Книга: Контрреволюция. Как строилась вертикаль власти в современной России и как это влияет на экономику
Назад: Глава 8 Привлекательный бизнес
Дальше: Сноски

Заключение. Глядя вперед

Курс поезда через большинство точек маршрута с уникальной точностью задан рельсами. Однако в узловых пунктах открываются альтернативные пути, и поезд может повернуть в любом направлении, благодаря весьма незначительному усилию, необходимому для перевода стрелки.
Джеймс Джинс
При всем своеобразии России то, как Владимир Путин развернул траекторию ее движения, не является чем-то удивительным в мировой истории последних 100 лет. Многие страны за это время начинали движение в сторону демократии, а потом откатывались назад. Какие-то один раз, какие-то два, а какие-то три или четыре раза. Контрдемократические трансформации случались резко, в форме военного переворота, или постепенно, в течение длительного периода времени, когда избранный по демократическим правилам и процедурам лидер постепенно аккумулировал всю власть в стране, удаляя соперников с политической сцены. У таких трансформаций есть своя логика и свои закономерности, и то, что происходило в России в XXI в., полностью им соответствует.
Когда Советский Союз развалился, Россия должна была одновременно пройти через масштабные многомерные преобразования: от унитарного государства с тоталитарной идеологией и плановой экономикой к федерации, построенной на республиканских и демократических принципах, с рыночной экономикой. Примеров таких трансформаций в мире единицы, а учитывая масштабы и сложность организации России, можно смело говорить об уникальности ситуации. В этой трансформации Россия не могла опираться на историческую память: республиканский период в ее жизни длился всего несколько месяцев, а избранное Учредительное собрание было разогнано большевиками; за 75 лет существования коммунистического режима в стране не осталось тех, кто на своем опыте, а не по книжкам, знал, как работает рыночная экономика. К моменту развала Советского Союза в России не было сильного протестного движения, которое бы выступало оппонентом авторитарного режима и которое бы своим давлением заставляло власть идти на уступки; движение в сторону демократии, начатое Михаилом Горбачевым, инициировалось сверху, а не снизу.
России повезло: во главе страны оказался политик, для которого движение от тоталитарного общества стало главной задачей. Этим человеком был Борис Ельцин, который с точки зрения своего образования и опыта работы мало чем отличался от других высокопоставленных советских чиновников. Когда он стал президентом самостоятельного государства, им двигали не точный расчет и четко сформулированное видение будущей России, а политическая интуиция и выбор компромиссов и договоренностей в качестве метода решения конфликтов, а не силового подавления соперников. После провала путча 1991 г. и после острейшего политического конфликта в 1993 г., где обе стороны использовали оружие, Ельцин не стал добивать своих оппонентов, а освободил их от уголовного преследования и дал возможность участвовать в политической жизни страны. Поддержавший путч в августе 1991 г. председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов был депутатом Госдумы нескольких созывов и председателем важнейшего комитета по законодательству. Вице-президент Александр Руцкой, который в 1993 г. перешел на сторону парламента и объявил себя президентом России, был избран губернатором одного из российских регионов.
Решения, которые принимал Борис Ельцин, никогда не являлись частью какого-то написанного плана; нередко политическая траектория его поступков казалась весьма запутанной. Не случайно в лексикон того времени вошло ельцинское слово «загогулина». Но, если смотреть на итоги президентства Бориса Ельцина, сравнивая Россию 1999 г. с Россией 1991 г., нельзя не признать, что на всем этом промежутке вектор движения страны был вполне четким и направленным в одну сторону. Возникла рыночная экономика, которая, пройдя через тяжелейшие кризисы, не рухнула под их тяжестью, но смогла решить проблему тотального дефицита, отравлявшего жизнь советских людей. Возникло независимое правосудие, когда судьи, не боясь быть наказанными, отменяли указы президента и приостанавливали действие законов и постановлений правительства. Различные позиции двух палат парламента, которые порой не могли согласовать устраивающую всех концепцию закона, воспринимались как нормальная практика. И такой же нормальной практикой было вето президента на принятые парламентом законы и преодоление этого вето в парламенте.
Я не хочу рисовать 1990-е гг. только розовыми красками – я хорошо знаю и о расцвете криминала, и о несправедливых залоговых аукционах, и о коррумпированных судах, и о задержках с выплатами пенсий и зарплат бюджетникам, и о дефолте 1998 г. Но, оценивая эпоху Бориса Ельцина, как, впрочем, и любого другого политика, нужно смотреть на тот путь, который страна прошла, и на направление этого пути. Поэтому главным итогом 8,5 лет президентства Бориса Ельцина является то, что каждым своим шагом он делал страну свободнее, экономику – устойчивее, а перспективы – более отчетливыми.
Желание Бориса Ельцина найти преемника, который бы продолжал движение по избранному им пути, было вполне естественным и понятным. Это сегодня абсолютно очевидно, что пик своей популярности коммунисты прошли в 1995–1996 гг., а тогда, в 1999 г., они контролировали Думу, смогли настоять на том, чтобы президент пошел на компромисс в выборе премьер-министра, а ближайшее окружение президента считало, что у них есть весьма высокие шансы выиграть президентские выборы.
Можно, конечно, называть ошибкой Ельцина то, что он выбрал своим преемником Владимира Путина, который достаточно быстро поменял курс движения страны на прямо противоположный и завел Россию в историческое болото, где она завязла. Но нужно откровенно признать, что особого выбора у Бориса Ельцина в тот момент уже не было, нужно было выбирать из двух оставшихся кандидатов – Сергея Степашина и Владимира Путина. Первого Ельцин знал намного дольше, видел его на разных должностях и в разных ситуациях, хорошо понимал, что тот является его верным сторонником, но не видел в нем качеств сильного лидера, уверенного в своей правоте и своих силах. Второй был новичком в окружении Бориса Ельцина, о его политических взглядах было почти ничего не известно, зато он всегда был готов доказывать свою правоту с помощью четких аргументов. Выбор был непростой, и, возможно, решающей каплей, которая перевесила чашу весов в пользу Владимира Путина, стала позиция двух очень влиятельных членов ближайшего окружения первого российского президента, Валентина Юмашева и Александра Волошина, в один голос утверждавших, что электоральные шансы Путина существенно выше.
Очевидная ошибка Бориса Ельцина состояла в другом: он открыл ящик Пандоры, дав «зеленый свет» использованию силовых методов для преследования политических оппонентов, первыми из которых стали генеральный прокурор Юрий Скуратов и медиамагнат Владимир Гусинский. Что толкнуло Бориса Ельцина на этот шаг, наверное, никогда не удастся узнать. Подозрения Скуратова в отношении президента вряд ли были обоснованными: тяжело представить, что Борис Ельцин во время своего зарубежного визита мог пойти в какой-то магазин и лично расплатиться кредитной картой, тем более выпущенной иностранным банком. А именно об этом якобы говорили материалы, предоставленные Швейцарией российской Генпрокуратуре. Было это его личное решение или решение его администрации, которое всячески поддерживал Борис Березовский, в этот же момент попавший под прицел прокуратуры? Но так или иначе этот шаг стал переломным в истории российской политики – для борьбы с фрондирующим генпрокурором Кремль сделал ставку на использование силового ресурса. В этом эпизоде Владимир Путин, будучи руководителем ФСБ, получил карт-бланш на использование возможностей своего ведомства для борьбы с политическим противником, добросовестно выполнил поставленную задачу и увидел, что такие методы политической борьбы допустимы и весьма эффективны.
Став в августе 1999 г. премьер-министром и уже согласившись на роль преемника Ельцина, Владимир Путин должен был быстро осваиваться в новой обстановке. Человеку, не имевшему опыта участия в публичной политике, единственной опорой и союзником которого была кремлевская администрация, очевидно, было непросто встраиваться в новую жизнь. В ходе предвыборной думской кампании, от исхода которой во многом зависело политическое будущее Путина, из него лепили образ «сильной руки», столь желанной для многих россиян. Но управление этой кампанией было отдано малознакомым Владимиру Путину экспертам, а в депутатский список созданной Кремлем партии «Единство» включались почти неизвестные ему люди. И тем, и другим уже после выборов он должен был доверить свою судьбу, притом что в силу своего опыта работы в КГБ он не привык доверять тем, кого плохо знает. В такой ситуации вполне рациональным было его желание найти мощного надежного союзника, на которого можно было положиться и в чьей лояльности не приходилось сомневаться.
В качестве такого союзника Владимир Путин выбрал ФСБ, российскую тайную полицию, организацию, в которой он проработал четверть века. Организацию, которая с самого детства ассоциировалась у него с бескорыстными героями советских фильмов, сражавшимися с врагами. Организацию, для которой цель всегда оправдывала средства и которая в своей деятельности никогда не была ограничена рамками закона и привыкла без обсуждения исполнять любой приказ, исходящий из Кремля. Организацию, которая своими силовыми действиями могла изменить баланс политических сил в стране, то есть дать своему союзнику власть по праву силы, а не по праву закона.
Этот союз был скреплен немедленно: ФСБ сначала организовала обыски в компаниях Гусинского, а потом и арестовала медиамагната. Вслед за этим при обсуждении президентских законопроектов, лишавших губернаторов права быть членами Совета Федерации, но дававших президенту право снимать их с должности, представитель президента в Думе в открытую угрожал губернаторам арестами. Ближний круг президента Путина стал наполняться выходцами из тайной полиции, их же начали назначать на руководящие посты во многие российские государственные структуры и компании, находившиеся под управлением правительства. В окружении Владимира Путина ни до, ни после выборов не нашлось места для интеллектуалов или политиков, которые могли бы помочь ему сформировать стратегическую цель и видение будущего России, зато многие в его администрации говорили о необходимости строительства сильного государства.
Тезис о том, что в наследство от Бориса Ельцина Путин получил слабое, разваливавшееся государство, был взят на вооружение и эксплуатировался с первых дней пребывания Владимира Путина в Кремле. Даже говоря о причинах непростого положения дел в экономике, новый российский президент утверждал: «Вы знаете, чего нам больше всего не хватало? Нам, во-первых, не хватало сильного государства». Проработав большую часть своей жизни в иерархической системе, где не было места для сдержек и противовесов, для демократических процедур, где приказ начальника был выше закона, Владимир Путин, став президентом, счел вполне естественным построение иерархической системы государственного управления в России. Иерархия и подчинение начальнику были для него эквивалентом порядка, а наличие такого порядка – эквивалентом сильного руководителя. Любой, кто начинал критиковать наведение порядка или, не дай Бог, сопротивляться этому, немедленно обвинялся в борьбе с государством и становился врагом Владимира Путина.
Такими врагами стали Владимир Гусинский и Борис Березовский, «которые… не только сильно обогатились, но и приобрели… больше влияния на политическую сферу… чем это нужно для страны… и пытаются оказать влияние на политическое руководство. Такие люди, разумеется, будут поставлены на место». Такими врагами стали СМИ, «экономическая неэффективность [которых] делает их зависимыми от коммерческих и политических интересов хозяев и спонсоров этих средств массовой информации. Позволяет использовать СМИ для сведения счетов с конкурентами, а иногда – даже превращать их в средства массовой дезинформации, средства борьбы с государством. Поэтому мы обязаны гарантировать журналистам реальную, а не показную свободу…». Такими врагами стали региональные элиты, которые «начали испытывать прочность центральной власти», «…соревнуются [с центром] за полномочия…», чье желание выстроить систему федеративных отношений названо «взаимоуничтожающей схваткой», которая привела к созданию «децентрализованного государства».
Зная, что вести борьбу на несколько фронтов одновременно крайне затруднительно, Путин в первые годы своего правления вынужден был постоянно прибегать к строительству коалиций для борьбы с теми, кто представлял наибольшую угрозу. Так, для борьбы с Гусинским Кремль построил альянс с Березовским, который стал следующей жертвой всего через пару месяцев. Для борьбы с Советом Федерации и заседавшими там губернаторами Путин пригласил к временному союзу фракции либеральных партий в Думе, а для борьбы с губернаторским блоком в Думе пошел на альянс с коммунистами. Политика постоянного строительства временных коалиций не устраивала Путина, так как была для него признанием своей слабости, поэтому силы Кремля и правительства были брошены на поиск бывших противников, готовых перейти в лагерь сторонников. На этом пути безусловным успехом Кремля стало окончательное разрушение губернаторского блока и создание партии «Единая Россия», куда он переманил многих сильных и популярных региональных лидеров. После этого Владимир Путин получил под свой контроль большинство в Государственной думе, и надобность в коалициях отпала. Этот свой политический успех Владимир Путин закрепил в ходе разгрома ЮКОСа, когда российский бизнес получил внятный и нескрываемый сигнал о том, что любая поддержка любых партий, кроме «Единой России», и любая попытка продвижения своих представителей в парламент будет восприниматься как атака на стабильность государства.
В ходе выборов в Государственную думу 2003 г. Кремль впервые прибег к массовым фальсификациям итогов голосования, подорвав базовый принцип демократических выборов: один человек – один голос. Тем самым было продемонстрировано, что отныне результаты распределения мест в парламенте будут определяться в администрации президента, а не на избирательных участках. После этого политические оппоненты Владимира Путина были поставлены перед выбором: или соглашаться на кооптацию в систему, построенную Кремлем, на его условиях, или, отказавшись от этого, стать противником Кремля, для борьбы с которым Кремль был готов использовать всю мощь государства. Первым Кремль гарантировал участие в выборах на всех уровнях и утешительные призы в виде одного губернаторского места для каждой парламентской партии или отказ от выставления кандидатов от «Единой России» в мажоритарных округах; в качестве платы за лояльность системная оппозиция получила бюджетное финансирование и гарантированный доступ на федеральные новостные телеканалы. Тех политиков, кто отказался присягнуть на верность и вечную лояльность Владимиру Путину, Кремль выкинул с политической сцены, фактически лишив права на участие в выборах. Инструментом этого стало постоянное ужесточение избирательного законодательства и закона о партиях и практики его применения (таблица 1).

 

 

Зачистка политического пространства в России заметно интенсифицировалась во время второго президентского срока Владимира Путина. Толчком для этого стало сформировавшееся у него к концу второго президентского срока желание надолго остаться у власти. «Конституция не позволяет избираться на пост Президента России более двух сроков подряд. Через срок, еще через какое-то время – да, это теоретически по закону возможно», – говорил Путин осенью 2007 г. Но для этого ему нужно было пройти через опасный период – четыре года президентства другого человека. Прокатившиеся в это время по постсоветскому пространству «цветные революции» показали Владимиру Путину, как легко действующий президент может потерять власть в случае союза парламентской оппозиции и уличного протеста. Поэтому в России не должно было быть места ни сильной нелояльной оппозиции, ни уличным протестам. На оппозиционеров с тех пор обрушилась волна репрессий, по своим целям в значительной мере напоминающая сталинские чистки 1930-х гг.
Тогда Иосиф Сталин использовал политические процессы для физического уничтожения своих оппонентов, которыми были партийные, государственные, военные руководители – Лев Троцкий, Николай Бухарин, Григорий Зиновьев, Лев Каменев, Алексей Рыков, Михаил Тухачевский… Сегодня Кремль использует более утонченные методы подавления, заставляя оппозиционеров и инакомыслящих покидать Россию под угрозой уголовного преследования и тюремного заключения, лишая их права участвовать в выборах в качестве кандидатов. Сергей Удальцов и Эдуард Лимонов были приговорены к лишению свободы и отбыли свое наказание. Алексей Навальный был дважды приговорен судами к условным срокам заключения. Гарри Каспаров, Михаил Ходорковский, Илья Пономарев, Владимир Ашурков, Сергей Гуриев, Евгения Чирикова, десятки других россиян, активно участвовавших в общественной и политической жизни, сегодня живут за границами нашей страны.
Трансформация политического режима в России при Владимире Путине была однонаправленной: каждый раз, принимая решение о политических реформах, он двигался в сторону ограничения свободы. В своих действиях он никогда не соглашался идти на уступки, напротив, продолжал наступление и усиливал давление на оппонентов. В результате последовательного проведения политики по уничтожению оппозиции в России исчезла политическая конкуренция, без которой не может существовать верховенство права и независимое правосудие. Принцип верховенства права означает, что все равны перед законом и никто не может использовать закон для того, чтобы ущемлять права и свободы других. Уничтожение политического плюрализма привело к тому, что злоупотребление правом стало в России повсеместной практикой, которую действующие институты не могут и не хотят сдерживать.
Для любого политика естественно желание продлить свое пребывание у власти. Кто-то использует для этого инструменты политической борьбы и выигрывает выборы, а кто-то, воспользовавшись удачным моментом, изменяет правила игры в свою пользу, все дальше и дальше уводя страну от политического равенства. Владимир Путин выбрал для себя второй путь, чему способствовали определенные обстоятельства, совокупность которых, по мнению политологов, является питательной средой для взращивания авторитарного лидера. В России в начале XXI в. не оказалось политических или общественных лидеров, способных консолидировать давление населения в защиту демократических прав. В то же время издержки подавления демократии и политического плюрализма в России были невысоки – отсутствие гражданского контроля за тайной полицией и остальными частями силового аппарата государства позволило Кремлю быстро запугать противников. Из мирового опыта хорошо известно, что в странах, пытающихся двигаться в сторону демократии, наличие значительных сырьевых ресурсов дестабилизирует процесс строительства институтов. Режимы, благополучие которых опирается на природные ресурсы, гораздо меньше нуждаются в хороших отношениях и сотрудничестве с бизнесом. В этой связи мощный скачок мировых цен на нефть, который за 2003–2017 гг. дал России почти 3 трлн дополнительных нефтедолларов, безусловно, сыграл в пользу Владимира Путина, позволив ему «подкупить» широкие массы и получить их поддержку: средняя зарплата в стране выросла с $56,4 в месяц в начале 1999 г. до почти $1000 в месяц в середине 2014 г.
Недемократические режимы редко добиваются успехов в экономике, зачастую проводя экономическую политику, не отвечающую долгосрочным интересам страны, опасаясь, что шумпетеровское «творческое разрушение» может вести к росту политической нестабильности. Например, на рубеже XIV–XV вв. в Китае императоры стали препятствовать участию страны в международной торговле и запретили купцам осуществлять морские экспедиции, считая, что это может угрожать стабильности их правления. В XVII в. императоры пошли еще дальше и заставили все население переместиться вглубь территории страны на расстояние примерно 100 км от моря. В результате Китай оказался в стороне от международного обмена знаниями и технологиями и к XIX в. сильно отстал от европейских держав по уровню развития. После этого стране понадобилось 200 лет, чтобы вернуть свое место в мире.
В первой половине XIX в. российский министр финансов Егор Канкрин закрыл Государственный коммерческий банк, созданный его предшественником для кредитования промышленности, и восстановил закрытый за 10 лет до этого Государственный ссудный банк, который кредитовал землевладельцев под залог земли и крепостных. В результате нарождавшаяся российская промышленность лишилась средств для развития, а финансовые ресурсы страны использовались для поддержания неэффективной экономической структуры.
Тогда же, в XIX в., Россия и Австро-Венгрия долгое время сознательно отказывались от строительства железных дорог, опасаясь, что оно приведет к индустриализации экономики, концентрации населения в городах, повышению уровня образования и в итоге будет угрожать стабильности власти. России понадобилось больше полувека и унизительное поражение в Крымской войне, чтобы в царствование Александра II пойти на бурные институциональные реформы, которые открыли путь к индустриализации и железнодорожному строительству и, как следствие, привели к мощному экономическому росту в конце XIX – начале XX в.
Владимир Путин в этом смысле не исключение, его вмешательство в экономические вопросы зачастую приводит к неэффективным решениям. В то время, когда он был премьер-министром, обманывая Международный олимпийский комитет относительно масштабов бюджетного финансирования подготовки к Олимпиаде-2014 в Сочи, Путин одобрил схему финансирования олимпийских строек за счет кредитов государственного Внешэкономбанка, что в итоге привело к его фактическому банкротству и необходимости вливания в его капитал сотен миллиардов рублей за счет бюджета и Центрального Банка России.
Желая наказать непокорную Украину, Владимир Путин навязал «Газпрому» строительство газопроводов в обход территории соседней страны, в результате чего совокупная мощность экспортных газопроводов на 70 % превышает объемы экспорта российского газа, но газовая монополия не останавливается и ведет строительство новых.
Осенью 2013 г., решив приукрасить бюджетную статистику, и воспользовавшись изменением юридического статуса негосударственных пенсионных фондов, российское правительство решило конфисковать пенсионные накопления россиян, которые формировались в соответствии с существовавшей в то время конструкцией пенсионной системы, закрепленной в законах. Пообещав изначально вернуть эти средства, правительство передумало и продолжало конфисковывать накопления в последующие годы. В результате доверие молодых граждан к пенсионной системе было существенным образом подорвано, финансовый рынок лишился «длинных денег», которые могли бы финансировать развитие экономики, а России придется еще десяток лет сохранять неэффективную и нерациональную солидарную пенсионную систему, поскольку за прошедшие пять лет никакой новой конструкции, обеспечивающей россиянам право на обеспеченную старость, властям придумать и создать не удалось.
Шесть крупнейших российских нефтяных компаний добывают три четверти всей нефти в стране, при этом у каждой из них имеется большое количество мелких или бедных месторождений, разработка которых для них неэффективна. Либерализация режима работы малых компаний в нефтедобыче и передача им неэксплуатируемых месторождений могли бы резко увеличить добычу нефти в России и повысить доходы федерального бюджета. Однако на протяжении многих лет все предложения по либерализации отрасли блокируются в Кремле, который считает, что добыча нефти является стратегическим сектором экономики и должна находиться под его жестким контролем. Кроме того, постоянное опасение в Кремле вызывает быстрый рост малого бизнеса, который со временем неизбежно потребует больше политических прав и свобод.
Такие примеры можно продолжать приводить дальше, но все они отходят на второй план по сравнению с ключевой проблемой российского бизнеса – отсутствием защиты прав собственности, главным препятствием для устойчивого роста экономики. Этот диагноз давно поставлен, это ни для кого не секрет, в том числе и для Владимира Путина. Он регулярно говорил об этом в посланиях к Федеральному собранию, в которых традиционно обсуждает ключевые вопросы внутренней и внешней политики. «Суть государственного регулирования в экономике… в защите частных инициатив и всех форм собственности. ‹…› Важно установить легальные основы права частной собственности» (2000). «К сожалению, права собственности еще по-прежнему плохо защищены» (2001). «Россия должна быть и будет страной… где права собственности надежно защищены» (2003). «Незыблемость права частной собственности – это основа основ ведения всякого бизнеса. Правила, которых придерживается в этой области государство, должны быть ясны для всех и, что немаловажно, быть стабильны» (2005). «Если мы… не укрепим право собственности, то поставленные в сфере экономики задачи вряд ли удастся решить в заявленные сроки» (2006). «В центре новой модели роста должны быть экономическая свобода, частная собственность… лучший способ сделать бизнес патриотичным – обеспечить эффективные гарантии защиты собственности» (2012). «Подчеркну, роль правоохранительной, судебной системы состоит в том, чтобы… защитить права, собственность, достоинство всех, кто соблюдает закон, честно ведет свое дело» (2012). «В Послании прошлого года речь шла о давлении на бизнес со стороны некоторых представителей правоохранительных органов. В результате таких действий часто разваливаются и успешные компании, у людей собственность отбирают» (2016).
Однако эти слова не конвертировались в дела. Государство продолжало отбирать бизнес у частных собственников и помогало делать то же самое тем, кто пользовался его покровительством. Можно было бы говорить о недобросовестных чиновниках или плохой работе правоохранительных органов, но Кремль делал все возможное, чтобы эта проблема не решалась. Изменение законодательства о выборах шло таким образом, чтобы минимизировать возможности развития политического плюрализма. Подавление свободы слова и политические репрессии стали основным методом противодействия росту протестных настроений в обществе. Контроль Кремля над судебной системой не ослабевал ни на минуту и позволял ему злоупотреблять правом. Суд в России перестал защищать базовые права – право собственности, право на справедливое правосудие, право избирать и быть избранным.
Возникает вполне резонный вопрос: почему Владимир Путин, зная о проблеме защиты прав собственности, не смог ее решить за все 18 лет своего правления? На мой взгляд, ответ прост: Владимир Путин как политик, несомненно, выражает и защищает интересы высшей российской бюрократии, силовых структур и экспортеров сырья, позиции которых будут ослабевать в случае быстрого экономического роста. Проведение институциональных реформ, направленных на защиту прав собственности, приведет к быстрому росту большого числа состоятельных россиян, которые не будут зависеть от государства, но будут требовать своего политического представительства на всех уровнях власти. Движение в сторону независимого суда не только неизбежно подорвет возможности государства и связанных с ним лиц по захвату чужой собственности, но и сделает невозможным фальсификацию итогов голосования, что, в свою очередь, неизбежно повысит уровень политической конкуренции в России и разрушит ту вертикаль власти, которую Владимир Путин начал создавать с первых дней своего пребывания в Кремле. Продолжение этого сценария приведет к тому, что либо сам Владимир Путин, либо его преемник потеряет власть в результате выборов.
А этого не должно случиться в той конструкции государства, которая кажется Владимиру Путину единственно верной, которую он строил на протяжении 18 лет, поворачивая одну за другой стрелки, менявшие траекторию поезда под названием «Россия».
Делать прогноз будущего для России – на период очередного президентского срока Владимира Путина – достаточно просто, потому что в мировой истории последних 60 лет у его политического режима было много в большей или меньшей степени похожих «родственников». Политологи называют эти режимы авторитарными, порою диктаторскими или недемократическими. Лидер режима в таких странах, приходя к власти в результате выборов или государственного переворота, закрепляет свое право на длительное удержание власти, устраняя с политической сцены всех, кто может эту власть ограничивать или претендовать на нее. Зачастую такие режимы весьма устойчивы, поскольку опираются не только и не столько на закон, сколько на силу – будь то на армию или тайную полицию, – которую они готовы применять для своего сохранения. (Данные таблицы 2 наглядно демонстрируют, как год от года растет «экономическая» активность ФСБ, которая присвоила себе право активно вмешиваться во все сферы жизни). Крахи таких режимов, конечно, случаются, но причин для этого крайне немного. Это может быть проигранная война с более сильным соседом, или ошибочная экономическая политика, которая разрушает нормальную жизнь большей части населения, или государственный переворот. Свержение авторитарного режима в результате народного восстания может соседствовать с одной из основных причин, но крайне редко случается само по себе.

 

 

Я не вижу оснований для того, чтобы прогнозировать значительную вероятность одного из трех перечисленных событий. Хочется верить, что в планы Владимира Путина не входит война ни с НАТО, ни с Китаем. Владимир Путин удалил из своего ближайшего круга почти всех старых друзей, которые имели те или иные политические амбиции, и окружил себя молодыми технократами, для которых бюрократический взлет оказался таким стремительным, что еще длительное время они будут радоваться достигнутому, не претендуя на большее.
В небольшом количестве случаев авторитарные режимы рушатся в связи с экономическими потрясениями, однако этот сценарий скорее исключение, а не правило. Экономические потрясения, ведущие к смене политического режима, являются результатом нерациональных решений, как правило, связанных с попытками властей замораживать цены или ограничивать свободное движение товаров. Такое будущее представляется маловероятным для России.
Хотя Владимир Путин не верит в силу конкуренции и частной инициативы и скорее мирится с наличием частной собственности в России, нежели считает ее основой экономической системы, он не сторонник возврата к советской плановой экономике. Водоразделом между рыночной и плановой экономиками является свободное ценообразование, которое Путин никогда не подвергал сомнению. Более того, российские власти пусть медленно, но последовательно движутся в сторону либерализации в таких ключевых для экономики секторах, как цены на электроэнергию и газ. Весной 2015 г. Владимир Путин окончательно согласился с тем, что Россия должна перейти к плавающему курсу национальной валюты, а Центральный банк должен прекратить валютные интервенции в поддержку рубля. Это стало одним из решающих факторов быстрой стабилизации экономики после падения цен на нефть в 2014–2015 гг. и жесточайшего валютного кризиса декабря 2014 г.
Но устойчивость экономики к внешним шокам не означает того, что она способна к быстрому и устойчивому росту. Неготовность Владимира Путина идти на серьезные политические реформы, связанные с восстановлением верховенства права и созданием независимой судебной системы, будут главными препятствиями на пути улучшения инвестиционного климата в стране. Без этого российская экономика не сможет рассчитывать на устойчивый рост инвестиций и в результате будет все больше отставать и по уровню развития, и по качеству жизни населения не только от развитых стран, но и от стран-конкурентов. Хотя все эти экономические процессы будут крайне неприятны для властей, они вряд ли смогут перерасти в критически болезненные и разрушительные для политической системы.
В рамках выстроенной политической конструкции никто и ничто не будет мешать Владимиру Путину проводить ту политику, которую он считает правильной, и контуры этой политики не очень сложно предугадать. Весь свой очередной президентский срок, который закончится в 2024 г., Владимир Путин будет думать: «А что дальше? Что будет после?» Пока ничто не намекает на то, что он готов последовать примеру Бориса Ельцина и просто уйти по окончании срока своих полномочий, дав истории развиваться по своим законам. Вариантов действий, которые оставят политическую ситуацию в России под его полным контролем, много. Можно пойти на проведение референдума и продлить свои полномочия еще на один (или два?) срока. Можно отойти в сторону, уступив место в Кремле политическому наследнику, став при этом «российским Дэн Сяопином», без одобрения которого нельзя будет принять ни одно важное решение. Можно довести до конца идею объединения с Белоруссией и стать президентом нового государства. И так далее. Но при этом, какой бы сценарий в итоге ни выбрал Владимир Путин, на протяжении всего президентского срока ему нужно, чтобы никто не мог помешать ему сделать свой выбор.
В такой ситуации главная цель политика Владимира Путина на ближайшие годы останется неизменной: ему нужно будет всеми силами удерживать власть, не давая никому ни малейшего повода усомниться в его лидерских возможностях. Именно эта цель будет определять его поступки и решения, и, значит, не следует ожидать того, что его политика изменится. Потому что именно эта цель была главной для Владимира Путина на протяжении предыдущих 18 лет.
Это значит, что в России продолжится давление на свободу слова, поскольку свобода слова неизбежно будет разрушать миф о великом лидере и о прекрасном положении дел в стране. Это значит, что Россия по-прежнему будет управляться как унитарное государство, где ни регионам, ни местному самоуправлению не будут передаваться серьезные полномочия, а губернаторы по-прежнему должны будут ходить в Кремль с протянутой рукой, выпрашивая деньги на решение региональных проблем. Это значит, что в России не будет свободных и честных выборов ни на федеральном, ни на региональном уровне, поскольку результатом таких выборов может стать появление ярких и сильных независимых от Кремля политиков. Это значит, что впереди новые манипуляции с избирательным законодательством, более жесткая практика использования формальных и неформальных фильтров при выдвижении кандидатов и при ведении избирательных кампаний, новые масштабные фальсификации итогов голосования. Это значит, что существует большой риск более интенсивных репрессий, направленных против политических оппонентов и против тех, кто будет защищать свободу слова в России.
Все вместе это означает, что для российской экономики не произойдет никаких позитивных перемен, что право собственности в России по-прежнему будет оставаться красивым термином из Конституции, не имеющим реального содержания. Экономический рост будет медленным и неустойчивым, экономика России будет все сильнее отставать от развитых стран по уровню своего технологического развития, по-прежнему опираясь на экспорт сырья. Но это не будет угрожать устойчивости личной власти Владимира Путина, поэтому и не будет его беспокоить.
Первая чеченская война длилась немногим более полутора лет (декабрь 1994 г. – август 1996 г.) и была крайне неудачной для России. Отсутствие четко поставленных целей, несогласованность действий политиков и военных, отказ от применения тяжелого вооружения и авиации, низкий уровень подготовки войск привели к тому, что Россия не смогла восстановить контроль над мятежной территорией. После подписания в конце августа 1996 г. соглашения о прекращении боевых действий (Хасавюртский мир) Россия фактически отдала управление Чечней боевикам, что привело к возникновению очага нестабильности на юге России. Боевики регулярно похищали людей, в том числе высокопоставленных чиновников и военных, требуя выкуп за их освобождение. Постепенно боевики расширяли территорию своих действий, осуществляя набеги на соседние российские регионы, в ходе которых страдало мирное население. Кремль хорошо осознавал исходящую от Чечни угрозу общей стабильности в России, но не имел возможностей восстановить конституционный порядок в регионе. Гибель сотен людей после взрывов жилых домов в различных российских городах показала, что эта угроза не была мифической. Неудача во второй чеченской войне могла иметь самые тяжелые политические последствия, и, несомненно, Владимир Путин воспринимал эту войну как одну из основных угроз для государства и для себя лично.

notes

Назад: Глава 8 Привлекательный бизнес
Дальше: Сноски