«41»
— Уходим, — неожиданно быстро поднялся со своего коврика Хурлы и я невольно последовал за ним. — Там в Ховде международный аэропорт, и кому что здесь понадобилось, я проверять не хочу.
Я вспомнил истории «тугарина» из прошлых времен, как он оказался заложником внутриклановой борьбы и впервые попал за решетку.
С той поры, получив первый срок и фактически пострадав за полит-мотивы и собственное происхождение, мой товарищ вынужден был вести (мягко говоря) не совсем честный образ жизни. Клеймо уголовника преследовало его всюду, и «тугарин» умудрился, отстаивая свои интересы, осудиться даже в России.
Кстати именно там, отбывая в Бурятии на строгом режиме, он и научился почти чисто говорить на русском.
После его: «Уходим» я даже немного растерялся, а гигант распорядился — нам троим собираться. На вопрос о легионерах — ответил, мол, они теперь часть Монголии и переживать не о чем, а вот нам, да и ему лучше убираться в укромный уголок.
— Коней сейчас приведут, — сказал он, уходя, — Готовьте спину и задницу. Ехать будем до самого вечера…
Саня с Кариной восприняли эдакие новости по-разному. Мачо вдруг загрустил, и я понял, что мы увозим его сейчас от каких-то складывающихся отношений.
— Тоже мне герой-любовник. Звезда Буддистская, — фыркала Карина, скидывая вещи в общую кучу, — Пошли-ка лучше за оружием…
Теплого прощания с шефом легионеров не получилось. Джинн все-таки был в чем-то роботом и об «отработанном» материале не переживал. Разрешения забрать оружие спрашивать не стали. Карина сразу ухватилась за свой автомат, примкнула магазин, а мы последовали ее примеру.
Некие сомнения я все-таки в глазах Джинна уловил, но, видно решив, что возможная возня из-за трех стволов и сотни патронов никому не нужна, нас отпустили с миром.
Рукопожатие долговязого американца оказалось скорее холодным, а вот Франсуа не мог спрятать своей улыбки и, прощаясь, похлопал меня по нагрудному карману, где в чехле устроился «Малыш».
— Слипинг? — улыбался сапер.
— Щот батари, — кивнул я, повторив фразу маленького партнера о короткой батарее.
Неожиданно удивил меня Хохол Лева. Я ждал от него какой-нибудь колкости, а он лишь глянув искоса на командира, сунул мне бумажный листок.
— Адреса-телефоны, — шепнул он, — Вдруг у нас там все нормально и почта-связь работают. Черкни или звякни, а то у мамки, наверное, ум за разумом, где я…
Вот собственно и все. Напоследок один из латиносов что-то чирикнул нам вслед, и они с братом привычно зашлись в смехе, но Карина разом оборвала этот приступ веселья, с размаху наступив шутнику тяжелым берцем на ногу.
— О’кей, о’кей, — вытянул тот руки, сморщившись от боли, мол, простите, не понял, а воительница лишь выразительно качнула у него перед носом стволом автомата и выскочила следом за нами.
Около нашей юрты я неожиданно увидел несколько коней и долговязого монгола, что во все времена был тенью Хурлы.
«Как же его зовут? — напрягся я, — Учи? Бачи?»
— Давайте быстрее, — орал «тугарин», — Пять минут на все, — Действительно, за какие-то десять минут сборов черные точки вертолетов приблизились, и далекое пение моторов уже превращалось во вполне ощутимый рев.
«Джучи!» — вспомнил, наконец, я имя, и сдернув со спины ближайшего коня брезентовые седельные сумки побежал в юрту. Ощущения чужого дыхания в спину, явившись раз, после беспокойства Хурлы «толкало» теперь не давая пауз на размышления.
На пороге юрты с сумками наперевес я испытал еще раз странное желание обернуться, но стал этого делать — слишком уж дорого мне доставались подобные мероприятия.
— Сан байно, — подавал мне стремя старый подручный Хурлы. Он буквально ел меня глазами, видимо пытаясь найти перемены в моем лице.
Прорычал ему ответное приветствие и попытался скорчить суровую рожу, но его, как и в старые времена напугать было невозможно ничем. Он лишь расхохотался и огрел коня чем-то вроде нагайки, заставив того взвиться на дыбы, и мне волей-неволей пришлось бороться с уздечкой, направляя жеребца вслед за «тугарином».
Войди в ритм стремительного галопа, я чуть придержал коня, перейдя на рысь, и обернулся. Карина выглядела в седле ничуть не хуже любого наездника, а вот у Рубана были проблемы, и он болтался сейчас влево-вправо, совсем не управляя конем, а лишь цепляясь за холку.
Слава Богу, воительница тоже заметила позор мачо. Подскакав к нему, она ухватила уздечку и стала что-то ему орать. Видимо краткий курс возымел действие, потому как Саня со второго раза стал вести себя в седле довольно сносно…
Пыльное облачко, в которое сначала «превратился» Хурлы неожиданно остановилось. «Тугарин» явно поджидал всю команду, перейдя с галопа на рысь и поминутно оглядываясь.
— Можно не спешить! — крикнул он, — Погони не будет…
Обернувшись, я увидел, как вертолеты дают первый круг над юртами общины. Видимо, прилетел кто-то важный, потому как при ближайшем рассмотрении мы увидели разукрашенный МИ-8 и два боевых вертолета с торчащими из-под брюха пулеметами.
— Президентский! — кричал мне Хурлы, — Может с китайцами прилетели договариваться — вовремя мы уехали… — раскосые и глубоко запрятанные меж пухлых щек глаза монгола сверкали сейчас пуговками, выдавая его внутренний настрой. Старый товарищ хоть и готов был в любой момент погибнуть за свою страну, радовался сейчас такой неожиданной отсрочке и все-таки надеялся на бескровный исход. — На ближнюю лежку ехать часов пять, — пустил он коня рысью. Дальняя, почти у Таван-Богдо-Ула, — обернулся он и повел рукой вдоль горизонта, — на Монгольском Алтае. Кстати, именно, оттуда, пришел в свое время Джа-Лама строить Ойратское государство…
Молчание повисло в воздухе. Кони сноровисто частили рысью, а у меня перед глазами оживали картинки прошлых жизней: Степь без края. Горная гряда Монгольского Алтая за спиной. Пронизывающий холод по ночам и разящая дневная жара. Кони-кони-кони…
Ничего не поменялось в укладе кочевников за какие-то сто лет. Они просто не успели освоиться со странным словечком «цивилизация» в привычном понимании европейцев и оказались сейчас в наиболее выгодном положении.
Взрыв сотовых телефонов, предвещающий конец привычного житейского уклада оказался для них не больше чем пшиком. Скот и кони как были, так и остались в своем вечном поиске корма. Кочевникам оставалось лишь менять пастбища на более сочные, да обороняться от набега волков…
Топот копыт навалился, вырывая меня из раздумий.
Хурлы обернулся к всадникам первым, и неожиданная гримаса недовольства заставила меня окончательно покинуть мир грёз и вернуться к действительности.
«Тугарин» был в ярости и его первая тирада на монгольском, резко сломала тишину степи, укрывшую равнину после вертолетного гула.
Я обернулся и замер от удивления. Рядом с Рубаном на чудном кауром коне с белой гривой почти до земли гарцевала та самая монголка, с которой Саня «стрелялся» глазами за праздничным столом. Она упрямо «чирикала» что-то в ответ гиганту уже растратившему свою ярость и пребывающему сейчас в недоумении.
— Племянница! — проорал на мой вопросительный взгляд Хурлы, — За твоим Цагаан Толгой поехала… — и так в сердцах дернул за узду, что его лошадь захрипела и провернулась волчком.
Виновник эдакой беды «Белая голова» Рубан напоминал мне сейчас нахохлившегося индюка. Он был растерян, однако старался виду не подавать.
— Чего делать-то будем? — внимательно разглядывал я руки Хурлы, уцепившиеся за ремень полуавтоматической «Сайги», и соображая, как поступить если он вдруг соберется убивать виновников этой неразберихи.
В голову ничего не приходило.
— Она не отступится… — гукнул мне «тугарин», — Ты наших знаешь, но отпустить её в Россию я не могу…
— Хурлы, — неожиданно подал голос Рубан, — Там, в поселке, времени, говорить, не было, но она приготовила мне свой первый чай, — на этих словах монгол насупился еще больше, а потом заговорил.
— Я всегда был против твоего имени, Батцэцэг! Что это такое крепкий цветок? Ничего в голову не идет кроме цветущего дерева. Так оно и есть! Настоящая деревяшка! С детства ты была самой упрямой, вот и сейчас решила за всех сама…
Батцэцэг вдруг заговорила на монгольском что-то неожиданно ласковое, и Хурлы через полминуты ее тирады обреченно махнул рукой.
— Едем, — развернул он коня, — Тратим время. Разбираться будем на Хяргас-Нуур…
