Уолтер Мишел – автор «зефирного теста» – называет префронтальную кору областью «холодного мышления». Как показали исследования Мишела и его многочисленных коллег, дети способны демонстрировать контроль над своими побуждениями именно с помощью стратегий «холодного мышления».

Не об этом ли говорит Л. Витгенштейн: «Если бы лев мог говорить, мы не могли бы его понять»?

Согласно Готлобу Фреге, если это предельно упростить, под «смыслом» наших высказываний надо понимать нечто, что может быть выражено самыми разными способами – можно сказать так, можно иначе, а можно еще как-то, – но тот же смысл, по Г. Фреге, будет сохраняться. Но как это было бы возможно, если бы язык и вправду точно выражал смыслы? Никак и ни при каких обстоятельствах. Однако в том-то все и дело, что язык и не выражает смыслы, он в лучшем случае лишь очерчивает некое, недоступное ему пространство, в котором и находится соответствующий смысл, но угадать его можем только мы сами. А вот очертить такое пространство вокруг смысла можно действительно самими разными языковыми формами.

Собственно, поэтому, видимо, затраты мозга на работу «дефолт-системы мозга» исследователи считают настолько значительными – в разных исследованиях говорится о половине или даже о двух третях от совокупной работы нашего мозга.

Каждое из них было, по существу, отдельным интеллектуальным объектом с одной и той же, правда, номинацией (названием/именем).

См. Курпатов А. В. Что такое мышление? Наброски. П. 96.

Именно о ней идет речь, когда я пользуюсь образами «осознанности», «луча осознанного внимания» и т. д.

Назвав селфриджских демонов «глупцами», Роберт Орнстейн рисует в рамках своих, уже психологических исследований показательную картину такого – неиерархического способа – прочтения психики. Впрочем, все это лишний раз демонстрирует состоятельность подхода А. А. Ухтомского с его игрой «конкурирующих доминант».

Цит. по Волков Д. Б. Бостонский зомби: Д. Деннет и его теория сознания. М., 2012. С. 122.

Там же. С. 123

В детских сказках животные и вовсе не отличаются от людей, но и взрослые могут относиться к своим домашним любимцам так, словно бы те, действительно, являются людьми, но вот просто такими.

Здесь следует отметить действительное генетическое сродство осязания и проприоцептивной чувствительности с мышлением, на что настоятельно указывал Лев Маркович Веккер.

В качестве примера сошлюсь на книгу Грега МакКеона «Эссенциализм. Путь к простоте», где он подробно разбирает одну из таких «программ-утилит», побуждающую нас обнаруживать «внутреннюю сущность» у всякой вещи или явления. Это также одна из разновидностей «гомункулизации».

Есть еще, конечно, и неконструктивный способ – хвататься за любой нарратив, способный помочь нам вернуть себе утраченное в этот миг чувство устойчивости. Но это уже совсем не про «мышление», так что подробно останавливаться на этом не стоит.

Конечно, математические аксиомы, например, сопротивляются неверным вычислениям, но это частный случай отношений элементов мира интеллектуальной функции.

Не случайно этот вопрос подробно обсуждался в «Соображении № 7»: попадание «фактов» к нам ограничено действующими нарративами, так что сама эта возможность обнаружения новых «фактов» – отдельная и большая проблема.

Подобные эффекты подробно описаны, например, в концепции «доминанты» А. А. Ухтомского, который говорил, что «доминанты» никогда не исчезают полностью, но, если они ничем не спровоцированы, они находятся «в глубине» психики. Аналогичный феномен, но используя уже метафору «гештальта», описывал и Ф. Перлз, в его теории соответствующие интеллектуальные объекты назывались «завершенными» и «незавершенными ситуациями».

Однако количество людей, которых вы знали, скорее всего, значительно больше. Только в одном моем телефоне более тысячи номеров, хотя значительную часть моих прежних абонентов я не могу сейчас даже идентифицировать – кто это и почему мы созванивались? И это только одно мобильное устройство, а ведь было время, когда не у всякого и был-то телефон (не говоря уже про электронную почту и аккаунт в социальной сети), чтобы можно было занести в этот «список кораблей».

Полагаю, например, что пространство мышления болельщика «Спартака» сильно перегружено околофутбольными «специальными объектами» – игроками, тренерами, будущими соревнованиями и т. д.

В этом случае правильнее, наверное, даже говорить, что такое «пространство мышления» еще будет «плоскостью мышления».

Кант И. Критика чистого разума.

В методологии мышления мы называем такие фантомы «форпостами веры».

Лат. – «человек» «играющий» «язык».

В состоянии тотальной сенсорной депривации, во сне, а также в случае истинных галлюцинаций при психической патологии, наш мозг производит подобные «картины», не сообразуясь с состоянием рецепторов.

Должен оговориться, что теория эволюции взята мою только ради примера, ею может быть любая подобная теория «объяснительного» толка.

«Эмерджентность», emergent (буквально – «неожиданно возникающий»): странное свойство системы порождать некое новое качество, которое непонятно как вытекает из совокупной деятельности ее элементов.

Впрочем, и сейчас наши представления о заболеваниях – это только наши представления, не более того, пусть и весьма функциональные.

Включая, кроме того, целый, уходящий глубоко «под землю» нашего сознания, небоскреб спрятанных в нашем языке способов отношений между людьми.

Речь идет о чувствительности трех видов зрительных колбочек сетчатки человеческого глаза к различным длинам волн.

«Theory of mind» – термин, не имеющий адекватного аналога в русском языке и переводится обычно как «модель психического состояния другого человека» или «понимание другого сознания». Обладать theory of mind – это значит уметь воспринимать переживания (убеждения, намерения, представления и т. д.) других людей таким образом, что это позволяет понимать и прогнозировать их поведение.

Впрочем, «время» мешается и там, и там. Будучи лишь нашим способом развертки действительности, эта координата не приспособлена ни к масштабам Вселенной, ни для квантовой механики. В одном случае, оно кажется совершенно лишним («вредной иллюзией», как говорил о нем А. Эйнштейн), в другом – столь громоздким «объектом», что это портит все дело, порождая новые и новые парадоксы.

Значительный вклад в которую внес выдающийся физик Джон Уилер, который, кроме своих исследований, известен тем, что создал понятия «черная дыра» и «кротовая нора»

«Хотели бы получить» – это, конечно, тоже условность, дидактически осуществленный антроморфизм.

Повторюсь, что в данном случае я опять-таки использую понятие реконструкции максимально расширительно. В рамках методологии мышления мы понимаем под термином «реконструкция реальности» всего лишь некую технику. Впрочем, в данном контексте становится понятно, как мне кажется, ее подлинное значение.

Речь, прежде всего, идет о «стремлении к динамической стереотипии», принципах формирования «гештальта», акцепторе результата действия и т. д.

Существует множество версий этого анекдота, но суть всегда одна и та же: некто утверждает, что земля держится на гигантской черепахе, а на вопрос – на чем же держится черепаха, следует этот ответ: «Вы меня не запутаете! Там черепахи до самого низу!».

Здесь мы не будем останавливаться на фундаментальном значении, которое имеет усвоение языка в онтогенезе для формирования пространства нашего мышления (данный вопрос был рассмотрен в книге «Что такое мышление? Наброски»).

Здесь и далее понятие «пунктировать» следует понимать, исходя из его медицинской этимологии, где под пункцией понимается диагностическая процедура, предполагающая создание прокола в исследуемом органе.

Данный перевод на английский немецкого слова Sachverhalt из немецкого оригинала «Трактата», впрочем, самого Витгентшейна, как мы знаем, не слишком устраивал.

О том что такое понятиях «тензора» и «тяжести интеллектуального объекта» в методологии мышления можно узнать из книг «Что такое мышление? Наброски» и «Пространство мышления. Соображения».

Данные интеллектуальные объекты – «сигналы сигналов» (речь, прежде всего, идет, конечно, о «слове») – включают в себя и звуковой интеллектуальный объект слуховой коры (звучание слова), и визуальный интеллектуальный объект зрительной коры (начертание слова), и интеллектуальный объект, представляющий данный «сигнал сигналов» в зонах Брока и Вернике, а также в интерпретативной зоне левого полушария [У. Г. Пенфилд], а также интеллектуальные объекты сенсомоторных паттернов артикуляции, жестикуляции, письма и т. д., и т. п.

Именно этим объясняется то, почему в предыдущих пунктах «внутреннее психическое пространство» и «пространство мышления» в ряде мест указывались через запятую, или как уточнение – в скобках.

Не случайно, до возраста примерно трех лет человеческий ребенок даже уступает детенышу шимпанзе в способности решать когнитивные задачи. И лишь с трех лет, осваиваясь с языком, ребенок человека осуществляет резкий скачок и обгоняет в шимпанзе в интеллектуальном развитии.

Здесь следует отметить, что когда ребенок только осваивает речь, слова, которые он использует, воспринимаются им, по существу, как имена собственные конкретных предметов. Однако, достаточно скоро ребенок научается использовать слова, генерализуя соответствующий функционал, предполагаемый словом, в отношении значительного числа схожих объектов. Так, например, ребенок изначально считает, что «куклой» является только его кукла, но скоро он обнаруживает, что «кукла» – это слово, которое обозначает широкий круг предметов – что, грубо говоря, «кукол» много и они бывают разные, хотя и объединены некими общими признаками.

Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Т. 2, М. 1993. С. 575.

Там же. С. 575–576.

Подробно см. статью: Егорычев И. Э. Гетерофеноменология интенциональных систем //

В тех работах, где я так или иначе касаюсь проблемы сознания, принцип наименьшего действия, примененный к области мышления, я всякий раз так и называю – принцип экономии мышления.

Данной монографией Андрей Курпатов по сути завершает предпринятое им фундаментальное исследование проблемы мышления, и поэтому, чтобы попытаться понять всю его глубину и системность, я настоятельно рекомендую внимательнейшим образом прочесть как минимум две предыдущие его работы: «Методология мышления. Черновик» и «Что такое мышление? Наброски».

Если мы действительно верим в то, что бог не пошлет на землю дождь, если мы не принесем ему в жертву козла, то мы принесем ему в жертву козла. Если я действительно верю, что тотем племени делает меня неуязвимым для вражеских стрел, то я бесстрашно кинусь навстречу пущенным в меня стрелам и т. д. Но что я могу сделать, чтобы доказать, что действительно верю в превращение вина в кровь Христову во время совершения таинства причастия? Скажем, я мог бы поспорить с кем-то на огромную сумму денег и затем отправить жидкость в лабораторию, а специалисты попытались бы обнаружить в ней гемоглобин и ДНК Иисуса, но выносить вино за пределы церкви во время обряда было бы кощунством, не правда ли? Более того, будучи извлеченной из тотальности ритуального контекста, чудесная субстанция неизбежно утратит все свои «трансцендентные» свойства и продолжит быть обыкновенным вином. Поэтому в данном случае в распоряжении остается единственный тип поведения, «доказывающий» мою убежденность, – это исповедовать мою веру, т. е. снова и снова повторять вслух всем, кто согласится меня слушать, что я действительно верю во все эти таинства.

Витгенштейн Л. Философские работы. Часть 1. М… 1994. С. 352.

Там же. С. 325.

Даже математику чрезвычайно легко «заиграться» с символами, совершенно забыв, что же именно он собирался доказать вначале. Это очень хорошо осознавал Гаусс, которому принадлежит четыре или пять строго формальных доказательств так называемого квадратичного закона взаимности – но именно потому, что доказательств оказалось так много, Гаусс утверждал, что не понимает до конца этого закона!

Принципу, в соответствии с которым работает эволюционный алгоритм, а, соответственно, и тому единственно доступному способу, при помощи которого «близорукая» (т. е. неспособная ничего предвидеть и предсказывать) природа вынуждена справляться перед любыми встающими перед ней проблемами, Клод Леви-Стросс в своей работе «Первобытное мышление» дал очень точное имя – бриколаж. Это место замечательно комментирует Ж. Деррида: «Бриколер… это тот, кто пользуется “подручными средствами”, то есть инструментами, которые он находит в своем распоряжении вокруг себя, которые уже тут, которые не были специально задуманы ради операции, для коей их заставляют служить и к каковой их методом проб и ошибок пытаются приспособить, без колебания меняя всякий раз, когда это покажется необходимым, пробуя по нескольку сразу, даже если происхождение и форма их предельно разнородны и т. п. (Деррида Ж. Письмо и различие. СПб, 2000, С. 359–360) Д. Деннетт с той же целью пользуется другим словом – серендипити (англ. – serendipity). В 2004 году это слово вошло в десятку самых труднопереводимых слов, по версии Британского общества переводчиков, но суть его примерно та же – это нечто, собранное ad hoc, по случаю, «на коленке», но позволившее неожиданно эффективно решить проблему.