Объявление войны

Австро-Венгрия разрывает дипломатические отношения с Сербией и указывает послу в Петербурге, что «Империя не остановится даже перед возможностью европейских осложнений». Николай II телеграфирует принцу-регенту Сербии: «Правительство внимательно следит за развитием сербско-австрийского конфликта, который не может оставить Россию равнодушной». В ответ Германия вручает России официальную ноту: «Германия считает само собой разумеющимся, как союзница Австрии, что с ее точки зрения упор, делаемый венским кабинетом на его законных требованиях к Сербии, вполне оправдан».

Это еще не ультиматум, но что-то к нему достаточно близкое.

Германия вызывает из отпусков офицеров, находящихся за пределами страны, и вводит режим охраны крупных военных и промышленных объектов.

При этом почему-то продолжаются регулярные трансатлантические рейсы германских судоходных компаний, что впоследствии приведет к тому, что несколько первоклассных немецких лайнеров окажутся интернированными в Нью-Йорке, и в 1917–1918 гг. они будут использованы для перевозки американских солдат в Европу.

Двадцать пятого июля происходит еще одно событие, крайне важное для всего последующего хода войны: под давлением Великобритании Италия заявляет о своем нейтралитете в австро-сербской войне. Слово «война» названо. И одновременно резко изменилась оперативная ситуация на Средиземном море. Теперь флот Антанты имеет там очевидное преимущество.

В решающий день, 31 июля, Италия подтвердит свою позицию, несмотря на личную телеграмму кайзера Виктору-Эммануилу, что он «надеется на своего верного союзника».

Италия в ответ повторяет свои разъяснения по поводу оборонительного характера Тройственного союза, вследствие которого Италия не примет участие в агрессивной австро-сербской войне, «ввиду агрессивных действий Австро-Венгрии против Сербии война не составляет для Италии casus foederis».

Э. Грей предлагает созвать в Лондоне международную конференцию (скорее всего, по личной просьбе англофила К. Лихновского, всеми силами пытающегося остановить войну). Австро-Венгрия и Германия отвергают такую возможность. В течение дня С. Сазонов, А. Извольский, Ж. Палеолог поочередно заявляют: «На этот раз – война».

В этот день, 26 июля, сербские резервисты, которых везли по Дунаю, случайно нарушили австрийскую границу. Пограничники для вида постреляли в воздух, но Францу-Иосифу было доложено о «значительной перестрелке».

Двадцать седьмого июля Германия начинает работы в крепостях, объявляет частичный призыв резервистов, возвращает войска в места постоянного расквартирования, усиливает охрану железных дорог.

Германские железные дороги и в мирное время находились под контролем офицеров Генерального штаба, теперь же они окончательно переходят в ведение военных.

Франция собирает войска в пунктах постоянной дислокации.

Великобритания сосредотачивает флот в Портленде.

Самое интересное, что это не имело прямой связи с кризисом. Летом 1914 года Гранд Флит проводил большие плановые учения, имея организацию по штатам военного времени. Учения закончились, но военно-морской министр сэр Уинстон Черчилль оставил флот в мобилизованном состоянии, чтобы боеготовность кораблей не зависела от того, какое решение и когда будет принято правительством.

Двадцать восьмого июля Австро-Венгрия объявляет Сербии войну и почти сразу начинает обстреливать Белград. Частичная мобилизация в Бельгии. Франция прекращает все отпуска и вводит режим охраны границы.

Двадцать девятого Королевский флот выходит из Портленда в Скапа-Флоу. Это означает, что уже взведен механизм экономической блокады Германии. Франция начинает частичную мобилизацию младших возрастных классов, Германия тоже прекращает отпуска.

Николай II неожиданно для собственного генералитета объявляет о том, что Россия начинает, конечно, мобилизацию, но – частичную и направленную исключительно против Австрии. Что это значит, не понимает никто, в том числе и сам Николай. Схемы такой мобилизации просто нет. На следующий день, махнув на все рукой, царь объявил всеобщую мобилизацию.

В два часа ночи на 30 июля С. Сазонов сообщает русским представителям за границей «о вероятной неизбежности войны». Великобритания ведет наблюдение за германским побережьем, Франция и Германия развертывают вдоль границы войска прикрытия.

Тридцать первое июля. Всеобщая мобилизация в России, Германии, Бельгии. Германия в 16.00 объявляет «положение, угрожающее войной», и предъявляет России ультиматум. На следующий день, 1 августа, в 17.00 Германия объявляет войну России, а в 19.00 оккупирует Люксембург, железнодорожный узел которого имел важное значение для быстрейшего сосредоточения немецкой армии на западе.

К трагедии примешивается фарс: политическая конфигурация конфликта ни в коей мере не соответствует предвоенным расчетам Генеральных штабов. В результате 2-я австрийская армия Бен-Ермоли двигается на юг против Сербии, хотя уже очевидна негативная позиция России, и армию нужно срочно возвращать в Галицию. Но сделать это нельзя – раз армия уже погружена, ее нужно перевезти до пунктов назначения, там разгрузить – и только после этого снова посадить по вагонам. Еще веселее ситуация в Германии – объявлена война на востоке, а войска в соответствии с планом Шлиффена бодро перевозятся на запад. Германия ждет, что Франция, выполняя союзнический долг по отношению к России, объявит рейху войну, а Франция, вполне понимая затруднительное положение младшего Мольтке и кайзера, этой услуги упорно не оказывает. Британия уже начала военные действия, но решения на войну палата общин еще не приняла. И очень может быть, что и не примет: значительная часть либералов категорически против вступления в войну, и от парламентского кризиса страну удерживает случайный факт – ее возглавляет либеральное правительство. Еще более резко выступают против войны банкиры. К счастью, 31 июля приходится на пятницу, и Г. Асквит быстро организует банковские каникулы.

Г. Асквит зависит от позиции Д. Ллойд-Джорджа, тогда министра финансов, с именем которого были связаны крупнейшие успехи либеральной партии предыдущего десятилетия. Премьер-министр обращается к нему: «Вы же понимаете, что Великобритания должна выполнить свои союзнические обязательства?»

«Понимаю. Но у меня есть обязательства перед избирателями. Они не поймут, почему английские солдаты должны будут умирать ради защиты Сербии и России».

«А если Германия вторгнется в Бельгию, нейтральный статус которой гарантирован всеми великими европейскими странами, в том числе и нами?»

«Тогда – совсем другое дело».

«Думаю, мы можем смело положиться на немцев».

В 19.00 2 августа, в воскресенье, Германия предъявляет Бельгии ультиматум. Очень странный документ, суть которого сводится к тому, что немцам не нужна Бельгия, нужны только ее мосты и дороги, что она обязательно уйдет с ее территории после войны и что она Бельгию даже наградит французской территорией (последнее германский посол в Брюсселе под свою ответственность вычеркнул – попахивало предложением взятки).

«За кого они меня принимают?» – резко сказал король Альберт и приказал немедленно взорвать мосты через Маас.

Это повлекло за собой некоторый сбой в германском плане развертывания. Впрочем, Шлиффен предвидел подобную возможность.

Теперь Германия считала, что сделала все от нее зависящее, поэтому во всем виноваты Россия и Бельгия. И Франция, которая никак не хотела объявлять ей войну, несмотря на умоляющие телеграммы из Петербурга, где всерьез опасались, что России придется в одиночку воевать с Германией и Австро-Венгрией (а войска-то большей частью идут на юг: задействован «План А», а не «План Г»).

Тогда Германия организовала еще один ультиматум, обвинив Францию в бомбардировке ее городов (видимо, одноместными бипланами «Блерио»). Французы очень удивились и ультиматум отклонили. Немцы, наконец, объявили войну Франции, и с этого момента фарс окончательно закончился, уступив место общеевропейской трагедии.

Четвертого августа в 8.02 германские войска перешли бельгийскую границу. Великобритания ответила ультиматумом, потребовав «немедленно восстановить нейтралитет Бельгии». Барбара Такман ехидно замечает, что это эквивалентно требованию к насильнику восстановить нарушенную им девственность.

В 10.00 утра в Средиземном море встречается германский крейсерский отряд В. Сушона («Гебен» и «Бреслау») и английские линейные крейсера. Огонь не открыт, так как война не объявлена, хотя командующий английским соединением получил известие из Лондона о том, что она неминуема. В течение дня Черчилль приказывает атаковать немецкие корабли «при проявлении малейших признаков агрессии против французского судоходства», но британский совет министров отклоняет этот приказ.

В 23.00 (по Гринвичу) срок английского ультиматума, на который немцы так и не ответили, официально истек, и Великобритания объявила войну Германии. В 23.20 все британские военные корабли оповещены о начале военных действий.

«– Простите, я с точки зрения узкоисследовательской: вам точно известны причины войны?

– Н-нет…

– И мне нет. Помимо братьев-славян и креста на Святой Софии, причины эти известны досконально только людям, стоящим у государственного кормила. А кто у этого кормила стоит – двор ли, парламент ли, – смею заверить, один черт» (Л. Соболев. «Капитальный ремонт»).