Глава 14

Ночь на двадцать восьмое августа в Риге прошла очень тревожно. Сначала один за другим слетели под откос четыре железнодорожных состава в разных районах города. Потом были взорваны станция переливания горючего в пригороде и склад боеприпасов полицейского полка охранной дивизии, а затем уже в самом городе по мере разрастания паники, последовательно, одна за другой, взорвались тринадцать грузовых и шесть легковых автомашин, видимо, заминированных ранее неизвестными. И всё это без единого замеченного патрулями бандита.

Конечно же, под горячую руку патрулям попало три десятка припозднившихся обывателей и с десяток офицеров в штатском, но к подпольщикам они не имели никакого отношения. Лишь на рассвете в нескольких местах города прямо на трупах повешенных и заколотых как скот собственными штыками солдат и офицеров Вермахта были обнаружены листовки неуловимого «Второго», и гестапо организовало в городе грандиозную облаву, продолжавшуюся четверо суток.

А как я внимание от пропажи Бремера отвлеку? Мало ли где его носит в связи с усилением? Штурмбаннфюрер никому в городе не подчиняется. Всё его начальство в Берлине, а про спецаэродром знают единицы, и все они скончались на аэродроме.

Главное было рассчитать всё по времени. Бремера мы взяли в семнадцать двадцать, в двадцать два тридцать выехали из города, пересев в грузовик и бронетранспортёр, любезно приготовленный «Погранцом», и отдав разведчикам и подрывникам Зераха ненужные нам больше легковые автомашины. На этом посту оставались шестнадцать бойцов «Погранца» и Зераха, которые дожидались подрывников и уже через несколько часов на втором грузовике и бронетранспортёре уходили на точку сбора рядом с аэродромом. Делалось это для того, чтобы никто не всполошился раньше времени, увидев выбитый пост.

Ну а дальше, как всегда, дело невиданной пока в этом мире техники и отработанной многими тренировками практики. Бремера передали перехватившей его группе прикрытия. Группы вышли на позиции и затихарились у тщательно разведанных моими ребятами постов охраны аэродрома. Дождались колонну с горючим, уничтожили посты и, используя «ночники» и тепловизоры, планомерно, здание за зданием, очистили аэродром от живых эсэсовцев.

Целыми и более-менее не покоцанными осталось только с десяток человек из технического персонала, пара часовых, захваченных в самом начале, комендант аэродрома с помощником и помощник Бремера, оберштурмфюрер Курт Валь. Последний, правда, не жилец. Доктор, конечно, перевязал его, но чисто для проформы. Если бы не мой прямой приказ, этот последователь Гиппократа, не задумываясь, добил бы эсэсовца. Доктор-то он доктор, но ножом владеет совсем немного хуже «Рубика».

В городке этот эскулап ножом прибил троих офицерских холуёв, присланных к жандармам, затем непонятно откуда взявшегося унтера, а напоследок двоих рассерженных офицеров приперевшихся к своим нерадивым, но уже давно покойным подчинённым. Последних вместе с жутко недовольной Таей, у которой отобрали удовольствие вдоволь пострелять по упырям. Правда, позднее Тая расположилась у калитки и завалила ещё троих мечущихся по улице полицаев, засадив в каждого по целому барабану «Нагана».

В общем, к приезду бойцов «Погранца» и Зераха, отработавших в городе, аэродром был наш. Самолёты стали садиться порознь на рассвете. У каждого самолёта был свой отдельный капонир, в который, не глуша двигатели, лётчики загоняли самолёты. Это были даже не капониры, а отдельные, прикрытые сверху маскировочными сетями ангары. Здесь самолёты будут заправляться, охрана будет отдыхать, не отходя далеко от них, и отсюда же самолёты направятся дальше по маршруту.

Вот интересно, хоть кто-нибудь когда-нибудь обосра… обгадившегося парашютиста видел? А сразу четверых и шестерых обосса… обмочившихся вдобавок? Вот и я до этого не видел. Причём это ни в каком месте не новобранцы, а мужики с реальным боевым опытом.

Что «ха-ха»? Отсидите несколько часов в темноте, в тесноте, в холоде, в тряском самолёте, в напряжённом ожидании, в полной боевой выкладке, а потом вместо такого долгожданного туалета некие оборзевшие до последней крайности хулиганы неожиданно выкатят вам прямо под ноги светозвуковую и газовую гранаты последнего поколения. Вот после этого и глянем, чем воняет это «ха-ха». То, что парашютистам под ноги на входе выкатили, это ни разу не «ха-ха»!

Разглядывая трупы охранников, я понимал, что без светозвуковых и газовых гранат трупами были бы все мы. Все пятьдесят семь охранников были очень серьёзными бойцами. А нет. Пятьдесят три, вот эти вот четверо, сопровождающие груз, – форма под десантным камуфляжем другая.

Ещё было двадцать шесть пассажиров. Семеро из них остались в живых, но это им просто повезло, что по этому самолёту работали мы с «Лисом» и «Хаски». Пусть «Рубик» потом пилотов расспросит и документы глянет. Пилотов, кстати, почти всех взяли живыми, у них с десантниками форма разная, проще было сортировать при захвате.

Вместе со светозвуковыми гранатами мы закатили гранаты с боевой химией и взяли всех тёпленькими. В смысле, тоже обгадившимися и обмочившимися. Физиология-с. Несмотря на то что охранники из специального парашютно-десантного батальона СС прошли жесточайший естественный отбор, выжив в десятках специальных операциях, естественные физиологические реакции организма у них никуда не делись. Только на это мы, прорабатывая захват самолётов, и рассчитывали. Что делать? Побочный эффект у светозвуковых гранат именно такой.

Это очень страшно, когда в замкнутом пространстве раздаётся грохот, по сравнению с которым глас божий это шёпот младенца, а вспышка через глаза освещает прямую кишку. Тебе нечем дышать, ты не можешь видеть. Именно не можешь видеть. Глаза могут быть и открыты, но боль от вспышки безумная, кажется, что у тебя лопнули глаза. Ты оглушён, и изо всех отверстий твоего организма непроизвольно течёт различная жидкость. От такого незабываемого коктейля легко можно оглохнуть, обгадиться, обмочиться, показать окружающим, чем ты поужинал, и зарыдать одновременно, размазывая сопли и слёзы по собственному лицу.

Хорошо, что самолёты прилетели порознь, а у охранников и пилотов схожие инструкции: покидать самолёт только после полной остановки двигателей. А то имели бы мы все бледный вид. Приблизительно такой же, как у двоих ребят «Погранца», вылезших прямо под очередь из бортового пулемёта, чудом выжившего контуженого и ослепшего стрелка.

Стрелок судорожно вцепился в пулемёт при взрыве гранат, влупил очередь наобум и убил двоих восемнадцатилетних мальчишек, разрезав одного из них очередью чуть ли не пополам. Голова, плечи с руками, ноги и тазобедренные кости остались, а то, что в середине, в кровавую пыль превратилось. На этом самолёте почему-то стоял не стандартный MG-15, а крупнокалиберный американский «Браунинг М-2». Такими нестандартными пулемётами были вооружены все самолеты, прилетевшие на аэродром. Причём на «девяностых» «Юнкерсах» пулемётов было по четыре штуки, по два на каждом борту, а стрелками при надобности были десантники.

Помимо везучих пассажиров, пилотов и штурманов со стрелками удалось захватить живыми четверых парашютистов и тяжело раненного в ногу сопровождающего. Я не давал отдельной команды брать упырей живыми, все и так знают свою работу. Основным приказом был захват целых и невредимых самолётов и пилотов со штурманами. Самолётов прилетело четыре штуки, это было обычное количество, просто прилетели они с разных направлений и в разное время. Ещё два самолёта стояли отдельно. Это были связной «Шторьх» и «пятьдесят второй» «Юнкерс», видимо с берлинского маршрута.

Поглядывая на них, я недовольно щурился. В принципе, у меня была запасная пара пилотов, но они с нами уже давно, и я хотел бы забрать их с собой. Пилотов этих двух самолётов предсказуемо случайно перебили ещё ночью, вместе с охраной и обслугой аэродрома. Вот теперь мне предстояло крепко подумать и срочно вызвать на связь Елагина и Смирнова, но я сделаю это после того, как разберу всё, что мы захапали в этот раз.

Вот прошло-то всего чуть больше часа, а жить хочется всё больше и больше. И хочется, и колется, и мама не велит. Сижу и думаю, как и рыбку съесть, и косточкой не подавиться, а промежуточный вариант всем нам маячит со всей очевидностью. Причём мы можем здорово позавидовать всем упырям, посаженным нами на кол.

Нет. Скажу «Лису», пусть сам решает, но идея хорошая. Одна голова хорошо, а полторы лучше, моя контуженая бестолковка вполне пойдёт за полголовы. Впрочем, «Лису» наверняка тоже неоднократно по голове доставалось. Одна голова на двоих – это сильный недобор. Жаль, Малышева нет, он бы мне весь расклад нарисовал.

Что мне теперь делать, я даже не представляю. Допросив выживших пассажиров, мы с «Рубиком» подвисли на пару. Причём «Рубик» до сих пор в себя прийти не может. Вон он сидит в сторонке, отходит. Нехило его допросом контузило, и ведь ни с кем поделиться не может такой-то радостью. Я категорически запретил.

За одного такого «языка», возьми он его в одиночку, Звезда Героя Советского Союза, как с куста. Таких «языков» здесь четыре с половиной, если Бремера считать за половинку. Товарищ Бремер, на минуточку, подполковник СС, но по сравнению с этими четверыми он несмышлёный мальчишка из песочницы. Вот только как их за линию фронта живыми доставить?

Как же проще моим бойцам. Задача у них простая, как мычание. Раздеть фрицев, загрузить живых стиркой одежды и контролировать процесс, периодически вваливая пленным прикладами по хребтине, чтобы не расслаблялись. А здесь сиди и думай, как свалить отсюда, чтобы уже через сутки не зажмуриться, причём всем отрядом «вместе взятыми».

Куда я там хотел? В Норвегию? Это, на минуточку, вообще единственный выход. Вот только аэродром в Норвегии охраняется таким же взводом парашютистов, сослуживцев невинно убиенных нами на этом аэродроме и в самолётах. То есть они друг друга знают, и появление чужих людей из самолётов не прокатит. Единственная дорога в гавань идёт мимо недавно организованного концлагеря с какой-то нехилой стройкой, но не это главное.

Главное во всей этой истории то, что всех пассажиров, которых мы сдуру взяли живыми с «Лисом» и «Хаски», надо везти в Москву. Довезти их надо обязательно живыми и невредимыми, сдувая с них пылинки и обмахивая веером, чтобы не перегрелись.

Оставшиеся в живых пассажиры выжили далеко не случайно. Четверых из них свалили на пол телохраны и прикрыли своими телами. Один из них личный представитель Рейхсминистра финансов Германии графа Иоганна Людвига Шверина фон Крозига с чемоданом секретных документов. Я даже заглядывать в этот чемодан не стал. Второй – Фрегаттен-капитан, подводник, адъютант гросс-адмирала Карла Дёница.

Теперь, внимание, вопрос. Кто-нибудь сможет мне объяснить, какого мужского полового органа они делают в одном самолёте и куда они вдвоём намылились? Этот самолёт прилетел из Берлина, видимо, их побоялись везти напрямую – английские самолёты над Балтикой всё же шарятся, и именно в нём помимо телохранителей было больше всего охраны. За эти самые документы, что попали с ними к нам, упыри нас под землёй найдут.

Какая там дивизия СС? Как только в Берлине поймут, что у них из-под носа умыкнули этих людей со всеми документами, немцы снимут с фронта все войска, оголив его. Заглянут за каждый ствол дерева, поднимут каждую травинку, вычерпают озёра, осушат болота и перебьют всех жителей в этих районах. Немцы просто обязаны нас уничтожить, и я впервые за два года не знаю, что мне делать. Я уже несколько часов прикидываю варианты, и у меня всё равно получается тактический ядерный взрыв перед атакой, а иначе уничтожение всего отряда. Есть только один вариант, хреновый правда, но делать нечего, остальные значительно хуже.

Сначала я выцепил «Погранца». Просто отвёл его в сторонку, посадил напротив себя и принялся молча разглядывать его, не зная, как начать разговор. Мой обычный приём. Сначала мнусь, загоняя человека в неудобное положение, а потом как ведро воды на голову, не найдя другого выхода, вываливаю самое основное. Я уже составил общую схему, но не знал, как мне их сломать, а ломать придётся, и начну я с «Погранца»:

– Знаешь, Степан, у меня к тебе будет одна просьба. Она очень сложная, и тебе придётся постараться, чтобы её выполнить. Тебе надо остаться живым и довезти до Эстер и «Дочки» моих девчонок. Вот эта штука – диктофон, я там кое-что наговорил «Фее», отдашь «Дочке». Там в самом начале для неё, она знает, как пользоваться. Кивни, если понял, и давай зови Лёху, Женю, «Стрелка», «Лиса» и «Фею» с Таей.

Пока ошарашенный «Погранец» собирал ребят, я, лёжа на траве, молча смотрел на проплывающие надо мной облака.

Я никогда не называл этого парня по имени – «Погранец» ему нравится больше. Вот думаю, сказать командиру своих разведчиков или пусть сам узнает? Наверное, скажу чуть позже, второй ребёнок в отряде – это событие. Вот когда он успел, обормот? И как умудрился? Зимой и весной на головах друг у друга сидели, а Тая стреляла каждый раз, когда он появлялся в их землянке. Вот родится заикающийся маленький «Погранец», будем все иметь бледный вид. Эстер ещё не родила, но всё будет путём, Генрих Карлович от неё не отходит. Это второе чудо этой необычной семьи.

Первое – как Эстер смогла забеременеть после ранения в живот, я до сих пор не понимаю. Не иначе как господин Бог подсуетился. Иногда этого мужика пробивает на добрые дела. Другого объяснения у меня просто нет. Смешно другое. Как мы все не заметили, что Эстер беременна? Недавно же улетела. Как скрыть умудрилась? Семейство иллюзионистов, мля, друг друга стоят. Тормоза мы всё же с «Погранцом», а не разведчики. Я только недавно от «Феи» узнал. Тихушницы, блин. Нет. Ну, его на хрен! Ещё начнёт «Погранец» суетиться. Промолчу, пусть сюрприз будет. Хотя сказать очень хочется.

Когда ребята подошли, начал без предисловий с пилотов:

– Лёха! Я очень серьёзно отношусь к профессионалам на войне и к войне вообще. Умения, знания, надёжная техника и хорошее оружие – это всё прекрасно, но на войне это не главное. Самая ценная и редкая штука на войне – это везение, и твой экипаж это доказал.

Вон там стоит самолёт, он заправлен и готов к вылету. Я знаю, что у вас почти нет опыта ночных полётов, но деваться просто некуда. Здесь до Великих Лук и твоего аэродрома четыреста километров, может, чуть больше. Твоя задача – долететь до него на этом самолёте, это всего полтора часа полёта. Днём нельзя, вас сразу же собьют сами немцы. Делайте что хотите, хоть вручную его толкайте, но все должны остаться в живых.

Если захотите, потом уйдёте с моими ребятами для работы за границей. Нам нужны надёжные люди и хорошие лётчики. Это не будет дезертирством во время войны. Там тоже война, только другая, и ответственности у вас будет не меньше. На той стороне скажете «Лису» «да» или «нет», но вы нам нужны.

К тому же на фронт вы больше никогда не попадёте. Подписку о неразглашении государственной тайны с вас никто снимать не собирается, и куда вас засунут без нас, одному богу известно. Могут и на Колыму или ещё куда подальше. Сам понимаешь, там я это не контролирую, но пока вы с нами, я вас в обиду не дам. Вы бойцы моего отряда. Сами знаете, как я отношусь к своим бойцам.

Мы передадим радиограмму, и саму взлётную полосу вам подсветят. Может быть, дадут коридор прохождения линии фронта. На нашей стороне точно по вам не сделают ни единого выстрела. Чем угодно могу поклясться. Попробуем согласовать волну радиосвязи. Но я вас лично прошу: доберитесь живыми. Я доверяю вам самых дорогих для меня людей. На всякий случай покажете им, как пользоваться парашютами, а то мы все специалисты больше по ножам.

Перелёт этого «Юнкерса» на нашу территорию задача неимоверная по сложности. Все перелёты лёгких «По-2», которые проводились до сегодняшнего дня, камуфлировались Смирновым и командованием Северо-Западного фронта.

Каждый раз, когда к нам прилетали самолёты, на фронте гибли десятки людей. Это и пилоты ночных бомбардировщиков, бомбившие передовую и оставшиеся фронтовые аэродромы, и разведчики, разведывавшие местоположение зенитных батарей немцев, и корректировщики артиллерийского огня, и рядовые пехотные Вани, поднимавшиеся в безумные ночные атаки, и артиллеристы, и миномётчики, прикрывавшие их.

Под шумок две специальные эскадрильи, укомплектованные опытнейшими лётчиками, возили боеприпасы и людей, и каждый раз, когда они перелетали через линию фронта, на передовой кто-то погибал.

Но «По-2» – это легкомоторный фанерный самолёт с мотоциклетным мотором и мизерной скоростью, способный даже зависать в воздухе при сильном встречном ветре. Ночные истребители противника с их скоростью смогут обнаружить и сбить такую мелочь только случайно. А «Юнкерс» – это здоровенная железная неповоротливая колода, с максимальной скоростью в триста километров в час, определённым потолком полёта и огромными движками, гремящими на весь фронт. Если кто и сможет долететь до нашего аэродрома, то это только экипаж гвардии капитана Алексея Тарошина. Так что про везение я говорил Лёхе совсем не зря.

– «Лис»! Берёте «девяностый» «Юнкерс». «Багги», «Лето», «Гном», «Ёж», «Фея», Тая и «Погранец» с тобой вместе сопровождают пленных. Доктора от Смирнова ещё возьми. Резкий и правильный мужик, пригодится. Заберёте всех раненых у Зераха, всех мастеров и тех, кого они отберут. Загрузите часть ценного груза, только составь опись. Частично возьмёшь наш груз, но только так, чтобы могли унести на себе. Рассчитываешь приблизительно семьдесят процентов загрузки самолёта.

Прямо сейчас жёстко допрашиваете всех пилотов и штурманов транспортников и выясняете все технические детали управления самолётами. Отсеиваешь неблагонадёжных и прямо на месте их потрошишь. Это технари, а не идейные нацисты, сломаются быстро. Заставишь расстрелять ненужную нам больше охрану или их собственных стрелков. Не мне тебя учить, как их ломать. Нашим пилотам нужны надёжные грамотные консультанты, а не сомневающиеся в собственном выборе интеллигентные мямли.

Лёха! Вы с ребятами помогаете и шустренько учитесь. Времени почти нет. Малейшая ваша ошибка – это жизнь всех, кто находится на борту.

«Лис»! После посадки все мои, включая раненых, должны оказаться в США. Мне всё равно, как ты это сделаешь. Открутишь бейцы Малышеву, удавишь Смирнова или порвёшь свою задницу на английский флаг. Из документов с собой возьмёшь только то, что «Рубик» отметит как сверхважное, но не более пяти листов, лучше разнобоем, а не подряд.

Посадишь «Рубика» переписывать от руки копии, которые останутся здесь. Извини, сам всё понимаешь. Даже если вы все накроетесь, документы пропасть не должны. После чего дадим ему передать эти сведения, чтобы он накрутил хвост Смирнову, но по моему каналу и через Малышева. Малышеву я составлю донесение сам. После отправки людей и подтверждения перехода отдашь документы.

Документы и всё, что мы не распихаем по своим карманам, группа Зераха, ребята «Погранца», «Ким» и «Хаски» отвезут подальше отсюда и закопают в лесу. Они уедут отсюда на машинах сразу как стемнеет. Их задача проста: охрана и передача посылки. «Ким» – старший группы. Ты договоришься с ним о способах связи, и они будут ждать. Как забрать, решите сами, но посылка попадёт к Смирнову только после перехода моих людей. Группа Зераха и ребята «Погранца» уходят за границу через тебя. За это в ответе лично ты.

По Бремеру работай сам, по этим пленным тоже, собирай информацию, обобщай и начинай работать. Сам понимаешь, если они уже сейчас убирают за границу таких людей, через год мы никаких концов не найдём и будем судорожно ловить капитанов, майоров и подполковников гестапо, разбегающихся по всему миру как тараканы.

Контакты в США и Великобритании я отдам тебе. Как можно быстрее начинайте разрабатывать финансовые документы. У тебя есть всего несколько недель. «Ким» заберёт у меня всё, что я притащил с собой, кроме того, что я отдам «Погранцу», «Фее» и Тае. Переправите потом «Доку» и «Малышу», и не засиживайся сам. Кроме тебя и Малышева, обобщить и создать направление работы всей нашей организации просто некому.

Все остальные уходят вместе со мной на самолётах, а дальше как получится. Нужна отвлекающая кавалерийская атака, иначе немцы поймут, что мы остались здесь, и затравят всех нас уже через несколько часов.

Мы не можем просто перелететь через линию фронта. Мы все не поместимся в самолёты, а оставим людей – они все погибнут. Зачистка здесь будет жесточайшая. Травить их будут все кому не лень. К тому же нет никакой гарантии, что тогда хотя бы один самолёт вообще долетит до линии фронта. У самолётов разные максимальные скорости, все остальные лётчики не местные, они просто не найдут аэродром и побьются при посадке, а об истребителях-перехватчиках я уже говорил. Хоть какое-то количество после бомбёжек их осталось, а такому самолёту хватит и одного перехватчика.

Все нужные трупы загрузим в самолёты и переоденем трупы «кукол» в одежду пленников. Сожжём самолёты на месте, пусть упыри в костях ковыряются. Когда они поймут, что желаемое не соответствует действительности, пройдёт минимум пара-тройка дней.

Если руководитель отдела умный, он не будет никого искать и слепит отмазку, что всё сгорело в самолётах. Свою пятую точку ему необходимо будет как-то прикрывать. Сам понимаешь, золото – золото и есть, оно будет по карманам распихано и имеет привычку испаряться из самых неподходящих для этого мест. Можем килограммов двадцать в ящике оставить, его стопудово найдут и успокоятся.

Я должен лететь. Это мой отряд и моя ответственность. Я всю войну говорил, что их не брошу. Я не полетел со Смирновым, не полечу и с тобой. К тому же только мы с группой «Рубика» можем там всё организовать. Если я останусь, они останутся здесь. Приказ у них жёсткий. Если их отправить одних, погибнут все. Мозги у них иначе устроены, а я… – Тут я мерзко усмехнулся: – Там концлагерь рядом. Концлагерь – это английские моряки. Английские моряки – это люди, которые хорошо умеют водить немецкие торпедные катера. Они очень хотят домой. До Англии там рукой подать, а я ещё не забыл английский язык. – «Лис» улыбнулся мне в ответ. Он понимал меня лучше всех.

– «Командир»! Мы пойдём с тобой. – На «Фею» было страшно смотреть, такой она была только в Сарье. Тая просто сжала губы и кулаки, в таком состоянии она способна убить кого угодно. Не обращая на них внимания, я продолжил.

– «Лис»! Идите работать, вам ещё пахать и пахать. Готовь самолёты. Мне нужны четыре фугаса с радиовзрывателями, как ты понимаешь, в каждый самолёт по штуке. Пульты мне, светозвуковые и газовые гранаты обязательно. «Броники» мне и группе «Рубика», нас экипируешь по полной программе, кроме оружия. Что не жалко отдать, конечно же.

«Погранец»! На всех, кто уходит со мной, максимум боеприпасов. Оружие только наше. Идите, ребята, и удачи.

Когда «Лис» с ребятами ушли, я бесцеремонно лёг головой «Фее» на колени, повернул голову и поцеловал девочку в живот, потом повернулся обратно, положил ладонь на коленку Тае, улыбнулся, чуть прикрыв глаза, и продолжил:

– Знаешь, Майка, чем меньше мы будем с тобой спорить, тем больше у нас с вами останется времени. Я никогда не рассказывал тебе о себе. Дома я жил с двумя девчонками. Долго их выбирал, знакомил, и несколько месяцев мы жили втроём дружной весёлой семьёй. Так получилось. Врать девочке, с которой я тогда жил, я не хотел, а вторая очень понравилась, там красивых девчонок очень мало. Может, мне так не везло. Кто знает? Я их не любил, не знал тогда этого слова, нам просто было здорово вместе.

Попав сюда, я долго держался, права не имел ни на чувства, ни на человеческие отношения. Иначе я просто не смог бы удержать отряд. Вы с Таей меня изменили, я стал другим. Понимаешь, Майка, я сам не заметил, как изменился. Тогда, в июле сорок первого, я был совсем другим человеком. Меня изменили эта война и общение со всеми вами. Но в основном ты и Тая.

Вы мне нужны больше, чем я был нужен вам в самые тяжёлые для вас минуты. Я вас люблю, и всё будет хорошо, но чуть позже. Я вернусь. Побегаю и вернусь. От двух жён, да ещё таких красавиц, долго не бегают. Должен же я своих детей на руках потаскать, и потом, это моя прямая обязанность. У тебя задержка четвёртый месяц, у Тайки второй. Вы что думали, ваш «Командир» этого не знает? Это я придумал список «Дочки».

Ты забыла, Маечка, я не только «Командир», а ещё и ваш муж, и у меня много обязанностей. Там, куда мы идём, я буду вас беречь, и мы все погибнем. Один выживу. Слово даю. Ты же знаешь, я всегда выполняю свои обещания. У вас обоих есть очень важное задание, и вы обязаны его выполнить. Важнее заданий в жизни просто не бывает. Сохраните моих детей, я на вас очень надеюсь. Сейчас у меня предложение только одно: надо сделать то, что мы никогда не делали втроём. – Возмущение у обеих девчонок было такое, что слёзы, которые бежали по щекам моих красоток, моментально улетучились, а я, сделав театральную паузу, продолжил: – Предлагаю вон там, в сторонке, в тени расстелить парашют и вместе пообедать на природе, а то когда ещё мне придётся поесть с любимыми женщинами, но мне нравится ход ваших мыслей. Это мы обязательно сделаем, но не здесь. Это когда я вернусь в наш дом, который вы построите для нас.

Здесь наши любознательные друзья замучают вас советами, а меня вопросами. По нашей устоявшейся традиции я просто обязан буду ответить на все вопросы, а это будет очень утомительно для всех нас. Накрывайте на стол, пойду с ребятами поговорю, и через полчаса я ваш.

Знаете, чем я отличаюсь от всех моих бойцов и лучших друзей? Вы будете меня ждать и дождётесь, и скучно вам не будет. Я хочу маленького «командира» и маленькую «командиршу», а маленький «погранец» уже на подходе. Так что наша семья растёт и будет счастливо жить на прекрасном тропическом острове, как я обещал зимой сорок второго. – С Таей я был только два раза, выводил её из депресняка. Я не психолог. Видя, что девочка, глядя на наши отношения с Майкой, всё больше уходит в себя и замыкается, я затащил её в постель, а потом объявил, что у меня две жены.

Странно, но это прокатило. Окружающие восприняли это как должное, «Фея» всё понимала без слов, а Тая превратилась в нормальную девушку уже через пару дней. Ей крайне необходима была моя поддержка. Как в своё время с «Феей», окружающие Таю люди просто боялись общаться с ней.

В три часа ночи двадцать девятого августа Лёха посадил тяжёлый немецкий транспортный самолёт на подсвеченную полосу своего аэродрома так, как будто делал это каждую ночь. «Командир», как всегда, оказался прав, и Лёха понимал это лучше всех, кто находился в самолёте. Хотя все они, выходя из душного, пропахшего маслом, сгоревшим порохом и потом чрева этого летающего гроба, смотрели на экипаж Тарошина как на посланцев бога. Те, кто утром видел самолёт, насчитали в нём более девяноста пробоин.

Лёха, Женька и «Стрелок», выйдя из самолёта последними, подошли к обессиленно лежащим на траве самолётной стоянки мастерам и, вытянувшись, молча отдали седовласым умельцам честь. У них не было иных слов благодарности. Именно эти хитромудрые труженики спасли их всех.

Пока Лёха и Женька изучали самолёт, а «Стрелок» распределял груз и крепил его, мастера, пошептавшись о чём-то с «Командиром», сняли с обоих «пятьдесят вторых» «Юнкерсов» все крупнокалиберные пулемёты, спарили их и дополнительно установили в Лёхином самолёте. «Стрелок», увидевший только вечером своё новое оружие, потерял дар речи. На таких оружейников молились бы в любом авиационном полку.

Весь полёт иначе как везением объяснить было просто невозможно. Прямо над линией фронта они нарвались на ночные перехватчики немцев. В кромешной темноте, ориентируясь только по трассам открывшего огонь немецкого лётчика, «Стрелок» наобум влупил длинную очередь из строенных, кустарно установленных в самолёте крупнокалиберных пулемётов, случайно подбил истребитель противника, атаковавший их, и «Лёха», привычно бросив тяжёлый самолёт в пологое пикирование, ушёл только чудом.

Ночной истребитель немцев рухнул на колхозное поле на нашей стороне линии фронта, и ещё долгое время, пролетая над ним, экипажи бомбардировочного полка смотрели на эту сгоревшую груду перекрученного железа как на восьмое чудо света. Эти простые труженики войны хорошо понимали, что двадцать девятого августа тысяча девятьсот сорок третьего года все, кто прилетел на неповоротливом, безоружном и практически беззащитном перед стремительным истребителем транспортном самолёте, родились во второй раз.

Решение остаться в отряде «Командира» экипаж принял единогласно. Везение на войне штука редкая, но не единичная. За то короткое время, что они провели в отряде Егорова, все члены экипажа не просто наслушались удивительных историй бойцов «Командира», но и сами увидели, что бывает с теми, кто становится на пути отряда «Второго». Как сам «Командир» относится к своим бойцам, Лёха видел собственными глазами. Увидел и то, как относятся к бойцам «Командира» за линией фронта.

Сразу после приземления самолёта половину аэродрома оцепили бойцы спецполка НКВД, а все полёты бомбардировочного полка запретили. С самого раннего утра над аэродромом висели истребители прикрытия, закрыв аэродром наглухо. Всех раненых из отряда Егорова поместили в импровизированный госпиталь, но никуда не повезли, а, наоборот, вызвали к раненым бойцам бригаду врачей и медсестёр, которые никуда не отходили от них.

Кормили всех по самой высшей лётной норме, а как только «Лис» сказал, что доктор, Лёха, Женька и «Стрелок» теперь бойцы «Командира», к ним тут же потеряли всякий интерес сотрудники СМЕРШ. По одному только требованию «Лиса» экипажу отдали их личные вещи, которые, как оказалось, хранились у сотрудников НКВД. Не пропала даже банка тушёнки, сиротливо лежавшая у Женьки в тощем вещмешке.

Уже четырнадцатого сентября и Лёха, и Женька, и «Стрелок», и доктор, и все, даже раненые бойцы Егорова, оказались в Америке. Скорость, с которой всех выпихнули из страны, ошеломила Лёху, их даже не допрашивали и не обыскивали, только вручили каждому по ордену Боевого Красного Знамени и отправили дальше.

«Фею» и Таю наградили двумя такими орденами, а «Погранца», помимо «Знамени», орденом Ленина, что поразило экипаж Тарошина до глубины души. Они никак не могли себе представить, что этот весёлый, беззаботный, белобрысый парень – один из самых смелых диверсантов отряда, а эти юные девчонки, которых «Командир» открыто называет своими жёнами, выполняли сложнейшие задания в Даугавпилсе и Риге, свободно и бесстрашно разгуливая среди гестаповцев. Группы Зераха и «Погранца» оказались за линией фронта чуть позже, но тоже в полном составе и также улетели в США без задержек.

Ранним утром тридцатого августа летающая лодка «Sunderland Мк.2», патрулирующая побережье Шотландии, обнаружила четыре выбросившихся на берег немецких «е-ботта», через полтора километра стояли ещё два. Около всех торпедных катеров были люди, и командир патрульного противолодочного самолёта передал сообщение на базу. Он был первым, кто обнаружил тщательно разыскиваемые всей береговой охраной катера.

Первого сентября все газеты Великобритании опубликовали невероятную новость. На захваченных у немцев торпедных катерах вырвались из плена четыреста восемьдесят семь английских моряков и лётчиков. Многие из них были ранены.

Освободили их из плена бойцы партизанского отряда «Второго». Шестьдесят четыре бойца отряда пришли на катерах. Это были совсем молодые мальчишки и девять девушек, которых сразу же забрала в свой замок княгиня Елецкая.

Ни «Командира», ни пилотов и никого из группы «Рубика» среди них не было. Двадцать девятого сентября немцы торжественно объявили по радио, что отряд «Второго» полностью уничтожен.