— Почему во время войны вы, вместо того чтобы оборонять Малую землю, отсиживались в окопах Сталинграда? — с ходу огорошил Артем пожилого начальника вокзала, чей пиджак был украшен довольно внушительной орденской планкой.

Облезлый фибровый чемоданище, похожий на дохлого бегемота, занимал почти весь письменный стол. Из-за него тесный кабинет начвокзала казался еще меньше. Финтам, при помощи которых Казарину удалось отбить этот чемодан у железнодорожников, позавидовал бы, пожалуй, сам Остап Бендер. Соваться к прокурору за ордером у Артема не было никаких оснований, поэтому пришлось открыть в себе талант гешефтмахера. Теперь, когда фибровое чудовище было у него в руках, Казарин без особых церемоний выгнал из кабинета всю лишнюю публику, включая владельца помещения, хоть тот и бурчал себе под нос что-то о самоуправстве и о том, что он будет жаловаться в горком. Затем Артем еще раз удостоверился, что на бирке, которая была прицеплена к ручке обшарпанного монстра, написана химическим карандашом эзотерическая цифра «13». Это означало, что перед ним именно то, что ему нужно. В фибровом боку «бегемота» было проковыряно несколько неровных дырок, что наводило на весьма странные мысли.

Казарин взялся за защелки — пальцы обожгло холодом. Мякоть на месте сорванных ногтей кольнуло болью. Не топят там, что ли, в этой их камере хранения? Впрочем, в нашей державе вообще не принято топить в камерах, не важно, людей там держат или чемоданы. Артем потянул замки — но сундук оказался заперт.

Еще минут пятнадцать ушло на поиски инструмента, которым можно взломать запоры. Им стала монтировка, которую Казарин отыскал в арсенале шофера служебной машины. Наконец все оковы пали, и дохлый фибровый бегемот раззявил свою пасть.

Из нее явственно пахнуло гнилым мясом, что было вполне объяснимо, поскольку «бегемот» оказался людоедом. Он совсем недавно проглотил человека.

Самым удивительным было то, что проглоченный фибровым монстром человек был жив. Потому что искалечили его зверски. Все конечности были ампутированы. Тело было завернуто в полиэтилен вроде того, каким частники обтягивали теплицы на огороде. Несчастный находился в забытьи, но дышал. А еще у него были отрезаны уши. Именно они чем-то привлекли внимание экзекутора. И лишь по этому признаку Казарин неожиданно опознал в лежавшем перед ним голом человеческом обрубке подполковника Стрижака. Весельчака, бретера, жизнелюбца, не человека, а неиссякаемый генератор острот и всяческих прибауток, жизненная сила которого казалась иногда Артему фантастической. То, что отрезаны также половые органы и соски, Казарин узнал уже от врачей «Скорой», которых он вызвал по телефону дрожащими руками, подолгу не попадая пальцем в дырочки диска…

Медики выяснили, что тело было в относительном порядке. Ампутация была проведена хоть и не профессионально, но аккуратно и даже с попыткой наложения шва — из ран торчали нитки лигатур. С точки зрения медицины жизни подполковника в данный момент ничто не угрожало. Если, разумеется, не считать начинающейся гангрены. Именно она и была причиной тяжелого запаха, которым пахнуло на Артема из разверстой пасти дьявольского чемодана.

Укол чего-то сильнодействующего пробудил Стрижака из анабиоза. Однако любые попытки заговорить с ним оказались напрасными: он не мог издать в ответ ни звука, хотя, казалось, понимал вопросы, которые ему задавали. После более тщательного осмотра врач потрясенно сообщил Казарину:

— Пациент находится в сознании, но ответить вам он не сможет. Дело в том, что у него… Боже мой, никогда такого не видел! У него полностью удалены голосовые связки…

Позже, уже в больнице, куда перевезли живой, но по-прежнему безмолвный обрубок человека, Артем стал изыскивать хоть какой-то способ обмена информацией с изувеченным опером. Он перебрал все мыслимые и немыслимые варианты — вплоть до зажимания в зубах шариковой ручки и писания ртом. Но ни один из них для бедняги, лежащего в койке без движения, не подходил. Выручила жена милиционера Маша, которая тихонько плакала, сидя на пустой соседней койке, пока Артем фонтанировал бесполезными идеями.

— Граф… Монте-Кристо… — расслышал он сквозь сдержанные всхлипывания.

Сначала Казарин решил, что ему почудилось или бедная женщина просто помешалась с горя. Но вдруг его пронзила внезапная догадка.

— Стрижак, ты меня слышишь? — вкрадчиво сказал он. — А ну-ка, закрой глаза. Можешь это сделать?

Веки завернутого в пижаму человеческого обрубка дрогнули и медленно опустились.

— А теперь открой, — скомандовал Артем, внутренне ликуя.

С этого момента игра в одни ворота уступила место полноценному матчу. Беседа по методу разбитого параличом якобинца Нуартье из бессмертного романа Дюма происходила ужасающе медленно. Но ее содержание искупало все! Первым делом, за неимением под рукой азбуки, Казарин крупно нацарапал на бумаге ручкой все буквы алфавита. Затем он стал водить по ним пальцем, а Стрижак на нужной букве закрывал глаза. Выбранные им буквы записывались женой милиционера на отдельные листки и складывались в слова, слова — в предложения, а предложения — в жуткое повествование, какого Артему доселе слышать еще не доводилось.

Стрижак даже в таком ужасающем состоянии был на редкость лаконичен и точен в формулировках — сказывалась многолетняя милицейская выучка. Витальная сила этого человека была просто поразительна! Более всего удивило Казарина то, что за три дня, которые Стрижак отсутствовал, ему удалось сохранить рассудок. Если, конечно, нацарапанный по буквам рассказ не был плодом воображения безумца.

«Был на вокзале, — начал свой безмолвный рассказ милиционер. — Опрашивал граждан на предмет информации о том, кого видели рядом с Лунцем. Далее ничего не помню — предположительно в результате удара по голове, нанесенного сзади тяжелым тупым предметом…»

Артем перевел дух и опустил листок с алфавитом. По мере продвижения вперед Стрижак в своем рассказе становился все более многословен, хотя нить повествования держал цепко. «Беседуя таким манером, шуток не пошутишь, — с сожалением подумал Казарин. — Да и до шуток ли сейчас бедняге…» Милиционер между тем продолжил свою жуткую повесть:

«Очнулся в подвале, на самодельном операционном столе. Надо мной стоял мужчина в детской карнавальной маске волка и с бензопилой в руках. Он ампутировал мне правую ногу. Левую, видимо, он отрезал ранее. Судя по пропитанным кровью бинтам — не так давно. От боли я вновь потерял сознание…»

Стрижак в изнеможении закрыл глаза и очень долго их не открывал — настолько долго, что Артем и жена милиционера даже забеспокоились, не умер ли он. Но подполковник был все еще жив, хотя глаза его ввалились, веки покраснели, а вокруг них разлилась чернота. Эти несколько предложений дались ему очень тяжело. Да и по времени их составление заняло около часа.

Так дело не пойдет, решил Казарин. Чтобы узнать все, что пережил милиционер, не хватит и нескольких дней. Да и неизвестно, проживет ли он столько. Скорее всего, еще минут десять такой изнурительной «беседы» — и Стрижак попросту отдаст концы от чудовищного перенапряжения. Что же делать? Артем представить себе не мог. Была, конечно, одна маленькая, почти исчезающая ниточка надежды… Нет, ничего не получится. Такого просто не может быть! Или может?.. Казарин встал, ободряюще улыбнулся убитой горем жене милиционера и молча вышел из палаты, в воздухе которой настолько сгустилось отчаяние, что его можно было нарезать на дольки, как дефицитный сервелат, которого он не пробовал с прошлого Нового года.

Будка таксофона с выбитыми стеклами сиротливо мерзла на улице возле больницы. Но, чтобы воспользоваться чудесным изобретением Александра Белла, Артему сперва пришлось перебежать дорогу к обшарпанному ларьку с покосившейся вывеской, которая вызывающе гласила: «Союз…е…ать», и купить совершенно не нужный ему номер «Советского спорта», дабы разменять мятый рубль и заполучить несколько заветных двушек.

В телефонной будке, несмотря на лютый тридцатиградусный мороз, стоявший с утра, кто-то умудрился совсем недавно нагадить, и Казарин, конечно же, угодил каблуком в самый центр кучи. Снайпер, твою мать. Чертыхнувшись, Артем с некоторой опаской осмотрел телефон-автомат, поверхность которого была испещрена непристойными рисунками и различными надписями, из которых единственной цензурной была: «ЦОЙ ЕЩЕ ЖИВ!» Кто такой или что такое «ЦОЙ», Казарин понятия не имел. Центр онанистической йоги? Центр охренительной йебли? Несмотря на крайне непрезентабельный вид аппарата, в черной пластмассовой трубке даже обнаружился хриплый, прерывистый гудок. Ободренный этим, Артем опустил медный кружочек в прожорливую прорезь автомата и принялся крутить вертушку, не снимая перчаток, чтобы не примерзнуть пальцем к ледяному металлу.

Казарин представился, и его тут же переключили на кого следует — разумеется, визит к Андропову не обошелся без прямого участия областного управления КГБ, и там Артема теперь прекрасно знали. Уже через полминуты он услышал в трубке вкрадчивый баритон «Ивана Ивановича».

Если начистоту, в то, что хотел спросить у кагэбэшника Казарин, он и сам не верил ни секунды. Байки про таинственный Тринадцатый отдел всесильного Комитета занимали в народном фольклоре почетное место где-то между рассказами о том, что Сталин прятал в сапоге чертово копыто, и легендами про извращенца, который по ночам полощет свое естество в граненых стаканах, прилагающихся к автоматам с газировкой. Якобы в этом оккультном отделе служат экстрасенсы, которые читают мысли диссидентов, контактируют с инопланетянами и даже, если поднапрягутся всем скопом, могут вызвать землетрясение в самом Вашингтоне. Ясно, что Артема интересовало из всего этого потрясающего списка чудес только первое. И еще того яснее, что шансы заполучить чтеца мыслей были примерно равны вероятности того, что на заваленную снегом улицу, где не горел ни один фонарь, сейчас же опустится летающая тарелка с грузом водки и любительской колбасы в качестве гуманитарной помощи для трудящихся города Светлопутинска от гуманоидов с созвездия Тау Кита.

Поговорив с Иваном Ивановичем, Казарин вернулся в приемный покой и в изнеможении опустился на кушетку, не снимая свое жаркое, тяжелое пальто с вытертым воротником из искусственного меха, или, как шутили в народе, «из Чебурашки». Комитетчик обещал помочь. Чем это, интересно? Артем просидел так долго, обхватив руками разболевшуюся внезапно голову.

Вдруг он заметил, что за окнами нарастает мощный ровный гул, будто поднялся ураган. Стекла задрожали. Затем с улицы ударил невыносимо яркий свет. Казарин, закрывая глаза ладонями, бросился к выходу.

Ревущий двигателями аппарат, который приземлился посреди заснеженной улицы, ему рассмотреть не удалось — ослепительный нездешний свет бил в глаза, да и поднятая в воздух снежная взвесь сильно затрудняла видимость. Но примерно так он себе и представлял приземление аппарата пришельцев. На ум пришло странное слово «пепелац», будто кто-то шепнул его Казарину в ухо. В боковой части НЛО открылась дверца. Оттуда вышло существо, внешне напоминающее человека, но всего около метра ростом. Гуманоид (вот и не верь ныне покойному чокнутому профессору!) приветливо помахал Артему ладошкой и смешно засеменил к нему.