, пытаясь выяснить напоследок — не ошибся ли он все-таки вчера.
Я махнул ему рукой, мол, давай-пока, а он, не удостоил меня даже кивком и чуть тронул коня в направлении степи.
Неожиданно глухое бульканье дизеля отвлекло меня от зловещего кочевника, а из гигантской пещеры таинственного города Жижиг хот выполз, напоминая гигантскую черепаху, «Крузак».
На прицепе у него оказался не больше, не меньше чем небольшой пластиковый катер, укрытый ярко синим чехлом.
Открыв рот, я смотрел, как двигается на меня эта «кавалькада», пока Хурлы не затормозил передо мной сантиметрах в десяти.
— Смерти ищешь, маленький брат? — крикнул он, высунув бритую налысо голову в окно, — Не торопись. Она ждет тебя не здесь… Грузись лучше, пока Очирбат не передумал вас отпускать…
Настроение его было самым расчудесным, и я неожиданно понял — те самые перемены, о которых он говорил вечером, состоялись.
Невольно оглянувшись на хранителя владений Махакали, я еще раз «обжегся» о его внимательно изучающий взгляд.
— Достал разглядывать, — с легкой ненавистью зашипела Карина, бросив около моих ног седельную сумку, снятую вчера с убитого коня, — Грузись, давай, — стянула она с шеи автомат и, не дожидаясь пока я зашевелюсь, нырнула в салон за спину к Хурлы, не прощаясь с Рубаном.
Мы обнялись. Не знаю почему, но в эту минуту я не чувствовал горечи — лучше уж так, чем как Серега. Здесь, по крайней мере, почти все осталось, как было, а что нас ждет в России, я даже боялся подумать.
А она была уже рукой подать — там, на северо-востоке — вот за этими вершинами возвышающимися сейчас над нашими головами.
Нужно было уезжать, и я понимал это, а ноги все не шли.
— Давай, садись, — подтолкнул меня Саня, и я машинально сделал первый шаг, разрывающий многое.
Хлопнула дверца.
Хурлы включил скорость, а его вечный спутник неодобрительно покосился на меня с переднего сиденья.
Мы тронулись.
— Миха! — неожиданно раздался с улицы голос Рубана, — Миха! У Батцэцэг есть радиоприемник. Я буду на длинных волнах. Каждый день. Найди передатчик. Каждый день! шесть вечера… — донеслись до меня его последние слова, — Длинные волны…
Я высунулся из окна и махнул силуэту в размолотой дорожной пыли, мол, понял-понял. Тогда Сашка остановился, и картина фигурки, в монгольском халате, размахивающей нам вслед руками, застыла в то мгновение в моей памяти, очерченная солнцем, пробивающимся через побеспокоенную внедорожником пыль.
— Он будет хорошим мужем, — неожиданно нарушил молчание Хурлы, — Он правильно все решил…
Неожиданно я почувствовал, как за словами моего старого товарища кроется облегчение.
«Еще бы, — усмехнулся я, — Цагаан Толгой в зятьях, да и Батцэцэг никуда не поехала. Интересно, а что бы он делал, не реши Рубан остаться?» Ответов у меня оказалось несколько, и рассуждать над ними мне не захотелось.
Невзирая на болтающийся позади прицеп с катером, Хурлы гнал внедорожник с немаленькой скоростью.
— Времени мало, — крикнул он мне на вопрос, — Вас нужно отправить до вечера — завтра истекает срок ультиматума, и никто не знает, что там будет на границе…
Только тут я вдруг заметил пламегаситель АКСУ, выглядывающий из-под рук Джучи — вечного спутника Хурлы расположившегося на переднем сиденье.
Поинтересовался безо всякой надежды на успех: нет ли свободного оружия, мол, патронов осталось всего ничего. Однако «тугарин» пропустил мой вопрос мимо ушей и даже глазом не моргнул.
Понял — ответа не будет — и заткнулся, рассматривая, как ловко крутит баранку старый товарищ. Красиво у него это получалось — грациозно, хотя огромному монголу было тесновато даже в широком салоне «Крузака». Мстительно прибросил, как бы он смотрелся в какой-нибудь малолитражке, и после, наконец, успокоился.
— Очирбат не хотел вас отпускать, — заговорил вдруг «тугарин», — все кто прошелся пешим по тюрьме Махакали — обречен. — И он повторил историю Рубана о беременности.
Оказывается, киргизское капище является не каждому. Местные мало-мало соображают чего нельзя делать, потому как, в детстве слышали истории о перерожденцах, черных докшитах и прочем. А вот туристы или такие путешественники как мы с Кариной — потенциальные жертвы.
— Ты же знаешь, как я отношусь к религии, — продолжал Хурлы, — По мне все это детские сказки. Так было и до этой ночи, — честно признался «тугарин» и я почувствовал его желание высказаться, — Никогда не думал, что в докшитах такая мощь, да и в существование их я не очень-то верил. — Он замолчал и в машине повисла странная тишина, разбавленная лишь бульканьем дизеля и легким треском обшивки.
Я понимал старого товарища. Мне и самому трудно было бы поверить во что-то эдакое, не переживи мы всей компанией поединок с «Мамулей Сетью». Или хоть возьмите обретенные мною сверхвозможности — расскажи кто, в жизни бы не поверил, а сейчас принимаю как данность.
«Мы сильно поменялись», — оценил я сегодняшний день и вернулся к монологу, что продолжал Хурлы.
— Сашка молодец, — улыбался «тугарин» приближающимся ландшафтам, — Когда Очирбат рассказал, что мы собираемся с вами делать, он сам вызвался толмачить, мол, голос услышат — дергаться не будут.
— Послушай, — сунулся я между спинок вперед, — А если бы он не остался, отпустил бы ты с нами Батцэцэг?
— Не знаю, — честно ответил-вздохнул гигант, — Мне за нее брат голову и так снимет, хотя чего такого — пускай бы ехала — никто же не знает, какая заваруха с Китаем начнется, а в России наверняка спокойней.
Что-то неприятное в этот момент кольнуло меня в груди — предчувствие — не предчувствие, а только легкая чернота вдруг накрыла мое сознание не хуже чем тень черного докшита предыдущей ночью.
«Что же такое?» — обеспокоился я и, заткнувшись на некоторое время, «провернул» в себе возможные варианты от расставания с Сашкой, до опасности возможно таившейся теперь в нашем еще не родившемся ребенке.
Назад: «45»
Дальше: «47»