Иллюзия «независимости»

41. Все это не только противоречит нашей интуиции, но и, как кажется, не согласуется с фактами. В конце концов, есть ведь люди, которые «много добиваются» в своей жизни, а есть те, кого иначе как «ходячая катастрофа» не назовешь. Разве не свидетельствует это о важности «личного выбора», «личностных качеств» и т. д.? Нет, не свидетельствует.

Допустим, что мы можем устранить все случайные факторы, влияющие на поведение человека – гены и психотип, семейное окружение, в котором он воспитывался, образование, которое он получил, перенесенные им болезни, последствия воздействия психотравмирующих факторов и т. д., и т. п. Допустим так же, что мы имеем двух человек относящихся, так сказать, к какой-то одной «чистой линии».

Складывается впечатление, что такие субъекты должны быть одинаковы, но если они отличаются друг от друга (а так, скорее всего, и будет), то дело, «следовательно», в неких их внутренних, личностных качествах. И это ошибка, а слово «следовательно» совершенно не случайно дано мною в кавычках.

По существу, мы имеем дело с вариацией классической «фундаментальной ошибки атрибуции» [Л. Росс]: мы не учитываем эффект информационного воздействия, или, если угодно, эффект «информационной ситуации».

42. Наш мозг «живет» в информационной среде, и у каждого из нас она разная. Да, она отличается лишь в нюансах, но эти нюансы, накладываясь друг на друга, создают кумулятивный эффект.

Два человека читают одну книгу – содержание одинаково, но кто-то зацепился за один факт, потому что у него болит поясница, а кто-то за другой, потому что страдает от неразделенной любви. Все, ситуация поменялась, теперь они выберут уже разные книги для следующего прочтения, а после – совсем разные.

Этот последующий выбор не будет сознательным, этот выбор осуществит мозг (точнее – конкретные нейронные ансамбли) наших воображаемых читателей книг, а не их «я».

43. Образно говоря, одна и та же книга (по независящим от нее обстоятельствам) откроет в головах разных читателей разные гештальты [Ф. Перлз], для завершения которых одному окажется нужна одна информация, а другому – другая.

Этот дефицит, испытываемый конкретным мозгом, и определит последующие его выборы. Последние, впрочем, возможно, приведут к тому, что побужденный некогда к жизни «открытый гештальт» не только не закроется с течением времени, а напротив, будет только разрастаться и шириться.

Так я, например, могу только догадываться, дорогой читатель, сколь извилистый и непростой путь привел вас (не утратившего интерес к прочтению аж до этого места) к тому, что вы читаете сейчас эту книгу.

Влияет ли на вас то, что вы сейчас читаете? Да, и не важно, насколько вы согласны с конкретными тезисами или выводами. Возможно, вам вообще все в этой книге не нравится. Но если вы продолжаете читать, что-то с вами неизбежно происходит, что-то в вас меняется.

И эта перенастройка вашего мозга происходит сама собой, вне зависимости от того, хотите вы этого или нет. Это не вопрос вашего «свободного выбора» или «сознательного решения», а результат вашего всегдашнего присутствия в фактической реальности.

Иными словами, мы можем нести в себе любые установки – например, «эта книга не окажет на меня никакого влияния!». Мы вообще можем думать все, что нам заблагорассудится. Но реальность будет определяться действием фактических сил, а не нашими теориями.

Становимся ли мы, пока вы читаете эту книгу, единомышленниками или, наоборот, превращаемся в горячих оппонентов, – вы меняетесь. Результат этих изменений определит ваши последующие выборы: не вы, а ваш мозг, создавший этот результат (напряжение в соответствующих нейронных ансамблях), определит их.

44. Почему все это важно понимать, когда мы пытаемся думать о реальности?

Прежде всего потому, что нам нужно полностью избавиться от идеи нашей «независимости» от реальности. Мы не можем быть от нее независимы.

И это не этический вопрос «свободы воли», это вопрос куда более фундаментальный – это вопрос того, как реальность, на самом деле, организована. Это, если угодно, вопрос о ее тотальной целостности.

45. С другой стороны, все это, как мне представляется, позволяет осознать суть и необходимость методологии мышления.

Методология ставит перед собой цель таким образом организовать мышление, чтобы, во-первых, добиться его соответствия реальности («принцип достоверности»), а во-вторых, получить возможность воздействия на эту самую реальность через инструменты мышления, посредством мышления («принцип реципрокности»).

Это не значит, что методология мышления сделает нас свободными от реальности, а мы обретем способность гнуть ложки взглядом и ходить по воде. Это значит только то, что, будучи согласованными с реальностью в своем мышлении, мы получаем возможность реципрокной связи с реальностью.

Впрочем, я пока чуть забегаю вперед.

«Объективное» и «субъективное»

46. Наши фантазии – представления о прошлом и будущем, а также образы других людей и различные абстрактные умозаключения – являются реальностью.

Реально, конечно, не содержание наших фантазий (речь не идет о реальности того или иного будущего, например), а тот факт, что мы фантазируем на соответствующие темы.

Для психиатра вовсе не так важно, какие именно галлюцинации возникают в мозгу его пациента-шизофреника, их конкретное содержание. Ему важно, что они в принципе имеют место, происходят. На основании этого факта он выставляет диагноз и назначает лечение.

47. Все, что происходит, это реальность. Из этого должно быть понятно, что когда мы говорим о реальности, речь не идет о том, что обычно понимается под «объективностью», которая, в противопоставлении «субъективному», предполагает действительное присутствие чего-либо во «внешнем мире».

Реальное – это не абстрактное «объективное», которое, как мы понимаем из вышесказанного, весьма условно. В конечном счете, все, с чем мы имеем дело, дано нам через репрезентации, созданные в нашем головном мозге, то есть, автоматически «субъективно» (всякое «объективное» или «внешнее» воссоздается мозгом в нем самом, в соответствии генетическими программами и выученными настройками, которыми он для этого пользуется).

48. Противопоставление «объективного» «субъективному» – удобная фикция, которая, вероятно, прагматически может быть как-то оправдана, но с точки зрения методологии мышления абсолютно бессмысленна, потому что не выдерживает проверки на достоверность – у нас нет критериев, которые бы могли вылущить «объективное» из «субъективности» мозга.

Проверка же факта на достоверность вовсе не является самоцелью, а тем более игрой в «истину». Но если в своих умозаключениях мы будем использовать соображения, которые не согласуются с фактами, а являются следствием, например, языковых игр («объективное/субъективное», «живое/мертвое», «справедливое/несправедливое»), мы неизбежно допустим ошибку.

49. Важно осознать этот факт: все для меня есть работа моего мозга – и компьютер, за которым я сейчас пишу этот текст (чей образ создан моим мозгом: зрительное восприятие, тактильное, звуковое – я слышу звук клавиш, когда нажимаю на них), и те соображения, которые я пытаюсь сформулировать и записать, одинаково реальны.

Думать, что где-то есть «объективная» реальность, а где-то «субъективная» – совершеннейшая нелепость. Все они созданы из одного и того же нейрофизиологического теста. Хотя, конечно, у каждого из нас есть доступ лишь к определенному набору фактов; у одних он один, у других – другой. Но все это, в любом случае, одно пространство реальности.

50. Допустим, я вижу некоего человека, который идет по коридору Высшей школы методологии (предположим, что у меня нет истинных галлюцинаций, и все это происходит в действительности).

Итак, он – этот человек – реален как объект внешнего мира, и я его воспринимаю соответствующим образом (все это происходит). Но он совершенно так же реален и как мое представление о нем: мой мозг содержит образ этого человека (и это тоже то, что происходит) – я знаю, сколько ему лет, чем он занимается, женат или разведен, и т. д., и т. п.

Он не идет по коридору с табличкой, на которой все это написано. Соответствующая «табличка» на его счет есть у меня в голове и сейчас она оказывается «высвеченной» лучом моего внимания, «загорается» в моем сознании.

То есть, у меня в голове есть образ этого человека (и сейчас он активизируется), куда более объемный и содержательный, нежели «объективная реальность», которую я могу «объективно» воспринять, обнаружив «какого-то» человека посреди коридора.

Так, кого же я сейчас вижу в коридоре – «объективного» человека, или то, что я «субъективно» о нем думаю? Что для меня важнее – увидеть его «объективно», или увидеть то, что я (мой мозг) о нем знаю? Что, так сказать, более реально? Можем ли мы вообще задаться таким вопросом?