Теперь снова поведу речь обо всем, что имеет прямое или косвенное отношение к Павлу Белобрысову. И опять напомню Уважаемому Читателю, что дела нашей экспедиции в более широком плане изложены в "Общем отчете".

Когда катер с похоронной командой пришвартовался, а затем был поднят на палубу и опущен в свой отсек, я немедленно доложил Карамышеву обо всем, что произошло за время моей вахты, и (главное!) о том, что я увидел в дальнозор. К моему сообщению он отнесся невнимательно и недоверчиво и заявил, что это могло мне померещиться из-за нервного напряжения. Я возразил, что я воист, а в воисты зачисляют лишь тех, чья нервоустойчивость не ниже девятого деления по шкале Даниэляна. Но Карамышев гнул свое: "Это вам почудилось". Далее он сказал, что Коренников действительно диагностировал у Стародомова смерть от проказы, но ведь Коренников все-таки зубной врач, а не терапевт. Из дальнейшей беседы я понял, что участники похорон успели составить свою коллективную гипотезу гибели Стародомова. За год до отбытия на Ялмез астроархеолог вернулся с планеты Латона, где природно-биологические условия очень сложны и почти не исследованы. Вот там он, вероятно, заболел какой-то неизвестной землянам болезнью с длительным инкубационным периодом, здесь же, на Ялмезе, в силу неведомых нам специфических причин" болезнь "сделала спонтанный скачок".

Выслушав это, я откровенно сказал Карамышеву, что подобная теория мне кажется шаткой. И добавил, что между увиденными мною чудищами и смертью Стародомова есть какая-то причинная связь. Карамышев поморщился. Быть может, он решил, что у меня завелся "пунктик". Я вышел из спора, чтобы не утверждать его в этом подозрении. Ведь доказать я ничего не мог.

Вернувшись в каюту, я застал там Павла. Он был мрачен.

— Скоро, кореш мой безалкогольный, мы все на этом Ялмезе танго "Белые тапочки" спляшем. Нет, с этой планеточкой людям на "ты" не сойтись!

Клаустрофобке, деве молодой, Агорафоб в любви признался раз, А та в ответ: "Союз грозит бедой, Нужны пространства разные для нас!"

Когда я поведал своему другу о чудищах, поначалу он тоже выразил сомнение, но иного порядка, нежели Карамышев.

— Степа, может, они только показались тебе страшными? Может, землянам с непривычки все чужое кажется опасным и уродливым? Но ведь внешность-то обманчива.

Людоед, перейдя на картофель, Исхудал от нехватки жиров — И его заострившийся профиль Агрессивен вдруг стал и суров.

Потом, после длительного молчания, он сказал: — Ты, Степа, человек с прочной психикой. Может, и правда, там за камнями какие-то башибузуки кантовались. Но ведь умер-то Стародомов-бедняга не насильственной смертью, а от молниеносной проказы — так наш Дантес-зубодер определил… Страшное лицо у покойника было, мы все ошарашены… Мы его без всякой торжественности к тем восьми подхоронили… Но ужинать, Степа, все равно надо идти.

Даже чувство состраданья, Даже адский непокой От принятия питанья Не отучат род людской.

…За ужином властвовало молчание. Когда дежурный начал разносить тарелки с чечевицей, выращенной в теплицах "Тети Лиры", Павел не удержался и сердито прошептал:

— Опять эту высокополезную отраву дают!

Чечевицы он терпеть не мог, и это навело его на кое-какие мысли.

— Степа, а у того типа, что за камнем ховался, в руках ничего не было? Может, отравили товарища нашего? Нахлобучили, скажем, на голову мешок — а в нем какая-то быстродействующая химия. А потом мешок под мышку — и айда в лес.

— Нет, Паша. Так могут поступать существа враждебные, но разумные. Я тебе повторяю: за камнем пряталось существо злобное, но неразумное…

— Но ты же сам гуторишь, что между смертью Стародомова и этими злыднями закаменными есть какая-то связь.

— Я уверен, что есть! Но поймем мы все только тогда, когда высадимся на материк.

— Все ясно, Степа!

Волк ведет разведку воем — Не откликнется ль волчица.

Человек в разведке боем Должен истины добиться!

О разведке — разумеется, не "боем", а научной — подумывали все, в том числе и Карамышев. В тот же день были сформированы три поисковые группы: Центрально-континентальная, Южная и Северная. В последнюю, самую малую по числу участников, вошли Константин Чекрыгин (второй космоштурман и он же — специалист по инопланетным религиозным культам), Юсси Лексинен (космолингвист и спелеолог), Павел Белобрысов и я. Главой был назначен Чекрыгин, я нес ответственность за катер и безопасность на море. Всех поисковиков обязали соблюдать величайшую биологическую осторожность; однако не в связи с гибелью Стародомова, а в общем, широком смысле. Ведь все тогда еще (кроме меня) считали, что погиб астроархеолог по эндогенной, а отнюдь не экзогенной причине.

Нашей группе дали "вольный режим" — без жесткого графика передвижений; от нее не ждали серьезных научных открытий, ибо направлялись мы в ту часть материка, где климат суровее и где при съемке было обнаружено мало поселений городского типа. Поздним вечером мы при помощи чЕЛОВЕКА "Коли" переместили из корабельного склада в трюм катера контейнеры с лингвистической аппаратурой, белковыми консервами, концентратами, брикетным хлебом и прочими припасами.

— Жратвой на полгода запаслись, — резюмировал Павел. — Теперь главное — успеть съесть все это до того, как окочуримся.

Свинья молодая сказала, рыдая:

"К чему мне запас пищевой!

Я кушаю много, а в сердце тревога — Останусь ли завтра живой?"