Глава 1. Снова в строю

Илья пролежал в госпитале полтора месяца, окреп после контузии. У раненых главное развлечение – сводки Совинформбюро. Передавались они часто, к этому времени у репродукторов собирались все, кто мог ходить. Если в первые месяцы войны у всех были лица напряжённые, поскольку враг продвигался всё дальше и дальше на территорию страны и диктор перечислял оставленные города, то теперь ситуация в корне изменилась. В январе 1944 года РККА освободила Великий Новгород, а 27 января была снята блокада Ленинграда. В феврале Красная Армия освободила Луцк и Ровно, а в конце марта вышла к реке Прут, к государственной границе СССР с Румынией, союзницей Германии, западнее города Бельцы.

Илья с командой выздоровевших и признанных годными к военной службе возвратился в свою 31-ю армию 3-го Белорусского фронта. Линия фронта к тому времени проходила от Нарвы на Псков, далее к югу, у Полоцка поворачивая на юго-восток, огибая Витебск, шла восточнее Орши и Могилёва, поворачивая на юго-запад в сторону Жлобина и Мозыря. Получался своеобразный выступ немецких позиций в сторону русских фронтов. Немцы называли его белорусским «балконом». Германский Генштаб считал, что летом русские нанесут удар южнее реки Припяти. Но в Ставке сочли, что надо ликвидировать Белорусский выступ, стали разрабатывать операцию «Багратион». Местность лесоболотистая, многие реки – Сож, Днепр, Друть, Березина – текут в меридиональном направлении, пересекают дороги с востока на запад, являясь естественными препятствиями для наступления. Немцы имеют развитую железнодорожную сеть Смоленск – Орша – Минск в две колеи и Витебск – Минск, по которой можно быстро маневрировать войсками.

Напротив нашей 31-й армии, несколько южнее Витебска по фронту, занимала оборону немецкая 3-я танковая армия из 10 пехотных дивизий, 12 отдельных полков и нескольких бригад штурмовых орудий. Все эти дивизии, а также 201-й полк охранной дивизии и полк «Копенгаген» занимали первую линию. На оршанском направлении у немцев три рубежа обороны глубиной 15–20 километров и плотностью 12–14 километров на дивизию.

К началу лета 3-й Белорусский фронт занимал оборону от реки Западная Двина до Баево, что на 45 км восточнее Орши, общей протяжённостью 130 км. Фронт имел три армии – 39-ю, 5-ю и 31-ю.

Разведка немецких позиций началась загодя. Активизировалась авиаразведка, агентурная, потом уж дивизионные и полковые. С нашей стороны предпринимались меры по дезинформации противника.

Илья, хоть и попал в свой разведвзвод и свою дивизию, армию, чувствовал себя не в своей тарелке. В немалой степени потому, что состав разведвзвода и роты поменялся полностью. Кто-то убит, другие комиссованы по ранению или находятся в госпиталях, а хуже того – сгинули без вести в поисках на оккупированной территории. Вроде и не было Ильи совсем немного, а переменилось всё. Во взводе прежнего состава Илья пользовался заслуженным уважением, как удачливый командир разведгруппы, а теперь доверие и уважение надо завоёвывать вновь. Ладно, не впервой, за годы войны Илья не то чтобы привык, но смирился. Война без потерь не бывает, а в разведке служба опасная. И служили там по бо́льшей части люди по натуре рисковые, а то и с хулиганистым прошлым. Однако бесшабашных в разведке выбивало быстро. Риск тогда оправдан, когда позволяет выполнить приказ и сохранить личный состав. Одно радовало – к сорок четвёртому году командиры всех уровней научились беречь подчинённых. Тех же пехотинцев не посылали в лоб на пулемёты, а разведчиков – в рейды неподготовленными. А ещё – армия насыщалась радиостанциями, и в случае необходимости можно было передать сообщение. Конечно, немцы пеленговали, по пеленгу высылались группы полевой полиции или полицейских из охранных батальонов. Но сообщение уже ушло, командование знает об обнаруженной базе, складе, батарее. А то бывало, группа обнаруживала поставленную цель, а при возвращении погибала, так и не успев сообщить командованию координаты. Выходит – погибали зря. Да и в плане пеленгации разведгрупп тоже не всё просто. Даже запеленгованную группу пойди возьми в глухом белорусском лесу, для этого целая дивизия нужна – окружить и прочесать. Тем более после выхода в эфир группа никогда не остаётся на месте, уходит сразу.

Поскольку весь взвод из новичков был, неформальные лидеры ещё не определились и командирами поисковых групп, командиром разведроты назначались старшие по званию. В одну из ночей разведгруппа из четырёх человек ушла в поиск. Старшим – Илья, с ним двое разведчиков, прошедшие госпиталь, парни с опытом, а ещё радист, паренёк совсем молодой, после школы и курсов радистов. Илья больше всего за него опасался. На ту сторону, к немцам, переходили по болотистой местности, сырой. Не болото ещё, но и траншею или окоп выкопать невозможно, углубление быстро заполняется водой. У немцев здесь сплошной линии траншей нет, передовую охраняют «секреты» по два-три человека. Неуютно немцам, в землю зарыться невозможно и, стало быть, пулю или осколок схлопотать запросто. Потому вели себя тихо, по обыкновению своему пулемётчики не постреливали, ибо и «ответку» получить можно. Местоположение «секретов» разведчики уже знали, были на той стороне относительно сухие места, где прилечь на землю можно и обмундирование сухим останется. Но осторожность соблюдать надо. Немцы – служаки ревностные, в караулах и «секретах» не спят. А и захотели бы, всякие кровососущие летающие вампиры не дадут, комары над всяким живым существом целым облаком висят и жалят безжалостно. И никаких репеллентов не было, никакого спасения, кроме дыма. Да разве костёр в «секрете» разведёшь?

Разведгруппа не ползла, шагала в полный рост, расстояние между «секретами» велико, а ночь тёмная, луна за облаками скрыта. Одно только – ноги в сапогах осторожно ставить надо, чтобы не чавкало, не хлюпало, ночью звуки далеко разносятся.

Позади «секретов», где местность повыше и посуше, уже траншеи идут, землянки. Хоть и есть в траншеях часовые, а ведут себя менее осторожно, надеясь на «секреты» впереди. И траншею миновали легко, без потерь. На влажной земле отпечатки сапог чёткие, но Илья не волновался, на разведчиках сапоги немецкие. Да и через час отпечатки уже водой заполняются, поди отгадай – когда оставлены?

Задача для группы была серьёзной – взять языка, обязательно офицера и желательно захватить его подальше от передовой. Тут расчёт простой, чем ближе к передовой, тем меньше офицеры знают о планах своего командования, складах, резервах.

Илья по получении приказа сразу сказал, что за ночь не управятся.

– Да хоть за три, лишь бы «язык» ценный был, – ответил командир роты.

Поговаривали, что старлей разжалован был из майоров, а за что – никто не знал. Но проболтался писарь из штаба корпуса. Илья ещё в первый раз, при знакомстве, отметил, что поведение старлея слишком вальяжное для его звания. Да всё равно, лишь бы командир толковый оказался.

Пока получалось – Илья присматривался к сослуживцам, а они к нему. В разведке отношения специфические, если тебе не доверяют на все сто, никто в группе с тобой не пойдёт.

Выбрались к дороге, пошли параллельно ей по лесу. Дорога сбиться с курса не даёт, в темноте лишний раз включать фонарик, чтобы определиться по компасу, не надо. Да и опасно на дороге. То мотоциклист проскочит, но его можно заранее по звуку двигателя услышать, то застава из ГФП стоит, ничем себя не выдавая. В одном месте, уже километрах в восьми от передовой на полевой госпиталь наткнулись, стороной обошли. В километре от госпиталя – бригада штурмовых орудий. Илья, как обошли её, сразу на карте отметил, пусть наши ИЛ-2 поработают. После отхода днём координаты бригады можно передать, зря, что ли, радист с группой идёт? Главная сила любой армии, что немецкой, что нашей, – бронетехника. Танки или самоходные орудия проламывают оборону в наступлении или могут своим огнём из укрытий наступление противника сорвать. Потому выбить танки – первостатейная задача.

Шли почти до рассвета, укрылись в лесу, углубившись в чащу на километр. Случайный человек сюда не забредёт, да и часового всегда разведчики выставляют. Дежурили по очереди. Когда после полудня очередь Ильи подошла, он текст радиограммы набросал, зашифровал. Ближе к вечеру, когда все перед выходом ужинать уселись, передал записку радисту.

– Поужинаем – отстучишь.

Можно было и утром «радио» отправить, но тогда здесь останавливаться нельзя, егеря или ГФП в гости нагрянут. А сейчас радист «радио» даст и можно сразу делать ноги. Тем более, если судить по карте, недалеко ручей протекает, по нему пройти с километр обязательно надо, чтобы сбить собак со следа, если немцы с псами на место стоянки выйдут. А выйти должны. Чужая разведгруппа в тылу – это всегда ЧП! Группа может выявить базы, склады, места дислокации, и тогда бомбардировщики и штурмовики живого места не оставят, даже если маскировка хорошая.

Радист «радио» отстучал, быстро смотал провода антенны, уложил рацию в рюкзак.

– Поднялись, попрыгали, вперёд!

Светать только-только начало. Вскоре, как на карте указано, – ручей. По нему бегом. Глубина по колено, дно плотное. Через километр на берег и снова бегом – просохнуть. Конец весны, май, а вода в ручье ледяная. Не хватало только простыть. Оно и для пехотинца плохо, а для разведчика – смертельно опасно. Кашлянул или чихнул не вовремя, и всей группе конец. Илья гнал группу, пока задыхаться начали, зато пропотели все, согрелись, а обмундирование высохло на теле. Другая незадача – упёрлись в автодорогу Витебск – Орша. Такая дорога, идущая параллельно линии фронта в ближайшем тылу, называется рокадой и очень важна, поскольку позволяет быстро перебрасывать воинские части с одного участка на другой. А только по дороге движение и быстро рокаду не преодолеть. Дождей не было недели две, и от колёс, гусениц висело облако пыли. Мимо проходило пехотное соединение – грузовики, бронетранспортёры, тягачи с пушками и ни одного танка. С полчаса пришлось отлёживаться, пока громадная колонна к Орше прошла. Немцы перебрасывали часть войск южнее, ожидая летом 1944 года наступление русских на Украине. Пыль осела, звука моторов не слыхать.

– Все вместе – вперёд!

Бросились через большак, успели полсотни метров пробежать, как треск мотоциклетных моторов. Сразу залегли, причём удачно получилось, в старую воронку от авиабомбы. Из-за пригорка показались несколько мотоциклистов, проехали мимо. За ними с десяток грузовиков. Остановились почти напротив разведгруппы. Из крытых брезентом кузовов стали выпрыгивать солдаты, разминали ноги, потом построились и под командованием офицера направились в лес, рассыпавшись цепью. Благо, что в другую от разведчиков сторону. Один из разведчиков, опытный вояка лет тридцати, имевший орден Красной Звезды, сказал.

– Похоже, по нашу душу, пеленгаторы навели.

У всех мурашки по коже. Опоздай они с переходом рокады и попали бы в кольцо прочёсывания. И всего-то четверть часа отделяли нахождение разведгруппы на той стороне рокады и этой.

– Полюбовались? Уходим!

Илья посмотрел на часы. Получалось, от момента радиопередачи до появления гитлеровцев прошёл один час и десять минут. Быстро среагировали, очень быстро, надо учесть и в следующий раз шевелиться быстрее. Что удивило – не было собак. Решили действовать силовым путём – с нескольких точек высадить солдат, окружить район возможного нахождения РДГ и уничтожить. Ну-ну, попутного ветра в спину!

Судя по карте, недалеко Богушевск, километра три, двадцать минут шустрого ходу. И стоит этот маленький провинциальный городок на трассе между рокадой и Сенно, городом районным, к которому ведут сразу пять дорог.

Илья шкурой чувствовал, в Сенно должны быть штаб и склады. Уж очень место удобное. Из этого Сенно грузы можно быстро доставить в Витебск, Оршу, даже Городок. Кроме того, болот поблизости нет, стало быть, склады можно обустроить. Для таких целей рылся котлован, сверху накрывался маскировочной сетью, и складировались там бочки с бензином, ящики со снарядами, запчасти для техники. Немцы зачастую хранили и использовали на марше тысячи двадцатилитровых железных канистр. В Красной Армии таких не было. И известные всем автомобилистам канистры с тремя ручками сверху – это точная копия немецких, только без орла со свастикой на боковых стенках.

Вот только Сенно от Богушевска в тридцати пяти километрах. Учитывая, что скрываться от неприятеля надо, передвигаться не по дорогам, день хода. И группе уже не обернуться в назначенный срок. Да пусть так, если «язык» ценным будет.

Впереди группы дозорный. Шли быстрым шагом и добрались до Сенно к восемнадцати часам. Пока группа отдыхала в лесу, близ окраины городка, Илья на дерево забрался, стал рассматривать в бинокль. Город в ближнем тылу, обстановка спокойная. Немцы по улицам ходят, местные жители, проезжают мотоциклисты, легковые машины. Где грузовики? Если есть склады, должны быть грузовики.

Показался «Кюбельваген», открытый вездеход. Машина редкая, пользовались такими уж точно не командиры рот или батальонов. Как минимум уровень полка, а скорее всего, дивизии, корпуса. Сразу интерес проснулся. Штаб? Если штаб, то офицеры знают изрядно, «языки» ценные, но и охрана соответствующая, и шансов сломать себе шею много.

Разведчики поужинали консервами. Илья приказал остаться на месте радисту, а разведчикам оставить сидоры и наблюдать за городом с разных точек. Места наблюдения Илья указал. Сбор здесь в двадцать два часа. Позже наблюдать смысла нет. Немцы спать ложатся рано. В Белоруссии в это время года ночи короткие. Темнеет поздно, светает рано, вся ночь часов пять. В девять вечера набежали тучи, стемнело, пошёл дождь. Для наблюдения плохо – видимость ухудшилась, зато дождь для разведчиков – благо. Свободные от службы гитлеровцы стараются носа из-под крыш не показывать. Часовые тоже ищут укрытие – под деревом, навесом. Слышимость ухудшается из-за шума дождя, а собака-ищейка в дождь не может взять след. Понятное дело, минусы тоже есть – обмундирование к телу липнет, обсушиться негде, скользкая трава и под ногами земля чавкает.

Как дождь пошёл, разведчики собрались в лесу, у радиста. Каждый доложил, что видел. В доме, рядом с которым «Кюбельваген» стоял, квартировал оберст, иначе – полковник. Но к нему подобраться нереально. На крыльце под навесом часовой, а в доме ещё двое – лейтенант, вероятно, помощник, и рядовой. Итого, вместе с оберстом, четыре человека, без шума взять не получится. Посему, хоть «язык» лакомый, а придётся довольствоваться иным. Вот Андреев докладывает, что в избе на окраине офицер квартирует, звание разглядеть не удалось, но явился он в избу с кожаным баулом. Обычно в таких немецкие офицеры носят служебные бумаги.

– Давай поподробнее об офицере, – сказал Илья.

Поподробнее – это пути подхода и отхода, препятствия в виде часовых или денщиков в избе, других постояльцев, ведь офицер мог квартировать не один, хотя немцы этого не любили. Прямо по русской пословице – два медведя в одной берлоге не уживаются. После доклада Андреева решили офицера брать. Оставили радиста на месте в лесу, а сами к избе, на другую сторону городка. Во всём райцентре каменных домов раз-два и обчёлся. В каждой местности строят из того материала, что под рукой. Вокруг Сенно леса, причём смешанные, есть хвойные деревья, есть лиственные. За доставку из дальних краёв платить не надо, возводятся избы быстро, зимой в них тепло и дышится в избе легко, всё же дерево – материал экологичный, хотя такого слова раньше не знали. Но всё же пара изъянов у деревянной избы есть – пожароопасно и разные жучки – древоточцы древесину жрут, превращая в труху.

Подобрались к дому, в окне свет виден сквозь щели в занавеске. Немцы зачастую использовали аккумуляторные фонари, а наши военнослужащие – коптилки из снарядных гильз или трофейные фонари.

Илья послал разведчиков к туалету на заднем дворе. Время уже позднее, немцу спать пора, перед этим наверняка в туалет пойдёт. Сам Илья встал за угол под крышею сеней, подстраховать своих парней. Обмундирование промокло до нитки. Дождей уже месяц как не было, и в поиск отправились без плащ-накидок, а дождик вот он, когда не ждали. А дальше всё не по плану пошло. Немец в самом деле вышел, постоял с минуту на крыльце, да в туалет идти раздумал, сверху льёт, мундир замочить не хочет. Расстегнул фриц ширинку, мочиться начал, какую-то песню напевает. Вот же сволочь! Илья лихорадочно ситуацию просчитывает. Второй раз немец до утра уже не пойдёт. Или сейчас надо брать, одному, или ждать утра. Стянул автомат с плеча, взял за ствол и с размаху треснул офицера по голове. Тот вырубился сразу, упал ничком, загрохотал по крыльцу. Илья замер. Если в доме есть ещё кто-нибудь, быть беде. Минуту ждал, другую. Дольше и нельзя, под дождём немец очухаться может. Связать руки, да кляп рот затолкать навык был. Потом к туалету во дворе метнулся.

– Эй, разведка! Взял я немца. Вы за ним приглядите, он на крыльце валяется, пока я избу обыщу.

Переглянулись бойцы, мокрыми тенями за старшиной. А Илья уже в избу вбежал. На столе бумаги разложены, на стуле открытый баул. Сгрёб со стола бумаги и в баул. Тумбочку открыл – ничего интересного, под подушку заглянул, пистолет там, забрал. Под кроватью чемодан, вытащил, замки отщёлкнул. Чистое шёлковое бельё, фотографии из дома, бутылка коньяка, палка копчёной колбасы, парадный френч с крестами. Бутылку и колбасу в баул опустил, он кожаный, не промокает. Уходя, фонарь над столом выключил. Баул с бумагами тяжёлый, руку оттягивает, а только по поговорке – своя ноша не тянет. Что в бумагах – переводчики узнают. А сейчас надо уходить и дождь будет в помощь.

Парни пленного уже к задам утащили. Как Илья примкнул к группе, быстрым шагом пошли. Чем баул нехорош, одна рука занята, неудобно, ибо во второй руке автомат. Добрались до лёжки, на которой радист, забрали сидоры.

– Ефрейтор, забирай свою шарманку и ходу! – скомандовал Илья.

Рацию тогда шарманкой называли, хотя не на всех фронтах. Хорошие полевые рации наша промышленность выпускать стала – «Север». Габаритами и весом невелика, немецкий «Телефункен» почти в два раза тяжелее и больше. Радист под старой елью устроился, туда струи дождя не попадают, на мягкой подстилке из опавших иголок. Пленного по очереди на себе тащили. Через четверть часа «язык» в себя пришёл, сначала задёргался, потом замычал. Илья сунул ему под нос кулак. Немца на ноги поставили, к связанным рукам ещё верёвку привязали, а другим концом к Андрееву, за ремень. Пусть пленный сам идёт, что силы тратить? Пленный на баул, что в руке Ильи поглядывал. Шли по карте, ориентируясь по компасу. Илья старался обходить населённые пункты и болотистые участки и до утра успели пройти километров двадцать пять. К утру на отдых расположились, устали все. Сухари в сидорах размокли. Илья колбасу, изъятую у немца, на всех поделил. И немца не обошёл. Силы всем нужны, пусть немец сам топает. А вот коньяк офицеру не дали, каждый разведчик по нескольку глотков сделал, больше для согрева. Почти фронтовые сто грамм. Коньяк выдержанный, с отменным вкусом. Ещё бы – французский. Немцы всю Европу ограбили, каких только консервов Илья у них не видел! Немец, как поел, стал говорить. Однако никто из разведчиков немецким языком не владел. Плохо, конечно, делу мешает, а уже исправлять поздно. Нет на фронте языковых курсов. В разведке же знание языка противника – насущная необходимость. Вот и в данном случае хотя бы узнать – кто офицер по должности, какого подразделения. А то был у Ильи случай, взяли офицера в тылу, а он оказался капелланом, священником католическим. Ещё как-то был военврач, как «язык» ценности не представляющий.

Отдыхали по очереди, часовой приглядывал за пленным. Пока он на захваченной территории, может попробовать сбежать. Но пленный вёл себя спокойно. В то, что офицер смирился со своей участью, Илья не верил. Скорее всего, выжидает удобный момент. Сейчас разведгруппа с пленным в лесу и убеги пленный, запросто может угодить в болото и сгинуть. И он наверняка это понимает.

Отдыхали до двух часов дня. Дождь к этому времени прекратился, но было влажно, от земли шли испарения. Илья определился по карте. Они недалеко от просёлочной дороги. Если её пересечь, можно идти днём, впереди лесной массив на пару десятков километров, вполне можно выиграть время. После дождя не по каждой дороге проехать можно, Илья на это обстоятельство рассчитывал.

– Подъём! Андреев, за фрицем следи, как бы попытку сбежать не сделал. Не нравится мне его морда.

За час добрались до дороги, а она почти сухая, супесчаники сказываются. Только Илья хотел приказ группе отдать на движение, как послышался треск мотоциклетного мотора, из-за поворота показался мотоцикл с коляской. Проехал не спеша, оставив за собой запах сгоревшего бензина. В лесу, да после дождя, такие запахи ощущаются остро, аж в носу щекочет. Илья решил забирать севернее, в сторону Витебска. Получится дольше, но и немцы сейчас встревожены. Рация в эфир выходила, пропажу своего офицера обнаружили, дураку понятно – чужая разведгруппа в тылу действует. И с пленным пойдут по кратчайшему пути к фронту. А Илья решил действовать от противного, дать крюк, но зону возможных патрулей, дозоров, застав – обойти.

Дорогу удалось перебежать, причём Илья сам следы веником из сорванных веток убрал. И группа теперь шла не на восток, а на северо – северо-восток. Леса здесь глухие, единственное, что будет препятствием, это шоссейная и железная дороги, рокады, но это уже недалеко от фронта, в ближнем немецком тылу. Шли до темноты, остановились, когда впереди шоссе показалось. Даже не шоссе, вначале услышали шум моторов, залегли. Илья вперёд прошёл, а рядом, в сотне метров – шоссе. И немцы по нему на юг, в сторону Орши, а затем и Украины двигаются. Колонна за колонной, тягачи с прицепами, бронеавтомобили, грузовики с прицепами. Пылища, бензиновая вонь. Илья полагал, что ночью движение замрёт, ибо без включенных фар ехать рискованно, а с ними – опасно. Наша авиация по ночам летала активно, в первую очередь на лёгких У-2 и бомбила с малых высот точно. Да ничего подобного, колонны продолжали ехать, только интенсивность снизилась. Через узкие щели фар головной свет фар скудный, скорость автобронетехники упала.

Илья вернулся к группе, вместе подобрались к кустам, залегли. Надо набраться терпения и ждать удобного момента. Оказалось, выжидали не только разведчики, но и пленный. Когда по шоссе к кустам грузовик приблизился, пленный вскочил. Крикнуть не в состоянии, во рту кляп, руки связаны, а ещё верёвка к Андрееву идёт. Разведчик среагировал моментально, за верёвку дёрнул, а ещё ногой подсечку сделал. Пленный на спину грохнулся со всего маху, замер от боли. Андреев кулак к лицу поднёс, потом кисть распрямил, поперёк горла провёл. Жест понятный – будешь дёргаться, прирежу! Днём такая выходка пленного действительно могла иметь печальные последствия для разведчиков. А сейчас вскочившего офицера в темноте при дороге не увидели, а крикнуть кляп не даёт. Да и крикнул бы, в рёве множества моторов кто бы его услышал? Только часа через три, когда в горле уже першило от выхлопных газов, выпало окно. Одна колонна прошла, а другая ещё далеко, едва свет фар виден. Дорогу дружно перебежали и вперёд мчались, пока немец не упал. Дыхалка его подвела. Оно понятно, возможность дышать у пленного только носом, тяжело, воздуха не хватает. Зато до утра, судя по карте, пятнадцать-двадцать километров прошли, отдых устроили. Впереди самый опасный участок. Уже выстрелы пушек слышны, до передовой пять – семь километров.

Лежать на лёжке придётся до ночи. Днём только сумасшедший рискнёт идти. Илья, чтобы освободить себе руки, ножом проделал в бауле дырки, пропустил через них верёвку, сделав нечто вроде лямок, надел. А полупустой сидор пришлось на грудь нацепить. Попрыгал, потом попробовал ползти. Получалось плохо. Гранаты из сидора в карманы брюк определил, похудевший сидор скомкал, определил в баул. Так и идти можно и ползти не мешает. Бумаг в бауле много, пожалуй – в сидор не поместятся. Сидор нести удобнее было бы, лямки широкие, удобные, только выбирать не приходилось. Илья готов был терпеть, знать бы только, насколько ценны эти бумаги?

Как стемнело, двинулись в путь. Удалось просочиться через вторую линию траншей, а у первой застряли. То один ракетчик, то другой осветительные ракеты пускает, на нейтралке светло от висящих на парашютиках осветительных ракет. И чего фрицам неймётся? Часа два терпеливо ждали, пока ракетчики утихомирились. Пока они стреляли, Илья высмотрел ДОТ с дежурными пулемётчиками. Плохо, что переходить приходится не на участке, где своя дивизия стоит. Что на нейтралке – неизвестно. В первую очередь тревожили минные поля, проволочные заграждения, особенно спирали Бруно. Обычную колючку можно приподнять, под ней проползти, со спиралью такое не пройдёт, её резать надо, а кусачек нет. А ещё немец беспокоил. Как бы пакость не учудил. Если крикнуть не может из-за кляпа во рту, вполне другую гадость учинит. Илья предупредил Андреева.

– Если фашист попробует шумнуть при переходе траншеи, прирежь его. Мне свои разведчики дороже немца.

Кивнул Андреев, должен исполнить. Сами траншею миновали и немца на руках перетащили. Теперь у него выхода нет. Если вздумает себя обнаружить, то пулемётчик убьёт всех – и разведчиков и его. А пленный жизнь ценил, как все западники. Если для советских людей плен – это позор, то для немцев, французов, поляков – способ выжить, вроде врага перехитрили, сохранили себя для будущей жизни.

Колючка была, но и её миновали, потом ещё ряд. От траншеи уже в полусотне метров были, как минное поле началось. Первым его обнаружил ефрейтор Семендяев, он дозорным полз. Руку поднял, предупреждая, в сторону подался. Остальные по его следам, буквально головой в подошвы сапог ефрейтора утыкались. Плотное поле поставили гитлеровцы. В шахматном порядке противопехотные, самые опасные для разведчиков, и противотанковые. Но поди в темноте разбери, что под еле заметным бугорком, какая мина притаилась. Времени на преодоление минного заграждения ушло много, на часах у Ильи уже три. Через сорок пять минут светать начнёт. Очень желательно за это время до своих добраться. Когда минное поле закончилось, Илья решил рискнуть. По-дурному он никогда не рисковал, расчёт был. В наступлении наши минных полей не ставили. Единственно – была опасность нарваться на огонь от своих. Перед предстоящим наступлением войска получили пополнение – молодых, необстрелянных. Окажется такой боец в дозоре, с перепугу может очередь дать, а потом уже окликнуть. Бывали такие случаи. Однако в разведке риск на каждом шагу.

– Поднялись, – скомандовал Илья. – Семендяев, под ноги смотри.

Идти во весь рост куда сподручнее и быстрее, чем ползти. По прикидкам Ильи до немецких позиций уже метров шестьсот – семьсот дистанции. Трудно оценить расстояние ночью, да ещё передвигаясь ползком. Илья судил по тому, что сюда уже не долетал свет осветительных ракет. Вдруг сильный удар в спину, рядом вскрикнул Андреев, упал. И только тогда послышалась далёкая пулемётная очередь. Дежурный пулемётчик дал очередь, не видя цели, наугад. Илья к своим ощущениям прислушался – нигде не болит.

– Кто ранен? Андреев?

– Вроде зацепило в плечо.

– Семендяев! Жив?

– Цел.

– Перевяжи Андреева. А немец?

– Вроде жив.

Илья поднялся на четвереньки, подобрался к немцу. Лежит на животе, дышит. Илья кляп из рта у пленного вытащил.

– Алес гут?

Откуда и слова вспомнил.

– Гут! – отозвался фриц.

Тоже понял, что смерть рядом прошла. Получалось – Андреев своим телом прикрыл пленного от пули. Разведчика уже Семендяев перебинтовал, повязка поверх рукава гимнастёрки сразу тёмным окрасилась.

– Парни, вперёд, через пятнадцать минут светает. За пленным я сам присмотрю. Семендяев – помоги товарищу.

И в это время радист голос подал.

– Похоже, мне в рацию попали.

– Скажи спасибо, что сам жив. А железяку новую сделают.

Уже минут через десять дозор их окрикнул.

– Стоять! Пароль! Кто такие?

– Свои, разведка. Раненый у нас и «язык».

– Стоять на месте!

Часовой свистком сигнал подал, из траншеи выбрался начальник караула. Видно его ещё не было, по звукам определили.

– Чего тута у вас?

– Говорят – наши разведчики, товарищ старшина.

– За мной в траншею! Вот-вот рассветёт.

Быстрым шагом к траншее, спрыгнули, а на востоке уже небо сереет, светлая полоса появилась, горизонт обозначив. К раненому Андрееву вызвали санитара, разведчику сделали укол и отправили на полковой медицинский пункт. Семендяев сказал Илье:

– Старшина, похоже – ты везунчик. У тебя на бауле две дырки от пуль.

Илья верёвочные лямки снял, баул осмотрел. Точно, две пробоины, через которые белеет бумага. Расстегнул баул, одна папка с бумагами пробита насквозь, вторая и ещё несколько листков. Можно сказать – повезло. Впрочем, не ему одному. Радист из сидора рацию достал. В ней пулевая пробоина и внутри что-то брякает. Похоже – под списание рация пойдёт. Но вообще отделались легко.

Часа через два уже к штабу полка, куда их привели, пришёл грузовик, их отвезли в свою дивизию. Пленный оказался «языком» очень ценным. По званию не велик, зато должность – шифровальщик штаба 246-й пехотной дивизии. Через него проходили все секретные приказы и донесения. Много интересного было в бумагах из баула, не зря Илья нёс.

Из рук начальника штаба все участники рейда получили награды – медали «За боевые заслуги». В сорок четвёртом году награды давать уже не жались, как в сорок первом – сорок втором годах, и многие военнослужащие носили на груди ордена и медали. За ордена ещё и деньги приплачивали. Невеликие, но почти всё денежное содержание переводили родным в тыл, всё поддержка. На продукты по талонам выжить сложно, а на базарах с началом войны цены на продукты взлетели в несколько раз и переводы с фронта здорово выручали. Причём платили и за подбитую немецкую технику – танки, самоходки.

Участникам поиска дали несколько дней отдыха, заслужили. Шифровальщик оказался настолько ценным, что его отвезли в разведотдел третьего Белорусского фронта.

Полностью провести в безделье отпущенные дни не удалось. Утром разведроту подняли по тревоге. Ночью службы ВНОС засекли немецкий транспортник Ю-52, который возвращался к своим из нашего тыла. Что делать транспортнику, машине не боевой, над нашей территорией? Ответ очевидный – сбросить парашютистов. Из-за болотистой местности найти подходящую посадочную площадку сложно. А сбросить на парашютах груз или группу диверсантов, разведчиков, это запросто. Ближний тыл действующей армии охраняли СМЕРШ, НКВД, войска по охране тыла, состоящие из бывших пограничников. Район предполагаемой выброски велик, и войск, чтобы его оцепить и прочесать, требуется много. И наши летчики, и немцы после сорок первого года пробрели опыт. Раньше как было? Сбросили пилоты в заданном районе парашютистов и разворачивались назад, тем самым фактически обозначая для наблюдателей место десантирования. Затем хитрить стали, после потерь. Самолёт пролетал вперёд, начинал возвращаться, причём не по прямой, а ломаным маршрутом. И где он сбросил груз или РДГ, непонятно. Радиолокаторов не было, за исключением единичных, наземного базирования. Потому истребители по ночам не летали и тихоходные транспортники, вроде нашего ЛИ-2 или немецкого Ю-52, чувствовали себя в ночных полётах спокойно. Днём истребители противника или зенитная служба шансов выполнить задание практически не давали.

Перед наступлением, когда производилась перегруппировка войск, их усиление, переброска резервов, даже одна разведгруппа в тылу могла привести к большим потерям. Потому батальоны НКВД и войск по охране тыла в срочном порядке на грузовиках выдвинули к районам сброса. Их задачей было оцепить, не дать выйти за пределы кольца, прочесать, обнаружить и уничтожить. А разведчиков подняли по тревоге попробовать отыскать место посадки или следы передвижения. Кто, как не разведчики, мыслят и действуют одинаково? Каждому отделению был придан офицер СМЕРШа, грузовик из автобата. Грузовики не чета полуторкам начала войны, добротные ленд-лизовские «Студебеккеры». Главное достоинство – проходимость, ибо все мосты ведущие, а ещё грузоподъёмность вдвое выше, чем у ГАЗ-АА.

Пожалуй, только офицеры СМЕРШа знали границы предполагаемого района высадки, да и то неточно. Отделение Ильи высадили у деревни Мальково. Лейтенант поставил задачу.

– Рассыпаться цепью, дистанция между бойцами пять метров, идти в направлении Жаденово.

Лейтенант махнул рукой, показывая направление.

– Искать свежие следы, возможно – прикопанные парашюты, грузы. При обнаружении ничего не трогать, поставить в известность меня. Выполнять! Старшина, командуй.

Это уже приказ Илье, по званию он один старшина в отделении. Сам лейтенант остался у грузовика, закурил папиросу. Илье лейтенант не понравился. Да не о внешнем виде речь, а об отношении к делу. Радеющий за дело командир идёт с подчинёнными, могут возникнуть осложнения, вопросы, их надо оперативно решать. Конечно, удобнее и проще посидеть в кабине, перекурить.

Илья приказал построиться цепью, внимательно осматривать землю. Разведчики знали, что требовалось – примятая трава, глубокие следы на земле, какие бывают при приземлении с парашютом, свежие окурки. Но если была заброшена группа подготовленных разведчиков или диверсантов, следов не будет. Немцы не дураки разбрасываться окурками, пустыми консервными банками, целлофановой упаковкой от сала, бумажными пакетами из-под галет. Скорее всего, даже сломанной ветки на кустах не оставят. Однако бывает и на старуху проруха, как говорит пословица. Около часа шли от Мальково к Жаденово, ничего достойного внимания не обнаружили. Окурки от самокруток были, уже твёрдые, не первосуточной давности, да и пахли махоркой ядрёной, самосадом. Немцы такое не курили, да если и не немцы были, а завербованные русские, курили они сигареты.

В Жаденово Илья и разведчики жителей по-быстрому опросили – не видели ли посторонних? Таких не оказалось, и отделение двинулось назад, осматривая уже другую полосу, немного южнее. Глазастый татарин Сейфулин первым узрел, что осока у ручья примята, Илье рукой показал. В армии кто инициативу проявил, тот её исполняет.

– Посмотри, – распорядился Илья.

Не хотелось Сейфулину в воду лезть, но пришлось. И глубина небольшая, по колено, а дно топкое, и вода через голенища в сапоги залилась. Но неудобства стоили обнаруженной находки. Из воды Сейфулин достал парашют, скомканный, внутри камень для веса, чтобы шёлк не всплыл.

– Ещё поищи.

Парашют мог быть не единственным. Так и оказалось. В двадцати метрах обнаружился ещё один, а главное – след. Чёткий, хороший отпечаток на влажной земле и отпечаток этот был от советских армейских ботинок.

– Долгошеев, бегом к грузовику, доложишь, что наши обнаружили два парашюта. Хорошо бы сюда собаку с проводником. Иванюта – останешься здесь, будешь парашюты охранять. Мы попробуем отыскать следы.

Илья в первую очередь карту открыл. Если это разведчики, то попытаются побыстрее и подальше скрыться от места выброски. И куда бы он сам направился? А курсом сто восемьдесят, почти прямиком на юг, там станция Редьки. Конечно, пассажирские поезда там пассажиров не ждут, это к бабке не ходи. Но воинские эшелоны каждую ночь подходят, выгружается техника, личный состав. Назад теплушки и платформы пустые идут. Кто хочет, может забраться и ищи свищи потом на бескрайних просторах Союза, особенно если документы добротные. Немцы, впрочем, как и наша разведка, опыт приобрели. Липовые документы в типографиях не печатали. Брали у убитых или захватывали трофеями в военкоматах, отделениях милиции. Проще тщательно вклеить фото в настоящие документы, печать приложить, чем делать стопроцентную «липу».

И в первую очередь надо бежать к этой станции, она ближе всего к месту выброски. Вполне может быть, что на станции уже СМЕРШевцы, военные патрули от военного коменданта станции. Но у разведчиков зацепка есть – армейские ботинки на одном из парашютистов. Для гражданских лиц в войну это редкость. Чаще носили сапоги, наши или немецкие, а то и вовсе непонятного вида самоделки из автомобильных покрышек. А бывало, доставали неведомыми путями ленд-лизовские американские ботинки на толстой рубчатой подошве. Везение страшное, поскольку крепкие были, ноские, не промокали, предмет зависти окружающих.

Отделение разведчиков недоукомплектованное было, всего семеро. А теперь Долгошеев к грузовику побежал, а Иванюта парашюты стережёт. Пятеро всего и остались под командованием старшины.

– За мной, бегом, марш!

Если отделение поможет парашютистов задержать на станции, всё обойдётся. А если Илья ошибся, парашютистов там нет, то светит старшине штрафбат. Пока бежали, Илью мрачные мысли посещали. Да ещё отделение растягиваться начало. Ходить на большие дистанции разведчикам не привыкать, а бежать – не у всех новых дыхалки хватает. Да и то – не мальчишки, одному только двадцать, трём под тридцать и одному сороковник. Какие с них бегуны на длинные дистанции? По приблизительным прикидкам до станции двадцать километров, так это по прямой. С оврагами, болотами ещё больше. К тому же парашютисты имеют фору в четыре часа, а может, и больше, ведь самолёт засекли уже на обратном пути, когда он летел на запад.

За полчаса добежали до деревни Выходцы, когда сзади послышался шум автомобильного мотора. Из окна кабины высунулся лейтенант.

– Быстро в машину!

Минута, и отделение уже в кузове, дышит шумно, переводя дух. В кузове оба разведчика – Долгошеев и Иванюта, тут же, в углу – два мокрых парашюта. Дорога от Выходцев шла на Озеры, потом Шени, а дальше развилка. Влево на Гичи, вправо на Петрики. А напрямую, к Редькам, пути нет. Если только пешком и то осторожно, местность болотистая, луг. И грузовик не пройдёт, даже такой, как «Студебеккер», потому как из-под колёс даже на грунтовой дороге коричневая жижа выступает. Лейтенант Илью подозвал:

– Бери троих и к станции. Я попробую в объезд. Задерживай всех подозрительных. Если что, иди к коменданту.

– Слушаюсь.

Пока ехали, отдышались. Илья уже приметил хороших бегунов, их и вызвал. Благо от развилки дорог до станции по прямой пять километров всего. Только бежать по болотистому, кочковатому лугу тяжело. То сапоги уходят в землю, то спотыкаешься на кочках. Но всё же успели быстрее, чем лейтенант на «Студере». На станции народу полно. Рано утром воинский эшелон пришёл, выгрузился, но полностью подразделение станцию не покинуло. Да ещё гражданские болтаются. Кто-то продукты продать хочет – варёную картошку, которую белорусы бульбой называют, сало солёное, даже самогон исподтишка. Другие хотят уехать, подальше от боевых действий. Илья с разведчиками по перрону пошёл. Взгляд на лицо, на ноги – в чём обут?

Прошли в одну сторону, назад. Нет похожей обувки! Или ошибся Илья в своих предположениях, либо парашютисты станцию уже успели покинуть. Чего скрывать – настроение упало. Вроде по следу шли, оказалось – обмишурились. Илья в душе крыл себя последними словами. Ведь он офицер Росгвардии, его учили обезвреживать террористов и прочих нехороших людей. Что лейтенант СМЕРШа? У него краткосрочные курсы, а опыта, вполне вероятно, как кот наплакал.

Вдруг послышались команды, военнослужащие покинули станцию, построились в колонну и пешком отправились к передовой. Перрон и маленький вокзал сразу опустели, каждый человек сразу заметен стал. К разведчикам офицер и два бойца направились. Офицер разведчиков оглядел внимательно.

– Кто такие? Документы!

– Это можно.

– Старшина, как разговариваете со старшим по званию? И почему имеете холодное оружие?

– Мы из разведроты дивизии.

Илья протянул документы. В это время к ним быстрым шагом подошёл лейтенант-смершевец.

– Отставить проверку!

И предъявил свою красную книжку. Удостоверения НКВД или СМЕРШ действовали магически. Никто из офицеров или солдат не хотел неприятностей. Что наркомат внутренних дел известен работой с доносами, репрессиями, что управление контрразведки СМЕРШ обладало огромными полномочиями, почти не уступая в могуществе НКВД.

Проверяющий документы оказался военным комендантом станции. Затрапезная до войны станция сейчас была востребована и загружена, как никогда. Лейтенант из службы военных сообщений сразу вытянулся, ожидая приказаний.

– Старшина, расскажите патрулю особую примету.

– На одном из подозреваемых армейские ботинки, размер сорок второй, слегка поношены. Имеют при себе груз – вещмешок или чемодан, – выдал Илья.

У обоих офицеров глаза округлились. Смершевец приказал.

– Ну-ка, поясни.

– След от ботинка, по размеру точно такой, как у меня, сорок второй. Однако отпечаток ботинка значительно глубже. Значит – обладатель ботинка или человек толстый, либо груз несёт. Дородным он быть не может, что-то не видел я никогда в разведке толстяков. Остаётся груз.

– Надо же, как разложил! Прямо Фенимор Купер! – восхитился комендант.

– Это кто такой будет? – спросил смершевец.

– Из книги герой, – махнул рукой комендант.

– Значит, ищите двух человек, мужчины с грузом, у одного на ногах армейские ботинки.

– Так точно, запомнили.

– Проводи-ка меня, лейтенант, к телефону, – попросил смершевец.

– У нас он железнодорожный, – предупредил комендант.

– Через коммутатор соединят, – отмахнулся контрразведчик.

Когда офицеры ушли к зданию вокзала, Иванюта спросил.

– Про обувь и груз сейчас придумал или тогда у ручья понял?

– А тебе зачем? Был бы наблюдательнее чуток, сам догадался.

Иванюта засопел обиженно. А чего обижаться? Кто след видел, сами могли выводы сделать. Немного анализа и никаких сверхспособностей. Смершевец вернулся через четверть часа.

– К машине, приказано следовать в Застенки.

М-да, весёленькое название у деревни. Воины уселись в кузов. Ехать, это всегда лучше, чем идти. Илья на часы посмотрел. С предполагаемого момента выброски прошло уже пять часов, а то и больше. Любой парашютист, приземлившись в тылу врага, постарается как можно скорее покинуть район высадки. Судя по времени, эти двое уже далеко и искать их надо уже в наших дальних тылах.

Бойцы уселись на откидных скамейках в кузове «Студебеккера». Кузов брезентом крытый, при движении не так дует. Проехать успели километра три, когда грузовик резко остановился. И тут же окрик смершевца.

– Ваши документы!

В ответ несколько пистолетных выстрелов.

– Оружие к бою, всем из машины! – приказал Илья.

В кузове их перестреляют, как куропаток. Появление солдат стало для стреляющих неожиданностью. Долгошеев первым вскинул автомат, даже успел дать короткую очередь, убив одного мужчину. Илья тут же закричал:

– По ногам! Живым взять надо!

Второй парашютист стал палить из пистолета, ранив двоих разведчиков. Илья, укрываясь за бортом «Студера», выстрелил из автомата одиночным в правое плечо мужчины. Почти одновременно кто-то из разведчиков выстрелил в ногу. Парашютист упал. К нему рванулись сразу двое, навалились, выбили оружие из рук. Мужчина орать стал от боли, так как разведчики не церемонились. Если бы не приказ старшины, изрешетили бы. И так убитых двое – водитель грузовика и лейтенант-смершевец, да ещё ранено двое разведчиков. Раненого парашютиста перевернули на живот, завернули руки за спину, связали. Потом перевязали индивидуальными пакетами ранения. Задержанного надо доставить в штаб, успеть допросить, пока он не истёк кровью. У парашютистов наверняка было задание и не исключено, что шли в наш тыл на встречу с агентурой. Вот что было важно узнать. Илья подошёл к убитому агенту, осмотрел. Да, он не ошибся в предположениях. На ногах армейские ботинки сорок второго размера. Сам худой, рост средний, зато вещмешок большой. Илья повернул труп на бок, снял лямки, поставил вещмешок на землю, развязал горловину. Сверху поношенная одежда, под ней хлеб, мясные консервы, причём советского производства, а глубже – сухие батареи для радиостанции, два комплекта. Оттого вещмешок тяжёлый, килограммов двадцать – двадцать пять. Убитого не обыскали, пусть СМЕРШ делает. А раненого Илья обыскал. Из кармана складной нож достал, запасную обойму к «Вальтеру», документы, пачку советских денег.

– Всех в кузов грузовика.

Сначала в «Студер» погрузили водителя и лейтенанта СМЕРШа, потом убитого парашютиста, затем уже раненого связника. В вещмешке рации не было, значит – батареи несли радисту. А над радистом всегда командир есть. Уже какая-то агентура вырисовывается. Из наших разведчиков тяжёлых ранений не получил никто, всех перевязали. И первым делом Илья решил ехать в штаб дивизии. Если в СМЕРШ, то заставят бумаги писать, а потом придётся пешком топать в дивизию. Сам за руль уселся, рядом с ним Сейфулин с автоматом наизготовку. Минут сорок по скверной дороге выбирались. «Студер» раскачивало на корягах и ямах, как корабль в штормовую погоду. Оказалось – их группу уже искали. Смершевец со станции телефонировал, а потом пропал. Была бы рация в группе, было бы проще, но всё проклятая спешка. Да и не насытились пока войска рациями должным образом.

Парашютиста сразу на допрос, а разведчики – писать, что произошло. Да ещё старлей из СМЕРШа допытывался, кто в вещмешок лазал и зачем?