«44»

Как часто житейская ситуация в обычной жизни может выдавать повороты на сто восемьдесят градусов? По-моему не часто. Однако стоит Вам окунуться в мало-мальски авантюрный поток, как жизнь Ваша превратится из тусклого пламени восковой свечи в мощнейшую газовую горелку.

Это как вскрыть запечатанную пачку купюр — сами не заметите, как они закончатся, оставив за собой лишь фантик банковской упаковки, да разочарование от ненужных приобретений…

Еще не упала на землю Карина и не грохнулся на подкосившихся ногах застреленный конь, а я уже прибрасывал — чем же закончится очередной переплет и кому это понадобились двое вооруженных путников.

— Лежать мордой в пол! — неожиданно заорал до боли знакомый голос, — Оружие держать на вытянутых руках. — Я сразу узнал кричавшего, но легче мне от этого не стало, потому как командовал не кто-то, а наш старый товарищ Сашка Рубан. После такого я даже не знал что и подумать.

Глянул на Карину, Воительница послушно распласталась на земле, вытянула из-за спины автомат и приподняла его в свете фар.

— Теперь Рожа! — требовал голос, — И давай без фокусов, голову обратно не соберешь… — неожиданно повторил он фразу покойного Сереги — именно с этими словами тот когда-то отобрал у меня, сомневающегося, флэшку со смертоносной программой минут за пять до начала Апокалипсиса.

— Саня… — попытался было я вступить в переговоры, но меня тут же оборвали.

— Заткнись! Раздевайся!

«Во блин», — перевернулся я на спину и потянул с себя камуфляжную крутку.

— Одежду в сторону, — безапелляционно руководил Рубан. — Раздеваться догола. Карина пока лежит…

Мысли мои окончательно спутались: «Что происходит?» — вопрошал я пространство, сбрасывая с себя одежду, но ответа не было.

Пистолет, дареная Франсуа граната с парой других и армейский тесак на ремне остались лежать в куче снятого тряпья. Однако были и хорошие новости — ситуация неожиданно включила моё «чуть быстрее», замеченное когда-то системой и покойником Чжао, и время мое привычно дрогнуло чуть ускоряясь.

— Плавки снимай! — безапелляционно приказывал голос.

— Холодно б… — тащил я с себя последнюю частицу одежды, но мне еще раз приказали заткнуться.

Не знаю, как повели бы себя мы с Кариной, не прозвучи с той стороны голос нашего товарища. Хотя подловили они нас неплохо.

«Крузак у них, гляди-ка», — услышал я, как с привычным чавканьем завелся-забулькал дизель и понял, что невидимый водитель больше беспокоится об аккумуляторах нежели о наличии топлива.

— Повернись! — командовал Сашка, — Еще, — я молча выполнял эти мягко сказать странные распоряжения, с надеждой прислушиваясь к себе — вдруг именно сейчас удастся преодолеть собственные барьеры и обрести еще раз утерянные в схватке с черным ламой возможности? Тщетно — я всего лишь стал тем самым Птахиным, каким был всегда — не больше — не меньше.

«По крайней мере, хоть что-то осталось», — выполнил я следующую команду подойти.

Внутренне я готовился к схватке, пусть и понимая проигрышность ситуации.

Меня крутнули голенького прямо перед фарами еще пару раз и только потом из темноты прозвучало:

— Давай сюда.

В жизни не чувствовал себя большим идиотом чем сейчас. Пересекая границу света-тени, я оперся рукой на «Крузак», ощущая такое родное бульканье дизеля, и на секунду плотно зажмурился, пытаясь быстрей адаптироваться, увидеть что же все-таки на той стороне.

А там оказалась целая «делегация».

Сашка уже занимался Кариной, повторяя процедуру — разденься-повернись. Рядом с ним стояла темная фигура незнакомого сухопарого монгола, а вот я оказался под прицелом аж трех стволов.

Причем, судя по их напряжению, парни не шутили, и стоило бы мне выкинуть какое-нибудь коленце, участь нашего скакуна настигла бы меня сразу же.

«Тугарин» Хурлы тоже был здесь. Рядом с ним уцепившись за руку гиганта и даже чуть спрятавшись за него, стояла непокорная племянница Батцэцэг. Могу поклясться — она меня боялась, а старый товарищ напоминал сейчас ту самую каменную бабу, с которой и начались наши очередные проблемы.

— Набрось… — швырнул он в мою сторону какую-то хламиду.

«Это вовремя», — потянул я с земли старый стеганый халат и, закутавшись, поинтересовался, — Чего происходит-то?

Голос мой сипел, напоминая хрип порванного динамика радиоточки, а тут еще проявилась противная мелкая дрожь от холода и усталости.

Судя поочередной Сашкиной фразе «процедура» осмотра закончилась и для Карины. Вопрос мой ответа не получил, и я предпочел заткнуться, полагая что парни наверняка знают зачем они это делают.

Однако воительница молчать не собиралась. Я прямо чувствовал, как она готова разорвать любого кто попадется ей сейчас на пути, и этой отчаянной девчонке уже почти плевать, чем закончится подобная выходка.

Монгол что-то буркнул Сашке, и тот как-то буднично объявил:

— Вести себя спокойно. Концерт не закончен, но, похоже, все не так уж плохо — иначе бы вас уже грохнули…

— Извращенцы, — Яростно натягивала стеганный халат Карина, — Че, Санек, столько возни, чтобы посмотреть на лучшую в мире девчонку голой?

Злобная тирада «повисла» в воздухе «рядом» с моим вопросом.

— Оттуда не возвращаются, — неожиданно буркнул Хурлы, и я увидел как Батцэцэг еще плотнее к нему прижалась.

— Докшин хара лусут, — Торжественно заговорил вдруг сухопарый азиат, что шептался с Рубаном, — Черный дух, не имеющий веры! Он не упустит случая, явится в этом мире перерожденным, а тут такая удача и сразу три тела. Его ошибка! — сердито крикнул-ткнул пальцем он в сторону тугарина, — Нужно чтобы эта осталась там! — почти крикнул он в сторону Карины, — Докшиты стражники никого оттуда не выпустят — там тюрьма невидимых, и духи-противники буддизма запечатаны там навечно!

— Там где вы были, уже ничего нет, — как-то виновато продолжил тугарин, — Ни статуи, ни что там за ней… Образ свирепой Махакали является не каждому. Я просто не знал…

Сухопарый неожиданно отвернулся от нас, будто что-то почуяв, гаркнул короткую фразу, и к нему подскочил один из стрелков. Теперь монгол не отрывал глаз от распластанного на земле скакуна, застыв на границе света и тени молчаливым изваянием.

Еще одна короткая фраза и многозарядный «Тигр» перекочевал к нему в руки.

Я попытался уловить точку, от которой он не отрывал взгляда и неожиданно увидел парок, вырывающийся из ноздри в стылый вечерний воздух высокогорья.

— Видишь? — неожиданно спросил в никуда сухопарый, — Он еще там и вовсе не собирается уходить.

С этими словами он вскинул карабин и тщательно прицелился.

— Танг! Танг! Танг, — грохнули три одиночных выстрела, разрывая пространство.

Эффект оказался неожиданным — конь дернул копытами, и провернулся на земле, убирая голову из сектора обстрела.

— Буудах, — яростно взвыл сухопарый и перевод был не нужен, потому как стрелки разом нас оставили и, вскинув оружие, развернулись туда, где сучил ногами раненный жеребец.

— Толгой! Толгой! — орали они, и становилось понятным — стрелять нужно только в голову. А головы уже не было видно..

Неожиданно самый молодой из стрелков побежал левее, пытаясь избрать другой сектор обстрела. Видимо выполняя какие-то инструкции, он держался только теневой стороны, не выходя в свет фар. Наконец, остановившись на размытой границе света вдали от «Крузака» и разглядев голову коня, он стал стрелять.

Жеребец дернулся, пытаясь еще раз провернуться-укрыться, но видимо пули окончательно разорвали «нити», непостижимым образом удерживающие смертельно раненного скакуна на этом свете, и движения теперь напоминали смертельные судороги.

Миг…

Конь дернулся в последний раз, и вдруг свет фар вдруг потускнел.

Не знаю, как можно передать ту самую мглу, что притушила яростный свет галогенок, заставляя невольно щуриться, всматриваясь в такой неоднородный теперь сумрак.

А в стороне стрелка, что завершил этот странный бой со скакуном, будто что-то происходило — если здесь свет фар лишь притух, то в его «угол» рухнула настоящая мгла.

Сдавленный вопль донесся вдруг из самой глубины сгустившихся «сумерек», и на площадку прямо к моей одежде вдруг вылетела «Сайга», из которой парень только что вел обстрел.