Глава 2

Нейромудрость

Наша цивилизация производит огромное количество знаний, которое увеличивается вдвое примерно каждые семь лет. Добывая эти сведения экспериментальным путем, мы не можем распространять их напрямую, и перед нами встает огромная проблема: хотя мировое количество знаний увеличивается, человек не в состоянии их усвоить. Существуют два пути решения: либо постигать знания колективами людей, либо мы найдем другой, более эргономичный способ их приобретения.

Мы производим огромное количество знаний, но пренебрегаем мудростью человечества. Еще хуже, что мы идеализируем технологические прорывы и высмеиваем духовность и разум, поэтому прогресс в технике значительно опережает развитие сознания. С философской точки зрения мы абсолютно незрелые существа, что само по себе представляет большую опасность.

Однажды я присутствовал на международном научно-техническом конгрессе с тысячами участников. У одного из выступающих хватило ума отметить: «Мы не можем праздновать успех в мире, который терпит неудачу». Чуть позже другой оратор процитировал строки из Рабле: «Знание без совести – погибель души».

Только я принялся хлопать в ладоши. То есть среди тысяч студентов и профессоров, считающихся «блестящими умами», никто не поддержал этот смиренный принцип. Аплодировать в одиночестве было тяжеловато, ведь страх быть отвергнутым группой является одним из самых неприятных переживаний для мозга. Но если миллионы людей поддерживают путем голосования, что два плюс три равняется семи, это не означает, что результат верен. И наоборот, никому и в голову не придет подтверждать путем голосования, что два плюс три равняется пяти, но и это не означает, что результат ошибочен. К сожалению, мудрость редко бывает демократичной. Когда из тысяч людей почти никто не встретил аплодисментами разумное замечание, что знание без духовности опустошает душу, значит, тому есть причина.

Мы почти не несем ответственности за собственные мысли и до такой степени привыкли жить разумом других, что уже не способны самостоятельно принимать решения. Желание соответствовать системе стало гораздо сильнее желания свободы, и даже если удается унять цепного пса в душе, то огромная и злобная масса конформистов обрушивается на нас, упиваясь тем, что принадлежит к лагерю хороших учеников и имеет право порицать плохих, ожидая свой кусок хлеба с маслом. В целом человечество мало изменилось со времен средневекового позорного столба.

Но я совершенно точно уверен, что мудрость не входит в круг его интересов. Она как бы исключена из системы народного образования. В большинстве богатых и развитых стран только лишь в необязательном выпускном классе вводят курс отжившей свой век философии, причем полученные знания невозможно применить на практике. Преподают историю философии, но даже не упоминают о любви к мудрости, о ее поисках, о ее независимости от суждений других. Наша цивилизация не учит познанию самого себя, потому что это подрывает ее устои, ведь мудрец в принципе не нуждается в системе и идет по жизни вне кабалы условностей. Он, как Диоген, скажет Александру Македонскому: «Отойди, ты заслоняешь мне солнце!» – и этим доказывает бесполезность системы, которая учит обходиться без них. Система – всего лишь сумма человеческих эго, тогда как философия – смерть эго и, в конце концов, смерть ее самой.

Еще одна проблема знаний в том, что, когда мы ими овладеваем, они усиливают наше эго. Но только если речь не идет о познании самого себя и мудрости. А она уверяет, что никакое создание человечества не может быть выше его самого и ни одно из них не заслуживает, чтобы ради него мы доводили человечество до умопомешательства. Очень странно видеть, как наша цивилизация недовольно хмурится, отказываясь производить инструмент, позволяющий превзойти самое себя, то есть – мудрость, и увлеченно создает механизм саморазрушения: науку без совести, прославляя это как большую добродетель.

Как гласит афоризм, «Умник решит проблему, которая никогда бы не возникла у мудреца». У нас имеются груды книг по нейронауке и ее применению в разных областях, от политики и экономики до искусства и юриспруденции, включая менеджмент, маркетинг, войну и т. д., но кто хотя бы упоминает в них о нейромудрости? Никто.

Мы заявили о себе как о Homo sapiens sapiens, буквально «человек разумный разумный» или «разумный среди разумных». Любой Homo, который не является sapiens, – это отклонение. Все, пожертвовавшие своей человеческой природой ради чего-то, кроме разумности, могут либо насильственно отвергнуть разум и защитить свою зону комфорта, либо отказаться от этой зоны, чтобы служить истине. Увы, человек в девяноста девяти случаях из ста предпочтет истине покой и безопасность.

В этой книге во главу угла я ставлю простоту, ясность и великую мудрость. Такую, как провозгласил Чарли Чаплин в его «Диктаторе» и которую мы отказываемся признать:

«Наши знания сделали нас циничными, наш интеллект – грубыми и злыми. Мы слишком много думаем и почти ничего не чувствуем. Но ведь мы не механизмы и нуждаемся в человечности, причем даже в большей степени, чем в интеллекте, мы нуждаемся в доброте и ласке».

Глава 3

Нейромиметизм

Читаем свои нервы вместо того, чтобы жечь их

Есть течение, которое красной нитью пройдет через весь XXI век: это биомиметизм. Оно охватывает философию, науку, технику, политику, экономику, прикладные искусства и несет в себе одно-единственное послание: природа – это библиотека, читайте ее содержимое, а не сжигайте дотла. Своими корнями оно уходит в традицию, уже известную в эпоху Возрождения и зародившуюся во времена Сократа и его последователей: Аристотель относил мудрость к изучению природы.

Биолог Жанин Бениус является матерью современного биомиметизма как научного направления, охватывающего технологии биомиметики, бионики, биоинспирации, а «экономический» биомиметизм, кроме того, вдохновил на создание таких течений, как «Синяя экономика» (Гюнтер Паули), «Циркулярная экономика» (Элен МакАртур) и «От колыбели до колыбели» (Уолтер Стахель, Майкл Браунгарт, Уильям Макдонах и др.) Во всех этих случаях лозунг один: «Не природа должна производить как наши заводы, а наши заводы должны подстраиваться под природу». И не только потому, что с моральной точки зрения это лучшее, что мы можем сделать, но и потому, что такой подход более выгоден и экономичен как для индивидуума, так и для общества в целом.

По своей сути эта книга является манифестом не нейроэргономики, а нейромиметизма. Так как нейроэргономика, как и любая другая наука, безразлична к морали, ее можно использовать как во зло, так и во благо. Чтобы понять, куда может завести любая технология, идет ли речь о ядерной физике, искусственном интеллекте, нанотехнологиях, биотехнологиях или нейротехнологиях, следует задать себе всего лишь один вопрос: «Кто кому служит?» Если технология служит человечеству, то все в порядке. А если человечество служит технологии, то нет ничего хуже.

Есть хорошие книги по нейроэргономике, например эссе Парасурамана, озаглавленное «Нейроэргономика: мозг за работой» или книга «Нейроэргономика: человеческий фактор и эргономика в свете когнитивных нейронаук» Эдди Джонсона и Роберта Проктора. Но ни одна из них не ставит вопрос: «Почему?» Любая технология не имеет никакого смысла без этого «почему?». Если нейроэргономика реализует высшие достижения мозга, то зачем она это делает?

Если технология служит человечеству, то все в порядке. А если человечество служит технологии, то нет ничего хуже.

Мои нервы созданы не для того, чтобы их торопили, жгли, эксплуатировали. А нейроэргономика была задумана не для того, чтобы вытягивать все соки из наших мозгов. А как далеко мы в этом зашли? Поговаривают, что сегодня уже появились консультанты по продаже этих «соков». Нейроэргономика служит для того, чтобы мы знали о своем мозге, обладающем определенной формой, как руки или спина. Точно так же, как некоторые тяжелые и повторяющиеся виды работ могут вызвать межпозвоночную грыжу, синдром запястного канала или сколиоз, так и некоторые виды психической деятельности, состояние окружающей среды, чрезмерное давление могут его повредить. На этой земле любой должен иметь возможность бороться с выкручиванием мозга – это его священное и основополагающее право.