Глава 20. В это время на берегу Дуная…
Поручик Лыков-Нефедьев сидел за столиком кафе, цедил пиво и смотрел на серую рябь Донау-канала. Павел в очередной раз думал, что его внешность плохо подходит для разведывательной службы. Вот отцу повезло: среднего роста, заурядной наружности. В самый раз для сыщика. А если дамы на тебя постоянно заглядываются? И рост, и атлетическая фигура, и невесть откуда взявшийся артистизм…
Еще Павел сердился на свое начальство, хотя это было заведомо глупо. Понятно, что офицер разведки выезжает во враждебную страну по поддельным документам не каждый день. Три-четыре раза в год, больше уже опасно. И так-то опасно, а ежели еще и частить… Но когда тебе дают два поручения сразу, одно в Берлине, а другое в Вене, то возникает двойной риск. В Берлине все прошло хорошо. Он взял в тайнике очередное донесение агента номер девяносто два, резидента в Германии Фридриха Гезе, которого помнил с детства под прозвищем Буффаленок. Этого человека следовало оберегать особенно тщательно, и Лыков-Нефедьев никогда не встречался с ним лично, хотя очень хотелось. Только в первую его поездку за границу у них было короткое свидание — в Швейцарии, в труднодоступных горах. Последующие донесения передавались заочно, через условные адреса.
Конечно, по уму, после получения пакета поручику следовало немедленно выехать в Россию. Но суб-резидент в Вене только что получил секретную «Справочную книжку с полным составом по военному времени вооруженных сил монархии». И начальство решило: раз уж агент проник в Германию, пусть проедет оттуда на Дунай и заберет второй пакет. И вернется домой с обоими донесениями.
В прошлый раз такой номер начальству не удался. Павла тоже хотели послать в две страны — для экономии командировочных. Но об этом узнал барон Таубе и устроил делопроизводителю Пятого делопроизводства полковнику Монкевицу хорошую головомойку. Однако сейчас Таубе лежал в госпитале, лечил старые раны. Монкевиц воспользовался этим и приказал поручику Лыкову-Нефедьеву объехать пол-Европы… Поскольку чин у того был неподходящим для споров со штаб-офицерами, пришлось подчиниться.
И вот сейчас Павел сидел на Франц-Йозефс-кай и наблюдал окрестности. У него было дурное предчувствие. Суб-резидентом в Вене состоял нотариус Ямайкер, хитрый еврей. Он помогал русской разведке в обмен на преференции, которые его тесть-гешефтер получал на Волыни. Видимо, два ловкача делили прибыль между собой. Все это смущало поручика. Родственные связи в сопредельной недружественной державе всегда привлекают внимание контрразведки. Рано или поздно Ямайкер попадет в ее поле зрения.
Еще больше агента смущало место передачи пакета. Рупрехтскирхе — самый старый храм Вены. Он был выстроен в восьмом веке, но сейчас являлся рядовой приходской церковью. Вроде бы география подходящая — тихий уголок в стороне от всегда оживленной Ротентурмштрассе, за изгибом Фляйшмаркт, рядом с синагогой. Возможно, из этой синагоги Ямайкер и шмыгнет проходным двором в кирху. Но как иудей покажется в католическом храме? Это же бросится в глаза. Даже если пришел выкрест, все равно его запомнят…
Павел заранее обследовал прилегающий квартал, зашел в кирху, полюбовался дивным витражом с изображением Пресвятой Богородицы. Подмигнул статуе Рупрехта Зальцбургского, стоящей снаружи с бочонком соли в руках. Святой считался покровителем солеторговцев, что объясняло наличие бочонка. Вот и мост через Донау-канал, возле которого расположился с кружкой пива поручик, назывался Зальцторбрюкке. М-да… В случае чего в какую сторону бежать? Неспокойно на душе. И деваться некуда: бумаги важные. Нотариус уже не в первый раз добывал ценные документы — покупал у начальника штаба одной из дивизий гонведа. Такими источниками не бросаются.
Поручик затребовал счет, не спеша расплатился, оставив чаевые. Прошвырнулся походкой гуляки до Шведенплац. Вышел на Фляйшмаркт. Он рассчитал все по секундам. Свернул направо, по Рабенштайг дошел до Зайтенштеттенгассе и оказался возле синагоги. Спрятался в арке и затаился.
Так и есть! Через минуту Ямайкер торопливо прошел мимо.
— Я здесь, — тихо со спины окликнул его разведчик.
Суб-резидент развернулся и опешил:
— А почему не в кирхе?
— Там мы с вами будем слишком заметны. Пакет!
— Но…
— Пакет!
Нотариус начал рыться в карманах. Интересно, в кирхе он копался бы так же? Вдруг позади него мелькнула и исчезла какая-то фигура. Черт!
Ямайкер наконец извлек конверт и отдал поручику.
— Деньги как обычно, — бросил тот и быстрым шагом направился к Юденгассе.
Но было уже поздно. Выйдя на улицу, Павел сразу понял, что его ведут. Топтуны не показывались на глаза, у них хватало опыта. Однако слежка была, он чувствовал ее затылком. Проклятые дилетанты…
Лыков-Нефедьев начал кружить по кварталу. У него оставалось несколько минут, чтобы принять решение. Идти к каналу нельзя, там все на виду. В сетке улочек Внутреннего города оторваться легче. И делать это надо немедленно, пока не вызвали подмогу. Сколько человек его ведет? Двое, максимум трое. На этот случай у разведчика имелась заготовка.
Не тратя зря времени, он направился на Георг-Кох-Платц. Там кипела большая стройка: уже который год в столице возводили необычное здание Почтового сберегательного банка. Огромную площадку заполонили люди: рабочие, инженеры, подрядчики, ломовые извозчики, зеваки… Всюду лежали горы строительных материалов. Визжали лебедки, кричали стропальщики. Высокий молодой мужчина атлетического телосложения смело врезался в толпу. И пропал из вида.
Через минуту, вывернув наизнанку сюртук — он стал песочного цвета вместо черного — и сменив шляпу на кепи, поручик выскочил на Штубенринг, поймал таксомотор и велел отвезти его к Зюдбанхоф. На Принц-Ойген-штрассе пассажир неожиданно попросил высадить его напротив Бельведера, щедро расплатился и убежал.
Павлу показалось, что он оторвался от хвоста. Но, когда разведчик дворами шел к Гюртелю, позади опять нарисовалась знакомая фигура. Господин в тирольской шляпе, тот самый, из подворотни, неотступно преследовал русского.
Проклятый Монкевиц! Агент едва не закричал в голос. Деньги он экономит, идиот… Поручик выбросил в канаву американский карманный фотографический аппарат «Экспо». Может, сжечь донесение от Буффаленка, пока не поздно? А информация, которая там содержится? Вдруг еще удастся вырваться?
Лыков-Нефедьев решился. Он хорошо знал этот район между Бельведером и Фаворитенштрассе. Там было одно хорошее местечко. Чуть ускорившись, поручик сделал пару финтов, прошел через хитрую калитку — и оказался у филера за спиной. Вокруг никого не было. Поручик мягко подскочил, ударил кулаком чуть левее пера. Подхватил падающее тело и уволок в подворотню. Он делал все стремительно. Обыскал карманы противника, извлек полицейский жетон и пистолет незнакомой модели. Топтун хватал ртом воздух и шарил вокруг себя. Павел не хотел причинять австрийцу лишнего зла, ударил в четверть силы и надеялся, что особого вреда здоровью не нанес. Он уже хотел исчезнуть, как вдруг на улице послышались торопливые шаги. Это напарник филера спешил ему навстречу со стороны Элизабетплац.
Разведчик завелся. Надо уходить, а тут… Он вышел, махнул кулаком. Затащил второго, положил рядом с первым и сказал им по-русски:
— Извиняйте, ежели что.
И исчез.
Через четыре дня поручик сидел перед начальником ГУГШ Палицыным и рассказывал о своих приключениях. Генерал от инфантерии ахал и требовал подробностей. Любят генералы игры в казаков-разбойников…
— Как же вы спаслись, Павел Алексеевич?
— Выехал из Вены на таксомоторе, в Санкт-Пёльтене сел в поезд до Штутгарта. Запутал следы. Отправился в Копенгаген, там сдал донесения на приемную станцию. И уже чистый поехал домой. Они ловили меня на русско-австрийской границе, между Краковом и Лембергом. А я вернулся через Германию в мягком вагоне.
— Молодец! Я просмотрел то, что вы привезли — нужно срочно доложить государю. Немцы форсируют модернизацию крейсерского флота. Сведениям резидента номер девяносто два просто нет цены.
— Я чуть не сжег пакет, когда вторично обнаружил за собой хвост, — признался Лыков-Нефедьев.
— М-да… Ну, отдыхайте. Выражаю вам покамест свою личную признательность. После оформим, как положено.
— Ваше высокопревосходительство, Федор Федорович! Запретите полковнику Монкевицу объединять в одну командировку два дела. Ведь чудом не попался! В следующий раз такого везения уже не будет.
— Я понимаю, — посерьезнел начальник Генерального штаба. — Сидели бы сейчас в крепости. А мы говорили бы, что знать вас не знаем… Хорошо, я скажу Николаю Августовичу. Ступайте, голубчик, вы потрудились на славу. Пожелайте от меня здоровья Виктору Рейнгольдовичу.
Из приемной поручик действительно направился в Николаевский военно-сухопутный госпиталь. Таубе сидел во дворе на скамейке и поджидал его.
— Ну, доложился Феде?
Вся армия звала Палицына Федей, он это знал и не обижался.
— Доложился и удостоился устной благодарности.
Барон хмыкнул:
— Из устной благодарности шубу не скроишь. Ну, я при случае напомню. Садись, Брюшкин. Есть интересные новости.
Тон у генерал-майора был такой, что Павел сразу насторожился.
— Да нет, все хорошо, — успокоил барон сына своего товарища. — Даже слишком. Замечательно, что ты не сжег в той подворотне бумаги от Буффаленка.
— Федя то же самое сказал. Мол, сведениям резидента номер девяносто два нет цены.
Таубе отмахнулся:
— Ерунда все и глупости. А вот приложение к основному донесению, которое касается твоего брата, очень важное.
— Николки? — удивился поручик. — Где он и где Фридрих Гезе?
— А вот поди ж ты. Буффаленок, он же Гезе, попал в Германию через Циндао. И у него там до сих пор сохраняется агентура. Так вот. Человек Буффаленка прислуживает в офицерской столовой Третьего морского батальона, который стоит на острове. В ней кормятся не только моряки, но и все офицеры гарнизона. И кельнер подслушал обрывок разговора между двумя лейтенантами. Про которых он точно знает, что ребята имеют отношение к секретной службе.
— Ну и что?
— Задумайся. Там всего несколько фраз. Один офицер сказал: «Задал нам хлопот белый китаец. Семьдесят пять тысяч в русских золотых десятках! Едва собрали». Второй ему ответил: «Зато англичане будут в ярости».
— Ну и что? — повторил Лыков-Нефедьев. — По-прежнему ничего не понимаю. Кто такой белый китаец?
— Пока не знаю. Но догадываюсь. Да и Федор предположил, что это имеет отношение к случаю в Джаркенте.
Поручик начал соображать:
— Чунеева посадили под арест за убийство, которого он не совершал. Англичане в ярости… А немцы заплатили за это огромную сумму. Так?
— Правильно рассуждаешь. Непонятно, что там за белый китаец. Все китайцы желтые. Кроме…
Виктор Рейнгольдович задумался, а потом вдруг хлопнул себя единственной рукой по лбу:
— Ах я, старый рамолик! Не все китайцы желтые. Есть же албазинцы!
