Глава шестая. Не ждали?

Дорога в школу занимала пять минут. Средняя школа N31 находилась практически рядом, метрах в ста, так что Максиму, который не любил опаздывать и по привычке вышел загодя, пришлось еще минут пятнадцать с такими же, как он, «жаворонками» ждать во дворе перед центральным входом. Поскольку он никого не знал, то и стоял особняком, а вокруг уже сбивались в группки одноклассники, друзья и подруги, о чем-то весело переговаривались, и Максу было приятно наблюдать самое настоящее воплощение беззаботного детства.

Наконец открылся центральный вход и школьников стали пускать. Подойдя поближе, Максим понял, в чем была причина задержки — в вестибюле цепью стояли мальчики в белых рубашках и девочки в белых фартуках, на рукавах у них были красные повязки, а все ученики шли не через вестибюль, а в цокольный этаж, где находились раздевалки. Там они переобувались в сменную обувь — кто в кеды, кто в тапочки, а кто даже в чешки.

Это было такое школьное правило: каждый день один из классов — от 8 до 10-го — назначался дежурным, все ученики этого класса, точнее, почти все, освобождались на этот день от занятий, потому что дежурили по школе — наблюдали за порядком, помогали в столовой, а утром следили, чтобы все ученики обували сменную обувь. Ведь с наступлением осенних дождей, а потом и зимы немногочисленные школьные уборщицы или, как их называли, «технички», просто физически не успевали мыть полы за такой оравой. А если все ходили бы по школьным коридорам и классам в той обуви, что и по улицам, то штат уборщиц следовало бы увеличить втрое. Ну, и сохранность полов сократилась бы очень существенно.

Максиму переобуваться было не во что — он не знал про это правило, поэтому не взял с собой запасную обувь. Поэтому попытался подойти к шеренге красноповязочников и объяснить ситуацию. Однако его даже не захотели слушать.

— Иди домой, бери обувь и приходи, — безапелляционно заявил старший в группе, высокий восьмиклассник.

— Так я тогда опоздаю, через 5 минут звонок. Я же новенький, из другой школы перевелся, первый день, я же не знал, — попытался обосновать свой прокол Макс.

— Звонок прозвенит через 18 минут. И, потом, надо было знать, — отрезал восьмиклассник, и отвернулся, ловя какого-то шебутного пацаненка, который пытался с ходу прорваться сквозь шеренгу.

«А это идея!», — Макс, реально оценив диспозицию, понял, что спокойно сможет прорваться сквозь этот «заслон».

Не хотелось так начинать свой первый день в новой школе и, фактически, в новой жизни, но начинать его с опоздания не хотелось еще больше. Опаздывать Зверь очень не любил, старался сам никогда не опаздывать, так что выматывал душу и на тренировках, и, потом, в своем диверсионном подразделении даже за минутные опоздания.

Он посмотрел по расписанию, где занимается его 4-Г класс, а потом, как бы нехотя, двинулся в сторону спортзала, который находился справа от реденькой цепи дежурного класса. На него не обратили внимания, и тогда он, резко изменив направление движения, рванул в сторону заслона. Как и ожидалось, никто даже не успел ничего сообразить, как дерзкий новичок проскочил между окном и последним в цепочке мальчиком, и с невиданной скоростью пробежал через весь вестибюль аж до самого конца. Притормозив у двери на второй этаж, он показал кинувшимся было за ним в погоню старшеклассникам язык и… исчез. Пока те добежали, Макс уже затерялся в толпе и поднялся с ней на третий этаж, где, собственно, и находился его «родной» класс, 4-Г.

Учеников в тридцать первой школе было много, сама школа была новенькой, построенной для детей рабочих тех самых секретных заводов, на одном из которых работали родители Зверева. Рабочих было много, детей было еще больше, поэтому классы делились не только на А, Б и В, но и на Г и Д, а среди третьих был, кажется, даже третий «Е». Так что 4-Г и 4-Д в этой школе были наполнены под завязку, в классе было по тридцать и больше учеников, поэтому гул в классной комнате стоял приличный. Учителя еще не было, староста заранее открыл класс и все уже расселись по своим местам.

Когда в класс зашел Зверь, гул на мгновение стих.

— О, новенький! — удивленно воскликнул один из мальчишек, сидевший на первой парте. Именно на, а не за первой партой — он увлеченно показывал одноклассникам, как нужно управлять гоночным автомобилем, выжимая на виражах все из воображаемой машины.

Максим просто стоял у двери и оценивал своих одноклассников. Он прекрасно помнил по своей прошлой жизни, что с самого начала у него не заладились отношения с классом и очень долго, почти до восьмого класса Максим Зверев, который практически все школьные годы был самым щуплым и низкорослым в своем классе, оставался изгоем и служил одноклассникам мальчиком для битья. В нынешней, второй своей жизни Зверь не собирался это допускать.

— Чего молчишь, как неродной? Ты откуда к нам? — это уже спрашивал другой пацаненок, высокий и стройный, даже слишком высокий, похожий на баскетболиста.

— Я с Амура, — лаконично ответил Макс, не упоминая, что в Амур-Нижнеднепровском районе он проучился всего один месяц, а прожил три.

— О! Прибыла в Одессу банда из Амура… — пропел с задней парты какой-то коротышка, судя по замашкам и поведению, один из местных хулиганов. В каждом классе такие есть, и обычно их несколько.

Мысли Зверя тут же подтвердились — еще один пацан, на вид постарше остальных, какой-то неестественно бледный, молча встал и подошел к нему, пытливо его осматривая.

Но сказать он ничего не успел — в класс зашел учитель. Все быстро расселись по своим местам. Макс остался стоять у входа.

Первым уроком была история. Учителя звали Михаил Семенович, как потом узнал Максим, его фамилия была Гугель. Впрочем, глядя на его внешность, фамилию можно было бы и не спрашивать.

— Ты что — новенький? — с ходу спросил он. — Давай, садись вон там, с Трифоновым, — он кивнул в сторону того самого коротышки, певшего про банду из Амура.

Макс пошел на «камчатку» — так на школьном слэнге называлась последняя парта в классе, и, сев рядом с Трифоновым, успел заметить, как тот, бледный паренек, тоже сев за последнюю парту, но в другом ряду у стенки, перемигнулся с его соседом. Макс помнил, что это означало, по своей первой жизни. Но теперь он мог все переиграть.

В четвертом классе учить ему было практически нечего. Предметов было мало — русский язык и литература, украинский язык и литература, природоведение, история. Физкультура и труды, равно как пение и рисование, Макс предметами даже не считал — баловство одно. А поскольку уровень знаний по всем этим предметам у него был гораздо выше уровня четвертого класса, то на первых порах про учебу можно было даже не думать. Тем более, что думать ему было, о чем.

— Эй, новенький, тебя как зовут? — коротышка толкнул Макса в бок локтем.

— Макс, — коротко ответил Зверь.

— Я — Трифон. Я тут в центровых, — Трифон как-то по-глупому напыжился, словно и вправду был пупом Земли.

— Странное имя — Трифон, — заметил Макс.

— Это кликуха такая, фамилия — Трифонов, а зовут Юркой, — не понял подколки коротышка.

— Так зовут Юрка или Трифон? Как тебя мама с папой называют? Так и говорят — Трифон, иди ужинать? — Зверь откровенно издевался, и на этот раз его сосед по парте это понял.

— Ты чего борзый такой, новичок? Смотри, чтобы тебя в классе не назвали бакланом, — тон Трифона был угрожающим, но сам он выглядел настолько смешно, что Макс улыбнулся.

Но эту улыбку заметил учитель. Он в этот момент как раз рассказывал про монголо-татарское иго.

— Интересно, молодой человек, и чему Вы там улыбаетесь? Вам неинтересно, что рассказывает учитель? Я понимаю, что Вы у нас новенький, что, возможно, Вы этот материал уже прошли, но надо же иметь уважение, не так ли? Что я такого сказал смешного? — Михаил Семенович, казалось, был несколько раздражен.

Правда, было непонятно — это улыбка Макса его так взбесила или кто другой его уже успел утром, что называется, «накрутить». Но как бы то ни было, под «раздачу» попал именно Зверь.

— Да я просто так, не по теме, — Зверь попытался, что называется, «съехать».

Но историк уже вцепился в него и, видимо, решил проучить, чтобы всему классу неповадно было. Как потом узнал Макс, Гугель был весьма злопамятным и приставучим, хотя, в сущности, довольно квалифицированным историком и справедливым преподом.

— А вот и зря, что не по теме. Но если Вы знаете тему, может, сразу ответите у доски? Как Ваша фамилия? — историк начал рыться в журнале.

— Конь педальный, — Трифон таки отомстил, выкрикнув обидную кликуху.

Макс обернулся, посмотрел на соседа, тот вызывающе уставился на него, улыбаясь ему в лицо.

«Ну, что ж, после уроков придется поставить себя в этом классе, а потом и в школе. Ничего не поделаешь, надо», — подумал Макс и показал коротышке кулак. Тот осклабился и махнул рукой, как бы говоря — еще посмотрим, кто кого.

— Зверев моя фамилия, зовут Максим. Тему я знаю, но не по школьной программе.

— Вот как? Интересно-интересно, ну-ка, пройдите к доске и расскажите всему классу, — историк сам заинтересовался таким поворотом дела.

И тут Максим решил устроить показательные выступления. Историю он знал и любил, любовь эта зародилась как раз в этой школе, и Михаил Семенович тогда сыграл в эттом не последнюю роль — историю он преподавал очень хорошо и предмет свой любил самозабвенно. А, кроме того, Макс запоем читал историческую литературу, начиная от художественных «Спартака» Джованьоли и «Батыя» Ивана Ле, потом переключившись после прочтения «Трех мушкетеров» Дюма на историю Франции от хроник «проклятых королей» до наполеоновских войн, и заканчивая уже в зрелом возрасте трудами Николая Костомарова, Льва Гумилева и Сергея Ключевского по истории России. Так что знал гораздо больше того, что давала ему вначале школьная, а потом институтская программа.

«Ну, историк, щас ты у меня будешь бедный», — подумал Макс, привычно выходя к доске и беря указку.

Класс в недоумении молчал. Никто не ожидал от новенького подобной дерзости, да и его отношение к Трифонову всех шокировало, ведь тот в классе был, что называется, царем горы, хотя и был самым мелким. Но самым шкодливым.

— Итак, если мы говорим об истории, то должны опираться, прежде всего, на факты, правильно? — Зверь задал вопрос как бы классу, но, понятное дело, обращался к учителю.

— Все верно, если есть таковые, — попробовал сразу же уточнить Гугель.

— Что такое факты? Это археологические раскопки и сведения современников, — Макс нисколько не стушевался. — Не буду сейчас много говорить про археологию, я не так в ней хорошо разбираюсь, но вот по поводу свидетельств современников кое-что мог бы сказать. Кроме Нестора-летописца, который писал свою знаменитую «Повесть временных лет» в XI столетии и не мог сообщить подробности о татаро-монгольском нашествии, которое произошло позднее, есть и другие летописи, которые как раз рассказали и о Несторе, и о его повести. Это Лаврентьевская летопись, первая Новгородская летопись и Ипатьевская летопись. Но они датируются примерно XIV и XV веком, то есть были написаны гораздо позже этого самого нашествия.

— Позвольте Вас перебить, юный коллега. Вы занимаетесь в каком-то историческом кружке? Откуда такие обширные знания? — историк был просто ошарашен.

— Да, и в кружке занимался, и был хороший преподаватель, мой дядя, — сразу же выдал домашнюю заготовку Макс. — Я продолжу?

— Конечно, конечно, мне очень интересно? А вам? — Гугель обратился к классу.

Нестройное «дааааа» его воодушевило, и он махнул Максу рукой, мол, продолжай.

— Так вот, все эти летописи нельзя считать свидетельствами современников, поскольку писались позже описываемых событий, а не во время их. А если собирать именно свидетельства тех, кто жил в то время, то они часто противоречат друг другу. Поэтому вначале о фактах.

Первое — никаких монголов в монголо-татарском нашествии не было, потому что не было тогда такой страны — Монголия. И нации такой тогда тоже не было. Были хунны, ойраты, мэргэды, татары, баяты, баргуты и еще около полусотни разных народностей. Которые уже потом стали предками современных монголов. К которым сегодня относят себя не только монголы, но и буряты, калмыки, хазарейцы и еще около 10 миллионов человек по всему миру, из которых только 3 миллиона проживают в нынешней Монголии. А в то время на Руси не знали никаких монголов, зато хорошо знали соседствующих со славянскими племенами кипчаков и полдовцев.

И если бы действительно какие-то монголы завоёвывали и грабили Русь и Европу, то остались бы какие-то свидетельства: обычаи, культура, да и вообще — хоть какие-то примеры именно монгольского воинского вторжения, например, оружие. Но этого нет.

Макс немного перевел дух и посмотрел на учителя. У того, что называется, отвисла челюсть.

— Вот смотрите. Все мы знаем словосочетание «булатный клинок». То есть, особого вида сталь, которую, как гласит легенда, закаляли не в воде, а на ветру. Так? — он посмотрел на историка.

Гугель кивнул.

— Совершенно верно, но я не понимаю, к чему Вы, молодой человек, клоните?

— Все очень просто. Про булатную сталь мы слышали, про дамасскую сталь слышали, про толедский клинок слышали, а про монгольский меч — ни разу никто не упоминал И не писал. Монголы, как следует из сведений разных историков, вообще не занимались металлургией… Ну, то есть, не было у них кузнечных дел мастеров, не изготавливали они оружие. Точнее, оружие делали для них китайские мастера, именно в Китае были развиты ремесла подобного уровня. А так называемые татаро-монголы или монголо-татары — не знаю, как правильнее их называть — были простыми кочевниками. И вдруг — бац — огромная армия, набеги на укрепленные крепости в конном строю, который еще надо научится держать, воинское искусство, причем, не только индивидуальное мастерство владения мечем или копьем, но и тактика нападения и отступления отдельными подразделениями — как там у них? Сотни, тысячи, да? Попробуйте хотя бы взводом управлять, всего тридцать человек — этому сегодня в армии младших командиров учат полгода. В военном училище будущему командиру взвода надо оттрубить пять лет. А тут — откуда не возьмись, появились талантливые полководцы. Из бывших пастухов?

— В общем-то, рассуждаете Вы совершенно логично, мне даже интересно, откуда такие стройные построения у ученика четвертого класса? — учитель не скрывал своего восхищения.

Еще бы — шел на простой урок, а нарвался на вундеркинда, да еще вундеркинда по своему предмету. Поэтому полемические истины, которые изрекал Максим, были, что называется, бальзамом на израненное примитивной школьной программой по истории сердце учителя этой самой истории.

— Ну, историей я увлекаюсь с первого класса. Но не будем о моем темном прошлом, давайте, я продолжу о прошлом нашей Родины, — Максим явно нарывался на комплимент.

Историк снова кивнул.

— В истории современной Монголии ничего о монголо-татарском иге не сказано, нет ни одной народной былины, в которой бы говорилось, что эта страна когда-то в древности покорила почти всю Русь, как нет ничего и о великом завоевателе Чингиз-хане. Да и само государство Монголия появилась только после 1930 года. Так что уже можно говорить о том, что монголов приплели сюда уже гораздо позже. А само слово «Могол» имеет греческое происхождение, и означает «Великий». Этим словом греки называли наших предков — славян.

Идем дальше.

В экспозиции художественного музея города Ярославля выставлена большая деревянная православная икона XVII века с житием преподобного Сергия Радонежского. В нижней части иконы изображена та самая легендарная Куликовская битва русского князя Дмитрия Донского с татаро-монгольским ханом Мамаем. Но вот незадача — русских и татар на этой иконе нельзя отличить. И у русских, и у татар одинаковые доспехи и шлемы, и татары и русские сражаются под одними и теми же боевыми хоругвями, кстати, с изображением лика Спаса Нерукотворного. Вот скажите — можно себе представить, что татарская орда хана Мамая шла в бой с русской дружиной под знаменами с изображением лика Иисуса Христа?

— Вот это да! Так что — татары маскировались под русских? — выкрикнул кто-то из класса.

— Вы были в этом музее, юноша? — спросил историк.

— Я лично еще не успел, но мне дядя рассказывал, — отмахнулся Макс. — В общем, вряд ли православная церковь могла себе позволить такую грубую оплошность на известной почитаемой иконе. Поэтому есть версия о том, что на самом деле не было никакого монголо-татарского вторжения, а просто в междоусобных войнах русских князей принимали участия татарские, половецкие, кипчакские племена и армии других азиатских тюркоязычных кочевников и государств. Потому и не отличалась их экипировка на старинных гравюрах, кстати, не только славянского происхождения. Например, на могиле Генриха Набожного II в Бреслау, и в других местах.

— Поразительно! — проронил историк. — И это — только четвертый класс… Что будет дальше? Продолжайте, продолжайте! — спохватился он.

Макс улыбнулся и продолжил.

— Еще один факт — русские князья смогли сохранить православие, несмотря на то, что все эти так называемые татаро-монголы были мусульманами. Если они были оккупантами, то почему на захваченных территориях не навязывали свою религию и свой образ жизни? — Макс сделал паузу, но никто ему не возразил, поэтому он продолжил свою импровизированную лекцию.

— Многие ученые во главе с Львом Гумилевом выдвигали гипотезу о том, что «татаро-монгольское иго» — это что-то типа военного союза пришлых кочевников с русскими князьями на равных. Лев Гумилев в своем знаменитом трактате «От Руси до России. Очерки по русской истории», выдвинул очень противоречивую, но очень логичную гипотезу. Он считает, что русские князья заключили с кочевниками своеобразный пакт о защите. Согласно этому пакту, русские князья платили татарам или монголам, в общем, всем этим бывшим пастухам за защиту территорий, а те им помогали избавиться от натиска литовцев и прочих враждебных иноземцев. Ну, типа, сделали себе такую пограничную стражу что ли…

— Вы и Гумилева читали? Поразительно, — историк был не просто ошарашен, он был в полном восторге. Класс также затих, и было слышно, как перешептываются девчонки.

— Не только Гумилева. Николай Карамзин, например, отрицал какое-либо качественное воздействие татарского завоевания на процессы развития русского общества. Ничего нового они на Русь не принесли. Хотя с появлением Орды прекратились междоусобные войны между русскими князьями, а также началось возвышение Московского княжества. Подход Карамзина получил свое дальнейшее утверждение и развитие в трудах крупнейших историков XIX — начала XX века: Сергея Соловьева, Василия Ключевского, Сергея Платонова…

— Стоп-стоп-стоп, хватит, это уже чересчур, это не программа для четвертого класса, это уже первый курс института, да что там первый — это…это… — историк просто захлебывался словами, он был потрясен.

Судя по гробовой тишине, в классе все точно также были в шоке. Правда, не все — несколько пацанов, судя по всему, знаниями не блещущие и особо к ним не стремящиеся, пользуясь тем, что препод отвлекся, решали какие-то свои дела, особо даже не слушая, о чем там кто говорит. Вышел зубрила к доске, что-то вякает — и ладушки.

— Если ты, Зверев, и остальную программу по истории знаешь так же, как историю Древней Руси, то я сразу поставлю тебе пятерку за год, и на моих уроках будешь мне ассистентом, дополнять материал какими-то теориями или сведениями, согласен? А за сегодняшний ответ, конечно, ставлю пять! — Гугель раскрыл журнал.

— Хотя нет, твоей фамилии еще даже нет в журнале. Давай дневник! — историк достал ручку.

Зверь пошел к своей сумке, достал дневник, заботливо вложенный матерью, и понес к учительскому столу. Получив свою пятерку, хотел было идти на свое место.

— Постой. Раз уж ты изложил здесь такие интересные сведения и такие разные теории, бесспорно, достойные внимания, позволь тебе оппонировать, — историк все же решил не допускать такого явного «опускания» своего авторитета новичком.

Класс заметно оживился.

— Так вот, насчет письменных источников, которых нет — сами татаро-монголы, ну, скажем, татары — все они были неграмотными, поэтому не оставили описания своих подвигов, а пользовались услугами покоренных народов, в том числе и тех, кто писал на арабском. Так вот, европейских, персидских, китайских, и, конечно же, древнеславянских или древнерусских источников очень много, просто они противоречивы — одни писались, как принуждение от оккупантов, другие — как оппозиционные, в общем, есть искажения и там, и там. В европейских и русских источниках завоевателей с Востока обычно называют «татары». В китайских и персидских — «монголы». А поскольку дикие кочевые племена регулярно набегали на тот же Китай, то отсюда и возник термин «татаро-монголы», хотя в ордах завоевателей были и китайцы, и хунгузы, и персы, да и вообще кого там только не было, — историк улыбался, чувствуя свое превосходство, а, главное, увидев интерес класса к этой исторической дуэли.

— Приведу только один пример. Арабский ученый Рашид-ад-Дин писал тогда не только о подготовке монгольского наступления на Восточную Европу, но и довольно подробно описывает события похода Батыя на русские княжества, в некоторых случаях дополняя и уточняя свидетельства русских летописцев. Основной труд Рашид-ад-Дина, «Сборник летописей», неоднократно публиковался, а в 1948–1952 гг. издан в научном переводе, снабженном многочисленными комментариями. Что же касается письменности, то каждая пайзца — если кто не помнит, — историк обвел взглядом притихший класс, — это металлическая пластина, ярлык, выдаваемый татаро-монголами, как признак их власти — была снабжена текстом на арабском языке, примеры есть во многих музеях.

Гугель снова сделал паузу, думая, что ученик станет возражать, но Зверь молчал. Историк, ободренный тем, что завоевал внимание класса, продолжил.

— Есть, конечно, и надписи на том же уйгурском языке, и других, но сие уже несущественно. А, конечно, во времена завоеваний Батыя в его армию, а затем и в империю были включены половцы — это другое название племен кипчаков — и другие азиатские тюркоязычные кочевники, поэтому ни о какой монголоязычности армии вторжения говорить вообще не приходится. Так что в этом эпизоде ты, Зверев, все же прав, — Михаил Семенович говорил Зверю «ты» не пренебрежительно, а уважительно, как равный равному. Его немного снисходительное обращение на «Вы», раньше звучавшее почти насмешливо, куда-то испарилось.

— Ну и, соответственно, влияние тюркской культуры в русском быту можно видеть на каждом шагу до сих пор, начиная с ковров на стенах, до снимания обуви в доме. Я уже не буду говорить про генетику — в славянских генах полно тюркских следов и далеко не все славяне — голубоглазые блондины, правда? — историк улыбнулся, глядя на класс, где как раз было мало описываемых им типажей.

— Но можно долго еще полемизировать на тему монголо-татарского ига, есть много интересных версий и свидетельств, но бесспорно одно: ты, Максим, прекрасно знаешь этот материал, и не на уровне школы, а института, причем, исторического факультета, поэтому, конечно же, программа четвертого класса для тебя лично — как для меня букварь. Буду рад, если и в дальнейших темах ты сможешь порадовать меня и своих товарищей такими же глубокими знаниями. Думаю, пятерка за год у тебя в кармане. Садись! — историк был доволен, как кот, обожравшийся сметаны и даже жмурился по-кошачьи.

Макс пошел на свое место, где его новоявленный недруг уже о чем-то перешептывался с тем самым бледным пареньком, который подходил к Зверю в начале урока.

— Ну, что, зубрила, выпендрился? — ехидно спросил он у Зверя.

— А то! — в тон ему ответил Зверь.

— Ниче, на переменке побазарим, — Трифонов гаденько улыбался.

— С кем базарить? С тобой что ль? А кто ты такой, чтоб с тобой базарить? Ты вообще сначала говорить научись, шкет, — Зверь решил сразу расставить точки над «и». — Если в голове две извилины — сиди и не вякай, слушай, что умные люди говорят, может и станешь человеком.

Трифонов покраснел, как помидор. Видимо, так с ним в этом классе никто не говорил. Было видно, что он готов взорваться, но ему помешал звонок.

— Ну, что ж! Сегодня я был приятно удивлен, да и вы, ребята, наверное, тоже. Итак, тему монголо-татарского ига мы продолжим на следующем уроке, читайте параграф пять, готовьтесь отвечать на вопросы. Ну, конечно, не в таком объеме как сегодня поведал нам…ммм…Максим правильно?

— Правильно, — ответил Макс.

— …поведал нам Максим Зверев. А теперь можете быть свободны, — историк попрощался с классом и, помахав рукой Максу, вышел из класса. Класс загудел, несколько человек собрались возле задней парты.

— Ну, новенький, ты даешь! Как ты все это вызубрил?

— А зачем тебе все это? Ты что — учителем намылился стать?

— Ты вон как историка нашего раздраконил!

Возгласы сыпались со всех сторон. Макс хотел было ответить, но тут подошел тот самый бледный мальчишка, выглядевший постарше остальных.

— Слышь ты, зубрила, пошли выйдем, побазарить надо? — процедил он.

Макс помнил, кто это такой и помнил, что было с ним в его первой жизни. Тогда этот его одноклассник, второгодник Сергей Скотников по кличке Дикий вместе с Юрой Трифоновым после школы его, Макса, что называется, сломали — пригрозили отметелить, но потом, видя, что жертва испугалась, милостиво отпустили. И потом много лет Макс боялся их, став в классе одним из самых беззащитных и гонимых. Правда, он и был в классе самым маленьким, как по росту, так и по возрасту. Именно это стало основным стимулом того, что Зверь стал заниматься спортом, охотно пошел в армию, а, попав в спецназ, усиленно занимался единоборствами. Сейчас в теле самого себя, тщедушного мальчика Максима Зверева сержант спецназа, мастер спорта и чемпион Макс Зверев готовился, что называется, «дать ответку» своему прошлому.

— Слышь, Дикий, мне с тобой базарить не о чем, если ты за своего дружку Тришку подписываешься, то я после школы вас обоих научу, как правильно с людьми разговоры разговаривать, понял? — Макс все это сказал спокойный тоном, сидя за партой, и глядя на Скотникова — вот же Бог фамилией отметил — снизу вверх.

Правда, ноги у него были готовы к действию, да и руки тоже не просто так лежали на парте.

— Чё?! Слышь ты, амёба, глиста в скафандре, ты кому тут права качаешь? Ты только приперся, а уже всех заманал? Давно в табло не получал? — Дикий просто офанарел от такой наглости новенького.

— Не получал. Хочешь попробовать дать? Так не вопрос — после уроков за школой попробуешь. А здесь чего понты кидать? — Макс был спокоен и зол.

Дикий не выдержал и все же попробовал выписать наглецу «леща». Однако траекторию его удара Макс заметил, что называется, за километр — все же многолетний опыт рукопашника автоматически передался новому телу — поэтому даже не стал как-то защищаться, а просто уклонился в самый последний момент, сделав легкий нырок вперед. И вся сила удара досталась продолжавшему улыбаться Трифону.

— Ууууу! Гондурас ты хренов! — Трифон схватился за голову, видимо, получил зачетно.

— Слышь ты, палевный, тебе ж русским языком сказали — после уроков, ты чё — совсем фишку не сечешь? — Макс, наконец встал, правда, был он на голову ниже своего оппонента, поэтому тот угрозы не почувствовал. Но рядом стояли одноклассники, а тут еще вмешались девчонки.

— Скотников, ты снова тут драку устроил? Тебе мало походов к директору? А если снова отца вызовут? — Такая же мелкая, как и Макс, но бойкая девочка просто заклевала Дикого, оттирая его от Макса. Да и остальные ребята, хоть и с некой долей страха, но все же неодобрительно стали высказываться в сторону этой «сладкой парочки» — Трифонов и Скотников.

— Ну, лады, я этому щеглу табло начищу после уроков, ты понял, мелкий? — Дикий демонстративно цыкнул зубом и пошел на свое место.

— Слышь ты, зубрила вонючий, я тебе точно бошку отобью, — прошипел Трифонов, потирая макушку.

— Ага, пока что, вижу, тебе ее уже отбили. Так ты другана попроси, он тебе еще раз приложит — чтобы не нарывался. А я уже потом, для закрепления, — Максу было откровенно скучно. Он встал, взял свою сумку и пошел вперед, где на первой парте было свободное место рядом с той самой девочкой, которая утром смотрела на него из окна и хлопала в ладоши.

— Не занято? — вежливо спросил он.

— Пока нет. Моя подруга болеет, можешь пока сесть, — удивленно ответила девочка.

Макс сразу вспомнил ее — это была Лариса Гончаренко, его соседка по дому, она жила в третьем подъезде, а Макс — в первом. В той, первой жизни они даже дружили, просто дружили, никаких романтических соплей не было, хотя, конечно, Лариска Максу немного нравилась.

— Слушай, ты чего так нарываешься? Это же Тришка и Дикий, известные хулиганы, по ним милиция плачет, Дикий вообще со взрослой шпаной постоянно ходит, смотри, они тебя подкараулят и побьют, — вполголоса проговорила Лариса.

— Ну, это мы посмотрим, — улыбнулся Макс.

— Ага, я утром видела, как ты зарядку делал. А что это было? Ты так руками и ногами махал, как мельница.

— Да, это такая гимнастика китайская, — Максу неохота было сразу раскрывать все свои козыри.

— Ты что, в Китае жил? — глаза Лариски округлились.

— Нет, просто дружил с китайцами, они и научили, — уклончиво ответил Макс.

Все это время возле задней парты продолжались дебаты бойкой девчушки, которая, как оказалась, была членом совета отряда пионеров школы. Звали ее Света Болгова. Она отчитывала сразу обоих, Трифонова и Скотникова, те вяло огрызались. Остальной класс разошелся кто куда — одни вышли в коридор, другие остались сидеть за партами, третьи стояли у окна. И все потихоньку бросали любопытные взгляды на новенького.

Если бы знаменитый фильм «Приключения Электроника» не был выпущен на советские экраны в 1980 году, одноклассники Макса могли бы подумать, что к ним в класс пришел робот. А так они, скорее всего, зачислили Зверя в обыкновенные зубрилы. В общем-то — не самая плохая репутация. Хотя и не самая хорошая.

Но очень скоро Максим Зверев поменял мнение класса о себе.

*Лев Гумилев — советский историк-этнолог, археолог, востоковед, писатель, переводчик. В 1961 году защитил диссертацию на соискание степени доктора исторических наук, в Научное наследие включает 12 монографий и более 200 статей. Он доказывал, будто Киевская Русь — это продолжение Орды, а многие русские люди — потомки крещёных татар, на что потратил пятнадцать лет жизни. Эти взгляды были изложены в его очерках «Эхо Куликовской битвы», «Черная легенда», популярной книге «От Руси до России», монографии «Древняя Русь и Великая степь».

*Николай Карамзин — великий русский писатель, крупнейший литератор эпохи сентиментализма. Создатель «Истории государства Российского» — одного из первых фундаментальных трудов по истории России. Указом от 31 октября 1803 года император Александр I дарует Николаю Карамзину звание историографа. Этот титул в России после смерти Карамзина не возобновлялся

*Сергей Соловьев, Василий Ключевский, Сергей Платонов — крупнейшие историки XIX — начала XX века, много писавшие о так называемом «ордынском» периоде истории России.

*«Лещ» — хлесткий проносящий удар ладонью по темени или по затылку, не очень болезненный, но оглушающий и весьма звонкий, обычно наносится демонстративно тому, кого хотят унизить или — в более легкой форме — родителями своим расшалившимся детям.