В Смирнове-Каменецком уличное освещение выключали в полночь. В девять вечера включали – в мае, понятно, – а в полночь отключали. Экономия.

Поэтому собрались они в половине первого. Ушли из дома. Обувь на резиновом ходу, тёмная одежда, у каждого по фонарику. И, на всякий пожарный, ножики-выкидушки. Очень острые. Прямо банда какая-то. И в прошлый раз брали, и в позапрошлый, и поза-поза… Ни разу не пригодились, так, может, потому и не пригодились, что брали.

Антон зашёл за Лёнчиком, вдвоем – за Никитой, втроём – за Олей. Маршрут проверенный. Не в первый раз идут. А в последний, нет – не попробуешь, не узнаешь.

Смирнов-Каменецкий – не маленький. Для уездного города, понятно. Население уменьшается, а площадь нет. Потому дорога заняла почти час.

Училище стояло наособицу, окруженное небольшим парком. Ограда старая, чугунная, с царского времени. А ворота открыты. На всякий пожарный. Теперь в буквальном смысле.

Прошли.

В парке тишина. Училище закрыто, общежитие кварталом дальше, каменецкая шпана парк не жаловала, почему – неизвестно. Хотя почему неизвестно? Боятся. В девяностые годы тут была большая стрелка. На двадцать персон. Банда западных и банда восточных. Пришли, устроили разборку – и пропали. Сказка, городская легенда. Никто поименно не называл ни западных, ни восточных. И в газетах того времени об этом ни слова, а в девяностые годы газеты писали всё, что хотели. Ну, почти всё.

Но им тоже было неуютно. Всем четверым. Неспроста же Лёнчик ходит с пятого на десятый. Чувствительный он, Лёнчик.

Ничего удивительного. Безлунная ночь, темнота, откуда уюту взяться. Конечно, и непонятные шорохи присутствуют, и меж лопаток зудит от пристального чужого взгляда, и внутренний голос настойчиво шепчет «беги домой, дурак» – как и полагается в ужастике про подростков, которые бродят по ночному городу, вместо того чтобы спать. Но и шорохи, и внутренние голоса, и зуд меж лопаток – пустое. Когда в двадцатый раз. Или в двухсотый. Сейчас подойдут к двери, Ольга поковыряется в замке минут двадцать или тридцать, скажет «не вышло», и все пойдут туда, куда зовет внутренний голос. Домой.

Пошли они не к парадному входу. К служебному. В свете налобного фонарика, работающего в зелёном режиме, было видно, что училищу не помешала бы бригада штукатуров и маляров. Но с императрицы не спросишь. А у мэра денег нет.

Служебный вход неприметен, железная дверь о двух замках, окрашенная в цвет стены.

Барабанная дробь, смертельный номер, слабонервных просят отвернуться: Оля покоряет замки. С ударением на «и». В прошлый раз не получилось. Что ж, четыре года прошло. За четыре года многое можно сделать. Экспедиция Магеллана обогнула планету, Советский Союз разгромил гитлеровскую Германию, школе пообещали капитальный ремонт крыши на будущий год. То есть пообещали в пятнадцатом, а будут ремонтировать в девятнадцатом. Хотелось бы увидеть.

На оба замка у Оли ушло шесть минут. Сразу видно, что не баклуши била, а училась, училась и училась.

Дверь открылась без скрипа. И правильно, к чему скрипеть.

Они прошли внутрь. Как всяким порядочными витязям, пришлось выбирать – идти на пролёт вверх, в первый этаж, или вниз, в цокольный. Выбрали цокольный. На первый, парадный этаж через две недели пойдут, белым днём. Если наступит тот день.

Спустились. Ничего интересного. Длинный коридор, по обе стороны двери. Фонариками можно светить, не опасаясь, что какой-нибудь нежданный прохожий увидит свет в окне. Нет прохожих. Вспомнилось: людей на день открытых дверей пришло немало, в актовом зале речи слушали, по первому и второму этажам экскурсию водили, а вот в подвал пошли только они. Антон, Лёнчик, Никита и Оля – если в алфавитном порядке. Самые любопытные? Да, им обещали показать… обещали показать…

– Специальные саркофаги, в которых хранилось тело Ленина, – сказал Лёнчик. И уверенно пошел вдоль по коридору.

Ну да, саркофаги. Только почему во множественном числе? Кажется, у Ленина были дублеры. Для опытов.

Остановились в конце коридора перед широкой двустворчатой дверью. И опять два замка. Заперт оказался лишь один, пять минут Олиной работы. Вот и освоила специальность. В жизни пригодится.

Стали спускаться в подвал. Лестница в три пролёта, каждый пролёт по двенадцать ступенек.

Тут уже все фонари включили – и налобные, и ручные. У каждого по два. А то в кино у героев-идиотов вечно фонари ломаются.

Восемь фонарей – восемь лучей.

Подвал они узнали. Тот самый, из кошмаров.

Сейчас, правда, ужаса особого не чувствовали. Немножко страшно, и то больше потому, что они, как ни посмотри, здесь незаконно.

Но и манящего восторга тоже ни на грош. Единственно надежда, что вдруг да удастся выскочить из колеи. Но хилая она, надежда, прозрачная, дунь – исчезнет.

И да, в коридоре не то чтобы дуло, а движение воздуха ощущалось. Тянет ветерок. Естественная вентиляция.

Опять двери, все железные, выкрашенные шаровой краской. И стены тоже. И потолок. Высокий потолок, однако.

Они подошли к нужной двери. Так им помнилось, что эта дверь – та самая. За которой финал эпизода, жуткий и влекущий.

А ничего особенного они по-прежнему не ощущали.

Замерли. Прислушались. Ничего. Ан нет, слышно. Плеск какой-то. Будто в бассейне кто-то плавает. Или в ванне.

– Может, канализацию прорвало? – спросил Антон. Шепотом спросил. Не из опасения, что услышат чужие, откуда здесь чужие, а ради сохранения чуткости слуха.

– Тогда б воняло и сырость была.

Но канализацией не пахло. А пахло – едва-едва – камфарой, липовым мёдом и…

– И сандалом, – сказала Оля. – Тётя двадцать лет назад в Индию ездила. Привезла сандаловую палочку. Сувенир. Чуть больше спички. По сей день пахнет.

– Сандал, понятно. Индия.

Оля вновь взялась за отмычки. Пять минут, десять, пятнадцать.

– Не открывается замок.

– Бывает, – сочувственно и вместе с тем облегчённо сказал Лёнчик. – В следующий раз получится. Ты к замку присмотрись, а я буду над динамитом работать.

Ага, над динамитом. С родителями в двухкомнатной панельке. На пятом этаже. Когда-то он уже взорвался, Лёнчик. Циклов шесть назад.

– И усталые, но довольные, они вернулись домой, – продолжил Лёнчик. Но никто и шагу не сделал. Все смотрели, как Оля продолжает борьбу с замком. Слабонервных просят опять отвернуться.

– Я не могу его открыть, потому что он уже открыт, – сказала она, поняв.

– Да?

Никита, как самый сильный, потянул ручку двери. Никакого результата.

– Все верно, Оленька, – сказала идущая по коридору капитанша. Александра Григорьевна.

Влипли. Стыдно-то как. Неудобно. А, ладно, переморгаем. Все равно через две недели…

– Дверь заперта изнутри. На засовы. И засовы хорошие, и дверь – четыре сантиметра дуба и полтора – сейфовой стали.

– Мы тут это… Историей родного края… – начал готовить отступление Антон.

– Я вижу, – сказала капитанша. – Но торопитесь. Через две недели вам бы всё рассказали и всё показали. А две недели – срок немалый. Сколько всего можно увидеть, услышать, пережить. Ладно, раз вы такие торопыги… Хотя, конечно, неудобно. Новолуние и всё такое. Хотя не настолько неудобно, чтобы ломать планы полностью. Всегда есть запасной вариант, – в отличие от ребят, капитанша говорила громко. После тишины подвала – очень громко.

– Да мы и не ломаем. Просто, раз уж мы тут все сегодня собрались, любопытно, кто ж это там заперся изнутри, – сказал Лёнчик. – За крепкой дверью.

– Узнаете непременно, – пообещала капитанша. – Все четверо. Хотя и троих хватило бы вполне. Но мы опасались – вдруг и троих не будет. Вы, видно, предчувствуете – и прыгаете со страху с крыш. А боятся нечего. Гордиться нужно. Раньше так и шли на смерть – за Сталина!

– Там что, Сталин? – спросил Антон.

– Все узнаете в свой час. Теперь уже в свою минуту. Слышите?

Они слышали. Как кто-то мокрыми ногами прошлепал по полу, верно, кафельному, как отодвинулся один засов…

– Вам, любознательные, скажу, – она начала пятиться. – Вы чудесные дети. Без преувеличений. Такие и нужны. Вернее, таких он и хочет.

Отодвинулся второй замок.

Антон одной рукой держал фонарь, другой достал выкидушку. Нужно будет в следующей жизни изучить ножевой бой. Сначала по книжкам, потом потренироваться, а лучше найти мастера. Ну, хотя бы разрядника.

– Ой, не смеши меня, – капитанша была уже далеко. Нужно бы за ней, но ужас, отсутствие которого ощущалось совсем недавно, пришел. И приморозил ноги. Что вы хотите, они даже не восьмиклассники.

Дверь начала открываться.

– Умираю, – предупредил Лёнчик. И исчез с легким хлопком.

– Давай, Оля, пора, – сказал Никита, и они исчезли одновременно. Искусство лёгкой смерти вместо смерти мучительной они узнали давно. Пришлось узнать. Тяжело умирать в мучениях. Жаль, не всегда срабатывает.

Антон не торопился. Нужно же посмотреть!

– Не смотри, – сказал внутренний голос.

И он решил послушаться. В другой раз посмотрит.

Капитанша, а вернее, полковник службы… да неважно, какой службы, не верила своим глазам. Вот были ребята, и вот их нет, только фонарики поскакали по полу.

Ну и ладно. Это само по себе очень важно. Открытие.

Она развернулась и побежала. Бежала она быстро, туфли удобные и легкие, и бесшумные.

Добежала до двери, а она закрыта.

Она дернула раз, другой.

– Откройте!

– Извините, Александра Григорьевна. Приказ. Он должен получить требуемое. Вы – запасной вариант.

Запасной вариант? Она не согласна! Можно кого чином пониже. И вообще, полковниками не разбрасываются, особенно с её опы…