Элис грохнулся в обморок, и его не за что было винить: пришельцы в саду, лопата, превратившаяся в орудие убийства, а теперь и эти… существа. Они действительно казались продолжением корней, продолжением само́й древесной сущности и выглядел точно как сошедшие со страниц энциклопедии дриады. Не классические, порхающие в невесомых одеяниях по залитым солнцем лугам, не те, что отбивались от похотливых греческих богов, – более темные. «Более реальные», – хотелось сказать Итану. Сильно выросшие мандрагоры, которым все-таки удалось преодолеть зависть к человеку и уподобиться ему.

Кэй испугалась – конечно, испугалась, как не испугаться огромных, перепачканных землей монстров? – но лишь на мгновение. Когда ее поставили рядом с Окделлом, – при каждом движении древесные духи страшно трещали, – она уже как ни в чем не бывало отряхивала платье. И вовсю улыбалась.

– Благодарю! – Кажется, мисс Нод даже сделала неуклюжий реверанс. В довольно густой траве, среди комьев влажной земли, это было непросто.

Монстр, который успел поймать Кэйлин, отступил подальше и потянулся ввысь. Корни и земля совсем не стесняли его движений. Он был темным, темнее даже, чем окружавшая его грязь, и там, где у человека были бы глаза, у него зияли два неаккуратно вырезанных углубления. В них перекатывались угольки, то вспыхивающие, то потухающие вновь, и от взгляда холодела кровь. Какие боги могли придумать такое создание? У каких демиургов хватило сил вложить в него душу и разум?

Итан сжал плечо Кэйлин и выступил вперед. Все три вынырнувших из земли древесных твари тут же уставились на него. Ощущения были почти такие же, как от взглядов кукол с глазами-пуговицами.

– Привет?

Это частенько срабатывало в комиксах. Сталкиваясь с представителями внеземной цивилизации, с кружащими над ведьминскими кругами феями, с иностранцами и незнакомцами, человек всегда произносит это ненавязчивое и нехитрое «привет». Конечно, он не надеется всерьез, что его тут же поймут, – скорее отдает дань вежливости и устоям. Поклон сделать сложнее, к тому же ты не застрахован от того, что движение примут за акт агрессии. И потому Итан тоже произнес лишь одно вполне дружелюбное слово.

Дриады – за неимением лучшего сравнения, Итан решил называть их так, – зарокотали, потянулись еще выше. Теперь, чтобы видеть их лица, приходилось смотреть снизу вверх. Ниже скрученного из веток ко́рпуса у всех троих вились толстые корни, плотные, как спагетти в упаковке. Они перекручивались, сплетались, и оттого дриады походили на змей. Змей, к которым ради забавы приделали человеческие торсы.

Итан рискнул махнуть рукой, на что одно из существ тут же отреагировало, нависнув над ним. Деревянное лицо оказалось прямо напротив лица Итана. Может быть, от угольков шел жар, – этого Окделл не ощущал, – но огонь в грубо вырезанных глазницах не вселял уверенности.

– Ох, мальчишки… – пролепетала Кэйлинна, которая до этого завороженно наблюдала, как дриады сплетают свои корни. – Дай-ка мне.

Она уверенно отодвинула Итана в сторону и согнулась в поклоне. Затрещали ветки, посыпались комья земли, – три существа повторили движение мисс Нод. Пару минут все они просто не двигались: Кэйлин смотрела в глаза-угольки и тихонько чему-то посмеивалась, словно безумная, а древесные духи покачивались на ветру. Застонал Элис, и Итан с удивлением отметил, что успел совсем про него забыть.

В отличие от теней, дриады не пугали Итана и, что главное, не пытались его съесть или утопить. Эти мэпллэйровские шутки не казались особенно опасными. Получается, Элис напал на одного из них? Это объяснило бы наличие третьей руки и – отчасти – отсутствие лица. Пришелец оказался просто росшим за домом вязом.

– Скажите, что мне все это привиделось, – пролепетал Элис.

– Тебе все это привиделось, – с готовностью отозвался Итан, помогая ему подняться.

– Врете?

– О да. – Итан чуть кивнул в сторону скрипящих за его спиной дриад.

Глаза Макмиллана сделались размером чуть ли не с чайные блюдца – по крайней мере, именно так это выглядело бы на страницах комикса.

– Посмотри на все с хорошей стороны: получается, ты никого не убивал. Не думаю, что простая лопата может что-то сделать этим ребятам.

– Это… радует? – пискнул парень. Он явно пытался убедить себя, что в темноте вполне мог принять подобное деревянное лицо за шлем, а ветку – за третью руку.

– Хорошая реакция! – Окделл расплылся в улыбке.

Макмиллан наконец поднялся – нелепый в своей худобе, растрепанный и удивленный сверх всякой меры. У мэпллэйровцев была своя манера удивляться: для нее, пожалуй, стоило придумать отдельное название. Что-то вроде синдрома «потустороннего ух ты!» или «мистического вау». Ведь когда за каждым углом поджидает что-то поинтереснее, чем хот-дог на перекус, даже удивление переходит в разряд повседневности. Интересно, жители городка забывают о своих открытиях так же, как забывают о Кэйлин, или наоборот, помнят все до последней детали? А, может, помнит только какой-то процент «счастливчиков», к которым относится и Итан?

– Кто это? – Элис во все глаза таращился на шумящие человекоподобные деревья.

– О, у них нет названия.

Кэйлин обернулась, и Итан с Элисом тут же попятились – на месте ее глазниц зияли черные дыры, из которых сыпался пепел.

– Итан вроде бы называет их дриадами, но они вовсе не души деревьев. Они просто прикованные к ним люди. – Кэй рассказывала, а пепел окрашивал ее губы в серый цвет. – Висельники. У каждого на шее петля.

Висельники, выжигающие глаза. Багровые тени, съедающие внутренности. Что будет дальше?

Элис наконец заорал. Они с Итаном шлепнулись бы на землю, если бы за спинами у них обоих вдруг не выросло еще по одному «висельнику».

– Божеотпуститеменядомойябольшенебудуникомузвонить! – завопил Элис, выпутываясь из рук-ветвей, бережно поднимавших его над землей. – Господин Итан, пусть они меня отпустят!!! Господин Ит…

Макмиллан осекся на полуслове. В наступившей тишине только гулко трещали тела дриад. Темные очки Итана упали в траву, и на Элиса теперь смотрела пара абсолютно белых глаз. Похоже, стрессоустойчивость бедняги достигла точки невозврата: он не закричал еще громче, не свалился снова в обморок – более того, даже не попытался этого сделать.

– Вот дьявольщина, – совершенно спокойно выговорил Элис и прекратил вырываться из хватки переплетенных веток. – И вы тоже.

Кэйлинна уже оседлала одну из могучих рук третьего «висельника» и, кажется, обнаружила пропажу глаз. Она сидела на дереве, которое несло ее к другим старым вязам, и собирала осыпа́вшийся пепел ладонями.

– Вы не волнуйтесь! – Оказавшись рядом, она махнула руками; облако серой пыли тут же осело на Элиса. – Они ничего нам не сделают. Просто надо убрать пару веревочек.

– Кэй, ты… в порядке? – ничего более умного Итан не смог придумать.

– Я вижу, если ты об этом. Не переживай, скоро все придет в норму.

– И вы, – обреченно буркнул со своего места Элис. – Живая, надо же.

– О, нет, как раз таки мертвая. Но об этом в другой раз, идет?

Итан покачал головой. Судя по лицу Макмиллана, он будет избегать этого «другого» раза до конца своих дней.

Потрясающие выдались выходные.

Жнецы не появлялись из ниоткуда, – в этом они были схожи не только с Бригадирами, но и с любыми другими живыми существами. Или не очень живыми. Но «отбор» в ряды посланников смерти сильно отличался от того, который проходили Бригадиры. Никаких вывернутых сущностей, никакой волокиты и долгих ритуалов. Жнецов выбирали еще с рождения. Им могла стать любая душа, мало-мальски чувствующая грань, которую нельзя переходить, будь то грань закона или пресловутая грань потустороннего мира, неважно. Рамки, границы, умение сосуществовать с ними – вот что было основополагающим. Просто надо было еще и иметь желание от этих рамок избавиться.

Принимать правила, но всей душой желать им быстрого пути в Ад свойственно почти любому человеку. Но только тот, кто способен перешагивать разные грани несколько раз, и не в одном, а сразу в нескольких направлениях, – только тот и имел шансы стать Жнецом. Остальное решалось чисто географически. Если провожатых с косой не хватало в Гилике, сотни умерших насильственной смертью гиликанцев обзаводились черными балахонами. В княжестве Морь практиковали пожизненную подготовку Жнецов: отобранных учеников, прошедших курс, подводили к статуе верховной богини, и едва та давала добро, лишали их жизни. В тех краях круговоротом «смертельных кадров» заведовали языческие боги.

Мэпллэйр был мал, ему с лихвой хватало одного Жнеца. Да и тот был заперт на кладбище и выходил оттуда, лишь чтобы сопроводить за грань очередную душонку. Жнец в кроссовках так отчаянно скучал, что лично сопровождал не только людей, но и животных: к сожалению, исключительно домашних питомцев. Они, кстати, частенько воротили морды от дороги в лучший мир и оставались на Земле – путаться под ногами бывших хозяев и пугать новых зверей, которыми люди пытались возместить свою утрату. На одной только Золотой улице жило с десяток призрачных кошек, что говорить о целом городке.

И теперь этот тщедушный, но, надо признать, весьма забавный Жнец просил невозможного. Узнать о его прошлом было бы так же просто, как сосчитать песчинки на берегу местной реки: теоретически Бригадиру это под силу, но практически – у него нет на это времени.

– Ты хочешь узнать, кем был до?.. – Он неопределенно махнул рукой куда-то под ноги лохматому мальцу.

– До того как преставился, именно.

Бригадир обошел вокруг надгробия и постучал пальцем по черепу.

– Понимаешь, что можешь оказаться кем-нибудь… не очень? Сейчас тебе вроде неплохо живется, откуда такое желание?

Жнец опустил голову и перестал болтать ногами; его лицо почти скрыли нечесаные волосы, из-под которых торчала косичка. Бригадир был уверен, что в следующую секунду мальчишка что-то пробубнил.

– Что, прости?..

И снова. Что-то тихое, но гулкое, словно донесшееся из пустой грудной клетки, обтянутой кожей.

– Все-таки не расслышал… Может?..

– Не может! – Жнец соскочил с надгробия и принялся нервно обрывать хвою с ближайшей елки, которая едва-едва пробилась к свету, – едва доставала ему до колен. – Причины останутся при мне.

С такими перепадами настроения Жнец мог быть только подростком: минуту назад почти угрожал, а теперь яростно наносит увечья местной флоре. Бригадир вновь покосился на свою когтистую костяную лапу. Соблазн был так велик… а Жнец был так мал – никакого морального удовлетворения.

– И мне вовсе не «неплохо живется», знаешь ли. Я даже с кладбища выйти не могу. – Жнец выпрямился, пнул подвернувшийся под ноги гриб и зашагал по тропинке меж надгробий, которая еле угадывалась в траве. Туман тут же поглотил маленькую фигурку, и Бригадир, секунду подумав, отправился следом.

Надо же, «дядя Миша». Такой смешной и такой угрюмый парень. Интересно, много на свете таких Жнецов? Или только этот маленький выродок особенный?

Да и поет, засранец, просто удивительно. Словно при жизни учился.

Глаза мертвого джинна Мэпллэйра уже почти вернули свой прежний вид: только подпаленные шрамы на веках еще остались. Кэйлинна радостно сгребала в кучу ветхие куски веревок, из которых вязались висельные петли. Итан ругался, пытаясь отвязать особенно тонкую: узел попался сработанный на славу. Кому-то повезло умереть быстро.

Элис Макмиллан лихорадочно сдирал с ветки пеньковую перевязь и уговаривал себя не оглядываться. Позади дружным строем поднимались «висельники» – духи преступников, привязанных к месту своей казни. Их огненные взгляды отлично чувствовались спиной.

Элису еще никогда в жизни так сильно не хотелось, чтобы родители были рядом. От дома его отделяло всего несколько десятков метров, а он и шагу лишнего не мог сделать. Ошеломительное везение. Скажи кто, что в это воскресенье Элис убьет инопланетянина, – вернее, уже давно почившего духа – а после будет лазать по деревьям и отвязывать старые, почти незаметные в кронах веревки, он бы только посмеялся. Особенно громкий хохот пришелся бы на ту часть рассказа, где упоминаются мертвая девушка и серый парень. Те еще чудеса.

Петель оказалось гораздо больше, чем можно было предположить, – всего сто тридцать восемь штук, не считая тех, что рассыпались прахом, едва до них дотронулись. Целый ворох веревок, от соломенно-желтых до почернелых, лежал теперь у ног Кэйлинны Нод, которая медленно, покачиваясь с носков на пятки, пересчитывала трофеи. Нельзя было ошибиться, «висельники» выразились довольно четко: все до единой петли нужно снять.

– Снова считает… – протянул устало Элис и откинул голову.

Приближался закат. Птицы устремились поближе к высоким крышам, на окраину старого жилого района, и их резкие крики наполнили воздух. Солнце разлило по облакам красноту и синеву, перемешивая их до фиолетового, и небо постепенно потеряло своей чистый голубой цвет. Каждодневное сражение подходило к концу: солнечная колесница исчезала во мраке небесного океана.

– И ты всегда был таким… – протянул Элис, явно пытаясь подобрать слова, – ну, серым?

За несколько часов возни с веревками Макмиллан успел перейти на «ты». Наконец-то, а то Итану начинало казаться, что разница в возрасте между ними не в пару лет, а в целое десятилетие.

– Нет. – Окделл чуть приподнял воротник и обнял руками колени. – Недавно началось.

– Отчего?

– Кто бы знал…

– Тебе страшно?

Страшно, хм. Хорошенькое слово для подобных вечеров.

Что еще чувствовать, когда глядишь на трех деревянных монстров-«висельников», которые склонились над беззащитной девушкой? Казалось, она была так увлечена счетом, что вовсе их не замечала. От такого волосы на голове дыбом должны вставать! Впрочем… спрашивают же не об этом.

Что почувствовал шестнадцатилетний мальчишка, когда увидел на своей коже растущие серые пятна? Сколько ударов пропустило его сердце, когда он увидел, что его глаза побелели? Что вообще можно ощущать, когда тебя словно стирают из Мироздания? Будто ты никому здесь не нужен?

Окделл прислушался к себе. Страх был, несомненно, но он крошечным комочком съежился в уголке. Балом теперь правил трепет. Азарт. Восхищение. Они затапливали Итана с головой, и он, наверное, смог бы просидеть на заднем дворе дома Макмилланов целую вечность.

– Немного. Тебе?

Элис фыркнул:

– Больше я в жизни ничего не испугаюсь.

Это хорошо, подумалось Итану. Правильно, что он так думает. Пусть так, пусть он пока не представляет, каким может быть страх в своих худших проявлениях. Окделл знал. И слава всему выборному составу небесного правительства за то, что сейчас он об этом не помнил. Ничего, кроме пауков. Автомобильной дверцы. И белизны.

– …правда?

– Что? – Итан словно вышел из транса. Надо же, отключился настолько, что даже вопроса не услышал.

– Спрашиваю, это правда Кэйлинна Нод? Я теперь вспомнил, что читал о ней в газете… Давно. Она вроде как пришла на собственные поминки. Чудо, все такое.

– О ней все забывают. – Итан поджал колени к подбородку. – И ты забудешь, наверное. Кэй живет у родителей, а они вспоминают, что она жива, только видя ее рядом.

– Вот ведь черт… Несладко ж ей приходится.

Несладко… Интересно, как долго она к этому привыкала? Плакала ли? Проклинала ли судьбу? Винила ли Смерть?

– И что – она совсем не умирает? Даже если из пистолета пальнуть?

– В день нашего знакомства я нашел ее голову в коробке из-под макарон.

Макмиллан молчал целую минуту и наконец выдохнул:

– Это же почти суперсила! Как в комиксах.

Итан усмехнулся. Ему вдруг захотелось сделать то, чего он не делал уже очень, очень давно, – перед кем-то похвастаться. Окделл огляделся и увидел в траве идеально подходящий для этого предмет – погнутый гвоздь длиной никак не меньше трех дюймов. Итан распластался по земле, дотянулся до гвоздя и с силой – так, чтобы Элис видел, – всадил острие себе в руку. Гвоздь жалобно звякнул и погнулся. Звон был каким-то новеньким синдромом, но Окделл не придал этому особого значения: его изрядно позабавило то, что Макмиллан все еще умеет удивляться.

– Какого?.. Ни следа, вот дьявол!

– И не больно.

Элис схватил руку Итана, повернул ладонью вверх – ни одной царапины.

– А вот это уже совершенно точно суперсила. Неуязвимый! – Макмиллан перевел взгляд на Кэй, все еще считавшую веревки. – И Неумирающая.

– Та еще команда…

– Костюмы уже делаете?

– Эй, чем тебе моя куртка не угодила?

– Мне жаль прерывать ваше веселье, мальчики, – раздался знакомый голос, – но Ахоркадо хочет кое-что обсудить с Элисом.

Кэйлинна стояла рядом – и когда успела подойти? – и вновь ловила ладонями падающий пепел.

– Только в глаза ей не смотри, – напутствовала мисс Нод.

– Ахоркадо?… Постой… ей?

– Ну да, надо же было как-то ее назвать. Она тут единственная девушка, пусть порадуется.

Улыбка у Кэй была самой что ни на есть настоящей и в сочетании с выжженными глазами смотрелась просто восхитительно.

– Я один не пойду. – Элис замотал головой, косясь в сторону скрипящих «висельников».

– Телохранители – шаг назад! – Кэйлинна рывком подняла Элиса с земли и подтолкнула его в сторону древесных духов.

– Ахоркадо? Серьезно? – Итан хмыкнул.

– Не смотри на меня так, в школе преподавали только один иностранный язык!

– Заткнитесь оба, пожалуйста, у меня голова раскалывается. Безумие какое-то… Точно! Может, я сплю? – Макмиллан ухватился за эту мысль как за соломинку. Очень знакомо…

– Вот и я на это надеялся… – прошептал Итан так тихо, что Элис вряд ли услышал.

А потом заговорила Ахоркадо.

Они пришли издалека.

Их души были темнее первозданной ночи, а помыслы такими же грязными, как подошвы их огромных сапог. Рогатые шлемы, крылатые мечи и горящие жаждой глаза выдавали в них тех, кто желал зла. С такими не церемонились. С таких сдирали шкуру живьем.

Но на этот раз все пошло иначе. Вихрь темных сил неизменно побеждал добро, ни один рогатый разбойник не предстал перед справедливым божьим судом. А тронный зал разбойничьего замка украсили черепа несчастных охотников за головами.

В замке среди черных скал правила разбойница – порочная, как сам грех, и гордая, как Брунгильда. Она направляла свою маленькую армию крепкой рукой и железной волей, и они сжигали деревни, убивали, грабили и насиловали. Пока не пришли те, другие. Тощие, не носящие оружия, в одежде цвета молодой листвы.

Шарлатаны и бездельники, отправившие разбойников и их царицу на виселицу.

Они пели песни, ветвящиеся, как синие лабиринты на коже их богов, – песни, в которых глаза превращались в светила, мертвые становились волнами, а жестокость неизменно оборачивалась против тех, кто вздумал ей поклоняться. Царица заливала уши своих разбойников горячим воском, как делали когда-то моряки, попавшие в течения острова сирен. Царица приказывала стрелять на поражение и не щадить никого. Она чувствовала себя всемогущей, а потом какие-то шуты посмели напомнить ей о том, что в лабиринтах ее собственной души жила маленькая девочка, когда-то подарившая пленнице оленя, а затем потопившая свою душу в чужой крови.

Она была голодна до сих пор.

Элис – и откуда только силы взялись? – распахнул глаза и успел увидеть, как неподвижные тела Итана и Кэй исчезают среди вымазанных в земле корней. Он закричал бы, если б хлесткая ветвь не обернулась вокруг его горла. Макмиллан дернулся изо всех сил, выпутал руку и попытался прыгнуть, но корни уже обвили ноги и потянули обратно, во влажную темноту свежих могил. «Висельников» за домом Макмилланов теперь стало еще больше: они по одному выныривали из темноты под вязами, выбирали петлю из тех, что остались в траве, и ловко обертывали ее вокруг своей деревянной шеи.

Повешенные преступники освобождали сами себя.

Вопреки всяким ожиданиям, укрытием Жнеца был вовсе не склеп и не древняя крипта, а обычная спаянная из железок беседка с местами проржавевшим дном. Стены ее увивали какие-то фиолетовые растения, а под самой крышей одиноко болталась пустая клетка с погнутой дверцей – словно кто-то с силой вырывал ее, пытаясь подарить птице свободу. Или кого там еще могут держать в таких клетках… ящерицу? Хомячка?

Бригадиру пришлось наклониться, чтобы не задеть край жестяной крыши. Тот, кто проектировал беседку, кажется, не предполагал, что сюда могут прийти взрослые. До чего же странными иногда бывают люди.

– Стало быть, у тебя что-то осталось? Что-то… из той жизни?

Жнец не ответил – нырнул под лавочку, косо прибитую к невесть откуда взявшемуся здесь пеньку, – и запыхтел, расшвыривая какие-то вещи. Бригадир обвел беседку взглядом и поймал себя на том, что не запомнил ни одной детали обстановки. Не могло же их не быть вовсе! Пенек, злосчастная косая лавочка, ворох каких-то цветастых одеял, старые фотографии, пара книг на полке под потолком, что-то вроде… сковородки? Бригадир глянул на торчащие из-под лавки ноги – Жнец залез туда почти полностью – и вновь понял, что не может вспомнить ничего из того, что видел. Он и вправду слишком редко сталкивался со Жнецами, чтобы знать, как именно они могут защищать свой дом, даже такой, как беседка с… с… вот ведь черт! Со всем скарбом, что в ней есть.

Через несколько минут, когда Бригадир заскучал настолько, что начал насвистывать «У Мэри был барашек», Жнец поднялся с пола и торжествующе улыбнулся. Сквозь копну черных волос белозубая улыбка смотрелась настоящим вызовом.

– Это еще что… – Бригадир осекся на полуслове. Вещица, лежавшая на ладонях Сопровождающего за грань, была несколько… неожиданной.

Удачливые Жнецы могли захватить с собой ключ от дома, фотографию, золотые запонки или вешалку, удачливые привидения – своего душегуба. И даже клочок обоев или предсмертная записка смотрелись бы не слишком странно в этой похороненной в тумане беседке. Но красное кружевное белье с узором в виде крошечных снежинок было… было…

– Это ты смог умыкнуть? – Бригадир для уверенности указал на кусочек ткани пальцем.

Жнец приподнял одну бровь и кивнул.

– Из всего, что можно было забрать за грань, ты выбрал… это? – Бригадир не удержался: ухмыльнулся, показав мощные клыки, и хохотнул.

– Чего ржешь? Будто, когда умираешь, есть время подумать! – огрызнулся Жнец и отвернулся от пытающегося не засмеяться в голос странника.

– Нет… хо… ну просто… ха… просто…

Пол пошатнулся. Загудела земля. Зов разлился в воздухе таким гулом, что Бригадир чуть не заткнул уши. Даже сквозь туман прошло, как это возможно?

– Чувствуешь?

– Да. – Жнец обернулся и нахмурился. – Похоже, тебе надо идти.

Или бежать. Да-да, бежать в данном случае – куда более подходящее занятие. Казалось, если Бригадир прямо сейчас не припустит во весь опор, земля разверзнется, и Ад поглотит незадачливого распорядителя правды. Тут уже никакая любовь, ни жидкая, ни газообразная, не спасет.

Трусы Бригадир выхватил из рук Жнеца, уже не отдавая себе в этом отчета, – красная тряпочка беспомощно трепыхнулась и осела в пыльном кармане дырявого пальто. О ней он подумает как-нибудь потом. После того как найдет несчастного, так потерянно взывающего о помощи. Хотя, судя по силе зова, их там как минимум десяток.

Или парочка богов?

Кэйлин задыхалась. Повсюду была земля; влажная, жирная и холодная, она проникала под одежду, в ноздри, в рот, в уши и в глаза… Кэй тянуло вниз, и она вдруг отчетливо вспомнила, какой тяжелой была вода под Мостом Желаний. Ее ледяное течение тянуло за собой так же – вперед, быстрее, туда, куда не ступала нога человека! в смерть и ко второй звезде направо, до самого утра!

Она умирала. Кэйлинна Нод снова умирала, но на этот раз ей было по-настоящему страшно, потому что где-то совсем рядом умирали ее глупые мальчишки. А они умели погибать по-настоящему.

И во всем была виновата только она – мертвая девочка, которая поверила мертвым деревьям.

Офицер Моралес была героем.

Она знала это так же ясно, как цвет глаз своей бабулиты и слова песни о Люси в небесах с алмазами. Это подсказывал тот же внутренний голос, что подтолкнул ее в сторону полицейского участка. И это доказывал тот факт, что она стояла у самой кромки туманного моря, под которым скрывалось шоссе номер двадцать девять, и готовилась в него войти. Только герои могут быть такими глупцами.

Она всего лишь занималась своей работой: следила за подозрительной личностью и оберегала границы города. Эва чувствовала тех, кто, как и она, пересекает границы, которые им не дозволено переходить.

А потом задрожала земля. Загремело где-то у самого плеча, и офицер Моралес неосознанно ударила туда, назад и наверх. Кулак прошел сквозь завихрения тумана, который – Эва готова была поклясться – сам замер в оцепенении. А потом схлынул, как морской прибой, оставив дорогу у кладбища пустой и одинокой.