Мы с Джейкобом осторожно крадемся между могилами, двигаясь на стук лопат. Нам предстоит подняться по склону и обогнуть церковь.

Мы благополучно все это проделываем, и я сразу вижу ее.

Женщина-Ворон сидит на большой каменной плите и, тихонько напевая, вертит светящуюся нить моей жизни, перебирает ее пальцами, будто играет в «колыбель для кошки».

Она не копает сама.

Но я продолжаю слышать стук. Я вижу в воздухе блики от стальных лопат, а яма у ее ног становится все глубже и шире, как по волшебству.

Тогда я поднимаю аппарат и смотрю через видоискатель, Вуаль меркнет, а реальный мир приобретает четкие очертания. Обе картинки выглядят одинаково, есть всего несколько отличий, но это важные отличия.

В реальном мире Ворон тоже сидит на камне, но там она не одна. Рядом, по грудь в яме стоят двое подростков, явно зачарованные ее пением. У них остекленевшие глаза, изо рта вырываются облачка пара, они без остановки выбрасывают из ямы жидкую грязь на поросший травой холмик.

Не отрываясь от объектива, я оглядываюсь по сторонам.

Ворота кладбища на замке. Из-за запертых дверей церкви доносятся глухие звуки, как будто кого-то заперли внутри. Кладбищенский двор пуст, если не считать Женщины-Ворона и двух мальчишек.

Я опускаю камеру, и в фокусе снова Вуаль. Подростки исчезают, видна только Женщина-Ворон, держащая украденную у меня жизнь.

– Какой план? – спрашивает Джейкоб.

Ох, как не вовремя! Его голос раздается в паузе между двумя шлепками грязи.

Ворон резко вскидывает голову.

Мы с Джейкобом ползем назад, прячемся за ближайшими памятниками, вжимаемся в сломанные надгробные плиты.

– Прости! – шепчет он.

Я выглядываю из-за плиты и вижу, как могильная яма Женщины-Ворона становится все глубже. И вдруг понимаю: у меня есть план.

Очень слабый, возможно, худший из всех, какие я придумывала, и Джейкоб – которому не нужно даже спрашивать, ведь он читает мои мысли, – уже мотает головой: нет, нет, нет, нет!

Но обсуждать и спорить некогда.

Лопаты перестали стучать.

Женщина-Ворон неторопливо встала.

– Нужно ее отвлечь, – шепчу я. – Прикроешь меня?

После долгой паузы Джейкоб отвечает:

– Как всегда, – и, нахмурившись, добавляет: – Но если умрешь, я никогда тебя не прощу.

Я обнимаю его за шею. А потом иду. Точнее, не то иду, не то ползу между могилами, по широкой дуге вокруг дерева, ямы и Женщины-Ворона в красном плаще.

Женщина-Ворон расхаживает около своей могилы, намотав на палец мою жизнь. Она уже готова забраться в яму, но тут над кладбищем раздается звонкий голос Джейкоба.

– Эй, послушайте!

Женщина-Ворон озирается и видит Джейкоба, стоящего на каменном надгробии.

– В чем дело? – спрашивает она нараспев с уже знакомой мне пугающей интонацией. – Маленький мальчик потерялся?

– Я не потерялся, – отвечает Джейкоб.

Она идет к нему, повернувшись спиной к могиле. Это мой шанс. Я совершаю короткую перебежку, а Джейкоб немного отступает, заставляя Женщину-Ворона идти за ним по дорожкам, все дальше от ямы.

– Бедняжечка, – воркует она, – иди же ко мне.

Краем глаза я вижу подростков, черты которых размыты завесой Вуали. Они стоят у кучи вырытой земли, глаза смотрят в пространство, руки безвольно повисли. Мальчишки все еще под чарами Женщины-Ворона.

Я уже почти добралась до могилы, но вдруг одна из моих кроссовок скользит. В яму сыплются комья земли, стучат о деревянный гроб на дне. Затаив дыхание, я замираю, но Женщина-Ворон не оглядывается, и я торопливо спускаюсь в могилу.

Прямо на гроб.

Я поднимаю крышку, а потом, хотя голос разума умоляет не делать этого, заставляю себя влезть внутрь.

Прямо туда, где лежат останки Женщины-Ворона в красном плаще.

Открою вам тайну: несмотря на то, что со мной случилось, больше всего я боялась не утонуть. Самый худший мой страх – быть похороненной заживо. Так вот, по собственной воле опустив над собой крышку гроба и погрузившись в затхлую и сырую тьму, я понимаю: этот страх никуда не делся.

Вжавшись в стенку гроба, я кое-как устраиваюсь рядом со скелетом в выцветшем красном платье. Судорожно сжимаю фотоаппарат и не дыша жду, что будет. Вот кто-то прыгает сверху на крышку.

Еще мгновение, и крышку поднимают.

Первое, что я вижу – моя жизнь. Женщина-Ворон держит ее в поднятой руке, как фонарь.

А она меня не замечает.

До самого последнего момента – до тех пор, пока не протягивает вниз руку, чтобы вложить в промежуток между своими ребрами краденую жизнь. Но она опаздывает. Молниеносным движением я перехватываю нить.

Руку охватывает жаром, взрыв света почти обжигает.

Но я не разжимаю кулак. Я крепко держусь за свою драгоценную жизнь – ведь это она и есть.

– Тупая девчонка! – шипит Женщина-Ворон.

Она хочет вырвать у меня нить, но теперь мы с ней связаны. Накрепко связаны этой самой нитью, за которую обе держимся, моей похищенной жизнью. Женщина выпрямляется и тянет меня за собой, прочь из гроба, вот я уже на ногах и другой рукой поднимаю аппарат, уверенная, что я справилась, справилась, уже победила…

Но Женщина-Ворон слишком проворна. Слишком сильна.

Ее свободная рука прикрывает объектив, загораживает отражение. Она срывает у меня с шеи камеру, фиолетовый ремень лопается, и отбрасывает ее в сторону. Камера падает на ее могильный камень, я слышу ужасный звук – линза разбита, серебристые осколки дождем сыплются на землю.

Я не успеваю подумать, вскрикнуть, а Женщина-Ворон вышвыривает меня из могилы. Раздается треск, я лечу назад, падаю на спину – не на мягкую травку, а на могильный камень, и воздух вышибает у меня из легких.

Кто-то трогает меня за рукав, я вскакиваю, но это Джейкоб, он стоит рядом со мной на коленях.

Моя разбитая камера валяется в грязи, но все было не напрасно.

Я не проиграла.

– Тебе не по силам тягаться со мной, – нараспев говорит Женщина-Ворон.

Я поднимаюсь на ноги.

– Ты уверена? – спрашиваю я, крепко сжимая в руке нить жизни. Ее половинку. Из кулака торчит обтрепанный кончик – место, где лента порвалась. Женщина-Ворон смотрит на свою руку, где тускло светится вторая половина. Теперь моя жизнь поделена между нами. Женщина-Ворон с жутким утробным рыком кидается ко мне.

Как же стремительно она движется – не человек, а тень, птица! Только что она была в четырех могилах от нас, а через мгновение уже нависает надо мной, раскинув руки, как крылья. Но между нами вклинивается фигурка, я едва успеваю заметить отблеск света на черной косе, и Лара поднимает свой маятник-зеркало.

– Смотри и слушай! – приказывает она.

Однако Женщина-Ворон успевает отвести глаза в сторону и выбивает у нее маятник. Цепочка отлетает в темноту, а Ворон нацеливается на Лару.

Лара проворно отскакивает и чудом увернувшись от когтей Женщины-Ворона, падает на нас с Джейкобом. Мы успеваем ее подхватить.

– Прости, что так поздно, – выдыхает она.

– Лучше поздно, чем никогда, – откликается Джейкоб.

– Как ты сюда пробралась? – спрашиваю я.

Лара кивает на кладбищенскую стену.

– Хорошо, что я не боюсь высоты… Я полагаю, – продолжает она, – у вас есть план.

– Конечно есть, как не быть, – вру я, пряча в карман светящуюся нить.

Женщина-Ворон, как змея, снова подбирается к нам.

– Хорошо, – кивает Лара, – но на всякий случай, если у вас все-таки нет плана, у меня он есть.

В этот самый момент Женщина-Ворон вдруг застывает.

Не так, как неутешный отец, смотревший в объектив моей камеры. Ее движения не замедляются, не делаются плавными, постепенно замирая.

Женщина-Ворон дергается, но ее руки прижаты к бокам. Она бьется и вырывается, и сквозь дымку Вуали я вижу обхватившего ее за плечи человека с копной рыжих волос.

Ей не вырваться. Ее крепко держит… Финдли!

– Изыди, нечистый дух! – разносится над кладбищем его звучный голос.

Я изумленно гляжу на Лару.

– Ты ему сказала?

– Я не хотела, – то ли оправдывается, то ли сердится она. – Но он пошел следом за мной и, я бы сказала, настоял.

– И он тебе поверил?

Лара разводит руками.

– Мы, британцы, редко чему-то удивляемся.

– Не хочу перебивать, – вставляет Джейкоб, – но кажется, у нас проблема.

Я сразу понимаю, о чем он.

Женщина-Ворон больше не вырывается. Она вдруг замирает в руках у Финдли – честно говоря, от этого еще страшнее.

– Ах, дети, – говорит она медленно и до тошноты ласково, – так дело не пойдет.

И она запросто проходит сквозь Вуаль. Прочь из мира живых, сюда, в землю мертвых. Финдли, оставшись с пустыми руками, падает и ударяется головой о могильную плиту.

Но мы пока не можем помочь ему. Женщина-Ворон уже здесь, прямо перед нами. Реальная, словно она и впрямь из плоти и крови, и краски такие яркие – волосы, как смоль, плащ красный, как кровь.

– Твоя жизнь – моя, – повторяет она. Ее голос завораживает, усыпляет, но я не позволяю ему увлечь меня за собой.

– Если хочешь вторую половину нити, – говорю я, – тебе придется иметь дело со мной.

– С нами, – уточняет Джейкоб.

– Со всеми нами, – Лара встает по другую сторону от меня. Она отыскала свой кулон, и теперь покачивает зеркальцем-маятником.

– Что вы говорите? – сладко воркует Женщина-Ворон, на ее губах играет недобрая улыбка. Во рту виднеются обломки острых зубов. Когда она набирает в грудь воздуха, чтобы запеть, я зажимаю руками уши. То же самое успевают сделать Джейкоб и Лара.

Но, как выясняется, она поет не для нас.

Для кого – становится понятно спустя мгновение.

На кладбищенском дворе появляются дети, они проникают сквозь ворота, движутся потоком меж могильных плит. Восстают из-под земли и собираются вокруг церкви.

Они идут отовсюду.

И все надвигаются на нас.

Нет, на Джейкоба и Лару.

Потому что на меня надвигается Женщина-Ворон.