Она была прекрасна.

Желтый цвет, холодный, совсем не солнечный, должен был сделать ее похожей на статую или труп, но на самом деле удивительно ей шел. Подчеркивал линии тела, оттенял темную бурю волос и пожар кожи. Может, все дело было в фасоне платья. Может, в ее голосе. А может, в том, что она не шумела в библиотеке.

Из стакана на Эвермора Купера глядели распавшаяся оливка и собственное отражение, из зеркала за спиной бармена – яркие глаза софитов. Свет со сцены пронизывал зал и, как зверь, выискивал жертву. Остановился на каком-то пижоне, который сыпал деньгами направо и налево, – тот что-то радостно проорал и сунул в рот новую сигару. Темноволосая обладательница самого прекрасного голоса на свете заказала темного пива. Эвермор хмыкнул и снова посмотрел на оливку. Целая. Новый бокал? Второй? Третий? Двадцать девятый? Он глянул в зеркало – софиты утихомирились, девушка в желтом медленно цедила свой напиток, а пижон жевал сигарету и рылся в карманах. Если бы он вдруг начал приставать к незнакомке, Эвермор дал бы свободу чесавшимся кулакам. Да и повод познакомиться получился бы куда более элегантным, чем простое «Добрый день, ваш голос хочется занести в библиотечный каталог».

– Ее имя Эва Моралес. Она из полиции. Пришла одна.

Бармен даже не поднял глаз, так и продолжил протирать свои блестящие стаканы. Зачем он все это рассказал? Пожалел библиотекаря, про легендарное отсутствие личной жизни которого знал весь город?

– Но тебе ведь это и так известно, да, Купер?

Эвермор нахмурился и посмотрел на девушку в желтом внимательнее. Без полицейской формы и неизменно строгого узла волос она казалась другим человеком.

Купер пробурчал что-то, отдаленно похожее на благодарность, бабочке бармена, которая тонким шелком скрепляла воротник. Сфокусировать взгляд на чем-нибудь еще у него просто не получилось. Слишком много оливок для одного вечера. Лавре сказал бы, что мартини – девчачий напиток. Шуточка к месту. Купер хрюкнул и сполз со стула. Пошатываясь, он добрался до стены, а оттуда каким-то чудом – до столика Эвы.

– Вы похожи на вампира, – выдохнул он, придерживая шарф и опускаясь на стул напротив.

Моралес приподняла брови и пробормотала в кружку пива:

– Поверить не могу, что меня оскорбляет библиотекарь.

– Почему сразу оскорбляю? – Эвермор неопределенно махнул рукой. – У вампиров пр…прийа… приятные голоса. У вас тоже.

– Купер, что тебе от меня нужно?

Эвермор поправил козырек и вновь пригляделся. Офицер Моралес выглядела уставшей. Нет, не просто уставшей – сдавшейся, словно марафонец, который всю жизнь готовился к забегу, но у самого финиша решил, что это пустая трата времени. Он пододвинул свой недопитый мартини поближе к ней.

– Кажется, вам это нужнее, чем мне.

Эва закатила глаза.

– Сколько бы я ни выпила, шансов у тебя все равно нет. Катастрофически не в моем вкусе. И даже не из-за этого твоего вросшего в лоб козырька.

– Офицер Мор…лез! – Эвермор оскорбленно поправил свою кепку. Похоже, она служила ему чем-то вроде шапочки из фольги. – Смею сообщить, что вы тоже не в моем вкусе. Слишком не похожи на книгу.

Эва уткнулась лбом в стол и пробормотала:

– Славно. Выпьем же за то, что мы друг к другу никогда не подкатим.

Эвермор выпил и сплюнул оливку в бокал. Офицер Моралес глотнула еще пива. На вкус оно, наверное, напоминало разочарование в себе.

– Вы собираетесь тут утопиться? Потому надели это платье?

– Не твое дело, Купер.

Над столиком повисло молчание. Со сцены полилось пение, которое завораживало еще больше, чем короткие фразы Моралес, заказывающей выпивку. Купер был почти готов ринуться к певцу и сообщить, что все банши в округе сдохли бы от зависти, но Эва вдруг заговорила снова.

– Я просто… Я должна была быть героем этой истории, так ведь? Новый офицер в странном городке, где все закрывают глаза на призрачную колокольню, на шоссе, которое жрет людей, и на то, что начальник полиции – скорее всего, какая-нибудь внеземная сущность. Или вообще не имеет тела. А я… Я только мечусь в тумане и не могу ухватиться за нужные ниточки.

Выпалив все это, Эва подняла глаза. Купер не отрываясь смотрел на сцену. Слышал ли он хоть слово? И все же он явно слышал.

– Думаю, офицер, более по-геройски было бы утопиться не в пиве, а в тумане. Или хотя бы в виски. Где, говорите, откопали это платье?

Эва ошалело моргнула, удивленная резкой сменой темы.

– Сшила. В магазинах на мои пропорции не найти даже…

– Серьезно? – Все внимание библиотекаря вновь переключилось на Моралес. – А жилетки шьете? Может, вяжете шарфы?..

Они проговорили об одежде – и немного о книгах – до самого закрытия бара. В ведьмин час на улицы Мэпллэйра не стоило выходить одному, и Моралес подвезла Купера на служебном бьюике до самой двери.

Утром она явилась на работу с жутким похмельем и новыми силами. Туман в ее голове мог бы быть братом туману на шоссе номер двадцать девять.

– Повтори-ка еще разок. Кажется, я немного не… – Итан неопределенно махнул рукой, предоставляя Кэйлин шанс объясниться.

Они сидели на крыльце дома Нодов – мертвая девочка и серый мальчик, два пятна на темном полотне Мэпллэйра. Кэй надела сегодня красное платье, которое, казалось, сшито из шторок – такого количества оборок Окделл не видел даже на праздничном торте. Старая водолазка с единорогом рядом с этим великолепием выглядела совсем блекло. Впрочем, Итан теперь мог позволить себе прикупить парочку новых, чем они с Кэй и планировали заняться после завтрака.

«Супергеройская зарплата», как это назвала Кэйлинна, перепала и ей тоже, и она отказывалась сообщать, откуда взялась такая куча денег. Ладно, пусть не куча – просто средняя месячная зарплата – но и не мелочь какая-нибудь! Итан смутно припоминал, что Элиза в то памятное воскресенье вручила ему какой-то черный пакет, но разве у маленькой девочки могла быть такая сумма в копилке? Кэй несколько часов потратила на то, чтобы убедить Окделла принять наконец деньги. Она поклялась, что они не краденые, не грязные и вообще самые что ни на есть честные. Итан сдался.

Кажется, теперь магазину братьев Лавре понадобится новый грузчик.

Кэйлин заправила за ухо прядь волос и терпеливо начала с самого начала – чтобы точно уж дойти до конца. Итан услышал странный рассказ про человека с двумя лицами, который и не был по сути человеком. Услышал про маску-череп, услышал про то, как Кэй, Эллиса и его самого спасли от неминуемой смерти. Что ж, значит, и со вторым позвонившим «клиентом» все обошлось.

– Хотел бы я увидеть этого парня с черепом, – хмыкнул наконец Окделл. Ему все еще слабо верилось в чудесное спасение – но, эй, это ж Мэпллэйр, здесь и не такое бывает!

– Чтобы поблагодарить?

– Чтобы узнать, как он нас отыскал.

– Тебя и вправду это так сильно волнует?

Итан поправил очки – новые, купленные в ларьке на площади Кирхе. Они, как и предыдущая пара, очень ему не шли.

– Это странно. Нас еще никто никогда не спасал.

– Брось, Ит, рано или поздно это должно было случиться! Осень почти…

Кэйлин вытянула руку, и на ладонь послушно опустился кленовый листок. Удивительно, как неумело и как трогательно Кэй иногда пыталась перевести неприятную тему. А, может, и не пыталась вовсе – просто потихоньку теряла рассудок и путалась в собственных мыслях. Листья падали. Прямо у крыльца Нодов рос клен, единственное дерево в округе, которое уже приобрело цвет пламени: ленты в его кроне заметить было довольно сложно. До осени оставались считаные дни. Последний месяц лета, вместе с серыми открытиями, алыми тенями, ужасами, радостями и новыми знакомыми, потихоньку уходил, укладываясь на полочках у Итана в голове. Он теперь мог свыкнуться почти со всем. Скажи кто, что в Белом Доме сидят марсиане, и он бы почти не удивился. В конце концов, уже несколько недель он неумолимо выцветал и словно бы превращался в человека из стали – жаль, летать не научился. Да, определенно, Итан ко многому привык. Привык к розовому телефону, на который звонили встревоженные горожане. Привык к мертвому джинну, которая могла завалиться в его квартиру в любое время суток. Привык даже к существам, в которых прежде и верить не смел, и к силе, которая до сих пор ни разу его не подвела.

Они с Кэй действительно хорошо сработались: мисс Нод много знала об улицах Мэпллэйра и о его мистической стороне, а если не знала, то быстро находила тех, кто мог бы помочь. Ей же нужен был друг – такой, чтобы не побоялся гоняться за тенями или прыгнуть в пасть туманному червю. Наверняка она могла бы справиться и в одиночку, если б хотела. Но, кажется, мертвый джинн Мэпллэйра боялась сойти с ума. И ее можно было понять.

– Не думаю, что он хотел нам зла. Зло не спасает, даже если ему что-то нужно.

«Как раз наоборот», – хотелось сказать Итану, но в следующую секунду Кэй толкнула его в ворох листьев и, прежде чем он успел бы возмутиться, крыша крыльца рухнула вниз.

Вместе с сердцем Итана.

Он никак не мог к этому привыкнуть. Как вообще можно привыкнуть к смерти единственного человека, который относится к тебе с пониманием и принимает таким, каков ты есть? Брайан не в счет, он так ни разу и не появился на горизонте после произошедшего с Лиз Ольсен – а ведь мог хотя бы поблагодарить. В том парке он просто схватил девушку на руки и кинулся в больницу. Брайан, конечно, оглянулся тогда, но лучше бы и не делал этого: в его глазах было слишком много ужаса.

Откинув в сторону переломанную балку, Окделл вытащил Кэйлинну из-под обломков. Щепка размером с десертный нож торчала прямо у нее из шеи. В остекленевший взгляд медленно возвращалась осмысленность.

– Такое платье загублено, сама же шила… – обиженно пробурчала мисс Нод, высвобождая ногу из-под черепицы. Гвозди оставили на коже глубокие царапины, из-за деревяшки в горле голос Кэйлин немного «булькал», но, похоже, ее это почти не волновало. – Ты в порядке?

– Это я у тебя должен спрашивать! Кэй, мне бы ничего не сделалось, какого черта?

– Рефлексы! – Она улыбнулась и провела языком по зубам. – Все целы, надо же!

– Не представляете, как меня это радует, – раздался совсем рядом хрипловатый голос, от которого по спине прокатился холодок.

Итан и Кэйлин одновременно повернули головы. На остатках крыльца сидел мужчина в коричневом пальто, растянутых штанах, пыльных сапогах и ярком бирюзовом шарфе. В шлеме-черепе – для Кэйлинны. В клетчатом берете с козырьком – для Окделла.

– Ты! – Итан мгновенно вспомнил этого типа. Бездомный, встреченный на улице в тот солнечный день, когда Кэй решила искать Лиз Ольсен! Тогда Окделлу показалось, что незнакомец за ним следит. Получается, так и было?

– Я! – радостно отозвался незнакомец, поднимаясь с колен и раскидывая руки в стороны, словно собирался обниматься.

– Дядя Миша, здрасьте! – Кэй схватилась за край платья и присела в полушутливом поклоне. Похоже, ее дружелюбие все-таки не сменилось подозрительностью. Или это был отголосок все того же безумия? Неважно, Кэйлин – это Кэйлин, какой бы ни была.

– Леди. – Мужчина приложил руку к вороту и поклонился в ответ.

Итан в два счета преодолел расстояние до рыжего хмыря в поношенной одежде и схватил его за грудки. Черт, это было куда сложнее, чем казалось на первый взгляд. Словно попал в сумасшедший сон Алисы, и теперь приходится играть по его правилам. Хотя Мэпллэйр, похоже, и был этим сном. Стоило принимать все: от мстительных древесных духов до таких вот странных бродяг-спасителей.

– Не стоит благодарности. – Мужчина, казалось, ничуть не смутился. – Меня дядей Мишей зовут. Тебя?

– Он Итан – и, Итан, будь добр, отпусти его. – Руки Кэйлинны, кое-где еще покрытые кровью, мягко легли на серые кулаки Окделла. Он тут же их разжал.

– Всегда такой дерзкий? – «Дядя Миша» картинно стряхнул с пальто несуществующие пылинки.

– Очень надеюсь, что это не ты обрушил крышу.

– Позвольте! – Мужчина скрестил руки на груди. – И чем же я заслужил такое недоверие?

Итан фыркнул, не собираясь отвечать на дурацкий вопрос. Этот бездомный, хоть и напоминал героя комикса, но не самого располагающего к себе и едва ли положительного. Такой мог бы быть серийным убийцей или помешанным на справедливости психопатом. Конечно, были еще варианты – щедрые, уникальные, мэпллэйровские. Дух, бог, монстр из легенд – выбирай, что хочешь.

– О, я понял! – Мужчина всплеснул руками. – Мол, «Что это за тип, который появляется сразу после того, как мы во что-то влипаем»? Я угадал?

Итан сердито зыркнул на него, – сквозь темные очки этого не было видно, но дядя Миша тут же ухмыльнулся.

– Угадал, стало быть… Первое. – Он поднял указательный палец. – Считайте, что я альтруист. Работа у меня такая – сеять добро и причинять спасение. Или хобби…. В общем, перейдем ко второму… – Он разогнул еще один палец и замер. – Оооо…. А это интересно!

Так и не закончив фразу, он резко развернулся на сто восемьдесят градусов, припал к земле и потряс головой. Взрослый мужчина на четвереньках, что-то вынюхивающий, как самый настоящий пес, оказался зрелищем еще более неожиданным, чем живые тени; в этом Итан убедился тут же. Раздражение (и некая толика подозрений) куда-то улетучилось, стоило только этому «дяде Мише» зарычать и со всех ног броситься в сторону Берри-Роуд.

Бригадиру было даже немного стыдно – это ему-то, говорящему правду, тому, кто поставил на место саму ткачиху судеб! Но он ничего не смог с собой поделать: запах так невероятно манил, что он совсем потерял голову. Может, в этом частично была виновата до сих пор не выветрившаяся любовь. Может, слишком долгое бездействие. Может, что-то еще.

Знакомство с серым парнем, от которого правду пока приходилось скрывать, прошло не так хорошо, как с мертвой девушкой. Везде были свои проблемы и нюансы: красное белье Жнеца или вот, умопомрачительный запах и, как следствие, забег на всех четырех.

Зов этих двоих ребят сам по себе тоже сводил с ума: буквально тряс землю и заставлял стонать металл. Так произошло уже во второй раз, а ведь Бригадир как раз решил держаться пока подальше от пустых судеб. Не тут-то было. Перед таким зовом устоять было невозможно. Как и перед разлившимся по городу запахом.

Такой аромат мог источать только недавно умерший бог.

Как-то так вышло, что они побежали следом.

Подобному поступку должно было быть рациональное объяснение, хоть какое-нибудь, отличное от «так вышло», но Итан не смог придумать ни одного за время, пока они с Кэйлин изображали олимпийских спринтеров. Дядя Миша бежал очень быстро. Возможно, дело было в том, что двигался он на четвереньках, пусть даже в плаще и разношенных сапогах. Окделл и в своих фирменных кроссовках, которые давно уже стали маловаты, ни за что бы не угнался за Бригадиром. Зверский бег, иначе и не назовешь.

– Куда он делся? – Кэй, казалось, не запыхалась вовсе. А дышала ли она вообще? Может, по привычке? С другой стороны, кровь ведь бежит по ее жилам… так? Итан никогда этим не интересовался. Даже не задумывался. Для него мисс Нод была слишком живой.

– Кажется… – Окделл наклонился, переводя дыхание. – Дальше, к мосту.

Берри-роуд никуда не вела.

Некоторые улицы Мэпллэйра вели к церкви, другие – к бару или библиотеке, третьи – к огромным неприятностям. А иные не вели никуда. Их было три или четыре – улицы, которые заканчивались не тупиком, не рекой и даже не забором, за которым ютилась помойка. Они, вопреки всякому здравому смыслу, упирались в пустоту. Дойдя до определенного места на подобной улице, можно было очнуться на шоссе. Или в соседнем штате. Эдакие «Дороти мы-больше не в Канзасе» улицы. Место им в ковбойских стойбищах, а не в маленьких мрачных городах.

Берри-роуд продолжалась мостом. Если бы у детишек в Мэпллэйре было более развитое воображение, они бы живо представили, что под таким мостом непременно должны жить тролли. Они и жили. А потом Грайф Рабэ-Хо потанцевал на их каменных костях.

Грайф не планировал оставаться в городе. Честно говоря, его гораздо больше привлекали открытые пространства, ну или что-то вроде колокольни. Но единственная высотка Мэпллэйра уже давным-давно сгорела, и Рабэ-Хо, пыльным ветром пройдясь по улицам, направился было дальше на юг. Поговаривали, в южных прериях было чем поживиться. Остановило Грайфа любопытство. Когда живешь тысячи лет, это чувство – единственное, что еще может удержать тебя в реальности, пока «Титаник» разума не наткнулся на айсберг. Мэпллэйр в этом плане был уютной северной пристанью с дешевыми гостиницами и готовыми на все девочками из-за угла.

Если бы в тот день Рабэ-Хо сказали, как бесславно он закончит свое существование, Повелитель воронов и несчастных случаев ни за что бы не свил гнездо за Мостом Желаний. Он бы ни минуты более не оставался в этом городе – очень был суеверный. Даже с троллями разбирался по старинке, через кулаки и загадки, пуская перья в глаза. Вот именно, «был». В прошедшем времени. Теперь Грайф уже не прикинется вороном и не постучит в чьи-нибудь двери, прокаркав «Никогда!». Не полакомится останками нежных-нежных наяд. И не расправит крылья, ловя ими темноту ночи.

Грайф Рабэ-Хо был богом. Того и этого, всего по чуть-чуть. Он собирал бесхозные вещи, как сорока, – чтобы иметь хоть какие-нибудь атрибуты. Проблема богов нередко состоит вовсе не в числе верующих, а в тех вещах, которые готовы хранить в себе силу поклонения. Некоторые божества привязываются к камням у дороги, другие – к деревьям или святилищам. Но Рабэ-Хо не мог себе этого позволить. Если у тебя есть крылья, ты ни за что не усидишь на месте. Птица не может не летать, если размах позволяет. К тому же приходилось постоянно подкармливать любопытство; для Грайфа оно было почти наркотиком, как для иных людей – толченые останки животных или поддельная пыльца фей.

Конечно, нашлось множество вариантов: он пробовал таскать свои амулеты на шее, складывал их в капищах и во временных пристанищах. За тысячу с небольшим лет накопилось изрядное количество хлама. Кое-что быстро превращалось в пыль, кое-что сохранялось дольше. Коллекция росла, за ней тянулся хвост из древней пыли. Иногда казалось, что Рабэ-Хо пришел конец, как тогда, в неблагодарное начало века, когда люди слишком заботились о самих себе и совсем забыли о богах. Грайфа спасла музыка: он прикарманил только зародившийся стиль, на который еще никто не позарился. Музыка эта пережила несколько десятилетий, и это вполне устраивало бога. В коллекцию добавилось несколько пластинок и маленькая губная гармошка с неумелым изображением ворона.

Сегодня треснула последняя банка, которая еще хранила в себе крохи веры в вороньего бога. Какая-то старушка складывала туда пуговицы – все они были когда-то глазами игрушечных зверюшек – и верила, что за душами их прилетает щеголеватый ангел с клювом и хвостом. Этот образ был последним воплощением Грайфа Рабэ-Хо.

Он испустил дух неподалеку от места, где жил – на краю дороги, утопавшей в колючем кустарнике и высокой траве. Не было ничего драматичного: ни света с небес, ни явления мстительных духов, которым когда-то насолил пернатый бог, ни даже раскатов грома. Грайф Рабэ-Хо, сгорбленный, с натянутой на кости бронзовой кожей, в черном плаще и парадной маске чумного доктора пытался поймать попутку до площади Кирхе. Его мутило, и путь, который предстояло пройти пешком, казался ему лестницей в Преисподнюю. В которую он, кстати, не верил.

Маску, естественно, не мог заметить никто из водителей: Рабэ-Хо носил ее по старой памяти. Когда-то он был так силен, что ходил крыло об руку с величественной Женщиной, держащей в страхе множество народов. Она походила на Смерть, которая для каждого являлась в разном обличье, но, конечно, вовсе ею не была. Грайф гордился своими связями. Он сам придумал эту маску и нацепил однажды, чем рассмешил свою спутницу до слез. Кажется, она даже начала звать доктора.

У Чумы было прелестное чувство юмора. И ценил его, кажется, только Рабэ-Хо, владыка мусорных куч и падальщиков.

Бригадир опустился на одно колено перед кучей черных тряпок, из которых торчали тлеющие перья.

– Вот это и называется «сгорел на работе». – Он взялся за клюв и перевернул чумную маску. В ней горстками собиралась черная вязкая жидкость.

Одно дело – по следам чудесного запаха смерти пойти на зов собственной жажды, и совсем другое – найти мертвым того, кто когда-то практически научил тебя ходить. Забавно. Орсо, наверное, сейчас злобно хихикает где-то в своей пещере судьбы.

Бригадир вздохнул и поднес маску ко рту.

Это было плохой идеей.

Если бы Итан вспомнил, он бы не помчался к бетонным перекладинам моста. Если бы он увидел выражение лица Кэй, он бы хотя бы притормозил. Но не случилось ни того, ни другого. Окделл вбежал на Мост Желаний и схватился за перила, пытаясь перевести дыхание.

– Знаешь… я… начинаю… ухуу-у-у-у… думать… – после каждого слова Итан делал резкий и шумный вдох, – что… зря… я… сразу… мхэ-э-э…

Окделл оперся на бетонный блок и лишь теперь посмотрел на Кэйлин.

Она стояла у границы моста и смотрела на эту самую границу, как на ядовитую змею.

– Кэй?

– Рушить мосты – это как строить мосты, только наоборот, – прошептала Кэйлин, сжимая пальцами подол красного платья. – Раз смерть, два смерть, три – смотреть…

– Кэй! – Итан повысил голос. Он видел, как шевелятся губы подруги, и, черт побери, это было до ужаса жутко.

– Пять – смерть опять, шесть – смерть, потом семь раз отрезать и в восьмой – отмерить…

Уши словно заложило ватой. Мертвый джинн Мэпллэйра не видела ничего, кроме потрескавшегося асфальта прямо под своими ногами – и, кажется, развязанных шнурков…

– Кэй!

Она подняла голову. Успела сделать пару шагов навстречу Окделлу и развернуть его спиной к городу. А потом витой штырь ограждения угодил прямо ей в затылок.

Это уже было слишком.