Взглянув на часы на телефоне, Алёша вошёл в центральное здание базы отдыха. Успел. Даже странно. В холле операторы настраивали камеры:

– О! Лёша, дай-ка мы на тебя прицелимся. Притормози.

– О’кей.

Алёша остановился. Ещё семь минут, время позволяет. Объективы ожили, и вдруг откуда-то появилась Вика: с двумя хвостиками, как школьница, в смешных тапочках-зверятах, гетрах до колена и в просторной майке-платье, едва закрывающей ягодицы.

– Привет, а я тебя сегодня не видела! Ты убегал куда-то? – ласково улыбнулась она и внезапно чмокнула Алёшу в щёку.

– Привет, – оторопел он. – Тебя подменили?

– Да знаешь, надоело всё! Ты был прав, – она невинно кивнула, – лицо терять нельзя, как бы трудно ни было.

Алёша улыбнулся недоверчиво:

– Ну, хорошо, если так. Ты же знаешь, никогда не поздно измениться…

Вика подошла к нему ближе:

– А ты у Маши был?

– Не думаю, что тебя это касается.

– Лёш, мне правда стыдно. Я всю ночь думала, заснуть не могла. – С виноватым видом она посмотрела на него снизу вверх и взяла за руку.

Алёша высвободил пальцы, едва подавив брезгливость:

– Меня Штальманн ждёт.

– Иди, – сказала она нежно и, поправив чёлку, взглянула в камеру напротив.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он обернулся, недоумевая: «Что ещё за цирк?» Вика чирикала с операторами – ни дать ни взять девочка-колокольчик. Впрочем, что бы она ни надела, от неё за версту разило грязью, необъяснимой, но явственной. Руки бы вымыть. Штальманн торчал у дверей в студию.

– Явился, Колосов? Хорошо! Ценишь-таки наше шоу, – заявил он и почти душевно улыбнулся.

– Ценю, – ответил Алёша, но подумал «Слишком ласков. Не к добру».

– Тут такое дело. – Штальманн подхватил его под локоть. – Ты нужен как артист. Готов?

– Могу попробовать, если надо, – пожал плечами Алёша.

– Умница-умница, давай, вот сюда устраивайся. Сейчас всё обсудим. – Продюсер усадил его, как дорогого гостя, в кожаное кресло и одним пинком вытурил из студии зазевавшегося звукооператора.

В искусственном полумраке линзы очков отражали свет настольной лампы, и оттого квадратное лицо Штальманна казалось гротескным.

– Кофе-чаю хочешь? – спросил продюсер. – Коньяку?

«Впереди апокалипсис», – решил Алёша и отказался.

– Как хочешь. Суть дела такова: у нас шоу – это большие деньги, большие расходы. Ты сам видишь, сколько народу здесь трудится. Зарплаты, постановки, костюмы, ваше содержание – всё это деньги. Опять же эфирные часы на канале – деньги. Приз победителю – деньги. Раскрутка потом, клипы – деньги.

Алёша кивнул, не понимая, куда тот клонит.

– Ты – молодец, красавчик, тебя любит камера. Конечно, компании пришлось сделать дополнительные вложения в твоё здоровье и на устранение мелких неприятностей, типа с дверью, но! – Штальманн задрал палец вверх. – Ты лидируешь в рейтинге голосования с большим отрывом от других участников. Это значит что? А то, что зрители платят за тебя деньги. Это прекрасно, но сумму дохода надо увеличить, и в финал по сценарию должны выйти два парня и девушка. Одним из них будешь ты. Вероятнее всего, победителем. Улавливаешь?

– Нет. Не думал, что есть сценарий. Разве не зрительское голосование всё решает?

– Мда, Марк говорил, что ты немного наивен… Ну, ничего, сейчас поймёшь, парень не глупый. Послушай, ты особо о себе не распространялся, и поначалу это было плохо, а теперь – хорошо. Есть простор для манёвра. Итак, голосует у нас кто в основном?

Алёша развёл руками.

– Девочки-писюшки. Они же визжат на твоих выступлениях. Фанатки. Стадо. Этим стадом можно управлять, если знать как. Мы сначала удивились, почему они выбрали в кумиры тебя, а не Славу – такого няшку-няшечного, и не Романа – вроде куда уж брутальнее мачо. Мы на Романа ставили, если честно. Ан нет, оказывается, нынешних писюшек «чистые поля» привлекают. Я про энергетику. Вот ты у нас – бунтарь-менестрель, такой весь искренний рокер – не пристебёшься. А потому все писюшки твои. В сообщества не заглядывал? В соцсети?

– Нет.

– Зря. Стихи пишут, портреты рисуют, мечтают… Но сходятся в общем мнении: Колосов слишком закрыт, чувств не хватает, не на сцене – там ты молодца, даже меня пробирает, а в реале. Вон как все оживились, когда ты девчонку из балета со сцены на руках потащил…

– Моя личная жизнь никого не касается.

– Да твоя настоящая личная жизнь на фиг никому не нужна. Но ты артист, придётся сыграть другую. Нам нужно, чтобы в финале были два лидера – ты и Виктория Куропаткина. Девушка красивая, эффектная, мы на неё рассчитываем.

– Я при чём? – резко спросил Алёша.

– Ух, нетерпеливый! – победно встряхнул кулачками Штальманн. – Суть такая: если герой писюшек влюбляется, они влюбляются вместе с ним, и тратить деньги начинают на всё, что с ним связано – поддерживают, чтобы герой не скучал и не грустил. Они ж за него горой! И у Вики свой контингент. Мужиков, конечно, сложнее раскрутить, но тоже можно. Она вся такая секси, добавим ей нежных чувств и глубокий внутренний мир. Так мы увеличим доходность на вас обоих, а вам расширим охват поклонников. Ход проверенный. Так что сценаристы уже расписали подробно вашу историю: как вы встретились на проекте, сначала ноль зажигания, а потом вспыхнула любовь, когда ты Викторию защитил от полоумного фаната. Кстати, она сказала, что-то подобное было, а? Можно даже постановочку сделать… И кадры из лечения включить, не зря всё снимали. К тому же, если у тебя снова с ногами что-то случится, уже не так страшно. Наоборот. К месту будет. Ну и трам-парам.

Алёша хмуро смотрел на продюсера, прикидывая, когда же закончится этот глупый розыгрыш – стоило ради подобного бреда отрывать его от Маши.

– На этой неделе эфиры будут каждый день, начиная со вторника – как раз праздники, народ будет бухать и телик смотреть. До декабря мы шоу должны закончить. От тебя ничего особого не потребуется: несколько заученных фраз в интервью, романтическая фотосессия, на людях с Викой появляться, в ночной клуб, в ресторан съездить (мы оплачиваем), цветы и пара поцелуйчиков. Всё, – вдохновенно закончил Штальманн. – Ну, чего ты молчишь?

– А на коне белом к ней не надо подъехать? – глядя исподлобья, бросил Алёша.

– Неплохо, но за рамки формата выходит.

Хотя…

– Может, ещё и порно в Интернет выложить… для подъёма рейтинга? Вы только скажите, – пренебрежительно усмехнулся Алёша. – А ещё скажите, вы что курили? Или грибы не те в ресторане подали?

Улыбка сползла с лица Штальманна, превратившись в злобный оскал:

– Ты что себе позволяешь, щенок?! Думаешь, несколько раз засветилась по ящику твоя смазливая морда, и уже всё – звезда? Не обольщайся, завтра тебя забудут! А если я постараюсь, тебя забудут навсегда. Музыкой копейки не заработаешь. Ни один концертный зал в столице на пушечный выстрел не подпустит. Я уже не говорю о продюсерах: кто возьмёт долбанутого монаха-маньяка, у которого за плечами покушение на убийство?

Алёша дёрнулся в кресле, сжав кулаки:

– Это не доказано!

– Разве меня это остановит? И помилуй, кто здесь требует доказательств? Свидетелей найдём. Пустим в эфир. Слухов добавим. Не отмоешься. Ты ведь сырьё, не больше. Если я захочу, станешь новым королём, а не захочу, в дерьме потонешь.

– Похоже, я уже там. По горло.

– Будешь вякать, захлебнёшься. И девчонку твою, танцульку эту, которая порезалась, туда же запихну.

– Не посмеете, – прорычал Алёша.

– Ага, больная мозоль, – ухмыльнулся продюсер и выставил вперёд квадратную челюсть, будто напрашиваясь на удар. – Помни, любую историю можно повернуть так и эдак. Это телевидение. Раз, – он щёлкнул пальцами, – и ты герой, два – и твоя танцовщица – проститутка, на которой пробу ставить негде. А откажешься с Викой постановочный роман раскручивать, про тебя с девчонкой фильмец смонтируем, всю историю с грязными подробностями, как довела возвышенного парня до комы городская шалава. И думаешь, не найдём на неё ничего? Ошибаешься. Уже нашли. И дальше стриптиз-баров твою девочку тоже никуда не возьмут, разве что на ночной канал.

Алёша весь заледенел, а Штальманн довольно резюмировал:

– Так что ты решай, решай, мальчик. До завтра разрешаю подумать. А теперь иди, репетируй.

Штальманн вышел из студии, оставив дверь приоткрытой. Алёша откинулся в кресло. Не много ли он должен заплатить за желание петь? Продаться с потрохами? Пение его путь – но не такой ценой! Алёша порывисто встал с мыслью догнать Штальманна и послать ко всем чертям, как вдруг зазвонил телефон. Алёша поднял трубку и услышал нежное Машино:

– Я люблю тебя!

– Я тебя тоже, – ответил он, вдруг почувствовав себя безоружным перед стаей голодных тиранозавров с долларами вместо зрачков. Он сел и схватился за голову: – Я очень тебя люблю!

Тиски. Они давили сильно, не давали вдохнуть. Алёше казалось, что он зажат в них, чтобы не убежал, и вот-вот голову расплющит пресс.

– Что же с голосом у тебя сегодня? – не понимала педагог по вокалу. – Песенка такая простая. На русском. Про любовь. Давай ещё распоёмся.

Алёша кисло поморщился: «Какой может быть голос, если голова скоро треснет от напряжения».

– Ты не заболел? – обеспокоилась Ирина Викторовна.

– Нет. Но я был бы вам благодарен, если бы вы дали мне десять минут перерыва. Мне надо собраться с мыслями.

– Хорошо, иди.

– Извините, боюсь, там мне не дадут…

– Ну ладно, как скажешь. Отдохни.

– Спасибо.

Он подошёл к окну и распахнул его, подставив лицо ветру. Стало чуть легче. Но не проще.

Надо же! Ещё утром во главе угла стоял вопрос: мстить или не мстить, а теперь гнев угас – на воображаемых чашах весов беременная преступница и «монах-маньяк» уравновесили друг друга. Но стоит уронить лишнюю каплю крови, сказать слово, и баланс нарушится. «Мне отмщение, аз воздам» – крутилось в голове. «Тебе» – отвечал Алёша, оставляя прошлому прошлое, тревожась о настоящем. Хотелось заорать во всю глотку: «Господи! Что делать? Подскажи!», и Алёша, забыв об учительнице, закутавшейся в шаль у электронного пианино, сложил ладони, обращаясь к небесам в едва слышимой молитве:

«Да воскреснет Бог, и расточатся врази его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут…»

Алёша не нашёл решения сразу, но немного успокоился, а пока решил не торопить события: день на размышления дан, его стоит на них потратить.

Вечером на выходе из столовой рядом с Даланом, которому, как ни странно, нравилась местная стряпня, Алёша заметил чужака. Длинный рыжий бородач беседовал с певцом, как со старым знакомым, и высматривал конкурсантов. Алёша угрюмо направился к дверям.

– Постой, – ухватил рыжий его за рукав. – Надо поговорить.

И по голосу Алёша сразу узнал – водопад, Залесская, помощник режиссёра или оператор, тот самый, что разыскал место. Ему наверняка поручили съёмки романтической фальшивки с Викой. Обойдётся. День ещё не прошёл.

– Извини, занят, – едва обернулся Алёша и, высвободив рукав, пошёл дальше.

Но рыжий не отстал:

– Вопрос важный. Касается того, что произошло в Залесской.

Алёша остановился. Демонстративно засунул руки в карманы:

– Что ещё о Залесской?

Рыжий съёжился под тяжёлым Алёшиным взглядом и признался:

– Я муж Кати… Ты понял какой. Давай поговорим, как мужики. Я Леонид, Лёня. А ты Алексей?

– Да, – поджал губы Алёша.

– Может, не здесь, а у тебя или вон там, в закутке.

– Странно, что ты не любишь камеры, – усмехнулся Алёша. – Оператор вроде.

Они зашли в уголок отдыха за большой кадкой с распальцованной пальмой. Рыжего понесло: то заламывая худые руки под стать кладбищенской плакальщице, то размахивая ими, как аэромен у заправки, он тараторил:

– Брат, я всё понимаю. Ты злишься на Катю. Да и как не злиться! Поступила, как стерва. Я понимаю. Но, ты вспомни, ты был никакой – в аффекте. Сам-то что натворил… И она тоже: на глазах чуть подругу любимую не убили. Просто представь себе! Вот ты бы устоял? Вот скажи. Нет, я понимаю. Но она знаешь, как любит Марусю? Я даже ревную иногда. Кажется, больше чем меня. И я Марусю люблю – мы с ней друзья и соседи уже много лет. Так и с Катей познакомились, благодаря ей. А Катя же на Маруську молится: говорит, Маша – ангел. Самая-самая. Всё для нее. Уже еле ходит – беременность сложная, – а бегает к ней: то курочку, то рыбку покушать тащит, салатики всякие. Боится, что Маша себя голодом заморит. Вот как любит. А тут такое увидеть. Катя и не сдержалась. Брат, пойми. Ведь на неё тоже нападали в детстве. Зверски изнасиловали. Она до сих пор шугается ерунды разной. Не сдавай её полиции… – умоляюще взглянул Лёня. – Уже ничего не исправить. А сын без матери расти будет. И я один. Ну как я ребенка воспитаю, а, брат?

Алёше стало неприятно. Рыжий был жалок: трясущаяся бородка, колени полусогнутые, как у нашкодившего пса, разве что хвост не поджимал за неимением оного.

– Остановись, – сказал Алёша.

– Что? Поздно? Уже поздно? Ты был в полиции?

– Не был. – Алёша смотрел на рыжего – хотелось его встряхнуть, выпрямить, вернуть человеческий облик – и добавил: – И не пойду.

Рыжий растрогался, принялся трясти Алёше руку:

– Спасибо, брат, спасибо! Век буду обязан. Только не передумай! За лечение, если надо, платить будем. Всё, что скажешь. Я и тут, кстати, всех знаю. Подскажу, познакомлю, сведу с полезными людьми…

– Ничего мне от тебя не надо. На исповедь с женой сходите. И живите по заповедям.

– Сходим-сходим, – мелко кивал головой тот, как сувенирный пёс на передней панели авто. – И обвенчаемся, и сына покрестим.

Алёша уже собрался уходить, но рыжий опять вцепился ему в кисть:

– Брат, я, может, многого прошу. Но ты, я вижу, человек хороший. Напиши Кате эсэмэску, что прощаешь. А то она уже сумку в тюрьму собрала. Целый день по дому бродит, то плачет, то за живот хватается. Боюсь, не доносит. А ведь первенец, брат…

Чтоб избавиться от него скорей, Алёша протянул руку:

– Давай мобильный.

Лёня услужливо подал трубку и, по-жирафьи вытягивая шею, нависал над Алёшей, пока тот набирал текст: «Я поступал не лучше. Иисус прощал большее. Я не держу на тебя зла. Живи спокойно». Алёша нажал на кнопку «Отправить» и, как ни странно, на душе стало легче, будто поставил жирную точку в конце долгой истории. Ненависть страшно к земле прижимает. Хорошо от нее освободиться.

Он вернул телефон горемычному мужу, и, пока тот читал эсэмэску, Алёшу посетила светлая мысль:

– Послушай. А ты ведь реально можешь мне помочь. Ты тоже, кажется, человек неплохой. И к судьбе Маши имеешь отношение.

– Я «за», я «за». Скажи как. – Лёня был весь внимание.

– Присядем. В общем, ситуация почти патовая, и я бы хотел сделать следующее… – И Алёша посвятил внезапного слушателя в свои проблемы.

Алёша был полон решимости. Цель близка. Конец тоннеля обещал быть светлым, хотя бы отчасти. Главное – до него добраться. Несмотря на то что отпустили конкурсантов отдыхать около полуночи, и на то, что вся наличность вышла, Алёша раздербанил запечатанную в конверт банковскую карточку, надеясь, что отец не заблокировал счёт. Ура! Нет. Запасшись наличкой в банкомате, Алёша снова улизнул к Маше.

В сонной квартире они оба тихонько, прихрамывая, кто во что горазд, уединились в её детской и почти до утра разговаривали шёпотом о батюшке и суде, о прощении и о том, как жили в одиночку всё это время. Просто сидели на кровати рядом, забравшись с ногами. Как друзья, может, чуть теснее, чуть ближе.

– Маш, ты любишь свою работу? – осторожно спросил Алёша.

– Очень. Не представляю, как бы я жила без танца. Это часть меня, без которой меня бы просто не было. Даже сейчас скучаю по движениям. Я – счастливый человек, знаю с детства, что хочу делать. Так хорошо, что ты теперь меня понимаешь. Ведь понимаешь?

– Да, Маш, понимаю, – со вздохом ответил он.

– Знаешь, мне кажется, общение с залом – это как сёрфинг. Зрители – волны, а ты – сёрфер, нет, скорее доска для сёрфинга, которая несётся по волнам. Всё круче, и круче, и круче. Ты танцуешь, летишь вперёд, и тебя уже не остановить. Так классно! Правда? – горели Машины глаза.

– Классно. – Он поцеловал её в лоб по-отечески, погладил по голове: – Через пару недель ты поправишься, шоу закончится, и твоя Анка возьмёт тебя обратно. Не может не взять.

– Лёшик, а как же нам видеться, если ты будешь на своих гастролях, а я – на своих? – встревожилась Маша.

– Не факт, что у меня будут гастроли.

– Алёшка, не начинай! Разве можно быть таким неуверенным? – Она его шутливо ткнула пальцем в бок. – Ты же любишь петь, а значит, всё получится.

Он криво улыбнулся:

– Иногда просто петь – мало.

– Ты не просто поёшь. Ты гениально поёшь, – с жаром ответила Маша. – И ты очень хороший актёр, такой настоящий, естественный на сцене. Ты должен выиграть! Ты должен. Помни: я хочу, чтобы ты завоевал для меня мир, – засмеялась Маша.

«А если нет, то что?» – подумал он, но ничего не сказал. Вздохнув, Алёша посмотрел на Машу. Тронул пальцами мягкие завитки, прижал её к себе, потянулся к нежным, полуоткрытым губам. Алёша поймал ртом тёплое дыхание, приник жадно, будто пловец, у которого в акваланге вот-вот закончится воздух, и, наконец, оторвался.

– Мне пора. Светает.

– Жалко… я бы тебя совсем не отпускала.

– И всё-таки надо, – сказал Алёша и, подхватив с кресла куртку, направился к выходу.

Штальманн читал в холле газету, закинув ногу на ногу, когда Алёша, сонный и злой, спустился к завтраку. Служащая поднесла кофе:

– Как вы просили, Игорь Вениаминович!

Тот только кивнул и, увидев Алёшу, выжидающе уставился:

– Ну-с, что ты решил, голубь мой?

– Пусть будет по-вашему, – выдавил из себя Алёша.

– Вот и умница. Я же говорил, умный парень. – Штальманн аккуратно сложил газету и неторопливо поднялся, протянув Алёше руку, которую тот нехотя пожал: – Люблю, когда рядом деловые люди, которые не путают бизнес и сопли. А Далан в тебя не верил… так что ты помог мне выиграть бутылку текилы. Распить можем вместе. Видишь, я лояльный.

– Не пью, – хмуро ответил Алёша.

– Совсем? – удивился продюсер. – Ну, с этим тоже надо подумать. А то будешь на вечеринках белой вороной.

– Мне не привыкать.

– Не всё сразу. Жизнь одна. Надо уметь получать от неё по максимуму, – хитро улыбнулся Штальманн.

Алёша растянул уголки губ в подобие улыбки и, как отличник перед классным руководителем, произнёс:

– Буду стараться. Меня только волнует, а вдруг я спою что-нибудь не то и не доберу баллов для финала? Что тогда? И кстати, история с Викой мне может не только поднять рейтинг, но и обрушить. Вы не рассматривали такой вариант?

Штальманн задумался и скривил губы:

– Это маловероятно. Знаешь, Колосов, опыт есть опыт. Он имеет смысл. И раз ты выбираешь славу, сам в этом скоро убедишься. Людей просчитать легко. Толпу – ещё легче. Толпа личностей не любит; она презирает всякого, кто за права и свободу. Ей нужен штамп, направление, куда мыслить. И ты научишься его задавать. Но, чтобы ты не расслаблялся, добавлю: здоровой конкуренции на нашем конкурсе никто не отменял. Не выиграешь ты, выиграет Слава или Роман. Та же Вика. Но тебе это зачем? Ты же не хочешь быть лузером… Папе своему тоже небось жаждешь доказать, что прав. Так что трудись. Ради себя самого. Ради будущего, – похлопал его по плечу продюсер.

– Да, конечно, – холодно улыбнулся Алёша. – Когда начинаем «игру в любовь?»

– Завтра эфир. После него и начнём. Голосование будет нон-стоп всю неделю, так что второй части, как обычно по субботам, не будет. Поэтому ты берёшь оператора, Зарину, садишься с Викторией в «мерс», и вы едете в ночной клуб «Антарктика». Там посидите, потанцуете, потом перед камерой первый поцелуй, и пошло-поехало. Тебе Зарина выдаст сценарий. Я подробности не помню.

– Я правильно понял, что в этом эфире ещё ничего не будет? Материала ведь нет? – уточнил Алёша, стараясь изобразить естественный интерес.

– Конечно. Послезавтра отснимем. Иди, готовься, времени мало.

– Бабушка, не закармливай меня! – потребовала Маша, стараясь не смотреть на тарталетки со взбитыми сливками, украшенные клубникой. – Я же в слона превращусь с таким питанием. Убери это!

– Машенька, а ты попробуй! Ты же болеешь. Тебе можно.

– Ма-ам, – взмолилась Маша, – ну хоть ты скажи ей. Зачем Алёша меня сюда привёз? Чтобы меня пытали пироженками? Кстати, я всё равно уковыляю в гостиную. Через десять минут Алёшин эфир, а там ещё анонс какой-то будет.

– Давай мы тебе в комнату телевизор принесём? – предложила мама. – Папа скоро придёт и перенесёт.

– Товарищи, не держите меня за инвалида!

А то я сбегу прямо сейчас. – И Маша хмыкнула: – Я, между прочим, могу на четвереньках. Ни разу не хромая.

Женская часть семьи Александровых: бабушка, мама, внучка устроилась на диване перед телевизором. Пришёл папа. Перецеловав всех по очереди, он водрузился на кресло, как обычно, вытянул ноги и принялся неторопливо поглощать кофе, сваренный мамой.

– Ну, скажи, дочка, – подмигнул папа. – Он совсем не особенный, твой Алексей. Обычный парень.

– Нет, особенный.

– Ой, у тебя вон к носу прилипло…

– Что?!

– Очки розовые, увеличительные.

Маша хмыкнула:

– А я знаю некоторых, у которых они уже тысячу лет не сползают с этого самого места. Вы таких не встречали? А, мам?

Родители засмеялись, и мама протянула папе руку, которую тот с удовольствием поцеловал. Маша весело подпрыгнула на подушках:

– Так что это у меня генетическое. Очки, встроенные в ДНК, они только активировались недавно. Вы увидите сейчас сами – Алёша классный. И да, особенный. Потому что… Да просто потому что он – мой Алёша. О-о-о, начинается. Тишина в зале, – махнула Маша руками, как дирижёр.

На экране вслед за заставкой появилась ведущая в роскошном ультрамариновом платье.

– Какая она красивая, – заметила мама.

– Ты лучше, – ответил папа.

Ведущая рассказала о том, что тема сегодняшнего выпуска – любовь, любовь и снова любовь – зрителей сегодня ждет много сюрпризов о кумирах шоу «V-персона». В формате HD появилось Алёшино лицо, пошла нарезка из прежних выступлений кастинга.

– Видишь, па, какой он, – шепнула Маша. – Ну, скажи, классный.

– Девочкам такие нравятся, это точно, – хмыкнул папа.

Маша удовлетворённо вздохнула и вдруг замерла, не веря ни ушам, ни глазам. Показывали Вику и Алёшу, не просто рядом, как двух конкурсантов, а с рассказом о любви, которая родилась на конкурсе. Сексуальная роковая Вика вдруг превратилась в кадре в невинную, домашнюю девчонку с косичками. Она подошла к Алёше и поцеловала. В щёку. Но так естественно, будто делала это каждый день, встречая любимого с работы. «Всё началось случайно, – невинно хлопала ресницами Вика. – Но потом случилась какая-то мистика. Я бы не хотела рассказывать подробности». И снова показали Алёшу, смотрящего в объектив влюблённым взглядом. «Ты прекрасна», – сказал он, и камера переключилась на Вику, зардевшуюся в счастливом смущении: «Спасибо!»

У Маши закружилась голова.

– Что это? – неприятно удивившись, спросил папа.

– Выключи, – сухо сказала Маша и потянулась к телефону.

– Нам выйти? – сочувственно предложила мама.

– Как хотите.

Маша отвернулась к окну, не видя ничего перед собой. Казалось, что она провалилась в пропасть и продолжает лететь с нарастающей скоростью, так заходилось сердце, пока шло соединение.

– Привет, – ответил Алёша.

– Ну, привет. Ничего мне объяснить не хочешь? Ты и Вика? Всё началось случайно, да? Я так рада за вас.

– Почему? – растерялся он. – Этого не должно быть в эфире сегодня.

– Ах, всё инкогнито! Извини, не получилось. Вся страна в курсе, как она «прекрасна» в твоих глазах. Даже мои родители. Хотелось похвастаться тобой отцу. Удалось.

– Ты не так поняла, Маша. Это фейк. Я люблю тебя и только тебя, – хрипло ответил Алёша.

– Почему мне не верится? Может, из-за того, что я видела по телевизору? Ты опозорил меня перед всей семьёй. Спасибо… – И Маша сорвалась на крик: – Как ты мог?! После того, как один за другим меня предавали друзья: Юра, Катя, Лёня, Вика… я осталась с тобой. Я думала, ты единственный, кому можно верить! Я верила тебе! Несмотря ни на что! Я верила! Я любила! А ты предал меня? Снова?

– Штальманн решил меня перехитрить. Но он получит своё, – удручённо пробормотал Алёша. – Я исправлю этот бред. Я люблю тебя. Всегда. В настоящем времени.

– Я не хочу больше объяснений, секретов, измен. Я устала. – Маша выронила телефон и уставилась в одну точку, думая, что сойдёт с ума.

Когда она подняла голову, родители так и сидели на своих местах, боясь заговорить. Даже папа.

– Не бойтесь, я плакать не буду, хватит, – сказала она. – А давайте досмотрим шоу.

– Не надо Маша, зачем себя мучить? – тихо произнесла мама.

– Дочур, давай лучше отвлечёмся, может, поговорим или… кино? – с неестественной улыбкой предложил папа.

– Ну что ты, – ровным холодным тоном ответила Маша. – Не будем пропускать первое шоу страны. Такая интрига. – И ткнула кнопку на пульте. – Вы как хотите. Я никого не заставляю. Если что, я могу и на кухне посмотреть. Интересно, какое у него будет лицо. И будет ли он так же восхищённо улыбаться.

Родители ничего не ответили, но не ушли, не желая оставлять дочку одну.

Экран окрасился синим на секунду, и появилась отметка канала в верхнем углу. В том же ультрамариновом платье ведущая улыбалась, дежурно сверкая изумительно белыми зубами: «Благодарим наших спонсоров – компанию «Нью Ар энд Джи». С товарами от «Нью Ар энд Джи» вам всегда будет комфортно! А теперь приглашаем всеми любимого… Алексея Колосова. Он исполнит для вас песню: «Только любить».

Девушки в зале завизжали, будто над ними загорелся потолок. Под гром аплодисментов на сцену выбежал Алёша в обтягивающих чёрных штанах и белой майке с коротким рукавом, как специально обнажающим шрамы на руках. На запястьях привычные браслеты.

– О! Видите, как повезло, – напряжённо улыбаясь, сказала Маша. – Мы ничего не пропустили – только рекламу. Вот он. Во всей красе. С гримом немного переборщил, мама, ты не находишь?

– Перестань, Маша.

– Не слушай. Я никого не заставляю меня слушать.

Алёша поднял руку, и зал подчинился, замолчал. Камера приблизила лицо Алёши. То ли гримёр действительно переборщила с пудрой, то ли на его лице не было ни кровинки. Только глаза, жирно подведённые чёрным, лихорадочно горели. Он поприветствовал публику и хрипло сказал в микрофон:

– Вам обещали сюрпризы от участников. Вот один из них – в программе произошли некоторые изменения. Вы не услышите сегодня песню: «Только любить» в моём исполнении… Группа «Ария». Песня называется «Встань, страх преодолей». – Он сглотнул и кивнул за сцену: – Давайте, ребята!

Камера выхватила обалдевшие лица судей, растерянного звукооператора за пультом, но из динамиков послышался сочный аккорд, переходящий в дружный гитарный запил. Алёша схватился обеими руками в стойку и мотнул головой, светлые волосы взлетели и опустились беспорядочно. Пристально глядя в экран, он запел:

Алёша стал одной ногой на прожекторы и протянул испещрённую шрамами руку в зал, раскачиваясь под ритм и продолжая петь:

На припеве он выпрямился, почти как солдат:

Камера металась от наполненной сумасшедшей энергетикой, почти светящейся фигуры Алёши к перекошенным физиономиям Штальманна и Летиции, к усмешке на губах Далана и широко раскрытым глазам Котэ. Штальманн поднял руку, пытаясь остановить запись, но пульт был не подвластен звукоинженерам. Алёша продолжал петь:

– До звёзд. – Алёша перешёл на фальцет, почти женский. И ещё выше – к последнему аккорду: – До звёзд!

Он поднял вверх руку, и музыка оборвалась. Зал зашёлся в овациях. Камера снова приблизила его лицо. Алёша дышал, и капельки пота выступили над белой совсем губой.

Жюри возмущённо показывали, что у них не работают микрофоны. С оторопевшим видом, но не теряя профессиональной улыбки, вышла ведущая:

– Алексей, ты нас всех удивил. Скажи…

Он обернулся к ней и остановил, выставив вперёд ладонь:

– Спасибо, Диана. Я поясню сам. Дай мне одну минуту, пожалуйста.

Штальманн сотрясал руками, скрещивал их, подавая запрещающие сигналы, но ведущая замешкалась. Алёша, будто не замечая этого, поблагодарил её и продолжил:

– Обещанные сюрпризы. Знаете, когда я пришёл на шоу, мне сказали: публика должна знать о тебе всё. Это интересно. Я не поверил, думал, надо просто петь. Но видимо так и есть. Скажите, вам интересно узнать, кто я?

В зале раздались выкрики: «Да! Давай! Рассказывай!» Женская половина визжала, скандировала:

«А-лё-ша! А-лё-ша!» и стучала в исступлении ногами. Он снова поднял руку. Призвал к тишине. Лицо Алёши было удивительно спокойным, как у человека, которому нечего бояться и нечего терять. Он чуть заметно улыбнулся:

– Я решил, что лучше расскажу всё сам. В прямом эфире. Всё как есть.

На сцену взбежали охранники, но Алёшу это не смутило, он попросил:

– Ребята, охрана. Одна минута. Ничего личного. Всё для публики. Люди просят.

Охранники остановились неподалёку.

– Итак, кто я? Я – Алексей Колосов, двадцать два года. Бывший послушник скита. Отлучён от церкви. За то, что полюбил девушку, за то, что в порыве ревности пытался её убить. – В зале воцарилась гробовая тишина. А он резюмировал: Я – Алексей Колосов. Преступник.

Я упал с высоты в сто метров. Выжил. Был в коме больше месяца. Меня спасла та девушка, которую я пытался убить.

Я – Алексей Колосов. Инвалид первой группы. Да, ещё не сняли инвалидность. Хотя хожу. Научился.

Я – Алексей Колосов. Уличный певец. Мечтал петь с детства, но позволил себе петь, только получив второй шанс на жизнь. Я люблю петь для людей. Я пою рок.

Я – Алексей Колосов. И главное. Я люблю девушку, которую пытался убить. У неё впереди вся жизнь, надеюсь, счастливая. Я не скажу вам её имени, но она не имеет ничего общего с Викторией Куропаткиной. Как и я. То, что вы видели, – качественный коллаж от организаторов. Говорят, шоу от этого выигрывает. Попрошу аплодисменты!

По скулам Алёши играли желваки, он стиснул зубы и закончил:

– Я – Алексей Колосов. И надеюсь, вы не станете за меня голосовать. Это хорошо. Меня попросили продать мою любовь. Не продаётся. Я тоже. Я свободен. – Алёша поднял вверх «козу» из пальцев.

В оглушительной тишине зала он вставил микрофон в стойку и прошёл мимо жюри по лестнице в зал.

Оператор побежал за Алёшей, иногда успевая захватить боковой ракурс. С непроницаемым лицом Алёша шагал один, будто в пустыне. У выхода из концертного зала он подхватил небольшой рюкзак и, как был, в одной майке и брюках, вышел на заметённую снегом ночную улицу. Поёжился, но не остановился.

Кто-то закричал:

– Алексей! Подождите! Алексей! – Похоже, это был оператор.

Но Алёша уходил в темноту, в снег, не оглядываясь. Камера продолжала ловить его силуэт, пока он не растворился в метели.

– Припечатал. – Папин голос вырвал Машу из оцепенения. Она обернулась на отца и, понимая, что, возможно, она никогда больше не увидит Алёшу, не прикоснётся к нему, задрожала, еле выдавив пересохшими губами:

– Папа… что делать?

Отец запустил пальцы в густые чёрные волосы – так же, как делал Алёша, и пристально взглянул на Машу:

– Это тебя он пытался убить?

– Да. – Она опустила глаза.

– Довела?

– Да…

– И как он собирался это сделать?

– К дереву привязал и…

Мама забормотала в ужасе:

– Машенька, Машенька! Это правда? Девочка моя. Как же так? И мы ничего не знали…

Бабушка запричитала вторым голосом:

– Ушёл, и хорошо. Как же ты молчала, Маша? Монстр какой… Ужас!

Папа командирски произнёс:

– Дамы, спокойно. Почему не убил?

– В себя пришёл. У него был аффект… я такого наговорила… оскорбила его…

– Это в горах? Как я понимаю, мы его спасали с Дмитрий Иванычем.

– Да.

– И его ты выхаживала. Всё бросила ради него.

– Да.

– Любишь?

– Да, – тонким совсем, готовым сорваться в плач голосом ответила Маша. – Папа, что делать?

– Одевайся, по дороге разберёмся.

– Куда? Ты что? Зачем? – всполошились мама и бабушка.

– Не обсуждается, – отрезал папа. – Маша, не копайся.

Прогревая машину, папа сказал:

– Набери его.

– Не берёт, – всхлипнула Маша. – Обиделся.

– Он мужик нормальный. Взял бы. Телефон наверняка оставил в куртке, в концертном зале. Где можно его искать? Соображай.

– На базе, где живут участники. Под Красногорском.

– Поехали. А ты рассказывай всё и подробно. Кто он, откуда. Про ваши отношения. Но чтоб не врала больше, – сурово посмотрел отец. – От рук совсем отбилась, звезда. Дома посажу, салфетки вышивать.

– Пап, а ты его не побьёшь? Ну… за то…

Папа усмехнулся:

– А ты бы хотела?

– Нет, я за него боюсь. Ты вон какой большой… А у Алёши спина… Недавно опять встать не мог…

– А стоило бы… И ему всыпать, и тебя выпороть, – заметил папа. – И вообще, дочь, ты, конечно, женщина, но мозги иметь и твоему виду полагается. Это не дело: сначала кричать, потом плакать. Честно скажи – что с ногами произошло? Он виноват? Только не ври мне.

– Нет, мне Вика в туфли лезвия положила… – робко ответила Маша.

– Та самая?

– Да. А я не хотела портить Алёшин номер, дотанцевала до конца.

– Ладно. Болят?

– Потерплю.

До базы они добрались быстро, но приятная женщина-администратор в голубой униформе сказала, что Колосов ещё до отъезда на концерт номер освободил. Она думала, что он вылетел по рейтингу. Папа потёр подбородок, повторяя «вылетел… вылетел». Он взял телефон.

– Настюша, привет. Как-нибудь по базе у нас можно пробить, покупал билет Алексей Колосов сегодня, любой рейс в Ростов-на-Дону?

Не находя себе места, Маша мялась рядом с папой, повиснув на его рукаве – даже в удобных кроссовках стоять было чувствительно. С тоской глядя на огромную пальму в кадке, Маша молилась: «Не дай потерять его, Господи! Прости меня, дуру. Не дай! Не дай! Не дай!» Словно в ответ на её многократно повторённую просьбу папа наконец отозвался:

– Улетел домой твой Алёша. – Он взглянул на массивные часы на запястье. – Пять минут назад.

– Отвези меня в аэропорт, – попросила Маша.

Ростов-на-Дону. Узкий аэропорт в серой плитке встретил массовкой таксистов. Но теперь Маша была не одна, она прижималась к большому, надёжному, уверенному папе, чувствуя себя маленькой девочкой, допустившей непоправимую ошибку. Как можно было так легко отпустить Алёшу? Поверить телевизионной чуши? Как будто не знала изнутри эту кухню, в которой возможно всё. Маша была как в полусне, боялась ожить, выйти из анабиоза и понять, что Алёша ушёл навсегда. И значит, жизни больше не будет. Она сказала ему, что не мыслит жизнь без танца – это не так! Она не мыслит жизнь без него!

Такси остановилось у мрачного, как замок, дома на улице Парковой.

– Подождите нас, – попросил папа и спросил Машу: – Уверена, что здесь?

Она кивнула. Папа подал руку и помог дочери выйти. Чернильные тучи нависли над городом и, как в Москве, засеивали землю порошей. Ветер заворачивал полы пальто и толкал к «дворцовой» ограде. Схватившись, как за соломинку, за папину руку в кожаной перчатке, Маша с трепетом нажала кнопку домофона.

– Кто? – недружелюбно раздалось в динамике.

– Здравствуйте, меня зовут Маша Александрова, – произнесла она срывающимся голосом. – Я к Алёше. Он… дома?

Вместо ответа замок щёлкнул на калитке, и та приоткрылась. Маша с папой прошли к дому. Дверь распахнул пожилой коренастый господин в тёплом свитере:

– Проходите. Вы Маша. А с вами?

– Отец Маши. Сергей Вадимович, – протянул руку для рукопожатия папа. – Александров.

– Михаил Иванович Колосов, – представился хозяин.

– Извините, что мы так поздно, нахрапом, – улыбнулся Машин папа, который по возрасту вполне мог бы быть старшим сыном Алёшиного, и развёл руками: – Но вот дети…

– Ничего. Нормально, – кивнул Михаил Иванович и сообщил Маше: – Сын в своей комнате. Только час, как прилетел. Я вас провожу.

– Спасибо, я знаю, где. – Несмотря на головокружение и чувствительность каждого шага, Маша бросилась к бывшей столовой и без стука распахнула дверь.

Ссутулив плечи, Алёша застыл у окна. В той же белой майке, чёрных брюках, в которых был на концерте. Он устало повернулся, начав говорить: «Пап, потом», но, увидев Машу, изменился в лице.

– Ты?!

Он смотрел на неё оторопело, как на галлюцинацию.

Маша подошла к нему совсем близко, заглянула в серые глаза:

– Прости меня, Алёша! Ты можешь простить меня? – Она коснулась его холодной ладони. Алёша вздрогнул, будто очнувшись, и поднес её пальцы к губам.

– А ты?

Маша притянула к себе его голову, коснулась лбом лба:

– Родной мой, я не смогу без тебя.

Алёшины глаза засветились, одаряя Машу теплом:

– Но ведь ты…

– Никогда-никогда больше не оставляй меня! Даже если буду прогонять… Я глупая, ужасно глупая, но я тебя люблю. И ничего и никого мне больше на свете не нужно.

– Машенька. – Он с нежностью обхватил её лицо руками и целовал-целовал-целовал, не в силах остановиться. – Я же… не хотел ломать тебе жизнь, потому что я слишком люблю тебя.

– А как же ты сам? Как же твоя мечта о пении? Ты отказался от неё?

Алёша обнял Машу крепко:

– Нет. Они просто потребовали слишком высокую цену. Тебя. Меня. А предложили просто славу и просто деньги. Неравнозначный обмен. Петь можно где угодно, даже в подземном переходе…

– Зачем же в переходе? – послышался голос Михаила Ивановича.

Маша и Алёша обернулись – оба папы стояли в дверях, наблюдая за ними. И Михаил Иванович продолжил:

– Ты упёртый, сынок. Как я. Даже хуже. Смотрел я, как ты поёшь. И знаешь, что тебе скажу? Ты Колосов, а Колосовы на ерунду не размениваются.

– Спасибо, пап, – не поверил своим ушам Алёша.

– Пробьёшься, сын. И без продюсеров этих хреновых.

– Да ты не парься, пап, – улыбался Алёша, обнимая Машу. – Главное, я знаю, чего хочу. Буду работать, буду учиться. А ещё с ребятами встречусь, с которыми на море был, группу организуем.

– Группу… – хмыкнул отец. – Да ты, похоже, уже целую армию собрал!

И Михаил Иванович протянул недоумевающему Алёше планшет:

– Весь Интернет бурлит: верните нам Колосова! Между прочим, ведущий ток-шоу минут пять назад звонил, и не только он. Телефон уже оборвали. Боюсь, завтра журналисты и поклонники нас приступом будут брать. Сам посмотри.

Алёша неверящими глазами прочитал на экране планшета:

«Алексей Колосов: Любовь не продаётся! Наступает эра светлых героев…»