Я, кажется, начала понимать
Когда я проснулась, отшельника уже не было, как и его палатки. Попытка встать сразу закончилась неудачно – от сна на твёрдой поверхности все мышцы словно одеревенели. Особенно досталось шее – каждый поворот и наклон головы отдавался стреляющей болью.
По счастью, это оказалось единственным, что я испытывала. Посещение кладбища и разговоры с отшельником помогли отделить себя от той Кристины, которая жила сейчас вместо меня. В конце концов, я ведь и раньше видела её во снах, пусть и в другом окружении. Так что нужно относиться к этому соответствующе. Она – это не я. Во многом, если не во всём.
Но что-то ещё жило в ней моё, хотя с каждым разом всё меньше. Мой двойник, оставшийся в реальности, быстро учился и эволюционировал в своём направлении. Этого я не могла не признать, как и того, что вряд ли поступила бы так, как она.
«Потому-то тебя и вышибли сюда», – напомнил мне мой внутренний голос, который ни на какого Мирошниченко не походил. Просто ещё одна моя ипостась. И отделяться пока не собирается вроде.
Встав, я отряхнула с одежды песок и пыль – почти бесполезное занятие, но помогает размять затёкшие мышцы. Подойдя ближе к остаткам костра, я увидела, что в них палкой нарисован смайлик.
Да уж. Этот местный трикстер вёл себя по всем канонам отведённого ему образа. Хотя мне почему-то казалось, что он симпатизирует мне. Не может этого не делать. Ещё с тех пор, как отшельник играл роль Ивана Александровича, между нами осталась неуловимая связь взаимного интереса. Не в сексуальном смысле, разумеется, а такая, какая может возникнуть между двумя похожими людьми.
– Потом можешь фантазировать на эту тему сколько хочешь, – сказала я себе. – Как и о том, чем же вы так похожи. Ну а пока займись чем-нибудь практичным. Например, поисками писем. Если у тебя здесь сон один за месяц, то следующий покажет февраль. А там – достроят Эль Пунто…
Некоторые вещи надо проговаривать, чтобы перестать бояться, а другие – совсем наоборот. Сказанные слова вдруг обретают вес, с которым они падают на реальность.
Да, скоро достроят Эль Пунто. А это значит, что до следующего сна я должна разобраться с тем, как выбраться отсюда. Потом уже будет поздно. Не требовалось никакого отшельника, чтобы это понять.
* * *
Вернувшись в город, я обшарила весь дом в поисках писем. Была твёрдо уверена, что если уж они предназначались мне, то находятся где-то здесь. Проходила через пустые комнаты, ощупывала каждый сантиметр стены в поисках скрытых ниш и потайных ящиков. Будь у меня подручный инструмент, наверняка попыталась бы отодрать плинтуса и вскрыть пол. Но и без этого простучала все половицы. В той комнате, где стояли кровать и холодильник, я их отодвинула и осмотрела со всех сторон. Хотела разодрать матрас, но ногтями и зубами не получалось.
Всё оказалось безрезультатно. Отчаяние ледяной хваткой вцепилось мне в горло, и лишь внезапное прозрение помогло сбросить эти оковы. Посмотрев в окно на соседний дом, я мысленно обозвала себя дурой и тупоголовой курицей. Остальные ругательства могли подождать, пока я спускалась вниз, чтобы выйти на улицу и найти на двери почтовый ящик…
Пожалуй, со мной могла случиться истерика, но горечь по потерянному на поиски времени остановила. Вместо смеха я открыла ящик и вытащила оттуда восемь одинаковых конвертов. Все подписаны «Кристине».
Вернувшись в дом, я села на подоконник первого этажа и вскрыла первый конверт. Два письма прочла от начала и до конца, а остальные лишь просматривала по диагонали. Содержание оказалось схожим.
В первых строках меня благодарили. За то, что взяла на себя смелость и принесла такую жертву. За то, что позволила им исправить ошибки. За то, что всё стало хорошо.
На этом месте левый глаз у меня начинал дёргаться. Я не знала, понимали ли они, что их используют и что у меня не оставалось другого выбора. Думаю, даже если бы понимали, то всё равно благодарили бы.
Потому что в противном случае они бы переживали всё тот же кошмар, который дальше описывали в письмах. Он почти не отличался от тех снов, что я видела на протяжении нескольких месяцев, но концовка у всех была разная.
Мать бросает дочерей, чтобы сбежать от маньяка.
Девушка отказывается от любви, потому что не может себя изменить.
Брат убегает прочь от брата, которого сжигают на костре.
Сын покидает отчий дом, оставляя отца умирать в одиночестве…
И далее, далее, далее. Плохие сны с неприятным концом. А вернее – не сны, а ошибки прошлого. Которые я, значит, во снах исправила.
– Ну и что мне это даёт? – спросила я вслух. – Что это за подсказка такая, с которой не знаешь, что делать?
Я убрала письма назад в конверты и некоторое время сидела и просто тасовала их, словно карты. Шуршание бумаги действовало успокаивающе. Прерваться пришлось только тогда, когда я поняла, что ещё немного, и мной овладеет дремота.
– Стоп! – скомандовала себе и снова вышла на улицу.
Посмотрела на дом напротив. Затем на улицу, тянущуюся вдаль. На ближайший перекрёсток. Мысли в голове текли безмятежно и спокойно. Воспоминания о недавнем сне и январской Кристине там, в реальности, постепенно заполнили меня. Я принялась копаться в них, выискивая жемчужину подсказки. Снова неведомым образом меня заполнило ощущение, что отшельник мне слегка подыгрывал, пусть и утверждал, что выход я должна найти сама. Показалось, что он дал мне куда больше подсказок, чем озвучил.
– Вопросы должны идти в правильной последовательности, – пробормотала я. – Вторую подсказку ты увидишь во сне.
Словно картинки-слайды побежали перед глазами. Моменты сна. Ключевые точки. Те, на которые я должна была обратить внимание. Сначала я оставила среди них пять. Затем сократила это количество до двух. Потом, поразмыслив ещё, оставила последний.
Если я ошибусь, то потеряю много времени, но я не должна была ошибиться. В этот раз я была почти уверена. В конце концов, кое-какую логику здешних мест и «ритуалов» я, кажется, начала понимать.
К тому же я здесь почти что своя уже, хочется мне того или нет.