У вас – деревенские корни? Тогда ваша семья – кулацкая, если у нее есть мельница, маслобойня или крупорушка (ЦИК СССР, СНК СССР, Постановление от 23 февраля 1930 г.). Или – просорушка, волночесалка, шерстобитка, терочное заведение, картофельная, плодовая или овощная сушилка (тот же самый ЦИК).

Всё это конфискуется. А также дом, любые постройки, инвентарь, запасы, сберкнижки, облигации и деньги. Всё-всё, кроме 500 рублей (Президиум ЦИК СССР, Секретная инструкция от 4 февраля 1930 г.). Дано задание: 60 тысяч кулаков – в лагеря, 150 тыс. – на поселение в Сибирь, на Урал и т. п. (Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г.).

Имущество прочих? Сдать в колхоз всё: землю в пользовании, лошадей, инвентарь и скот (ВЦИК, СНК СССР, Постановление от 16 января 1930 г.). Оставить дом, участок при нем и корову – и обложить их налогами. А церкви закрыть (Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г.). «Покончить с противогосударственной и противоколхозной практикой попустительства в отношении единоличника» (СНК СССР, ЦК ВКП(б), Постановление от 19 апреля 1938 г.). А его имущество – загнать в колхоз.

Кстати, а колхозное – чье это? «Приравнять по своему значению имущество колхозов…к имуществу государственному… Применять… за хищение (воровство) колхозного… имущества высшую меру социальной защиты – расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества» (ЦИК СССР, СНК СССР, Постановление от 7 августа 1932 г.).

Что имеем? Конфискованная деревня. Времянки, люди без имущества. Что еще? Наемные рабы («палочки»), без паспортов, то, что производят для себя, на участке, еще и обложено налогом. Любым способом – в город, человеческое опустынивание.

Нам же остается приезжать в пустынные места, в пустынные дома – или следы домов – и проклинать всё то, что оставило большинство без наследства. И погубило сотни тысяч семей.

Это – не мы. Не мы это делали. Рабы – не мы. Но можем – это носится в воздухе – стать рабами.

Или становимся – кто радостно, кто тягуче, кто проклиная всё, – но ими.

Или всё же нет? Не становимся?

Здесь нужно поставить знак вопроса, оставляя будущую историю тому чувству меры и предосторожности, которое должно было возникнуть у нас из прошлого.

Или просто сказать: «Увидим!»

Узнаем. Сами, на своей шкуре.