В ходе судебно-психиатрической экспертизы, которую Казарин назначил сразу же после того, как Занюхин признался, что ему кажется, будто он — маршал де Рэ, раскрылись новые интересные факты биографии Фокусника.

Петя рос замкнутым, необщительным ребенком. Отца своего он не знал — говорили, мол, прижила его мать от какого-то зэка, и вроде даже зэк этот родом то ли из Москвы, то ли из Ленинграда, но что за человек — никто не упомнит, включая саму родительницу Та безбожно пила, и поэтому мальчик с пеленок (которых у него, впрочем, и не было — их роль выполняла старая, вечно просеянная мамкина шаль) был предоставлен самому себе. Пацаны во дворе и в школе вечно лупили его за нищую одежду, и он привык жить в шкуре отщепенца.

Приворовывать Петька стал с шести лет — иначе он рисковал просто подохнуть с голоду. Однажды 12-летний парнишка воспользовался случаем и пробрался в квартиру соседки. Бабка как раз померла, ее хоронили, и все обитатели квартиры на какое-то время вышли по своим скорбным делам, весьма удачно оставив дверь не запертой. А Петьке было только того и надо — бесшумной тощей тенью проскользнул он в обитель смерти.

Старушка возлежала на столе в большом кумачовом гробу, сурово поджав тонкие бескровные губы. Она вдруг напомнила мальчику его покойную бабку — единственного на свете человека, который любил непутевого внука. Она привечала его и водила в лес по грибы-ягоды, пока мать пребывала в очередном крутом пике тяжелого запоя. Но бабка померла в прошлый сочельник, и не к кому больше было подойти и потереться ухом о морщинистую руку, покрытую от тяжкого крестьянского труда синими узлами вен.

Петька медленно шагнул к гробу соседки и потерся ухом о ее узловатую сморщенную длань. Та воняла свечным воском, но через этот неприятный запах едва пробивался тонкий, еле заметный аромат укропа. Так пахли руки бабушки…

Петька не позволял себе даже тайком заглядываться на сверстниц и тем более старших девчонок: щуплый маленький оборванец, казалось ему, не имеет на это никакого права. Да они ему и не нравились тогда, вызывая скорее чувство ненависти и страха, чем влечения: обидят, побьют, засмеют! Лишь иногда, в особо потаенных мечтах, Петька представлял себе, как подвергает этих своих, чаще всего воображаемых, обидчиц различным пыткам, про одни из которых он читал в книжках о партизанах, попавших в плен к фашистам (читать мальчишка, как ни странно, любил), а другие изобретал сам. И сладкая истома охватывала при этом все его щуплое тельце.

Пожилые женщины вызывали у мальчика совсем другие эмоции. Он их не боялся. В старушках чудилось Петьке что-то близкое, родное. Кажется, именно в этот момент впервые мальчик испытал половое влечение. Нет, робкий Петька никогда бы не отважился так прикоснуться к живой старушке. Но другое дело — мертвая бабка, которая не вскочит, не закричит, не схватится за палку… Мальчик осторожно, внутренне обмирая, запустил правую руку под подол мертвой женщины и медленно ввел пальцы во влагалище трупа. Левой он в это время мастурбировал — также впервые в жизни. Делать это пришлось довольно долго, но наградой был первый, удивительно яркий оргазм. Спермы почти не было. Петька аккуратно расправил подол платья на трупе, не оставив, таким образом, никаких следов только что содеянной гнусности. Впрочем, совесть ничуть не мучила его — он сразу и бесповоротно понял, что дело того стоило.

— Петенька, какой ты молодец, пришел попрощаться с бабой Маней! — вздрогнул он от приторного женского голоса за спиной.

Дочь соседки отсыпала ему полную горсть конфет. «Кис-кис» — было написано на пестрых фантиках. Но есть конфетки Петька так и не смог — его почему-то тошнило каждый раз, как он брал ириску в рот.

В 13 лет мальчик связался, что называется, с «плохой компанией». Банда 12-14-летних подростков под предводительством 17-летнего парня по кличке Сиплый потрошила возле школы «мальков», вытрясая у них из карманов мелочь. Слегка подросший и возмужавший Петька с дружками промышляли и у местной киношки, выкручивая из потных ладошек более благополучных ребят пятаки и гривенники, которые дали тем родители на кино и мороженое.

Поправив свое финансовое положение, пацаны закупали в соседнем винно-водочном магазине дешевого портвейна и шли пировать на пустырь возле Светлопутинского морга. Когда дрянное пойло заканчивалось, захмелевшие беспризорники прокрадывались к окнам страшного учреждения и подглядывали за работой небритых и опухших от пьянства людей в грязно-белых халатах. Среди покойников нередко попадались и женщины. Сначала пацаны высмеяли странного разноглазого паренька, заметив некое подозрительное шевеление у него в штанах, проявившееся в процессе наблюдения за вскрытием трупов. Но он быстро реабилитировался, обучив корешей взаимной мастурбации перед окнами морга. Новое развлечение понравилось не меньше, чем портвейн. Пожалуй, даже больше.

В это время Петька понял, что не только мертвые старушки вызывают в нем тайное томление — а вообще все, что мертво, что не может насмеяться над ним или дать отпор.

Шли годы. Криминальные подвиги окрепшего и пошедшего в рост Петра становились все серьезнее, пока не довели его до тюрьмы. А потом еще раз.

После второй отсидки он какое-то время бродяжничал. Жил в шалаше в лесополосе неподалеку от областного центра. Это место Петр выбрал не случайно: рядом раскинулось громадное городское кладбище, где люди по русскому обычаю оставляли на могилах различную еду. Петя был сыт каждый день и даже немного растолстел на «покойницких» харчах, значительную часть которых составляли сдобные пирожки домашней выпечки, а уж разные там яблоки-груши вообще ни за что не считал — надкусывал, брезгливо морщась, и тут же отправлял метким броском в фотографию покойничка на надгробном памятнике, которому был предназначен гостинец. Особенно же он любил, когда люди оставляли на могилках родных жмуриков стопки с водкой или, что гораздо чаще, самогоном.

Но была у Пети-Фокусника и еще одна, менее прозаическая причина держаться поближе к кладбищу, о которой он поначалу предпочел умолчать в разговоре с психиатром. Но потом все же не выдержал и проболтался.

Петр полюбил наблюдать за похоронами. Особенно его интересовали похороны детей, преимущественно девочек и девушек-подростков (хотя женоподобными мальчиками он тоже не гнушался). Одним словом, вкусы Занюхина к тому моменту окончательно сформировались именно в эту сторону. Почему? А бог его знает. Вероятнее всего, фиксация на юные тела произошла во время подростковых забав возле окон морга. Фокусник пристраивался в хвост похоронной процессии, лил слезы за компанию с безутешными родственниками, а тем временем умудрялся выспрашивать их об обстоятельствах смерти несчастных детишек. Убитые горем родные были только рады внимательному и сердобольному собеседнику, с удовольствием используя Петю в качестве «жилетки».

Отыскать то, что ему нужно, Занюхину было не так-то просто. Ему необходимы были дети, погибшие в результате несчастных случаев. Умершие от болезней отметались как возможный вариант сразу же — Петр панически боялся чем-нибудь от них заразиться. В то же время не все маленькие покойники, погибшие в катастрофах, утонувшие или свалившиеся с крыши в процессе опасных детских игр, подходили для того, что он задумал, а только те, чьи тела не были изуродованы во время гибели и не тронуты тлением после нее. Разумеется, это сильно сужало количество возможных вариантов. Но Петя не терял надежды. И однажды ему повезло…