Южный (Балканский) театр

Южный, или Балканский, ТВД включает в себя Балканский полуостров и Зону проливов. В начале августа 1914 года это, однако, лишь подразумевалось: Румыния, Болгария, Греция и Турция оставались нейтральными, и театр сузился до территории Сербии и Черногории.

Северной границей ТВД служат Дунай и Сава, восточной – Адриатическое, западной – Черное море. Южной границей первоначально была Греция, затем – Средиземное море.

Исключая долины рек, местность носит горный характер: Динарские Альпы и Пинд (до 2600 метров), Родопы (высшая точка 2924 метра), Балканы (до 2400 метров). Сравнительно удобна для ведения боевых действий как раз сербская территория, представляющая собой горную страну с высотами всего 1000–1500 метров, постепенно повышающуюся к югу.

Схема Балканского театра военных действий

Огромное значение имеют прикрывающие Сербию многоводные реки – Дунай, Сава, Дрина. Ширина Дуная в районе Белграда превышает 1,5 километра при глубине 14 метров, причем сербский берег господствует над австрийским. То же касается и Савы – ширина 800 метров, глубина 10 метров, австрийский берег низменный и болотистый.

Практически единственным направлением, более или менее удобным для ведения операций, является линия Белград – Салоники.

Дорог, понятно, немного, и почти все они проходят через Белград и Ниш, для сербов жизненно важны ветки на Софию – Константинополь и на Салоники.

Карта Южного (Балканского) театра военных действий

Южный фронт оказался полной противоположностью Восточному, где сама конфигурация границы провоцировала обе стороны на активные действия. На Балканах ситуация с военной точки зрения интереса не представляла. Было с самого начала понятно, что в борьбе один на один Австро-Венгрия рано или поздно просто задавит Сербию. Было в еще большей степени очевидно, что в коалиционной войне австрийцам сразу же станет не до Белграда, сербы же наступательных действий предпринимать не будут – хотя бы ввиду острой нехватки военного снаряжения, еще не восстановленного после Балканских войн.

С другой стороны, все возможные «призы» от войны держава Франца-Иосифа рассчитывала получить только на Балканах, и именно Сербия дала повод к мировому конфликту. Поэтому что-то делать на южном фронте австрийцам необходимо, следовательно, им придется атаковать или через Дунай, или через Саву, или через Дрину. В этих операциях сербы будут иметь преимущество маневра по внутренним линиям – насколько на балканском театре вообще возможно маневрирование – так что они смогут контратаковать австрийские войска, как только те добьются первоначального успеха и форсируют одну из рек.

По мере развития операций на других ТВД ситуация начнет меняться. Политическая конфигурация Балканского полуострова неустойчива, причем после Балканских войн все имеют претензии ко всем. Это означает, что Болгария, если она сочтет шансы Центральных держав предпочтительными, обязательно нападет на Сербию, что сразу же сделает положение Сербии безнадежным. Но при другом «раскладе», при выявившемся преимуществе Антанты, она может напасть и на Турцию. Перед тем же выбором стоит и Румыния. Более или менее понятно только, что Греция не будет выступать против Великобритании, а Турция против Германии.

Контуры генерального сражения

Западный, Восточный и Южный театры военных действий связаны не только сквозными операционными магистралями, но и единой логикой развертывания событий – «планом Шлиффена». Есть немалая ирония судьбы в том, что фельдмаршал, чьи замыслы и идеи предопределили стратегический рисунок не только Первой мировой войны, но в значительной степени – и Второй, и уже в наши дни были положены в основу ряда оперативных схем, не увидел свой план в действии и не смог повлиять на развитие событий.

Ритмика генерального сражения выглядит следующим образом.

На его первом этапе Центральные державы имеют небольшое преимущество в силах и средствах. Они обязаны захватить инициативу и попытаться извлечь из этой инициативы как можно больше. На втором этапе обе стороны приходят к кризису и должны напрячь все силы к тому, чтобы переломить его в свою пользу. Третий этап фиксирует результаты второго и «при правильной игре» заканчивает войну.

При этом Антанта должна стремиться к тому, чтобы кризис на западе и на востоке случился одновременно, Центральным же державам выгодно разнести решающие бои во времени и использовать стратегический «маятник». Когда приходится читать что-то вроде: «русское командование, связанное политическими обязательствами страны и французскими займами, преждевременно перешло к активным действиям в Восточной Пруссии…», нужно помнить об этой особенности борьбы за темп в генеральном сражении 1914 года.

В первой фазе события на западе развиваются быстрее, чем на востоке, что благоприятствует реализации германского плана войны. Отсюда вытекает необходимость использовать для действий в Галиции и Восточной Пруссии не до конца сосредоточенные русские войска. Такое решение создает на востоке риск разгрома русских армий по частям, но отвлекает внимание Центральных держав от Западного фронта, что может иметь важные последствия.

Германское командование это понимает. Оно, однако, стоит перед сложным выбором: либо по возможности тормозить боевые действия на востоке, что можно обеспечить добровольным отходом войск за Вислу и Сан, либо попытаться воспользоваться представившейся тактической возможностью и разбить русские войска по частям. В этом варианте немцам самим придется всемерно ускорить события на русском фронте.

Во второй фазе на западе сложится положение, чреватое для союзников проигрышем войны, поэтому им придется контратаковать под угрозой тотального поражения. Ситуация на востоке не может быть спрогнозирована с полной определенностью, но там тоже предполагаются активные боевые действия, причем, если на предыдущей стадии австро-германские войска отошли на тыловые рубежи, контратаковать придется им, а если на востоке уже были достигнуты тактические победы, то – русским.

Поскольку война началась в августе, к окончанию второй фазы наступит период распутицы, и начнет ощущаться дыхание зимы, когда волей-неволей придется приостанавливать операции. Это неизбежно наложит отпечаток на боевые действия третьей, завершающей фазы.

Здесь нужно учитывать, что к этому времени могут «самоопределиться» некоторые из нейтральных на 1 августа стран – Турция, Болгария, Румыния, Италия, что создаст дополнительное оперативное напряжение. При этом неожиданно может приобрести значение Южный театр военных действий, на котором в первые месяцы войны, по идее, не должно произойти ничего важного.

Таков рисунок, но, как справедливо указывает М. Галактионов: «При самом неблагоприятном стратегическом положении исход борьбы решается столкновением живой силы, вооруженной техническими средствами. Сильная и уверенная в себе, сознательная воля главнокомандующего могла бы во много крат повысить динамику битвы, устранить помехи маневру, внести согласованность, – словом, направить события по иному руслу».

План Шлиффена вносит согласованность в события на двух театрах военных действий – западном и восточном, и постулирует, что от «юга» ничего не зависит. Но что с четвертым перечисленным театром, Океанским?

А ничего. Истинный юнкер Шлиффен флотом не интересовался, да и не имела Германия к моменту его отставки сколько-нибудь значимых военно-морских сил. А потом в стране «исторически сложилось так», что у сухопутного и морского планирования не было ни одной точки соприкосновения. Армия делала свое, флот – свое, вернее сказать, не делал ничего, и все высшее руководство страны полагало это вполне нормальным. Двоевластие в Германии обернулось на первом этапе мировой войны разрывом между «сухопутной» и «морской» стратегией и обессмысливанием такого значимого и неимоверно дорогого оружия, которым является военно-морской флот.

Представьте себе большую комнату, скорее зал, в котором собралось довольно много народа, все с повязками на глазах – не то чтобы совсем ничего не видно, но очень мало.

Эта комната символизирует западную часть европейского континента и изготовившиеся к войне армии.

Она имеет вид неровного прямоугольника: южная сторона меньше северной, а западная – меньше восточной. Кое-где, в основном на юге и юго-востоке, комната заставлена мебелью, мешающей передвижениям – это Альпы, Балканы и Карпатские горы. Пол в основном паркетный, но участки паркета разделены исключительно скользкими мраморными плитками, переход через которые возможен только по перекинутым мостикам – система Вислы и Сана на востоке, система Рейна и Мааса на западе.

Звучит сигнал гонга (в действительности это были выстрелы, которыми сербский студент Гаврила Принцип убил австрийского эрцгерцога и его супругу), и в комнате начинается движение.

На западе семь немцев (среди которых один подросток) выстраиваются против пяти французов. В процессе движения немцы опрокидывают стул, на котором сидит бельгиец. Тот с проклятиями встает и присоединяется к французам. Через западную дверь в комнату входит англичанин, которого сразу же вовлекают в общее движение на стороне французов; англичанин, впрочем, пытается помочь бельгийцу и при этом не слишком активно участвовать в общем танце.

На юге австрийцы находились в раздумье, сколько им там нужно людей. По-любому чем больше, тем лучше, но на востоке люди тоже очень нужны. В результате некий Бен-Ермолли весь первый такт вальса ходил кругами: сначала на восток, потом на юг, потом опять на восток.

Восточная сторона комнаты – самая большая. В ее северном углу статный немец вальсирует с двумя русскими – не из числа богатырей. В середине пространство свободно (Привислинский край). Дальше два австрийца наседают на двоих русских – довольно удачно. Потом еще один пустой промежуток, южнее которых двое русских колошматят австрийца в хвост и гриву, тот кричит и просит Бен-Ермолли помочь…

Восточная дверь открыта. К концу первого такта в нее входят еще двое русских, занимая пустое пространство на средней Висле.

Далее начинается танец. На западе немцы, оставляя бельгийца сбоку, продвигаются почти до двери и бьют при этом французов и англичан в кровь, но те, перегруппировавшись и собравшись с силами, останавливают немцев и отбрасывают на шаг назад. Далее драка становится еще более ожесточенной, бельгиец проползает под ногами у дерущихся и занимает важную позицию у двери… К концу второго раунда все участники едва дышат и с трудом держатся на ногах.

На юге происходит что-то вроде перетягивания каната: австрийцы делают шаг вперед, два шага назад, снова шаг вперед.

А на востоке – крутые разборки. Немец в северном углу сначала споткнулся о выставленную русским ногу, отлетел назад, сгруппировался, встал разгибом и двумя ударами справа и слева вырубил второго русского (первый потерял противника и все это время искал его).

В центре русские и австрийцы с разбега кинулись друг на друга, причем столкновение оказалось для русских неожиданным и неудачным. Четвертая армия получила мощный удар справа и позвала соседа на помощь, тот повернулся на голос и сам попал под удар с обеих сторон, каким-то чудом удержался на ногах, сделал большой шаг назад, увлекая соседа.

Австрийцы могли бы быть довольны, если бы немец откликнулся на их отчаянные призывы и пришел бы к ним на помощь – в этом случае крах русских 4-й и 5-й армий был неизбежен. Но Мольтке-младший промолчал, а Людендорф сделал вид, что не слышит никаких просьб (он начал медленно и неуверенно выталкивать на восток второго из своих противников, который даже и к этому моменту еще толком не разобрался, что, собственно, происходит).

Австрийцев устроило бы и это, если бы удалось удержаться на юге восточного фронта, хотя бы на линии Львова (где было довольно много удобной для обороны мебели). Но Бен-Ермолли опоздал: пока он путешествовал «туда и обратно», 3-я австрийская армия была разбита, и ему ничего не оставалось, кроме как присоединиться к бегущим.

В общем, первый такт боев на востоке принес проблемы обеим сторонам. В этой непростой ситуации австрийский главнокомандующий пытается удержаться в центре минимальными силами, перебросить все, что только можно, ко Львову и отбить Галицию. В сущности, там трое австрийцев против двоих русских, только вот эти русские вошли во вкус драки и месили противника с нескрываемым воодушевлением. И – что было самым ужасным для австрийского главнокомандующего – они немедленно перешли в наступление в центре, где, казалось, были разбиты.

Русский главком получил, наконец, свои резервы (двое, которые ждали у дверей). Один заткнул собой дыру на севере, второй – потянул за собой побитые, но непобежденные армии вперед. Их движение положило конец сражению у Львова, которое, впрочем, складывалось для австрийцев не так чтобы очень хорошо. Как следствие, они отошли за Сан и Вислу, махнув рукой и на Галицию, и на Люблин, и на Брест.

Кампания 1914 года закончилась.

Укрупненно планы сторон рисуются следующим образом:

Для Германии необходимо быстро (не позднее середины сентября) разгромить Францию – во всяком случае, одержать над ней неоспоримую военную победу, взять Париж, по пути оккупировав Бельгию и в обязательном порядке порты на побережье Ла-Манша. При этом Восточный фронт должен сохранить свою целостность, хотя допускается потеря Восточной Пруссии и серьезное поражение Австро-Венгрии («Судьба Австро-Венгрии будет решаться не на Буге, а на Сене», – любил повторять фельдмаршал Шлиффен). Немецкий план ведения войны воплотился в сражение под Льежем, пограничное сражение, битву на Марне. На Марне немецкое наступление было остановлено, и началась совсем другая игра.

Для Франции важно было выдержать первый удар немцев, этой целью было проникнуто сознание всех – от главнокомандующего до последнего рядового. Казалось бы, Франция изберет разумный оборонительный план (тем более что значительная часть ее восточной границы рассматривалась военными специалистами как сплошная система крепостей). Вместо этого французы решили наступать, ввязались в Арденнах в бои с превосходящими и лучше организованными войсками противника и были отброшены к Парижу. В новых условиях для Франции была жизненно необходима активность русских войск в Восточной Пруссии, чего французское командование настойчиво добивалось.

Для Великобритании было важно сохранить свою армию, французского союзника и порты Ла-Манша, все остальное не имело значения. В общем и целом эту задачу англичане решили, но не без приключений.

Австро-Венгрия в начале войны оказалась в откровенно нелепом положении. Поводом к войне послужил ее конфликт с Сербией, поэтому Сербский фронт приобретал важное политическое значение. Кроме того, все возможные выгоды от войны, все завоевания лежали для двуединой монархии на юге. Но на востоке нависала громада России. По идее, австрийцам следовало сконцентрировать достаточные силы против Сербии, ограничившись на русском фронте лишь крепкой обороной. Но принципы военного искусства жестко указывали, что необходимо разгромить главного противника, каким, несомненно, была Россия. В результате Австро-Венгрия смотрит в две стороны и пытается вести на двух фронтах две наступательные операции, при этом никак не может определиться с распределением сил между фронтами.

Здесь нужно сказать, что убийство Франца-Фердинанда и его жены было политическим убийством и государственным преступлением. Можно предполагать, что кайзер Франц-Иосиф, а равным образом начальник Генерального штаба Австро-Венгрии Конрад фон Гетцендорф некоторое время рассчитывали на нейтралитет России. Они полагали, что российский самодержец не поддержит убийц наследника престола и их пособников. Думается, аналогичные иллюзии были в тот момент и у Вильгельма II. В конце июля Конрад принимает желаемое за действительное и приказывает сосредоточить 2-ю армию на Балканском фронте. Уже 1 августа становится ясно, что это решение ошибочно, но механизм запущен, и сделать ничего нельзя: придется вести корпуса в Сербию, разгружать их там и после окончания остальных перевозок вновь сажать в вагоны и везти в Галицию. Ну, не было тогда компьютеров, позволяющих манипулировать сотнями эшелонов в реальном времени! На самом деле их и сейчас нет…

Как бы то ни было, австрийский штаб предполагал на юге быстро разгромить Сербию, а на востоке – нанести решительный удар России, наступая на северо-восток и отрезая от империи царство Польское. Для успеха этой операции было два условия: необходимое и достаточное. Необходимо было любой ценой обеспечить устойчивость южного крыла русского фронта, где противник, несомненно, собирался наступать. Достаточным условием было встречное наступление Германии из Восточной Пруссии на юго-восток – к Седлецу. Но такого наступления Германия на самом деле не планировала и, строго говоря, австрийцам не обещала.

Австрийский план привел к нескольким последовательным сражениям на Балканах и грандиозной галицийской битве.

Для Сербии не было никакого другого плана, кроме «игры вторым номером» – жестко обороняться на рубежах, сообразуя свои усилия с действиями противника.

Положение России в войне было, в общем, столь же нелепым, как и положение Австро-Венгрии. Она была принуждена защищать Сербию, вряд ли испытывая от этого большой восторг. Ради Сербии империя, недавно перенесшая проигранную войну и революцию, вступала в смертельную борьбу с сильнейшей континентальной державой – Германией. И опять встает вопрос, что делать, как распределить силы? Повод к войне лежит на юге – это Австро-Венгрия. Там и территории, которые Россия с удовольствием присоединила бы к Привислинскому краю – Галиция со столицей во Львове (в 1939 году Россия действительно аннексировала эти земли, которые оставались в составе СССР до 1991 года, а сейчас принадлежат Украине). Главный противник – на севере.

Российское командование наплевало на формальные принципы военного искусства во имя быстрой и громкой победы. Оно бросило основные силы против Австро-Венгрии, оставив против Германии меньше трети наличных войск.

Здесь нужно подчеркнуть, что ввиду размеров России развертывание русской армии отставало от развертывания немецких и австро-венгерских войск. Российский Генштаб превратил эту проблему в преимущество: Россия не создавала в начале войны никаких серьезных резервов – резервами автоматически становились прибывающие на фронт корпуса второй и третьей очереди.

В исторической литературе к российской схеме развертывания относятся довольно критически, указывая на распыленность сил между фронтами. Действительно, русский план войны не давал гарантии разгрома Австро-Венгрии ни в его осуществившейся в реальности «А»-версии, ни тем более в версии «Г», которая была создана на тот маловероятный случай, если Германия направит свои силы на Восточный фронт. С другой стороны, в версии «А» против Германии направлялось слишком много сил для обороны, в то время как для наступления их могло оказаться (и оказалось) недостаточно. Аналогичным образом, в версии «Г» австрийский фронт был оставлен слишком сильным.

Эта критика была бы правильной, если бы вся война ограничивалась бы Восточным фронтом.

Российское военное руководство довольно правильно представляло себе общий рисунок войны: Германия нападет главными силами на Францию, а не на Россию, то есть Россия сможет осуществить версию развертывания «А». Мобилизацию Франция и Германия проведут быстро и четко, в результате чего первый кризис на французском фронте возникнет уже на 20-й день мобилизации. К этому времени русская армия будет готова примерно на 2/3, то есть будет развернуто от 60 % до 70 % сил, причем практически повсеместно без тыловых структур и тяжелой артиллерии. Военная наука требовала ждать сосредоточения войск. Однако 90 % готовности Россия достигла бы только на 45-й день мобилизации. К этому времени во Франции все уже могло закончиться. Российское командование полагало, что разгром Франции (даже если она и не выйдет после этого из войны) окажет самое неблагоприятное воздействие на Восточный фронт вне всякой зависимости от достигнутых русскими войсками успехов. В общем-то оно тоже считало, что судьба Австро-Венгрии будет решаться на Сене, а не Буге.

Следовательно, нужно было начать помогать французам на двадцатый день мобилизации. Займы, на которые часто намекают в послевоенной литературе, здесь, вероятно, ни при чем: логика коалиционной войны настоятельно требовала активных действий на востоке в момент кризиса на западе.

Поэтому русские войска должны были вторгнуться в Восточную Пруссию. Кроме всего прочего, надлежало иметь в виду, что связывание 8-й немецкой армии боем, а лучше – оттеснение ее к Висле стало бы лучшей гарантией против неожиданного удара с севера против люблинской группировки русских войск.

Сложность операции в Восточной Пруссии российское командование недооценило, но все-таки выделило для нее две армии, оставив в Галиции четыре.

Русский план ведения войны привел к двум крупным сражениям: в Галиции и в Восточной Пруссии.

Дальнейший ход событий рисуется следующим образом:

До 5 августа – захват немцами Люксембурга, вступление Великобритании в войну, перестрелки на Сербском фронте, бессмысленная активность французов в Эльзасе;

С 5 по 16 августа – сражение за Льеж (взят 7-го числа) и Льежские форты, первая крупная операция войны. Немцы выиграли ее, но потеряли много сил и, по крайней мере, четыре важных дня активного времени. Зато штурм Льежа выявил в довольно заурядном бригадном генерале Э. Людендорфе военный талант. Через три недели это обстоятельство приведет к крупным неожиданностям на другом конце военной карты – в Восточной Пруссии;

16–19 августа – сражение у горы Цер на Сербском фронте. Здесь австро-венгерская армия потерпела свое первое поражение: атака была отбита, причем австрийские потери превысили сербские в четыре раза.

Уместно сказать, что командующий сербскими войсками воевода Р. Путник начало войны встретил в Австрии, где он лечился на водах. Р. Путник попытался уехать (надо думать, через нейтральную Швейцарию или Италию), но был арестован в Будапеште. По законам военного времени его ждал или плен, или интернирование, что в данном случае было бы одним и тем же. Однако Конрад фон Гетцендорф лично приказал освободить заключенного и отправить на родину. Трудно сказать, почему он так поступил. Считал ли, что старый и больной Путник не представляет никакой военной ценности? Или, как хотелось бы верить, Конрад просто поступил порядочно, дав возможность своему противнику войти в историю в качестве боевого генерала, каким Путник и был, а не старого маразматика, ухитрившегося стать первым военнопленным великой войны и одним из немногих за всю историю пленных фельдмаршалов.