Глава 7
12 февраля по времени Туры, Нижний мир
Максимилиан Тротт
Утром Богуславская первым делом распотрошила узелок с принесенными вещами, прижала их к груди и недоверчиво уставилась на Макса. Были в ее взгляде и обида, и страх, но все перебивало такое восхищение, что она живо напомнила ему напарницу Стрелковского, Люджину, которая тоже взирала на инляндца с благоговением.
Тротту не хотелось признаваться себе, что взгляды эти были ему приятны.
– Это всего лишь одежда, Алина, – сказал он сухо. – Переодевайтесь. У нас мало времени.
Принцесса поспешно закивала и побежала к ручью. И вернулась уже умытой и одетой.
– Обувь не жмет? – поинтересовался Тротт, разглядывая ее.
– Нет, даже большая, – Богуславская вытянула ступню из ботинка – тот был широковат, сделан из грубой кожи местных ящеров, – я тут обмотала, профессор.
Он посмотрел на эти рыхлые «обмотки», скривился и приказал сесть. И, осмотрев ступни – нет ли повреждений, – начал заново плотно перематывать их по щиколотки.
Макс опасался паразитов, но одежда оказалась так продублена солью, что у вшей не было никаких шансов. Штаны спутнице, конечно, были велики, как и сорочка, но даже в этой мешковатой одежде ее никто не принял бы за юношу, несмотря на короткие волосы: слишком выразительными и нежными были черты лица, тонкими – запястья, шея и лодыжки и слишком женской – линия губ.
– Профессор, – застенчиво позвала принцесса ему в макушку. Макс не стал поднимать голову. – Спасибо вам за все, – продолжила она, – я на самом деле понимаю, почему вы меня обманули. Я была в истерике и вне себя от паники.
– Это радует, – буркнул он.
– Я хотя бы чувствую себя человеком сейчас. Одетым человеком, – грустно поделилась она. – Как мало нам нужно, да? Убери от нас блага цивилизации – одежду, пищу, кров, – и мы ужасающе быстро возвращаемся в животное состояние.
Он снова промолчал, затягивая ткань на щиколотке.
– Только я не совсем разобралась, – с некоторым отчаянием проговорила принцесса, – что это такое, лорд Тротт?
Макс поднял голову – Богуславская протягивала ему длинную кожаную полосу шириной с ладонь и две толстые костяные иглы. Закрыл глаза, перевел дыхание и очень ровно рассказал неудержимо краснеющей спутнице, как эта полоска крепится к поясу штанов вместо белья и что в нее подкладывается.
После скудного и быстрого завтрака – пары тонких ломаных лепешек, выпекаемых рыбаками, и жутко вонючего кусочка килсея (слипшихся молотых пророщенных зерен, пропитанных рыбьим жиром, – рыбаки употребляли его как витаминный комплекс от цинги) – Макс, усевшись на мох, распределил вещи по двум мешкам. Второй тоже удалось выторговать у рыбака. Лицо принцессы, упрямо и молча дожевывающей килсей, было очень выразительным, но она не сдавалась. Съела, долго с облегчением запивая водой, и даже не пожаловалась. И в вознаграждение получила ломтик орехово-медовой спрессовки.
– Тоже у рыбака выменяли? – поинтересовалась она, настороженно принюхиваясь к лакомству.
– Точно, – буркнул Тротт, и лицо ее просветлело. Сказать, что взял у убитого, – есть не будет.
Он, почти закончив с сумками, отдал Богуславской свою флягу, показав, как крепить ее на ремне. Поколебавшись, вручил и отнятый у наемника нож.
– Только постарайтесь не отрезать себе ногу, – хмуро проговорил он, глядя, с каким восторгом принцесса поглядывает на оружие. – Это только на крайний случай, Алина.
– Я буду очень осторожной, лорд Тротт! – спутница аккуратно лизнула медовый кусочек и совсем повеселела. Похоже, она уверилась, что для него нет ничего невозможного. Хотелось бы и ему в это верить.
– Идем быстро, – продолжал Макс инструктаж, раскладывая по мешкам оставшиеся припасы. – Если начнет натирать ноги – не молчать, Богуславская, сразу говорить мне. Я перемотаю обмотки. Увижу мозоль – сам прибью, клянусь.
Принцесса, усевшаяся рядом, радостно кивала, будто он ей увеселительную прогулку обещал. Потихоньку грызла лакомство и с любопытством олененка разглядывала вещи; зеленые глаза так и сверкали. Она, конечно, сунула нос в бамбуковую трубочку с рыбной мазью и позеленела больше, чем от килсея.
– Что это? – обиженно спросила Алина.
– Это урок не лезть в емкости с неизвестным содержимым, – проворчал Тротт, затыкая трубку пробкой. – Узнаете в свое время.
Она поспешно откусила еще кусочек сладкого, облизнула губы – и пальцы, тайком, смущаясь. И улыбнулась от удовольствия.
А Макс едва удерживался, чтобы не оскалиться или не выругаться. Лесной запах папоротников и мхов смешивался с запахом меда и едва уловимым – крови. Настройка на кровный поиск давала о себе знать обостренным обонянием и повышенной агрессивностью, но тут уже никуда не денешься, надо сдерживать раздражение, пока связь не ослабнет. С Михеем, когда тот учил его поиску, она ослабла только через несколько месяцев.
«Терпи, – сочувственно говорил друг, – я сам не очень понимаю, что поиск в нас пробуждает. То ли воспринимаешь кровника как раненую жертву, которую нужно догнать и добить, то ли как того, кого нужно защищать, а запах – сигнал, что нужна защита».
– Если проблем нет – не болтать, – добавил Тротт, поднимаясь и перекидывая сумку через плечо. Проверил нож, лук, плотно ли прилегает колчан со стрелами к бедру. – Не отставать. Воду пить по глотку, иначе будет тяжело идти. Пауков ближе к скалам не должно быть, они не любят прямой солнечный свет, но все равно глядеть в оба. И без раздумий выполнять мои команды, Богуславская! Понятно?
– Да, лорд Тротт, – послушно повторила она.
– Даже если хочется поплакать или упасть в обморок, – повторил он с жесткостью и протянул ей вторую сумку. – Сначала выполняете мою команду, все остальное – потом.
Богуславская наконец-то перестала улыбаться, сунула остатки лакомства в рот и, взглянув на Макса исподлобья – и снова став до ужаса похожей на Михея, – дунула на упавшие на глаза светлые вихры.
– Я все поняла, профессор, – серьезно сказала она, последний раз коснулась языком нижней губы, измазанной медом. Поднялась и взяла сумку. – Вы не думайте, я осознаю́, что впереди засада и нас могут убить. Я очень постараюсь больше не подводить вас.
Весь день, пока они шли, принцесса действительно не давала повода для недовольства. Хотя Макс видел, как ей трудно, как украдкой она тяжело опускает голову, как задерживается перед очередным нагретым солнцем скальным уступом и потом лезет наверх, отчаянно закусив губу и не прося о помощи. Сил у нее было немного, зато воли хоть отбавляй.
Во второй половине дня с моря пришла гроза, вымочившая их до нитки. Пришлось пережидать ее под гранитным уступом – молнии били так плотно, что двигаться было опасно, – и в результате о вечернем отдыхе перед ночным марш-броском пришлось забыть. После грозы поменялся ветер, запах водорослей с моря пропал, потянуло гнилостным привкусом торфа и метана с низин. Но помимо грозы ничего страшного не случилось. Даже лорхов-пауков, которые ранее встречались в день по три-четыре особи – Макс давно научился видеть дальние сигнальные нити их паутины в кронах папоротников и предпочитал обходить их по дуге, – они не встретили. И наемников не было, и раньяры пролетали всего пару раз.
К двум пологим холмам, выступающим в море, путники дошли почти к ночи. Стальные небеса уже окрасились в красный и фиолетовый, солнце почти опустилось в волнующееся море. Макс намеренно приблизился к самой кромке берега и сейчас, оставаясь под прикрытием папоротников, наблюдал за перешейком, который им нужно было преодолеть в темноте.
Богуславская шуршала за его спиной, затаившись в кустах. Здесь не было воды – только редкие высыхающие лужицы на граните. Родник они прошли около двух часов назад, и Тротт разрешил остановиться на пять минут, чтобы наполнить фляги и привести себя в порядок. Теперь воду нужно было беречь: чем выше берег, тем реже встречались источники.
Холмы, на которые смотрел Тротт, шириной были около километра и с одной стороны обрывались в море высоченной слоеной стеной. Внизу виднелись серые каменные глыбы, между которыми крутило водовороты. С другой стороны заросший хилыми, местами полегшими папоротниками перешеек медленно спускался к болотистой низине. Над деревьями тут и там поднимались гранитные столбы и обветренные скалы, за которыми так легко было спрятать засаду, – и вариантов прохода, несмотря на ширину перешейка, оставалось немного.
Но, похоже, прятаться никто не собирался: над скалами кружили два раньяра со всадниками. Один пошел на снижение, навстречу ему взмыл третий. Сколько же их там? Пять? Семь, как говорил староста? Успели ли сюда подойти наемники на охонгах от твердыни Аллипа? Если да, то шансы пройти, и так мизерные, снижаются до нуля.
Макса очень беспокоило, что они не встретили наемников. Если преследователи на раньярах облетают деревни каждый день, то они должны были уже поговорить со старостой – и логично было бы отправить цепь ловчих навстречу. Макс целый день реагировал на каждый шорох – но нет, вокруг было пусто. Староста не сдал? Или преследователи решили, что никуда они не денутся, и вместо того чтобы ловить их по лесу, проще схватить в бутылочном горлышке между морем и болотами?
Позади раздались легкие шаги – принцесса выбралась из кустов, встала рядом. Макс порылся в сумке, достал трубку с мазью.
– Я нанесу это на нашу одежду, – объяснил он спокойно, – замаскируем человеческие запахи.
Богуславская с сомнением посмотрела на емкость, на Тротта.
– Они нас по этой вони не обнаружат, профессор?
– Люди здесь нечистоплотны, их обоняние не реагирует на неприятные запахи, поэтому не заметят, если не переусердствовать. – Он зачерпнул пальцами мазь, присел на корточки и принялся мазать принцессе штанины. – С моря и так несет гнилыми водорослями, а с болот – растениями. Наша задача – обмануть инсектоидов. С этим мазь справится, просто забьет иные запахи.
Алина морщила нос – запах тухлой рыбы стоял удушающий.
– У нас есть около двадцати минут на отдых, – Макс поднялся, провел мазью ей по рукавам, по спине и ниже. – Через пять-шесть десятков шагов начнется короткий пустырь, нам нужно преодолеть его в полной темноте, между закатом солнца и восходом лун. Этот промежуток длится около получаса. И дальше примерно пятнадцать километров холмов, Алина. Местность очень сложная, идти придется всю ночь. Если пройдем, спустимся в густой лес – считайте, почти выжили. Учтите: нас ждут, и наверняка есть ловушки. Держитесь плотно за моей спиной. И молчите, обязательно молчите, Алина. Даже если ногу сломаете – молчите. Я уловлю, если с вами что-то не так. Если захотите привлечь внимание – касайтесь меня.
Он закончил, намазал себя, трубочку спрятал обратно в сумку. Посмотрел на принцессу – та, стараясь дышать через раз, разглядывала кружащих над скалами стрекоз. Глаза ее в густеющих сумерках медленно разгорались зеленым, а сама она заметно побледнела. Но кивнула молча, сжав кулаки.
– И смотрите под ноги, – добавил он. – Я могу скрыть глаза мороком, вы – нет. Свет радужек мягкий, тусклый, вряд ли обратит на себя внимание в пятнах сияния лун, но нужно минимизировать риск.
Она снова кивнула, покосилась на него с отчаянием.
– Неужели вам совсем не страшно, профессор?
– Алина, – проговорил Макс сухо. – Мы потом побоимся. А сейчас нужно думать. Страх – низший инстинкт, а боги не просто так дали вам разум.
Принцесса смотрела на него не моргая. Зрачки ее были расширены от паники, и он протянул руку и осторожно заправил ей за ухо упавший на глаза вихор. И мягко, успокаивающе погладил по щеке.
– Мне тоже страшно, – признал он, – но я справляюсь со страхом. И очень рассчитываю, что вы тоже способны на это, Богуславская.
– Рудлог, – тихо сказала она. – Я – Алина Рудлог.
Алина
Солнце село как-то внезапно: только что расстилающаяся перед ними пустынная лощина просматривалась как на ладони, и вдруг словно отрубили свет. Тут же заработало ночное зрение. Алинка судорожно вздохнула, подобралась… Профессор Тротт обернулся к ней – глаза его мерцали бледно-зеленым, – провел возле лица рукой, и мерцание пропало.
– Идем, – неслышно проговорил он и шагнул вперед.
Лощина плавной дугой поднималась к изножию холма, инляндец двигался быстро и неслышно. А Алинке казалось, что под ее ногами хрустит каждый камешек, каждая веточка, а звуки шагов разносятся по всей округе. Холм нависал над ней громадой, состоящей из гранитных и древесных теней, и мерещилось, что в темноте из-за каменных столбов и папоротника наблюдают враги. Вот сейчас засвистят стрелы, на них накинутся и схватят!
Принцесса сжала зубы и приказала себе не бояться. Шаг за шагом. Шаг за шагом. Никто ее не видит, она тень, призрак, и по пустырю осталось пройти совсем немного. Шаг, еще шаг…
Создавалось ощущение, что они идут очень долго и вот-вот поднимется из-за моря первая луна Лортаха. Алинка шла, опустив глаза, глядя на ноги Тротта, – когда он вдруг остановился, она мягко затормозила тоже, огляделась.
Они уже были в лесу. И вокруг все еще было очень темно и спокойно. Может, они зря боятся, и их вовсе не ждут? А увиденные вечером раньяры – обыкновенный патруль, какие многократно летали над ними?
Принцесса, немного приободрившись, шагнула ближе к Тротту и двинулась за ним дальше.
Максимилиан Тротт
Макс, в отличие от спутницы, не успокаивал себя возможной легкостью пути. Стратеги во всех мирах мыслят одинаково, и, если есть место для ловушки, глупо предполагать, что враги его не использовали. Тротту не нужно было видеть врагов, чтобы понимать: они здесь. Лес был полон шорохов, поскрипываний сломанных деревьев, но не кричали здесь ночные птицы и не верещали ящеры – а значит, покой лесных жителей был нарушен.
Инляндец, торопясь пройти как можно дальше в плотной темноте, скользил между деревьями, задерживаясь перед скальными выступами и слушая, нет ли кого за ними. Кое-где папоротники были повалены плотно, один на другой, переплетены, и приходилось искать обход – или, если такового не было, аккуратно лезть через стволы, надеясь, что они достаточно высушены солнцем и не провалятся под ногами. И все это время часть его внимания была направлена на спутницу – не отстала ли, не застряла и не ушла ли в сторону.
Луна вышла, когда они минут пятнадцать шли по лесу, – и тут же потянулись от папоротников длинные полосы теней и тусклого света между ними. Макс старался держаться теней, и принцесса от него не отставала.
Первую засаду он услышал издалека – впереди, за гранитным выступом, переговаривались двое. Сначала он их, правда, унюхал – пусть обоняние было почти обрублено вонью мази, но в гниловатом ветерке с болот он все равно уловил запах чужого прогорклого пота и немытых тел. И, тронув руку остановившейся за спиной принцессы, обошел засаду.
После этого началось испытание его внимательности и реакции. Макс показал Богуславской замаскированную листьями и кустиками сеть, лежащую на земле: ступи в такую, и окажешься подвешен между двумя папоротниками. Чем дальше они поднимались на холмы, тем чаще встречались и группы ловчих, и ловушки, так что все больше времени они тратили на обходы. Один раз Тротт едва не вывел их на спрятавшегося в тени скалы наемника, и только удача – тот зачем-то отвернулся, и Макс успел шагнуть обратно, – спасла их от обнаружения.
Взошла вторая луна, стало еще светлее. Они как раз поднялись на вершину первого холма, почти лысого, и лавировали между скальными уступами. Тротт с каждым шагом становился все собранней и настороженней. Да, ожидаемы оказались и ловушки, и засады, но все равно перешеек они пока преодолевали со странной легкостью.
Как это часто бывает, от чрезмерной сосредоточенности он чуть не упустил то, что само бросалось в глаза. Спасла Богуславская: сначала что-то придушенно пискнула, затем схватила Макса за руку, потянула на себя. Второй рукой она зажимала себе рот, а подбородком усиленно указывала куда-то наверх.
И Тротт увидел: то, что казалось выступом скалы, то, что он даже ночным зрением не уловил из-за неподвижности, было затаившимся на вершине сонным раньяром. Сейчас, видимо, что-то почуяв, стрекоза вяло выползла на уступ, нависая над ними громадной тушей, чуть расправила крылья и тихо, сонно застрекотала.
По ночам крылатые инсектоиды вели себя так же, как их прототипы нормального размера, – впадали в некое подобие анабиоза, – но запах крови или приказ владельца мог на короткое время сделать их активными.
Макс сжал руку принцессы.
– Не двигайтесь, – едва слышно проговорил он.
Стрекоза заторможенно перебирала передними лапами, ее выпуклые огромные глаза в лунном свете жутковато блестели и, казалось, были устремлены прямо на них. Но Макса беспокоило не только чудовище. Если здесь раньяр – значит, и всадники где-то рядом. И точно: из-за уступа послышались тихие шаги, шорох доставаемой из ножен стали. Два человека? Нет, три.
Прирезать их нельзя – тварь возбудится от запаха крови и ревом соберет всю округу. Шаги всё приближались; Макс выжидал – и, когда стрекоза снова замерла, отступил в тень, потянув за собой Богуславскую, ушел на пару десятков шагов назад, нажал ей на затылок, укладывая за упавший ствол, и вновь направился к вышедшим из-за уступа наемникам, обходя их по кругу. Ловчие уже удалились от стрекозы, и их тихие голоса хорошо были слышны в лесу.
– Был тут кто-то, говорю тебе! Просто так раньяр бы не забеспокоился, чует чужаков.
– Может, ящер пробежал?
– Сам ты ящер!
Макс оказался позади отставшего, неразговорчивого, примерился и резко ударил его рукояткой ножа в затылок. Наемник рухнул – и Тротт подхватил его под мышки, бесшумно уложил на землю.
– Э, а где Орхши?
– Только что тут был…
Подавшиеся назад бойцы наткнулись на тело товарища, заозирались, но вокруг никого не было.
– Что это с ним? Жив?
Один склонился над поверженным, начал щупать пульс, и Макс, воспользовавшись моментом, захватил у второго кадык, резко дернул вверх – и снова отпрыгнул в темноту. Ловчий захрипел, оседая на землю.
– Да вроде теплый… Э, что с тобой?
Третий наемник упокоился рядом с первым от удара по голове. Стрекоза, застывшая было, снова задвигалась, застрекотала, и Макс замер. Наконец она успокоилась, и инляндец, вытянув из-за дерева испуганно моргающую Богуславскую, осторожно, пытаясь держаться вне зоны видимости чудовища, прошел мимо скалы.
Еще несколько раз они обходили высаженных на скалы раньяров и патрули, пока не начался спуск в небольшую долину между холмов. Там посередине текла мелкая, но широкая речушка, в грозы превращающаяся в бурный поток, и лес там был куда гуще и менее переломанный, и земля влажной – а значит, не избежать чавканья по мхам. К этому моменту они прошли почти половину пути, а Максу становилось все больше не по себе. Слишком все легко, слишком.
И, когда они спустились в долину, Тротт понял, что интуиция его не подвела.
– Что это? – одними губами спросила Богуславская, глядя на гигантские сети, которыми были оплетены, похоже, все папоротники в долине, – как будто кто-то набросил на деревья бесконечные зеленовато-серебристые покрывала. Кое-где ячейки сетей были настолько малы, что сквозь них и птица бы не пролетела.
– Паутина, – как можно спокойнее проговорил Макс, осматривая препятствие. В толстых сплетениях сетей подрагивали капли воды после вечерней грозы. Тронь нить – и посыпятся вниз. Чуть в отдалении билась небольшая косуля, кое-где виднелись вяло подрагивающие мелкие животные и птицы – видимо, выбились уже из сил. Но пауков не было видно. Скорее всего, ждали более крупную добычу.
Теперь стали понятны и отсутствие пауков-лорхов на последнем отрезке пути – их призвали сюда и заставили выплести все эти километры паутины, – и странная расслабленность наемников.
А зачем напрягаться и подставляться, если жертвам все равно придется пройти здесь? И если они не застрянут в паутине, то переход через долину займет столько времени, что днем их наверняка обнаружат. А может, и быстрее: Тротт теперь явственно ощущал слабый запах муравьиной кислоты – значит, сюда все же подошли охонги.
В любом случае обратно пути нет. Даже если удастся второй раз пройти мимо постов наемников – куда дальше? Пытаться добраться до тракта по болоту, на котором человека видно издалека?
– Сейчас нам придется проявлять чудеса ловкости, Богуславская, – ровно сказал он. – Подойдите ближе.
Она подошла, и он заправил ей крылья под сорочку, завязал снизу края так, чтобы плотно прижать. Своими он мог управлять, а принцесса наверняка махнет нечаянно, приклеится – и, пока он будет ее вызволять, сюда сбегутся все пауки и наемники округи.
Алина
Лес, укутанный паутиной, был страшен и, казалось, никогда не кончится. Лорд Макс выбирал ячейки в сетях покрупнее, пробирался сквозь них, и принцесса следовала за ним. Приходилось и прыгать, и проползать по земле, и тянуться на цыпочках, и выворачиваться – она никогда не думала, что может так вывернуться.
Болел живот и пересохло во рту, но она даже не вспомнила про флягу – все протискивалась в ячейки, видя прямо перед глазами подрагивающие капли воды на липких нитях, ползла, шагала…
К своему удивлению, Алина ухитрилась как-то не прилипнуть к сетям, и даже получалось не задевать нити. Все оказалось не так страшно, и через некоторое время принцесса стала даже подмечать систему, по которой была соткана паутина. Полотна изгибались почти параллельно друг другу на протяжении десятков, а то и сотен метров, образуя длинные коридоры, кое-где смыкаясь и снова размыкаясь.
Видела она издалека и пауков-лорхов, застывших в центре материнских паутин, – огромных липких «снежинок», растянутых между несколькими высокими папоротниками, от которых и брали свое начало сетчатые полотна.
Иногда Алинкин нос начинал щекотать острый, резкий запах муравьиной кислоты, очень густой, перебивающий даже вонь от рыбной мази. Она помнила, как пахло в зале, разрушенном тха-охонгом, но подобный ему гигант в лесу не мог двигаться бесшумно – а вокруг не было слышно ни треска деревьев, ни громкого шуршания крон, раздвигаемых тушей.
В конце концов принцесса увидела источник этого запаха – когда профессор, как всегда, быстро дернул ее за руку, призывая лечь на землю, и они оба затаились за плоским валуном, среди мелких, сантиметров двадцати в высоту, кустиков и мхов. Через несколько минут она наблюдала, как медленно, ворочая треугольными головами с жуткими челюстями, проходят в каких-то пяти метрах от них мелкие копии тха-охонга, похожие на смесь богомола и муравья размером с лошадь. Чудовищами управляли всадники, в их руках были факелы, и Алина сжалась, ужасаясь, что сейчас их увидят.
У места, где они с Троттом лежали, один из охонгов начал подергивать передними торчащими лапами-лезвиями, словно в раздумии, и всадник повел туда-сюда факелом, но инсектоид поковылял дальше, и принцесса едва удержалась, чтобы шумно не выдохнуть от облегчения.
Паутина очень замедляла движение. Луны прошли уже половину неба, Алинка отупела от желания спать, а долина все не кончалась. Пришлось перебираться через речку, замирая от страха – в тишине очень громко плескала вода, – снова вслед за Троттом перелезать через липкие сети. Она очень старалась не ошибиться. Но ступня поехала на скользком камне – и пятая Рудлог всем весом вляпалась в паутину.
Сеть завибрировала, крупным дождем с громким шорохом посыпались капли воды на землю. Профессор повернулся – принцесса молча дергалась, пытаясь высвободиться и запутываясь еще больше. Лицо инляндца вдруг показалось очень бледным. В руке его сверкнул призрачный клинок, и он принялся обрубать липкие нити. Алина, высвободив руку, достала нож, тоже принялась пилить паутину, но та была очень прочной и липла к лезвию.
Справа раздался тонкий паучий присвист, и принцесса, закусив губу, принялась работать ножом быстрее. Тротт выругался, в несколько взмахов обрубил оставшиеся нити и рявкнул:
– Бегом! За мной! Пока есть время уйти!
И она побежала.
Профессор тряхнул второй рукой – теперь у него было два призрачных клинка, и он работал ими, прорубая дорогу в полотнах паутин – неуловимо быстро, почти не останавливаясь. Алина бежала за ним, чувствуя, как горят легкие. Позади раздавались переливы свистов, где-то далеко взревел кто-то еще из инсектоидов, раздались отдаленные людские голоса.
Внезапно полотна паутины закончились, и беглецы помчались вверх по крутому склону. Под ногами принцессы заскользила щебенка, посыпалась, Алинка чуть не покатилась вниз – и повисла на руке перехватившего ее Тротта, пытаясь опереться о косогор: ноги скользили, не слушались. Наконец ее подтянули выше. Профессор, глядя ей за спину, выругался – и Алина оглянулась. К подножию холма ужасающе быстро приближались несколько всадников на охонгах, за ними двигались еще с десяток, виднелись в отдалении и пауки, и пешие преследователи. От ближайших ловчих вдруг россыпью полетели горящие стрелы, освещая часть склона, но упали далеко от беглецов, продолжая гореть. Их пока не заметили, но сколько продлится это везение?
– Алина, – резко позвал Тротт. – Пока они нас не видят. Вы сейчас быстро поднимаетесь дальше, на самую вершину, и потом двигаетесь к лесу как можно быстрее. Я вас найду. Понятно? Если не найду – идете к поселению дар-тени, как я вам объяснял.
– Но, профессор… – прошептала она, замерев от ужаса.
Тротт больно схватил ее за волосы, заставляя посмотреть себе в лицо. Оно было искажено от ярости.
– Я что сказал, Богуславская? – шипяще рявкнул он. – Немедленно!
И она, всхлипывая от страшного лорда Макса и страшной обреченной злости в его голосе, рванулась и побежала наверх, в темноте, цепляясь руками за камни, соскальзывая и снова поднимаясь. И задыхаясь от скорости и нехватки кислорода.
Оглянулась она через десяток секунд – чтобы увидеть, как профессор, полоснув ножом по ладони, мажет кровью по камням – и затем устремляется вправо, резко забирая дальше от моря. А через несколько минут оттуда раздался звук рога.
Алина снова оглянулась – преследователи повернули туда, за ним! Он уводил погоню от нее! И принцесса, закусив губу, полезла наверх.
Только бы выжил! Только бы выжил! Пожалуйста!
Она не могла сказать, сколько поднималась. Луны давно прошли две трети неба, и тени теперь повернули к морю. За это время несколько раз раздавались звуки рога, и огни факелов удалялись все дальше, а Алина все брела и брела… пока не оказалась на вершине второго холма.
Через несколько минут принцесса поймала себя на том, что прислушивается – очень давно не было слышно трубного рева рога. Ее начало трясти, по лицу потекли слезы, а она упрямо шла вперед, чувствуя себя слепой и беспомощной. Возможно, лорда Тротта сейчас убивают – и все из-за нее, глупой неуклюжей Алинки!
Она обернулась еще раз и похолодела, увидев мерцающие огни факелов. Похоже, часть преследователей поняла, что с помощью звуков рога их водят за нос, и решила прочесать тот склон, по которому поднималась Алина. Охонги были очень далеко, но двигались куда быстрее человека – расстояние, на прохождение которого она потратила уйму времени, они преодолели за несколько минут. Еще полчаса – и ее догонят!
Сверкнули и снова полетели вперед, к ней, горящие стрелы.
Слезы то ли от страха, то ли от беспомощности мгновенно высохли, и принцесса опять бросилась бежать.
Она долго бежала – сердце колотилось все сильнее и сильнее. Холм пошел вниз, и она прыгала через стволы, запиналась о камни, падала, поднималась и неслась дальше.
Сбоку полыхнуло красным – это пролетела горящая стрела, воткнулась в нескольких метрах от принцессы. Алинка обернулась: преследователи были уже на вершине холма, а она убежала оттуда совсем недалеко! Снова полетели стрелы. Сзади раздались возгласы – она поняла, что ее заметили, и, поскуливая от ужаса, ускорилась так, что в глазах потемнело, начала петлять между деревьями, как заяц, оглядываясь через плечо. Ловчие были совсем близко, послышались окрики. Алина запнулась, но удержалась на ногах, побежала дальше, взвизгнула – навстречу ей метнулся кто-то темный, дернул за руку и поволок дальше за собой.
Лорд Тротт. Живой.
У нее словно второе дыхание открылось, и она полетела за ним, не чувствуя ног. Но наемники окружали их, отрезая путь. Вот навстречу понесся охонг, второй, третий заходил сбоку по дуге – его всадник раскручивал ловчую сеть. Тротт еще ухитрялся проскальзывать между преследователями, об его щит то и дело стучали стрелы, но их прижимали все ближе к обрыву у моря.
В лесу стало совсем темно. Луны зашли.
Внезапно профессор остановился, развернулся к наемникам, прикрывая Алинку собой. Принцесса покосилась назад. За их спинами скала обрывалась в море, а спереди, окружая их, из леса выходили с полтора десятка нейров на охонгах.
Тротт тяжело дышал, рука его на запястье принцессы сжималась жестко. Оглянулся. Сбоку его лицо подсвечивалось красноватыми всполохами от факелов.
– Вы плавать умеете? – спросил, едва выговаривая слова из-за частящего дыхания. О щит с треском ударили стрелы.
– Что? – опешила принцесса.
Он мотнул головой, подхватил ее на руки, бегом, под свистящими стрелами преодолел метры до обрыва – и, раскрыв крылья, прыгнул вперед.
Алинка даже не смогла завизжать – от страха свело горло. Вниз и мимо них в темноте летели обычные и горящие стрелы, а Тротт парил на крыльях над морем. Он успел спланировать на несколько метров вниз, когда крылья у него вывернулись – и беглецы рухнули в воду.
Они не разбились – это было чудом, – не утонули, хотя принцесса ушиблась и на мгновение потеряла сознание. Сверху вопили, сверху стреляли, но стрелы в кромешной темноте летели мимо.
– Профессор! – шепотом кричала Алинка, барахтаясь в воде и оглядываясь. – Лорд Макс! Где же вы?!!!
Он вынырнул неподалеку, проводил взглядом горящую стрелу, упавшую далеко, подплыл к принцессе ближе – и она со всхлипом обхватила его руками, почти вскарабкалась на него, целуя куда попадала: в плечо, горло, мокрую бороду.
– Вы живы! Живы!
– Вы меня так утопите, – сказал он сипло, сжимая ее за талию. – Прекратите, Богуславская.
Она никак не могла отцепиться – так и застыла, прижимаясь к нему и вздрагивая. Он спокойно поводил крыльями в воде.
– Это еще не конец, но пока мы в безопасности, – добавил профессор, прислушиваясь к окрикам сверху. – Они думают, что мы разбились. Но у нас нет времени обниматься, Алина.
Принцесса только сильнее сжала руки, и Тротт вздохнул.
– Все, Алина, довольно сантиментов, – сказал он, отрывая ее от себя. – Нельзя расслабляться, слышите меня? – Лицо его было очень близко, и Алинка попыталась сосредоточиться на движении губ, чтобы понять его. – Надо плыть. Есть надежда, что успеем до восхода выйти на берег за холмами. Понимаете меня?
Она закивала, оглянулась. Неподалеку виднелись страшные валуны, о которые они могли разбиться, между ними плескали волны. Сильно пахло водорослями.
– Нас тут никто не съест? – тихо спросила она.
– Нет, крупные хищники водятся на глубине, а здесь всего три метра, – успокоил Алину Тротт и поплыл вперед. – Двигайтесь, Богуславская, – бросил он через плечо, – и постарайтесь не утонуть. После всего случившегося это будет очень невежливо по отношению ко мне.
Она фыркнула, мгновенно взбодрившись от негодования, и спешно погребла за ним.
Плыли они бесконечно долго. Алинка ужасно замерзла: вода была теплой, но ей казалось, что уже деревенеют руки и ноги, сводит губы. Сумка тянула вниз, крылья, заправленные под сорочку, только мешали – благо профессор заметил это, подплыл к ней и помог вытащить их наружу. А самое ужасное – принцесса работала руками и ногами, отплевываясь от воды, старалась двигаться побыстрее, но создавалось впечатление, что она зависла на одном месте – так медленно смещались назад холмы.
– Не успеем, – раздался голос Тротта. Алинка, погруженная в себя, стараясь не стучать зубами, повернулась к нему, хлебнула мерзкой соленой воды, закашлялась. Профессор смотрел на небо – оно серело. – За мной, Богуславская.
Он направился к берегу, к покрытой трещинами каменной стене. Пятая Рудлог, упрямо дергаясь всем телом и тяжело дыша, повернула за ним, даже не спрашивая, что он собирается делать. Море, слава богам, успокоилось и теперь напоминало зеркальную серую гладь.
Через полчаса она, лавируя меж валунов, добарахталась до скалы – та нависала прямо над их головами, и страшно было, что может осесть и похоронить их под собой. Профессор плыл вдоль стены, что-то высматривая. Кое-где дно поднималось, и он шел по грудь в воде.
Позади раздался рев. Алина оглянулась: небо совсем посветлело, и она увидела, как из-за выступа берега, с которого они прыгали ночью, вылетели несколько раньяров.
– Быстрее, – резко позвал Тротт.
Он уже стоял по колени в воде, протягивая принцессе руку. Вытянул ее и потащил за собой, в трещину, разошедшуюся треугольником и образовавшую узкую пещеру, невидимую с моря. Здесь был даже кусочек сухого камня – и Алина прошла туда на негнущихся ногах, остановилась, сотрясаясь от холода. Профессор со стоном рухнул рядом, прислонившись плечом к влажной скале, сразу закрыл глаза. С их одежды текла вода.
Снаружи снова раздался рев.
– Мы переждем день, – проговорил Тротт медленно, словно язык слушался его неохотно, – ночью опять поплывем. Осталось немного. Сейчас нужно поесть, выпить пресной воды и поспать, Алина.
Он нащупал флягу, зубами открыл ее, выпил. Глаз он не открывал.
– Х-х-хо-ро-шо, – зубы принцессы выбивали дробь. Она тоже попыталась попить и чуть не уронила флягу, а зубы стучали о горлышко так, что глотнуть она смогла не сразу.
Инляндец с усилием открыл глаза, посмотрел на нее. Протянул руку.
– Идите сюда. Будем греться.
И, когда она шагнула к нему, притянул к себе на колени, обнял руками и обхватил крыльями. Лорд Макс тоже был холодный и мокрый, но близость действительно согрела их обоих, как и несколько съеденных кусочков калорийного медово-орехового лакомства. И Алина, уже засыпая, пригревшись на груди наставника, осторожно, чтобы не разбудить, пошевелилась и обняла его своими крыльями.
* * *
Командир отряда наемников, нор Хенши, доверенное лицо тха-нора твердыни Аллипа, был опытным бойцом, и имя его, известное всему Лортаху, заставляло трепетать врагов, а подчиненных – отводить глаза. Он был жесток и резок, но обилие пролитой крови не развило в нем жажду пускать ее еще и еще: к своей службе Хенши относился отстраненно, казни и пытки устраивал по необходимости, а не из-за внутренней жажды чужих страданий.
Не был он и честолюбив. Хоть и текла в его жилах благородная кровь норов – потомков воинов-аристократов, пришедших с богами из старого мира, – он довольствовался своим местом и не стремился стать тха-нором, получить земли и твердыню во владение. Он был идеальным псом своего господина и приказы выполнял по-собачьи беспрекословно.
Именно нор Хенши несколько лун назад с большим отрядом наемников осматривал леса, принадлежащие тха-нору, в поисках беглых рабов и наткнулся на нескольких женщин из селения дар-тени, которые увлеклись сбором ягод и забрались слишком далеко. Это была невиданная удача и возможность устроить ловушку. Жрецы давно платили золотом и особым расположением за пойманных дар-тени. А что с ними делали в подвалах храмов и твердынь и зачем – Хенши не интересовало. Да и что с ними могли делать такого, чего он не делал сам?
Глупых баб схватили, устроили засаду, и появившихся через несколько дней бойцов дар-тени застали врасплох. Четверых нашпиговали стрелами, отрубили крылья как трофеи и головы, чтоб живучие твари не воскресли, пятый же дрался как самка охонга в период спаривания, но его взяли числом, опутали сетями, продавили колдовские щиты охонгами и решили отвезти в подарок тха-нору. Одна из женщин, которую даже пугать сильно не пришлось, назвала имена убитых. И живого. Того самого Охтора. Которого сейчас нор Хенши узнал в крылатом защитнике беловолосой девки.
Об Охторе нор Хенши слышал еще тогда, когда безусым юнцом вступил в свой первый отряд. Имя колдуна звучало вечерами у костров среди имен других крылатых, когда старые солдаты рассказывали байки – и обязательно была среди них какая-нибудь история о проклятых полулюдях-полуптицах, что пришли из другого мира и называют себя дар-тени. Они до сих пор ходили в другой мир, добывая там себе богатства, и скрывали двери в него от людей Лортаха, не молились четверым богам, по ночам крали женщин у честных селян, потому что не было у них своих, а рождались и росли в горах в опустевших птичьих гнездах. Были способны выпить из человека душу одним взглядом, и тогда не мог он попасть в загробные роскошные дворцы четверых богов. Еще обладали нечеловеческой силой и скоростью, а также способностью воскресать из мертвых.
нор Хенши
Стычки с дар-тени происходили довольно часто: несколько твердынь стояли в трех-десяти днях пути от горного массива, у которого и располагались поселения крылатых, и тха-норы то и дело пробовали защиту соседей на прочность. Но неведомая сила отводила отряды владельцев твердынь от селений, и поймать крылатых можно было только, когда они выходили из своих земель в большой мир.
Жили они закрытыми общинами, редко впуская кого-то из обычных людей к себе – и еще реже выпуская, лазутчики в их поселениях долго в живых не оставались. Торговали, правда, потихоньку с жителями ближайших деревень и рыбацких поселков, ибо враждебность враждебностью, а золоту любые границы нипочем. Кто-то из торговцев даже нанимал крылатых в сопровождение обозов, ибо они были хорошими бойцами, но в общем все сведения о них были полулегендами, полуслухами, перевранными и преувеличенными народной и солдатской молвой.
Молва же выделяла среди крылатых «старших» – так называли тех, кому приписывали долголетие, особые силы и знания. Глав поселений, лекарей, к которым тайком ходил простой народ, бойцов, отличившихся в битвах с солдатами тха-норов. Верили, что они знают, где проход в другой, изобильный мир. И нор Хенши воспринимал бы эти байки с равнодушием бывалого солдата, если бы среди норов – не среди простых наемников – не знали об интересе жрецов к дар-тени. Особенно к старшим дар-тени.
Его и его людей за поимку Охтора наградили сполна. И господин, заключив крылатого в темницу, спешно вызвал из Лакшии одного из старших жрецов, Урухши.
В те дни, когда крылатого колдуна пытали в подвалах твердыни, нор Хенши отсутствовал – со своим отрядом ловил и вешал разбойников на тракте. Лихие люди начали потрошить торговцев, которые возили товары через земли тха-нора и отдавали мзду за пользование дорогами и защиту. И, когда Хенши вернулся и обнаружил могучего тха-нора, как и прибывшего в замок почтенного жреца Урухши, убитыми, он поклялся найти убийцу и отомстить. И повторил клятву сыну тха-нора, вступившему во владение твердыней Аллипа.
Сейчас в отряде Хенши были солдаты, присутствовавшие в зале твердыни, когда зеленоглазый колдун с обрубленными крыльями поднялся из темницы, оставляя за собой трупы лучших воинов тха-нора, и одним словом превратил оружие противников в прах. И на их лицах старый ловчий видел суеверный страх, и губы их шевелились, читая молитвы. С утра Хенши, загонявшему беловолосую девку, рассказали, что поскакавшие на звук горна всадники гибли один за другим: колдун ухитрялся и убегать, и устраивать засады, и молча расправляться с противником. Уничтожив почти половину преследователей, крылатый оторвался от погони и добрался до девки. И только из-за него добыча ускользнула из рук.
С утра наемники на раньярах обыскали всю прибрежную полосу у скал. Беглецы должны были разбиться – Хенши собственными глазами видел в свете горящих стрел, как в полете у колдуна подвернулись крылья, и он рухнул. Но тела не нашли. Хищников, способных сожрать их за ночь, у берегов не водилось, и здесь было слишком мелко, чтобы тела́ ушли на дно. Можно было предположить, что за ночь трупы унесло в море. Но нор Хенши, верный пес своего господина и опытный наемник, не любил полагаться на предположения.
Поэтому ловчие двинулись дальше прочесывать лес и осматривать побережье. А к твердыне Аллипа полетел гонец с известием о событиях ночи – и Хенши в очередной раз порадовался, что он не тха-нор и не ему держать ответ перед императором. Понес гонец и известия о том, что если кровник тха-нора Венши, сына убитого господина, остался в живых после падения, то он обязательно будет найден и снова доставлен в твердыню Аллипа. Живым или мертвым.
