– Ну-ка, Джефф, попробуй походить по комнате!
Джефф с сомнением посмотрел на Рембрандта, но встал и сделал несколько осторожных шагов. Боли не было. Рана совершенно затянулась, и лишь мышцы бедра казались немного онемевшими.
– Поразительно! – пробормотал он. – Я очень благодарен тебе, Рембрандт. Как тебе удалось так быстро вылечить рану – ведь она снова открылась?
– Сочетание электротерапии и восстанавливающих методов, вроде вашего пневмопластыря, но более эффективных.
Йоно кивнул.
– Я бы отдал все, что угодно, за описание этих методов.
Рембрандт улыбнулся. Он прикоснулся к одному из внешних разъемов ВЭМ и закрыл все три глаза, словно общаясь с компьютером. Через несколько секунд из прорези в стене выпозла маленькая пластиковая карточка. Рембрандт вручил ее адмиралу Йоно.
– Теперь все секреты принадлежат Вам, адмирал. Скажите своим ученым, что получили их от старого колдуна.
– Разумеется, – Йоно широко улыбнулся. – Они подумают, что это наследие моих африканских предков.
Затем уголки его рта опустились вниз, и лицо приобрело горестное выражение.
– Не могу представить, как я объясню своей сестре, что наша родословная оказалась гораздо более запутанной, чем мы полагали!
– Сестры в самом деле могут нагнать страха на своих братьев, – мрачно произнес Рембрандт.
– Как, и вы тоже!..
– Само собой, адмирал. В этот самый момент меня тревожит состояние моей сестры. Если я не отведу вас к ней – причем не только попрощаться, но и поговорить от души, – она будет, мягко говоря… недовольна.
– Вы хотите сказать, что если мы с Норби и с Джеффом уйдем отсюда немедленно, она обвинит в этом Вас?
– Боюсь, что так.
– Нет проблем, Рембрандт, – Йоно разгладил свою парадную форму, выглядевшую значительно лучше, чем рваная хлопчатобумажная туника, которую он оставил на борту «Гордости Марса». – Буду очень рад снова увидеться с Вашей сестрой. Она обладает великолепным даром убеждения.
– Пожалуй, это самое верное определение, которое можно придумать, – согласился Рембрандт. – Я бы тоже дал ей такую формулировку. Но нам лучше пойти к ней немедленно, пока она еще в хорошем настроении.
– Джефф, а где Норби? – спросил Йоно.
– Не знаю. Он пошел с нами в операционную, но потом куда-то пропал. Присутствие биологических существ иногда расстраивает его, особенно если они нездоровы.
– Тогда мы должны найти его.
Пока Рембрандт вел их в обсерваторию, Джефф думал о том, что никогда бы не сумел найти дорогу самостоятельно. Корабль Других был невероятно огроным, со сложной сетью коридоров, подсвеченных особыми оттенками, едва различимыми для человеческого зрения. Искусственная гравитация также была гораздо лучше, чем на любом из кораблей Федерации.
Джефф с адмиралом еще не поведали Рембрандту полную историю своих приключений. Их беспокоила его возможная реакция на существование второго Рембрандта, который жил в ложном временном ответвлении и не узнал своих бывших друзей.
В обсерватории они увидели Норби, стоявшего рядом с Евтерпой. Она казалась чем-то очень расстроенной, даже подавленной.
– Норби! – воскликнул Джефф. – Ты рассказал ей…
– Ничего подобного! – возмутился Норби.
– В чем дело, сестра? – спросил Рембрандт.
– Я занимаюсь музыкой, брат. Мой разум, мои эмоции – вся моя жизнь посвящена музыке…
– Я знаю, дорогая сестра. Тебе нет равных.
– Как бы я ни любила твоих друзей и этого славного маленького робота, но я должна попросить об одной услуге.
– Мы выполним любое Ваше пожелание, дорогая леди, – пробасил Йоно, невольно сделав шаг к ней, словно она была мощным электромагнитом, пртиягивавшим железо, содержавшееся в его красных кровяных тельцах.
– Пожалуйста, больше не позволяйте Норби петь в моем присутствии, – попросила Евтерпа.
– Я всего лишь исполнил один из моих любимых маршей Космической Академии, – оправдывался Норби. – Когда Вы попытались перебить меня, Евтерпа, я подумал, что Вы плохо слышите, и запел погромче…
– Норби, – сурово произнес Джефф. – Ты никогда не признаешься в отсутствии музыкального слуха. Наверное, не каждый человек, лишенный музыкального слуха, знает об этом, но ты-то знаешь! Я могу себе представить, как мучительно было твое пение для такой великой исполнительницы, как Евтерпа.
Она вздрогнула и передернула плечами, словно отгоняя ужасные воспоминания.
– Мне нужно побыть в одиночестве и послушать настоящую музыку, чтобы прийти в себя.
– Не уходите, Евтерпа, – попросил Йоно, протягивая ей записывающее устройство, которое он носил в палеолите. – Возможно, эта музыка и не порадует Ваш утонченный слух, но по крайней мере она покажется Вам заслуживающей внимания.
Повинуясь жесту Евтерпы, из пола вырос небольшой пьедестал. Она вложила в него записывающее устройство и прикоснулась к золотистому пятнышку сбоку.
– Это музыка ваших предков, адмирал?
– М-мда. Да, разумеется!
Музыка наполнила инопланетный зал, и Джефф как будто снова оказался перед угасшим костром, глядя на падающие звезды и слушая первобытный оркестр, исполнявший музыку – молодую, как сама планета. Закрыв глаза, он мог видеть предводительницу племени, игравшую на костяной флейте.
Когда музыка закончилась, Евтерпа лучезарно улыбнулась Йоно.
– Это будет великолепное начало для моей композиции в честь человеческих существ, – сказала она. – Расцвет надежды и красоты в юном мире, не так ли?
Йоно уставился на нее.
– Наверное… да, я целиком и полностью согласен с Вами.
– Я бы хотел выслушать всю историю, – сказал Рембрандт.
– Рассказывайте Вы, адмирал, – предложил Джефф. – Ведь я некоторое время был без сознания.
Йоно начал свой рассказ. Богатые обертоны его голоса раскатывались по залу, описывая восторги, опасности, смешные случаи (Джефф поморщился при упоминании о том интересе, который проявила Мейла к его персоне), о дикой красоте жизни в палеолитических степях Восточной Европы…
– Джефф, – закончив историю, адмирал обратился к нему: – Думаю, нам следует рассказать им о другом временном ответвлении. Но это сделаешь ты, потому что меня там не было.
Рассказ Джеффа поверг других в странное оцепенение. Евтерпа опустила голову, глядя на свои руки. Рембрандт ласково прикоснулся к ее плечу.
– Я рад, что я не тот Рембрандт, которого вы обнаружили в ложном времени, – произнес он. – Но думаю, моей сестре хотелось бы познакомиться с тем маленьким человеческим ребенком, ведь у нее еще не было собственных детей.
– Но я все равно благодарю вас за то, что вы спасли ребенка от той, другой Евтерпы, – дрожащим голосом добавила она. – Ведь только поэтому Борис Йоно мог появиться в нашем времени!
Йоно сглотнул.
– Благодарю Вас, мэм, – он встал и поклонился ей. – К сожалению, нам пора вернуться в наш родной мир.
– Так скоро? – теперь Евтерпа поднялась на ноги так, словно ею двигала какая-то гипнотическая сила. – Мы будем рады видеть вас у себя в любое время. И благодарю вас за музыку. Я думаю, музыка является не только убежищем от тревог или способом выражения чувств, но символическим способом описания реальности – чего-то такого, что никто из нас не может постичь до конца.
– Великолепно, – прошептал Йоно.
– Каждый из нас вносит свой вклад в понимание с помощью красоты, которую мы создаем, – тихо добавил Рембрандт.
– Да, – отозвался Йоно. Он взял верхнюю правую руку Евтерпы и поднес ее к губам.
– Пора идти! – напомнил Норби.
– Так скоро? – отозвался Йоно, эхом повторяя слова Евтерпы.
Она посмотрела на него.
– Наверное, каждая жизнь – это часть музыки реальности, которую мы все разделяем. И мы с вами…
– Мы с вами… – повторил Йоно.
– Уходим немедленно! – завопил Норби. – Джефф, твой уикэнд уже почти закончился, и если мы опоздаем в Космическую Академию, у тебя будут неприятности.
– До свидания, Евтерпа, – произнес Йоно. – Встретимся как-нибудь в другой раз.
Норби прикоснулся к руке Джеффа.
«Давай вытащим его отсюда, Джефф, пока Космическое Командование снова не осталось без своего главного адмирала».
Джефф и Норби отконвоировали Йоно обратно на «Гордость Марса». Войдя в рубку, адмирал опустился в кресло и тяжело вздохнул.
– Знаешь, Джефф, наверное, нам не следовало рассказывать Евтерпе о том, как ее другое «я» хотело сохранить девочку у себя. Мы неравнодушны друг к другу, и насколько мне известно, Другие умеют перестраивать ДНК таким образом, чтобы у двух совершенно разных видов появилась возможность…
– Адмирал! – Голова Норби до упора выползла из корпуса, глаза широко распахнулись. – Что у Вас на уме, сэр!
– Харрумпф! Ничего… совсем ничего. Чисто интеллектуальные спекуляции. Норби, летим ко мне домой, на Марс.
– Но я должен вернуться на дежурство в Академию, – запротестовал Джефф.
– Мы проведем на Марсе лишь несколько минут, кадет. Я должен вернуть сестре семейную реликвию и объяснить, что, э-ээ… в результате анализов выяснилась иная причина ее возникновения.
– Может быть, сначала стоит убедиться, что реликвия у Вас, адмирал? – поинтересовался Джефф, указав на сейф.
– Великие звезды! – воскликнул Йоно. – А что, если история снова изменилась, и ее там нет? Я почти боюсь открывать сейф. Ты уверен, что видел реликвию в руках у предводительницы племени, когда покидал прошлое?
– Да, сэр. Она пыталась вручить бивень мне, но я отказался. Дело в том, что на основании бивня не было вырезанного рисунка, как на Вашей реликвии.
– Норби, открой сейф, – Йоно нервно сцепил руки. – Мне нужно успокоить нервную систему. Рембрандт прав: путешествия во времени – опасная вещь.
– Вот она! – радостно объявил Норби, распахнув сейф.
Йоно поворачивал бивень то так, то эдак.
– Проклятая штука выглядит точно так же, как в тот момент, когда я положил ее в сейф! Как ты думаешь, Джефф?
Осмотрев реликвию, Джефф кивнул.
– Совершенно так же, сэр.
Норби металлически хихикнул.
– Люди вообще не отличаются особой сообразительностью. Реликвия выглядит точно так же, потому что мы стали частью древней истории. Вернее, я стал ее частью.
– О чем ты болтаешь? – взревел Йоно.
– Во-первых, я вошел в историю, когда кончик бивня мамонта обломился от удара по моему корпусу.
– Но Норби, это было лишь в той истории, которую мы создали своим путешествием в прошлое, – возразил Джефф. – В реальной истории воины племени могли убить того мамонта, или найти его скелет и взять бивень.
– Мамонт был жив, когда мы исчезли, – Йоно озадаченно нахмурился. – Однако сейчас бивень выглядит точно так же, как у меня дома.
– Говорю вам: я вошел в историю! – гордо заявил Норби. – Я являюсь неотъемлемой частью этой реликвии!
– Чушь, – отрезал Йоно. – В реальной истории обломок бивня передавался от поколения к поколению, пока не перешел к русскому космонавту, двоюродному прапрадеду Вины Грачевой.
– Взгляните еще раз на основание бивня, – попросил Норби.
Джефф изучил рисунок. Силуэт в форме полумесяца и таинственная точка-звездочка были такими же, как раньше. Внезапно он ахнул и повернул бивень, не отрывая взгляда от полумесяца. Когда выпуклая часть бивня была повернута кверху, точка располагалась прямо над дугой полумесяца.
– Ты прав, Норби, – Джефф неожиданно рассмеялся. – Неплохой временной парадокс, верно?
– Кадет, прошу вас объясниться! – произнес Йоно глубочайшим басом, напоминавшим раскаты грома.
– Все очень просто, адмирал, – жизнерадостно сказал Норби. – После того, как мы с Джеффом вернули маленькую девочку в ее родное племя, та женщина была так потрясена моим появлением с неба, что вырезала мою шляпу на основании вашей реликвии.
– Невозможно, – пробормотал адмирал, прищурившись на резьбу.
– Очень похоже на то, – заметил Джефф.
– Что ж, придется поверить на слово, – Йоно убрал реликвию в карман своего кителя. – Мне даже думать не хочется о временных парадоксах, имевших к этому отношение. Только прошу вас: не рассказывайте моей сестре! Если ей хочется думать, что это звездочка и полумесяц, пусть думает. Остается лишь доказать ей, что Вина права и реликвия фактически принадлежит семье Грачевых.
– Удачи Вам, адмирал, – сказал Джефф.
– Мне она понадобится, – хмуро отозвался Йоно.