Глава двенадцатая

Несмотря на обмен колкостями, Саломея настояла на том, чтобы отдать мне не только синий костюм, но и темно-розовую накидку в том же духе, чтобы носить ее поверх костюма, и пару чулок телесного цвета. Кроме того, она накрасила меня так, как считала нужным: густо напудрила мне лицо рисовой пудрой и от души намазала брови и губы. Она явно имела большой опыт в этом деле, и, выйдя из ее шатра, я чувствовала себя совершенно другим человеком.

– Во имя всего святого, что с тобой случилось? – спросил мистер Стокер. Он уставился на глубокий вырез моего костюма, его зрачки расширились и казались особенно черными на фоне темно-голубых глаз.

Если мой наряд и макияж и показались ему удивительными, они все же не шли ни в какое сравнение с изменениями в его собственной внешности. Леопольд сотворил с ним настоящее чудо, сбрив устрашающую бороду и усы, открыв решительный подбородок, так прекрасно сочетающийся с гордым носом и высокими скулами. Как я и предполагала, за бородой скрывалась также восхитительная нижняя губа, которая теперь стала прекрасно видна. Тонкий бледный шрам пересекал его щеку, спускался к подбородку и терялся под воротником. Он проходил почти параллельно яремной вене, в опасной близости от смертельного участка, и я восхитилась тем, как близко он был к смерти, но все же смог вырваться из ее лап. Это многое говорило о характере человека, и уже не в первый раз я ощутила, что мужчина, которого я знаю, – лишь бледная тень того, каким он был прежде. Весь вопрос в том, оказался ли ущерб непоправимым? Жизнь сломила его, но может ли он возродиться?

Я кивнула в сторону свежевыбритого подбородка.

– Как вы изменились!

Он вздрогнул и поднял глаза от моего декольте.

– Ты тоже.

– Саломея, – коротко ответила я. – Все это немного слишком, можете даже и не говорить. Но я подумала, что это может стать дополнительной маскировкой, если мы столкнемся с убийцей барона. Мистер Стокер, вы слушаете? У вас совсем отсутствующий взгляд, – я несколько раз щелкнула пальцами прямо у него перед носом, и тогда он кивнул.

– Да, я все слышал.

– Хорошо. Наверное, лучше не снимать всю эту мишуру до выступления. Ну и где ваши ножи? Если уж мне предстоит в этом участвовать, нужно немного потренироваться, чтобы убедиться, что у меня не сдадут нервы перед заплатившей за вход толпой.

Тогда он наконец собрался с мыслями и достал ножи, но все же продолжал бросать взгляды на мое декольте, пока мы шли к специальной площадке, которую он оборудовал для своих упражнений. Накидка закрывала мне ноги, но я сбросила ее, когда мы пришли, и Стокер издал какой-то приглушенный звук.

– С вами все в порядке? – спросила я.

– Конечно, – ответил он внезапно охрипшим голосом. Мне оставалось только надеяться, что мои голые ноги будут не сильно отвлекать его от дела, но как только он принялся за работу, то, кажется, вообще забыл о моем существовании. Он двигался иначе, фигура была полна решимости – он был полностью занят своим делом, таким я видела его, только когда он трудился над чучелом слона.

Он поставил меня перед большой круглой мишенью и развел мои руки в стороны, будто я птица, широко взмахивающая крыльями. Коротко кивнув, он закрепил мои запястья мягкими кожаными ремнями.

– Это больше для видимости. Ты легко сможешь высвободиться, если захочешь, просто эти ремни сделают номер более опасным в глазах публики. Они также служат тебе напоминанием не двигаться. Если у тебя сдадут нервы и ты дернешься в неподходящий момент, можешь получить серьезную рану.

Он наклонился, чтобы закрепить мне ноги, разведя мои щиколотки в разные стороны. Даже сквозь чулки я ощущала тепло его рук, и по моей спине пробегала прекрасная легкая дрожь, пока он копался с завязками.

Затем он отошел шагов на десять-двенадцать и разложил перед собой ножи с аккуратностью хирурга. Через секунду он повернулся ко мне спиной, слегка зажав в ладони один из ножей. Он держал его за лезвие.

– Хочешь знать, когда я буду бросать его, или пусть это будет неожиданностью?

– Давайте уже начинать, – сказала я и крепко сжала зубы, почувствовав, как они стучат. Я вдруг поняла, как рада ремням, потому что осознала, что у меня все-таки могут сдать нервы, а уж колени и вовсе отказывались слушаться. Глаза я закрывать не стала. Я просто ждала, заставляя себя дышать медленно и спокойно, прямо как послушный ягненок, ожидающий заклания.

Вдруг он замер и опустил руки.

– Знаешь, можно уже перестать молиться. Это очень отвлекает.

– Ой, как забавно, я даже не осознавала, что молюсь. Странно, ведь я совсем не религиозна.

– Мне подождать, пока ты пропоешь все гимны, или хочешь сразу перейти к тому, чтобы предать свою душу в руки Господа? Давай, я подожду.

– Я готова, – строго ответила я.

Он снова занял позицию для метания ножей, и на этот раз я даже не успела поволноваться. Я услышала свист у уха и сильный удар и только потом поняла, что у моей головы дрожит лезвие ножа, буквально в волоске от лица.

– Хм, пожалуй, чересчур близко, нужно подправить траекторию, – прокомментировал он свой бросок.

– Прекрасное замечание.

Следующее лезвие вонзилось с другой стороны от моей головы, но чуть дальше, а то, которое вошло в дерево прямо у меня над головой, было вообще рассчитано идеально. Он воткнул с дюжину ножей по периметру моего тела, и большинство из них попало именно туда, куда он их посылал. Затем он развязал ремни и подал мне руку. Я сделала шаг вперед и поняла, как сильно дрожат у меня колени.

Он крепко обхватил меня, не дав мне упасть. Моя голова уткнулась ему в плечо, и я услышала, как под моим ухом медленно и уверенно бьется его сердце. Это было очень умиротворяющее ощущение, но я быстро справилась со своей слабостью и отодвинулась от него.

– Я уже крепко стою на ногах, уверяю вас, – сказала я ему.

Его лицо оставалось непроницаемым.

– Постарайся избежать этого вечером. Мы не можем себе этого позволить.

Он подошел к мишени, выдернул ножи и решительно удалился. Я не удивилась его неожиданной грубости. Мы волей судьбы оказались вместе в сложных обстоятельствах, и, несмотря на то что он пытался вести себя как обычно, я понимала: он постоянно осознает тот факт, что каждый раз, как он бросает нож, моя судьба оказывается полностью в его руках.

Потом я вспомнила о бароне и его словах, что он доверяет мою жизнь мистеру Стокеру, и задумалась, мог ли он предположить, как эти слова буквально воплотятся в жизнь.

Несколько часов спустя лагерь ожил в ожидании вечернего представления, и я поняла, что просто не могу найти себе места. Я знала, что это не нервы, потому что я никогда не отличалась особой нервностью, но все же решила, что глоток из фляжки с агуардиенте будет нелишним. Я все еще пила, когда услышала, что аккордеон Отто начал все громче играть соблазнительную мелодию, зазывая горожан на представление. Я слышала, как профессор повторяет давно заученную речь, очаровывая и привлекая местный народ, соблазняя его отдавать деньги, заглядывая в разные шатры. Он восхвалял геркулесову мощь Колоссо, настоящего мифологического героя, и заливался соловьем о размерах и красоте Тилли, самой толстой женщины в мире. Мускулатура Колоссо, несомненно, производила впечатление, но его длинная одежда телесного цвета непонятного происхождения и мохнатая львиная шкура на плечах немного не соответствовали его олимпийской внешности. А Тилли, хоть и правда огромная, была не особо интересна, хоть профессор и уверял, что она тяжелее вола. Только мадам дю Лэ полностью соответствовала ожиданиям, радостно поднимая блузу за лишнюю монету и демонстрируя публике свои древние соски.

Зрелище было не из приятных, и я выпила еще немного, чтобы забыть о нем. Как раз в этот момент появился мистер Стокер в перешитом черном костюме (хоть все швы и были по-прежнему опасно натянуты) и в белой рубашке с расстегнутым воротом.

– Вам нужен галтуск, – решительно сказала я.

– Что?

– Галскут. Ой, опять неправильно. Ну, знаете, такая штука, одежда, ее повязывают на шею, – услужливо объяснила я.

– Галстук?

– Да, именно! А вы умный человек, – заметила я и помахала перед ним лоскутком алого шелка. – Саломея дала мне этот бесполезный шарф. Мне кажется, алый как раз подойдет, как думаете? Он прекрасно скроет кровь, если вы промахнетесь.

Он уставился на меня, и постепенно к нему пришло понимание.

– Боже милостивый, да ты пьяна как сапожник!

– Что вы, никакой инкокситации. Ну право, мистер Стокер, как вы могли такое предположить, как вам это в голову-то пришло?! Мои тети состояли в обществе трезвости.

Он забрал у меня фляжку с агуардиенте и сам сделал большой глоток.

– Ты хоть что-нибудь ела?

– Да-да. Волосатый мужчина, ну такой, как лев, он что-то принес мне поесть.

Я широко ему улыбалась. По какой-то необъяснимой причине я чувствовала себя вполне счастливо и совершенно расслабленно, оттого что позволю ему метать в меня ножи, и я решила ему об этом сообщить.

– Знаешь, Стокер, я даже довольна тем, что ты будешь швырять в меня ножи. Я совершенно уверена в твоих сопсобностях.

– Сопсобностях? О да, они у меня замечательные, – ответил он. – Так, стой здесь. У меня есть четверть часа на то, чтобы привести тебя в сознание, и, уверен, тебе это не понравится. Стой, не двигайся.

Он куда-то исчез, но скоро вернулся, а я все не могла найти свои туфли. Саломея отдала мне пару сатиновых туфель без задника на высоких каблуках, расшитых блестящими камушками. Я качалась из стороны в сторону, когда шла на них, но, кажется, как раз в этом и была задумка.

– Мистер Стокер, я что-то не могу найти свои туфли.

– Они у тебя на ногах, глупая женщина. А теперь слушай внимательно. Сначала нужно выпить этот кофе. Он черный, как черт, и адски крепкий. Выпей все целиком.

Я сделала, как он велел, поморщившись от ужасного вкуса.

– Умница-девочка. Теперь убери волосы назад, – приказал он и поставил на стол передо мной миску с водой.

Я попробовала, но локоны все время выбивались у меня из пальцев. Пробормотав ругательство, он встал позади меня и одним движением собрал мои волосы. Не предупредив меня о том, что будет дальше, он нагнул мне голову вниз, продержал мое лицо в холодной воде не менее десяти секунд, а затем резко поднял. Еще дважды он повторил эту процедуру, пока я наконец не высвободилась, тяжело дыша и с гораздо более ясным сознанием, чем пять минут назад.

– Я думаю, хватит, мистер Стокер. Я уже пришла в себя, – заверила я его. Но он не сразу меня отпустил. Несомненно, он хотел убедиться, насколько хорошо я собой владею. Он просто стоял позади меня, по-прежнему крепко сжимая мои волосы. Я слегка повернула голову и сразу пожалела об этом, потому что комната у меня перед глазами сразу закачалась.

– Мистер Стокер!

Он быстро отступил назад, отдернув руки, будто обжегшись. Потом кинул мне полотенце, и я вытерла лицо и руки.

– Спасибо. У меня немного кружится голова, но, уверена, это тоже скоро пройдет.

– Хорошо, – строго сказал он. – Потому что следующий шаг был – бить тебя по лицу, и я сомневаюсь, что ты сказала бы мне за это спасибо. Можешь встать?

Я медленно и очень осторожно поднялась.

– Да, все в порядке.

Он хмыкнул.

– Не очень похоже, но надеюсь, мы и так справимся. Буду тебя поддерживать по дороге. Я думал, что ты будешь прохаживаться по кругу, пока я буду показывать фокусы, но теперь так не получится. Придется первым делом привязать тебя ремнями, поэтому просто стой и таинственно улыбайся, как будто это все часть нашей задумки. И, что бы ты ни делала, главное – не говори ни слова, понятно?

– Да, конечно. – Я широко ему улыбнулась, а он снова выругался, потом взял меня за руку и вывел из фургона. Как только мы вышли, он быстро повязал себе алый шейный платок и крепко обхватил меня за талию, благодаря чему я смогла крепко держаться на ногах всю дорогу до шатра, где должно было состояться наше выступление. Он провел меня через задний вход, и было слышно, как перед шатром профессор объясняет, что великому Ризолло пришлось уехать, но вместо него им выпала честь пригласить самого учителя Ризолло, величайшего из всех великих, потрясающего Стокера и его красавицу ассистентку. Я хихикнула, но мистер Стокер предостерегающе поднял руку.

Он ничего не сказал, но я поняла его предупреждение даже по движению руки и прикусила язык, подавив новый смешок, который уже рвался наружу. После этого все стало происходить очень быстро. Толпа повалила внутрь, толкаясь и перешептываясь, и вот уже под очередные восхваления профессора мы шли в середину шатра под редкие аплодисменты. Я махала и улыбалась, а мистер Стокер хмурился, что прекрасно подходило его роли загадочного иллюзиониста. Он затянул ремни на моих руках и ногах, а я послала ему воздушный поцелуй, и, кажется, это немного отвлекло его от дела, но только на секунду. Он повернулся к публике, но не стал обращаться к ней с речью. Все замерли в ожидании, но он так ничего и не сказал. Молчание тянулось, напряжение уже начало становиться мучительным, и только когда зрители оказались на пике волнения и возбуждения, он заговорил. Это было сделано прекрасно. Все лишились дара речи, все глаза смотрели на него, пока он медленно двигался перед публикой. В тот момент я осознала, какой экзотической фигурой он должен казаться этому простому деревенскому люду. Он был большим, как хороший фермер, но двигался с естественным изяществом, которому мог бы позавидовать любой представитель семейства кошачьих. Было что-то хищное в том, как он крался перед толпой людей, требуя внимания и уважения, а они с благоговением смотрели на то, как он извлекает предметы будто бы из воздуха. Он доставал шелковые платки и бархатные розы, пригоршню золотых монет, а из-за уха какого-то мальчишки – механическую птичку, которая била крыльями, когда он держал ее на ладони. Все стояли будто зачарованные как силой его личности, так и самими трюками.

Он привлек их внимание к набору ножей и устроил целое представление, попросив местного кузнеца проверить мои ремни и остроту лезвий. Парень признал, что все в полном порядке, и тогда мистер Стокер отошел к исходной позиции, поигрывая первым ножом. В толпе воцарилась полная тишина, казалось, нервы всех собравшихся натянуты в ожидании как тетива. А он снова играл с ними, оттягивая неизбежное до тех пор, пока не счел, что они полностью готовы. Потом движением, которому позавидовала бы и кобра, он запустил нож, и секундой позже тот вонзился в дерево рядом с моей головой. Толпа взорвалась криками, а он повторил это еще одиннадцать раз подряд, пока наконец вокруг меня не дрожали все лезвия. Публика зааплодировала, Стокер поклонился. Но он пока не собирался меня высвобождать, а потому я просто улыбалась и слегка наклоняла голову при звуке аплодисментов. Одного из мальчишек отправили по рядам со шляпой, и, когда он шел, монеты так и сыпались в нее дождем.

Наконец Стокер повернулся ко мне и молча вынул ножи из мишени. Потом начал развязывать ремни.

– Ты сможешь сама пойти? – мягко спросил он, касаясь губами моего уха.

– Вряд ли, – призналась я.

– Ладно, неважно.

Он развязал ремни и совершенно непочтительно сгреб меня в охапку и перекинул меня себе через плечо, как мешок с овсом, не переставая при этом махать публике. Толпа взорвалась смехом, а я с трудом подавила желание лягнуть его, когда он выходил из шатра.

– Это было так уж необходимо? – спросила я его спину.

– Абсолютно. Ты сказала, что не можешь идти, а мне что-то не хотелось надрывать себе спину только потому, что ты неумеренна с выпивкой. Это самый простой способ переносить тяжелые грузы.

Тогда я все-таки лягнула его, но промахнулась, нога рассекла воздух, а он просто покрепче сжал мое бедро своей теплой рукой.

– Мистер Стокер, это совершенно недопустимо! – сказала я больше ради приличия, а не из-за того, что действительно оскорбилась. Я поняла, что все это вызывает у меня очень бодрящие чувства. Но мы уже достигли фургона, и там он поставил меня на ноги.

– Спасибо, что подбросили, – от всей души поблагодарила я.

Он наклонился ко мне, и я поняла, что уже взошла луна, чуть более полная, чем накануне ночью, и залила все вокруг романтичным серебристым светом. Его темные волосы были взлохмачены, в свете луны его серьга сверкала, что придавало ему таинственный вид. Вдали я услышала звуки аккордеона Отто – эту мелодию я никогда не слышала, она была полна желания, обещания и настойчивости. Даже розы распустились, источая в ночной воздух свой тяжелый аромат, от которого кружилась голова. Казалось, что весь мир вступил в заговор, чтобы создать настолько романтичную обстановку, которая уместна только под пером поэта.

Мистер Стокер посмотрел мне в глаза, потом его взгляд скользнул к моим губам и вернулся назад. Его губы приоткрылись, медленно, очень медленно, и он заговорил.

– Мы не можем это повторять, Вероника, – сказал он непривычно хриплым голосом.

Он сделал еще шаг ко мне, и для меня ночь вдруг наполнилась им одним. Я вдыхала его чистый мужской запах и ощущала даже тепло его тела – так близко мы стояли.

– Да, мы не должны так поступать, – согласилась я. – Такая близость очень опасна.

Он изменился в лице, в нем боролись противоположные чувства, с которыми он не мог в полной мере совладать.

– Да, очень опасна, – сказал он, придвинувшись еще ближе почти непроизвольно, его тело явно влекло ко мне вопреки всякой логике. И тут я поняла, что он уже находится в опасной близости, достаточной, чтобы совершить то, о чем мы оба пожалеем, и, вероятно, в тот же самый миг.

Я холодно улыбнулась.

– И прежде всего, – добавила я, немного отступая назад, – ваш костюм этого второй раз не выдержит.

– Мой костюм? – Он отдернул голову, будто я окатила его холодной водой. Когда он снова взглянул на меня, вся мечтательность из его глаз исчезла.

– Из-за вашей демонстрации мужественности разошелся шов на брюках. Не думаю, что они выдержат еще один подобный номер.

Я развернулась на каблуках и вошла в фургон собственными ногами, с такой уверенностью и осознанностью, какой, кажется, у меня не бывало никогда в жизни.