Руки дрожали. Дрожали постоянно, независимо от того, держал ли он изуродованными пальцами вилку или скальпель, за виртуозное использование которого и получил свою кличку. Из-за дрожи было сложно закинуть вихрастого парня за алтарь, и еще сложнее – набрать нужный номер на крохотном новомодном мобильнике. Доктор сотню раз проклял прогресс, которому поклонялся, а потом опустился на пол и стал ждать.

В груди словно распускался огненный цветок. Как было приятно услышать испуганный голос мальчишки, который когда-то кричал под белым светом лабораторных ламп. Даже идиопатия, даже поврежденные нервы не спасли его от боли, которая острыми коготками вцеплялась в каждую клеточку кожи. Волокна паутины ложились ровно, как идеально подобранные детали пазла. Доктора ободряюще улыбались друг другу сквозь маски. Кожа выписанного чуть ли не из морга сиротки стремительно белела, словно покрывалась инеем, а потом все залило краской… Доктор сжал край холодной ступени и ожесточенно скрипнул зубами. Проклятые защитники животных! Проклятая Сара!

Он вскочил и с силой пнул ближайший подсвечник. Конструкция зашаталась и осыпала потертый ковер восковыми палочками. Мелкая церквушка под сенью болотного леса уже давно служила пристанищем для ветров, а не для людей. Здесь никто и никого не будет искать. Здесь можно вволю попинать подсвечники и поговорить со своим прошлым.

Доктор видел Итана только издалека и всего пару раз. Единственное, что можно было сказать о парнишке с точностью: он не любил, когда кто-то смотрел ему прямо в глаза. Эти темные очки, самая примитивная защита! Кожа его на вид была куда болезненнее, чем хотелось бы, но это Скальпеля вовсе не удивило. Ведь, по сути, кожа эта и не принадлежала тому, кто ее носил. Она была чужой мечтой.

Мечтой целой группы блестящих ученых, одной из секретных разработок бизнес-воротил Сити. Кто в здравом уме откажется от прочной каменной шкуры, ничем по виду не отличающейся от обычной кожи? Никаких больше ненавистных телохранителей за спиной: люди ненадежны. А если бы разработки пошли дальше, отпала бы потребность и в ядоискателях и, кто знает, может, даже в препаратах, замедляющих старение?

Конечно, не было смысла посвящать денежные мешки во все тонкости своих планов, в ту гигантскую сеть возможностей, которая разворачивалась, как паутина под умелыми пальцами… Ха-ха, паутина. С нее все началось. Ею бы все и закончилось: упорядоченными коконами, тянущими за собой нужных людей. Невидимый контроль, ходячие эпицентры жизненных катастроф, может, даже судьбоносные повороты – если бы долгосрочные наблюдения дали свои плоды. Властям есть дело только до мгновенного результата, до супероружия и до того, что можно использовать для сохранения собственных шкур. Никакого терпения. Никаких шагов назад, чтобы охватить взглядом всю картину…

Жаль амбициозного многообещающего хирурга от сумасшедшего старика отделял всего один шаг: разбитое окно, бросок засохшей краской, погром. Было в этом что-то очень ироничное.

Доктор Скальпель бормотал про себя приветствия, скалился и жалел, что с самого начала не додумался решить проблему собственноручно. Даже если пальцы твои дрожат, всегда вернее сделать работу лично, а не полагаться на всяких знакомых сумасшедших. Пропал неплохой пистолет и целый моток драгоценных нитей. Их оставалось так мало – пауки стало гораздо осторожнее теперь, когда их могли видеть даже те, кто не должен был. Этот идиот-верзила, скорее всего, забыл о них и оставил в кармане плохо подбитой куртки. Как же надо отвлечься на свои ничтожные воспоминания, чтобы доверить цель жизни какому-то… червю?

Брайан очнулся на пыльном холодном полу, и в голове его резво танцевали кадриль лобстеры. Они гремели панцирями, задевали стенки черепа и старались показать, как должна быть важна для их хозяина реальность. Брайан сопротивлялся. От привкуса крови во рту ужасно тошнило, а взгляд никак не удавалось сфокусировать. Наконец Брайан увидел тусклый металлический крест, а потом светлый силуэт Итана, подошедшего к алтарю.

Темный доктор с поломанными пальцами тоже был здесь: стоял прямо под разбитым витражом. Брайан попытался подняться, но смог только рвано втянуть воздух. Слух возвращался медленнее зрения.

Итан и доктор заговорили.

Человек, замерший перед оконным проемом, был похож на паука. Казалось, за своей сгорбленной спиной он прячет оставшиеся лапы, чтобы напасть в самый неожиданный момент. Но к чему-то подобному Итан уже мысленно подготовился: он видел кровожадные тени и бродягу на четвереньках, а еще сумасшедшего библиотекаря и мертвую девушку. Что ему старый паук из прошлого?

– И-и-и-итан… – Отвратительный голос вытягивал имя, как вырванные из шеи артерии, и Окделлу немедленно захотелось бежать без оглядки. – Ты поверишь, если я скажу, что всю жизнь ждал этой встречи?

Усилием Итан заставил себя остаться на месте.

– Почему вы назвали меня вором? Откуда у вас чужой мобильный? Какого вообще черта…

Мужчина шагнул в сторону, заглядывая Окделлу за спину, – и тут же сдернул с его лица темные очки. Сделал он это так быстро, что Итан не успел даже отпрянуть. Из груди «паука» вырвался восхищенный стон.

– У нас все-таки получилось! Ох, если бы…

Окделл шагнул вперед и с силой впечатал мужчину в покрытую золоченой резьбой колонну. Терпение его отбросило хвост и иссякло.

– Кто вы? Что вы со мной сделали?

Но незнакомец лишь расхохотался.

Это было так волшебно – видеть, как его творение выходит из себя, как медленно начинает все понимать, как в белых, надо же, абсолютно белых глазах разгорается гневное пламя. Свирепого зверя интереснее загонять. Но оставить в неведении – о, это еще лучше. Неведение разрывает душу. Неведение порождает слишком много придуманных ответов. Неведение пожирает правду.

– Эти руки уже ничего не могут. – Доктор Скальпель улыбнулся и приподнял кисти с изломанными пальцами. – Даже завершать начатое не могут. Почти.

У него все еще были силы, а в кармане лежал охотничий нож. И когда лезвие не оставило на серой коже ни следа, губы сами расползлись в ухмылке, обнажая широкий оскал.

Итан не почувствовал ни удара, ни острого лезвия, ни даже толчка. Он понял, что его пытались порезать, только очутившись на полу и увидев дыру на водолазке. Веселый радужный единорог, напечатанный на ткани, лишился рога.

– Ух ты! – выдохнул мужчина, убирая бесполезный нож. – Так это даже больше, чем я ожидал! Сара, поганая дрянь, знала бы, что крадет…

– Тетя Сара?

– Тетя? Ха! Да никого у тебя не осталось, вшивая серая мышь! Пусть ты и величайшее мое творение – но, увы, я бы хотел видеть это творение в гробу. Знал бы заранее, что пули бесполезны, не посылал бы Винни. И что за девчонка вокруг тебя вьется?

Прошлое оказалось безумцем, который не отвечал на вопросы. Прошлое обесцветило Итана и наградило его неуязвимостью. А теперь прошлое хотело его убить. Но Итан собирался вытрясти из этого старого «паука» все, что сохранил его сумасшедший разум.

Супермену не пристало бояться ножей, пуль и тем более сломанных пальцев.

Брайан отчаянно пытался подняться. То, что он слышал, ему не нравилось; то, что он видел, приводило его в ужас. Но тело не слушалось: он и пальцем не смог пошевелить, когда Доктор Скальпель достал из нагрудного кармана ножницы.

Ничем не примечательные хирургические ножницы.

Покрытые кое-где остатками ваты и потерявшие свой блеск.

От их вида Брайану захотелось кричать.

Но голосовые связки словно утопали в крови.

– Значит, никакого черепа? Красивого такого, с узорчиками? – Кэй очертила неровные линии вокруг собственной головы и выжидающе посмотрела на Элизабет.

Та покачала головой.

– Вот ведь черт, и не проверишь теперь, на самом деле оно есть или мне все привиделось… – Кэйлин нахмурилась и отхлебнула чая из принесенной подругой чашки. В маленьком блюдечке на столе лежали остатки давнего конфетного дождя.

– Приведите в следующий раз в гости, – познакомимся, вместе чаю выпьем. Спросишь прямо, – предложила дочка священника.

Она рассеянно поглаживала синюю шерстку келпи. Тот был еще совсем маленьким и с легкостью помещался на коленях. Большую часть дня он спал, словно какая-нибудь кошка. Отцу, возможно, и казалось, будто Билли был кошкой. Мистер Рихель и в лучшие-то времена не мог отличить белку от бурундука.

– Хорошая идея, взрослый наш гений. Боюсь только, дядя Миша не похож на того, кто любит гонять чаи с маленькими девочками.

– Предпочитает компанию маленьких мальчиков?

Кэйлин даже выплюнула чай обратно в чашку и закашлялась. Элизабет аккуратно переложила Билли на подушку рядом с собой, вскочила и похлопала подругу по спине.

– Все-все, – прохрипела Кэйлинна, поднимая ладонь вверх. – Уже все, спасибо.

– Пей аккуратнее, чай-то вкусный, – заметила Рихель с легким упреком и поднесла ко рту свою чашку с нарисованным Винни-Пухом.

– А ты выбирай выражения! Умру тут от шока, желание пропадет впустую.

– А что я такого сказала-то?

Лицо у Элизабет было такое, что не поймешь толком: то ли она и вправду ничего не поняла, то ли проверяет тебя на прочность. Из этой девочки получился бы отличный судья, хотя она, кажется, совсем не интересовалась юриспруденцией. Кэйлинна предпочла не отвечать на невинный вопрос и вернулась к чаю – и в самом деле очень вкусному.

– А что там с этими невыполненными желаниями? Ну, для которых ты танцуешь?

С танцами Кэй сама сравнила безумие последних дней. Это походило на какой-нибудь жестокий вальс. Или на партию в шахматы? Но в шахматы Кэй играла плохо, а танцевать вроде бы умела. Приходилось в невообразимых па уворачиваться от сильных желаний и умирать, не отдавая взамен ничего. Смеяться в лицо партнеру и вести самой.

– Они слишком злые, чтобы их выполнять.

Кэй пробормотала это совершенно бездумно, но тут же поняла, что попала в точку. Таких злых желаний она еще не встречала. Людьми могла двигать корысть, страсть, жадность и зависть, тоска, скорбь, гнев или что-то светлое. На самом деле, чем чернее было чувство, тем сильнее обычно получалось желание. Но эти были на памяти мисс Нод самыми сильными. Это были желания человека, который лишился больше чем всего.

– Хорошо. – Элизабет допила свой чай, потянулась за трюфелем и…

Тонкий фарфор не пережил столкновения с кофейным столиком; остатки чая расплескались по скатерти. Кэйлин вдруг явственно ощутила, что снова умирает, но через секунду поняла, что это не так. Сердце билось о ребра. Но легкие наполнялись водой, и Кэй казалось, что она падает. После Моста она ни разу не тонула. Умирала сотни раз, захлебывалась собственной кровью, но никогда – мутной речной водой. Да и откуда в гостиной Рихель взяться реке?

Из-под ватной толщи воды и смерти ее вытащила бледная Элизабет. Она хватала ртом воздух, словно тоже только что познакомилась с каким-то чудовищем из своих кошмаров. В ее карих глазах бесновался страх.

Ощущения были такие, будто судьба окунула их обеих в невидимую прорубь с ледяной водой. Бросила туда головой вперед.

…Земля под ногами Бригадира покачнулась. Зов хлынул разом со всех сторон: какофония звуков, будто грянул нестройный оркестр. Струнные мешали духовым, одиноко позвякивал колокольчик, а ударные точно пытались расколоть публике черепа. Бригадир привалился к кладбищенской ограде – ну почему его постоянно тянуло к местам упокоения? – и захрипел. Как же ему хотелось, чтобы этот дикий вой исчез, чтобы больше никогда не появляться. Но вместо этого вой гнал вперед и заставлял передвигать ноги.

…На центральном кладбище Мэпллэйра взъерошенный Жнец спешно выныривал из чужого сна, попутно пытаясь вытащить из тела фантомный гарпун. Еще секунду назад он был китом, бороздившим небо, – а в небесах не бывает китобоев.

…В аккуратненьком домике на Стоунвуд-Чейз Макмилланы тихо шептались, сидя на кухне. Элис спал наверху. Только что с ним вдруг случился какой-то припадок; падая, он разбил спиной буфет и жутко напугал родителей. Они как раз решили, что Эшвуд – весьма неплохой городок, чтобы встретить там старость.

…Офицер Моралес чуть не упала с ветки, когда потянулась за котом мисс Тайлер: на секунду Эве показалось, что внизу раскинулись щупальца знакомого тумана, в любой момент готовые ее поймать, но потом наваждение пропало. Испуганный кот сам запрыгнул ей в руки. Благодарная мисс Тайлер уговорила Эву остаться на чай, – хотя той совсем не сиделось на месте, – и подарила одну из вечно пропадающих серебряных ложек.

…Брайан Лавре не почувствовал ничего: только лобстеры в его голове затанцевали еще быстрее. Но через несколько минут, когда зрение и слух вернутся к нему, он услышит низкое шипение, в котором невозможно будет разобрать слова, а потом увидит огромного медведя, доламывающего похожего на паука доктора Скальпеля.

На шерсти зверя будут ярко пылать неизвестные Брайану символы.

Боль была сладкой. Она ворвалась в серое бесчувствие фейерверком ощущений. Итан даже обрадовался ей – как радуются оказавшемуся на пороге потерянному щенку. Только щенок этот из безобидного комка шерсти с глазами-пуговками превратился в грима с призрачным взглядом и капающей с чудовищных челюстей слюной.

Опустив голову, Итан уперся взглядом в скрюченные от ярости руки – страшные, узловатые, с проступающими венами. Неправильные. Но у этих вышедших из строя орудий гениального хирурга хватило силы всадить Окделлу под ребра безобидные с виду ножницы. Они не погнулись, не отскочили и не разлетелись на кусочки. Они вошли в серую плоть, как и подобает остро заточенному инструменту. А потом все померкло.

Искаженное триумфом лицо мужчины сменилось ослепительным светом и ржавыми петлями автомобильной двери. По ручке и прикуривателю ползли вереницей маленькие паучки. В разбитое стекло били тяжелые хлопья снега: они появлялись из темноты ночи, как чудесные мушки, и окрашивались в красный, прилипая к корпусу машины.

…На браслете на чьей-то руке виднелась надпись: «Милостью Господней да ос…». Украшение было единственным, что Итан мог разглядеть, кроме снега и дверцы, и никак не получалось повернуть голову, чтобы прочесть окончание фразы. Справа почудилось какое-то движение, а потом дверца распахнулась и Итана подняли на руки.

Наверное, это была мама.

Дядя Миша появился прямо у кофейного столика. Череп с ярко-горящими знаками трикуэтры с бешеной скоростью менялся на клетчатую кепку, а потом обратно, и у Кэй зарябило в глазах. А потом мужчина выпалил:

– Я хочу загадать желание.