Исповедь Невидимки
– К стенке? – Серж повернулся к нему, и Петр впервые увидел в его глазах слезы. – Ты бы видел, как Полинка радовалась, когда ей сказали, что после операции она будет жить. Мы вели речь о протезе молочной железы. В каком платье она пойдет за меня. Планировали свадьбу. Я ведь думал, что все – не полюблю уже. Для меня женщины существовали лишь с точки зрения, ну, ты понимаешь, – сосок, лимфоузлы, шейка матки, ЗППП… Я считал себя уже ни на что высокое не способным. А тут встретил ее… Полинку. Она словно возродила меня. Раскрыла. Влюбился как школьник. Многое для себя открывал впервые. И тут этот диагноз… Я так ее любил, а этот камень в молочной железе как начал расти. Еле уговорил ее обследоваться.
– Что ж компьютерную не сделали? – Петр протянул коллеге сигареты, они закурили.
– Да делали… – отмахнулся Серж после второй затяжки. – Только почему-то 10-й грудной не посмотрели. А я понадеялся на Хмельницкую. Уж больно уверенно она отвергла метастазы. Прооперировали, начала моя Полинка восстанавливаться. А потом…
– Что было потом, я знаю, – перебил его Петр. – Можешь не рассказывать. Лучше расскажи, как ты решил отомстить Лизавете.
Серж замолчал, сделал несколько затяжек.
– Не сразу. Сначала меня из петли достали, кое-как откачали. Все потеряло смысл. Все, прикинь! На работу плевать, на здоровье – с высокой колокольни. Я вдруг понял, что не могу дальше жить. Мне нечего делать без Полинки на этой земле. Все потеряло смысл.
Петр вспомнил, что уже слышал нечто подобное, причем совсем недавно.
– Дай-ка угадаю. Тебя спас Матарас.
– Он. У него нечто похожее было в жизни, только раньше… из-за старосты. Действительно, психотерапевт он потрясающий. Влез мне в душу, разложил там все по полочкам. Мне снова жить захотелось.
Петр поймал себя на том, что услышанное его интересует, как увлекательный роман. Он словно перелистывает страницы одну за другой. Неинтересные скучные места ему хочется быстрее проскочить, а психологически насыщенные – посмаковать подольше, прочувствовать.
– Почему же он от мести тебя не отговорил?
– Отговаривал. То, что он хороший психотерапевт, еще не значит, что он хорош во всем остальном. Главная его слабость – алкоголь. Откапаешь его после очередного запоя – он начинает тебе в жилетку плакаться, квашня квашней. В такие минуты понимаешь, что у него еще хуже. Лепи из него что хочешь. Ну и убедил я его твою Элку… того… Запрограммировать на «Абажур, аббат, аббревиатура». Она оказалась весьма гипнабельной. Разыграли все как по нотам – будто совершено изнасилование, на самом деле – введена программа.
Петру стоило больших усилий не заехать кулаком гинекологу в челюсть, но он сдержался. Он так и предполагал, чему удивляться? После введения подобной программы и красное вино – нипочем, и от больших полотен начнешь получать истинное удовольствие.
– Подготовился я основательно. К различным осложнениям, к любым поворотам был готов, – продолжал Гамаюн. – Кстати, Рябухин тоже гипнабелен. Он тоже запрограммирован, только с его кодом активации Левчик не успел меня ознакомить. К тому же его кодирование прошло с осложнениями. Именно поэтому я не успел тебя добить в машинном. Я планировал тебе голову лопатой отрубить, уже замахнулся, вдруг вижу – Жора спускается, на мои установки никак не реагирует, словно и не видит меня вовсе. Пришлось оставить тебя, спрятаться за трубу. Он тебя вытащил, спас, можно сказать.
– Выходит, я Рябухину жизнью обязан? Вернее, его осложненному гипнозу?
Петр на мгновение закрыл глаза, вспомнив увиденное на глубине. Не случайно все привиделось! Его, можно сказать, от вечности отделяло несколько сантиметров. И – Жора Рябухин. Такие вот неожиданные повороты судьбы!
– Ты разве не обратил внимания, – глядя в одну точку, пояснил Серж, – что все заключения патологоанатома выгодны мне? Это я ему диктовал, что он должен говорить. У Царя язва закровила после ночных возлияний с Михасем, конферансье вообще Трегубов продырявил. Играли, не поделили – и продырявил…
– Левчика-то ты за что? – изо всех сил пытаясь сосредоточиться, поинтересовался Петр. – Друзья вроде как…
– Для него стала Алена играть более значимую роль, чем я. Я почувствовал, как он уходит под ее влияние. Причем сам он сопротивлялся, как мог, но… не получилось. А у нас с ним серьезные планы, он в деле… К тому же он по пьяному делу выболтал Жорке код активации твоей Эллы. Ну, не дурак ли?
Петр вспомнил подслушанный разговор Рябухина с Царем про «аббат» и «абажур». Выболтать-то выболтал, да Жора забыл последовательность, а самостоятельно решить задачку не получилось. Если бы не его пьяная болтовня, вряд ли бы Петр смог состыковать одно с другим.
– Как удалось подкинуть мне в диван улики?
– Элементарно, – Серж раздавил в пепельнице сигарету, потянулся за следующей. – Алену попросил об этом еще Левчик, а желание умершего – закон. Правда, она смогла спрятать их только в диване Элки. А уж твоя бывшая супруга потом, будучи под гипнозом в очередной раз, перепрятала в твое отсутствие их в твою сумку. Но она не отдавала в этом себе отчета, ты понимаешь.
– Так вот почему староста молчала, как партизан, – догадался Петр, потушив свою сигарету, – что делала в моей каюте, пока я спал. Даже сделку предложила заключить.
– Мне кажется, у нее крыша поехала после смерти Левчика. Она замыкается, у нее настоящая паранойя. А я на этом сыграл… самым бессовестным образом. Согласись, ход нетривиальный, удар получился ощутимый.
– Да уж… – Петр вспомнил ощущение липкого ужаса при виде опутанного кровавыми сухожилиями позвонка и поежился. – А чем ты отравил Царя? И за что?
– В принципе это нельзя назвать отравлением, яд попал в организм парентерально. Он лежал и дремал на солнышке. Подкрасться к нему и воткнуть в плечо шприц – дело несложное. Он, кстати, так и не понял, что его укололи. Когда с дыханием начались проблемы – пошел зачем-то к тебе. О рвоте я вообще ничего не знал… Жорке пришлось импровизировать по ходу дела. А свою порцию яда Царь получил за то, что не вовремя вышел ночью прогуляться. Мы как раз Хмельницкую в ящик упаковывали.
– Мы? Вас несколько было?
– Мы с Жоркой. Я упаковывал Лизку, подсыпал песок, а он подметал. Он строго выполнял все мои указания, лучше, чем Элла, кстати. Курить его заставил я, и за борт его, можно сказать, я вытолкнул. Знал, что ты следом нырнешь.
– И ты без труда заберешь все из моих карманов.
– Совсем не обязательно. Ты мог броситься и в одежде. Я знал, что ты зацепишься и за курево, и за прыжок, и за бумажку, которая была у тебя в кармане. Да, Жорка видел… Но видел все, как и Элла. От и до! Короче, упаковываю я Лизку, и вдруг раздается скрипучий голос Царя: «А что это вы тут делаете, ребята?» Я уж подумал: все, считай, прогорели… Это был сюрприз, которого не ждешь. Но Царь сам предложил сделку, видно, ему часики мои понравились. Пообещал молчать как рыба. Надо признать, покойницу ему было ничуть не жаль. И ушел с часами. И молчал, кстати…
– Не совсем. Если бы не его намек на песок, уходящий сквозь пальцы, я бы до ящика с песком не додумался. Итак, когда ты его грохнул, – попытался продолжить рассказ однокурсника Петр, – часов у него не оказалось. Ни в каюте, ни при нем.
– Вот именно. Я предположил, что часы у Михася. Его я нашел в бильярдной и понял, что опоздал, часы красовались уже на руке конферансье. Скрывать свое удачное приобретение он, естественно, не планировал.
Петр покачался какое-то время на стуле, размышляя, стоит ли задавать следующий вопрос. Потом все же решился:
– Скажи, как ты смог убить женщину? Ведь ты в них души не чаешь!
Ответ Сержа озадачил Петра:
– Это не относится к докторам-женщинам. Доктора для меня не женщины. Как я говорю своим пациенткам, что я для них не мужчина, а доктор, если они чересчур стесняются… Так и женщины-доктора для меня не женщины. Сколько я уже работаю, ни одна женщина-доктор ко мне на прием не пришла. Все ходят к коллегам-женщинам, черт их подери! Не могут они ко мне, видите ли, прийти. Им потом со мной работать! Поэтому я с чистой совестью вырезал тот самый позвонок у Лизаветы.
– Ты сперва ее убил…
– Ты кое-что путаешь, – спокойно, словно речь шла о заготовке мяса для шашлыка, заметил Серж, – я сначала вырезал позвонок у нее, то есть я резал по живому! А потом закопал в песок… еще трепыхавшуюся. Просто рот и нос у нее были надежно заткнуты, она могла только судорожно всхрапывать.
Петр не удержался и, размахнувшись, врезал Сержу в скулу. Тот кувыркнулся на пол. Петр ударил несколько раз по затылку, потом перевернул и еще несколько раз врезал по челюсти. Серж не уворачивался – только пару раз сплюнул кровь с выбитым зубом.
Спустя пару минут, когда ярость прошла, Петр посадил Гамаюна снова на диван. Нашел на полу выпавший изо рта окурок, дал докурить.
– Если хочешь знать, – со злостью процедил Гамаюн, – раскаяния я не испытываю. Она шла ночью после тебя вся такая… почти светилась. Я ее вырубил ребром ладони по сонной, подхватил, поволок в мужской туалет. Там уже парочка зомби на стреме ждала – Жора с Эллой. Рот заклеили скотчем, нос замотали… Элла мне дала нож…
– А кто дал нож Элле? Уж не сам ли Рябухин?
– Правильно, именно Рябухин. А потом ходил искал его все оставшееся время. А Элла передала нож мне. Я сделал свое дело, отдал ей нож обратно.
– Чья кровь была на ноже до убийства Лизаветы?
Гинеколог искоса посмотрел на Петра, злорадно усмехнулся:
– Надо же, и это ты засек… Кровь Рябухина. У него с гипнозом получились осложнения, как разблокировать его, я не знал. Пришлось врезать пару раз, чтобы понятливым стал. А у него кровь из носа как хлынет… Я подумал, зачем зря крови пропадать. Он ее, кстати, и затирал потом возле туалета.
– Как ты его разблокировал потом?
– За борт заставил прыгнуть. Там он и разблокировался. Правда, не до конца. Потом я ему показал фотографии, где он несет по палубе умирающую Лизавету. И он стал как шелковый – все мои указания выполнял. Я же все фиксировал на телефон Матараса. И тебе ммс с него послал, кстати. Правда, это еще до убийства Хмельницкой.
– Ну, ты Лектор! Людоед настоящий! – Петр готов был вновь накинуться на него с кулаками, но вовремя понял, что Гамаюн только этого и ждет. – Как же ты не испугался устраивать следственный эксперимент, ведь Элла тебя могла узнать!
– Ты меня разочаровываешь, Пуаро! Ладно, эти два идиота поверили, Михась с Жоркой, но ты-то! Кто меня узнает, будучи под гипнозом? Ведь это гипноз!
Петр почувствовал, что начинает краснеть, уже не в первый раз за это утро. Чтобы как-то замаскировать конфуз, сменил тему разговора:
– Лучше скажи вот что… У Эллы под диваном я нашел кодирующее устройство, диктофон с телефоном и кучей проводов. На нем записан голос Матараса, которым тот произносит три слова.
– Я не забыл про него, – сплевывая кровь, с трудом продолжал Серж. – Просто не думал, что ты найдешь. Ведь диктофон помалкивал.
– Это если на него не звонить, а если звонить?
– Ты нашел, распознал номер и позвонил?
– У меня не оставалось другого выхода, вернее, ты мне его не оставил. Иначе мне бы браслеты на руки и… по этапу.
– Оригинальный способ избежать наказания. За счет страданий жены.
– Ну, с ней я как-нибудь договорюсь. А теперь пошли чистуху записывать.
– Погодь, – остановил его гинеколог, затравленно оглядывая обстановку каюты. – Как ты на Полинку вышел? Черт возьми, даже Лизавета была не в курсе, какое я к ней имею отношение. Я ко всему был готов, но только не к… эксгумации. Это выше моих сил, я бы потом жить не смог. Как ты до этого додумался?
Петр подумал: «А ведь это комплимент! От самого Невидимки!»
– Десятый грудной позвонок подсказал. Плюс дата убийства, совпадающая с датой смерти Ревзиной. Ты заказывал теплоход, ты согласовывал дату. А часы твои последнюю точку поставили. Если бы не было этих совпадений, не известно, как бы дело повернулось. А теперь пошли, пора чистосердечное подписывать.
Гинекологу ничего не оставалось, как повиноваться.
Подталкивая однокурсника к выходу, Петр достал сотовый и позвонил Эдуарду. Поблагодарил за убедительно разыгранный спектакль.
