2
В первом часу ночи Варфоломей Дормидонтович перебрался в павильон. Под полосу хорошего звездного неба в просвете его раздвинутой крыши. Фантом в ней был заметен невооруженным глазом, теперь он в Драконе, близко от Малой Медведицы и Полярной звезды.
Сейчас Любарский сосредотачивался, собирался, сводил в уме вместе прежние наблюдения картин вхождения М31 во что-то – с последующим исчезновением. То, что это вхождение в К-пространство, он голову мог дать на отсечение. Признаков было несколько:
– фантом снова деформировался, вытягивался, белел;
– то, к чему он приближался, обнаружило себя ускоренными вспышками сверхновых: ярко-голубыми точечками;
– подобные вспышки давал фантом, и именно в части своей, что наиболее близка к тем вспышкам; рябь сверхновых, уникальная картина…
Невозможно, немыслимо в двадцатидюймовый телескоп, да еще визуально, увидеть звезды другой галактики, удаленные на два миллиона световых лет. Только взрывы их.
И там, в сотнях килопарсеков – но благодаря фантомному игольчатому информационному лучу как будто здесь и сейчас, – взрывались звезды. Намного чаще обычного. Астрофизик Любарский, для которого далекие точки звезд были зачастую большей реальностью, чем окрестный мир, хорошо представлял, что там творится.
Вспышки сверхновых – звездный взрыв непредставимой силы, при котором звезда короткое время светит ярче миллиардов окрестных спокойных. Порой как целая галактика. Если около нее планеты, они сгорают, как мошки над костром.
3
Но сейчас это наиболее занимало его в свете собственного доклада.
«И не только! – поправил себя Варфоломей Дормидонтович. После истории с Луной он стал уважать свою интуицию. – Мы ли делаем, с нами ли… но за этим что-то есть. Ведь подсказывала же интуиция-Вселенная, когда замахнулись на ночное светило, о приливных явлениях. Шепотком. Намекала: неладно делаете».
Теперь интуиция что-то нашептывала о вспышках. «Вижу искорку – но ведь это там чье-то солнце взорвалось. Но мы-то в этом никак не участвуем?.. Почему же тревожно?»
Новые и сверхновые звезды… И в МВ они их наблюдали частенько. Особенно на завершающей стадии шторм-циклов, под занавес. И чаще на окраине галактик, чем в ядре.
…На проблему возможной вспышки МВ-сверхновой над будущим Материком – обратил внимание Мендельзон, главный критик. Это было 18 октября.
– Послушайте, – сказал он, – каждое МВ-солнце за К-сутки, за десять земных секунд, проживает почти всю свою жизнь. А в жизни, как известно, бывает всякое. Тем более в жизни светил. Как в смысле переносном, так и в прямом. Даже за наше красно Солнышко нельзя поручиться, что оно завтра или через пару лет не пыхнет новой или сверхновой. И все здесь испарит. И это вероятно только для одной нашей звезды!.. Из Меняющейся же Вселенной для освещения и обогрева полигона привлекаем триста шестьдесят солнц каждый земной час, более восьми тысяч за сутки… И каждое может вспыхнуть. Так что умножаем вероятность триста шестьдесят в час на восемь тысяч шестьсот сорок каждые сутки… а всего на счетчике МВ-солнц уже за сотню тысяч. Хорошо, если какое-то, вспыхнув, испепелит ваш игрушечный полигончик. Но ведь может выпятиться и далее. Прецедент был: Шаротряс. Слушайте, сворачивайте-ка вы это дело. Со звездами шутки плохи.
Выпад был серьезный. Все задумались. Но Буров не дрогнул.
– Чепуха. Эффектная лажа, – горячо сказал он. – Вы или не разобрались, Бор Борыч, или нарочно смущаете людей. Ведь импульсная же синхронизация с громадной скважностью! На каждую секунду свечения годы паузы. Иначе и нельзя, это нужно для нормального спектра. То есть в конечном итоге каждое солнце светит на Асканию-Нову и будет светить на Материк ровно столько, сколько его видят: световой день. От шести до восемнадцати часов. А все миллиарды лет его жизни останутся в паузах. То есть вероятность совсем не та. Пусть в тех паузах вспыхивает хоть новая, хоть сверхновая – успеет за физические годы в ней высветиться и погаснуть… Понимаете, – он авторитетно поднажал своим баском, – сколько бы ни было МВ-солнц: сотни в час, тысячи в сутки, миллионы за месяцы, – суммарная вероятность того, что какое-то из них вспыхнет сверхновой над полигоном, точно так, как если бы его освещало в это время наше, по простонародному выражению Борис Борисыча, красно Солнышко.
– Да ведь мы ни разу пока такого не наблюдали, – поддержал Панкратов. – Статистика в сто тысяч солнц против вас работает, Борис Борисыч. Это же очень редкое явление – сверхновые.
– Вероятность мала, согласен, но не равна нулю, – не отступал Мендельзон. – Знаете поговорку: сапер ошибается только раз. Одна-единственная вспышка сверхновой достаточна, чтобы других нам здесь не понадобилось… и не только нам, не только здесь: всем живущим окрест. – Он пыхнул сигарой, повторил весомо: – Со звездами не шутят.
Все вопросительно смотрели на Любарского.
– Причин для паники особых не вижу, – сказал астрофизик. – Это действительно крайне редкое явление. Настоящая сверхновая вспыхнула в нашей Галактике почти тысячу лет назад. Следующие две, в шестнадцатом веке, были уже не «сверх», многие их относят к просто новым…
– Если Солнце станет новой, то подогреет Землю не до миллиона градусов, а всего до ста тысяч, – сказал Бор Борыч. – Вам от этого легче? Так и солнца над полигоном.
Это верно, – согласился Варфоломей Дормидонтович; повернулся к Бурову. – В самом деле, Виктор Федорович, надо какой-то контроль с возможным отключением. Перестраховаться. Чтоб на душе спокойней было.
– Сделаем, – нехотя согласился тот.
– В фантоме сейчас часты новые и сверхновые, – подал голос Климов, – Каждую ночь можно видеть. А то и не одну. А в нормальной Туманности Андромеды их за год засекали не более двадцати – двадцати пяти… Это из-за дрейфа, движущаяся галактика колеблет пространство. И время тоже.
Тему не поддержали; большинство собравшихся (дело было в трензале на сто четырнадцатом уровне) к фантому М31 и ажиотажу около его дрейфа относились сдержанно.
– Это тебя тревожит, об этом скулишь? – вопросил Любарский свою душу, по-научному – интуицию. – Нет, там вроде все чисто. С тех пор число МВ-солнц перевалило за три сотни тысяч – и ничего. Во всяком случае, – подумал он, – солнцепровод работает теперь на проверку этого; больше пока не для чего. Нарабатывает статистику. Так что же?..»
Между тем пришло время наблюдать: М31 была почти в зените. Он смотрел в окуляр. Соответственно переменились и мысли.
«…То, что изображение фантома все ярче и растет в разме-
рах, означает, что галактика М31 не только перемещается по маршруту Андромеда – Цефей – Дракон… но и приближается. (Это было ясно с самого начала, интуитивно ясно: к нам, к Шару. Раз светит сюда.)
Как она все-таки движется? Ну, если по представлению, что Вселенная живое тело, то и мудрить не надо – просто нормально; с нормальными для такого масштаба скоростями (против них скорость света, скорость распространения малых возмущений – ничтожна) и ускорениями перемещаются части всетела. Как мы движемся. Как у меня, например, палец. Небольшие ведь это, кстати, части всетела – галактики. Геннадий Борисович вон и вовсе аттестует их как поры в нем.
Если углубиться в физику, то действительно похоже на наши манипуляции в Шаре системой ГиМ. Мы там приближались, убирая пространство; и время тоже. Или на манипуляции Ловушками. Но… но! – в таком случае там, около М31, должно быть достаточно неоднородного пространства. Просто залежи его, изобилие!.. А если примерить принцип Пеца, что НПВ общо и нормально, то оно должно быть просто присуще телу галактики. Ух черт!..»
В этой догадке было вдохновение. Любарский почувствовал прилив энергии. Он будто стоял на горе над морем: понимал, что проник далеко, только не знал еще – насколько.
4
День текущий: 15,051 ноября, или 16 ноября, 1.12 (ночи) Земли
(Овечье ущелье)
90-е сутки (97 гмксек) дрейфа М31
703384617 шторм-цикл миропроявления в МВ
328763 МВ-солнце (над пустым полигоном)
…Космичны были чувства,
космичной становилась психика.
В окуляр между тем он увидел новую быстро, на глазах накаляющуюся точку в съеживающемся накрененном вихре М31. В нем – или около?.. Да, скорее, около, по направлению движения фантома. И он как раз вытягивается этим краем туда, к бело-голубому проколу в пространстве – будто иголочкой. Вблизи окраины вихря, что впереди по движению…
Он справился по звездной карте. Да, в этом месте находился недавно открытый мощный рентген-источник VX-345/90. Со сложными спектрами. Еще не определились, как его толковать: то ли это рентген-звезда, то ли рентген-галактика.
…И дальше можно было не смотреть – ни в телескоп, ни на карту.
Варфоломей Дормидонтович откинулся в кресле, прикрыл рукой воспаленные глаза, расслабился. Не нужно было никуда смотреть – только разумом и душой воспринимать новую картину мира. С благоговейным трепетом.
Да, он был прав. И те, что считали рентген-источник VX-345/90 галактикой, тоже. Только не «рентген», а обыкновенной… даже более обычной, чем другие, ибо в области более общего, по Пецу, пространства. С К100.
Только… как мелка эта куценькая правота земных исследователей против написанной звездами, галактиками и прочим, от чего идет когда свет, когда Х-лучи или радиоволны, в космосе вселенской истины!
…вспомнилась реплика Валерьяна Вениаминовича в том их разговоре после конференции – за чайком за пять минут до открытия МВ; в ответ на его какое-то суждение: «Истинная картина мира какой была, такой и останется. Наши представления приближаются к ней…»
«Наши представления, мои представления… представления мошки. Как же они изменились с тех пор! Ничего от прежних почти не осталось.
Сначала – шашлык по-карски, турбуленция по-любарски; о различимом мире как пенном бурлении времени (тогда еще этой хохмы с шашлыком не было, но дело не в том.)
Шашлык по-карски, время по-любарски – после приказа номер двенадцать.
Сегодня днем обновили после моего доклада: шашлык по-карски, пространство по-любарски… (Кстати, что за шашлык такой? Я подобного вроде никогда и не ел. Из какого-то романа Булгакова, что ли? Или Ильфа и Петрова… ах, да не в том дело! Прибаутка для маскировки нашей мелкости.) И еще про отбивные по-любарски добавили, паршивцы.
А теперь, не угодно ли: не шашлык и не отбивные, даже не время – Вселенная по-любарски. Состоящая в основном – в основном! – из областей НПВ с уменьшенными квантами… впрочем, наверное, и с увеличенными в той же мере! – и насыщенная, набитая мирами – галактиками, звездами, планетами – в тысячи раз более плотно против наших, моих недавних, минуту назад рухнувших представлений. Они рухнули, а истинная картина какой была, такой и осталась, Вэ Вэ прав. Ей хоть бы хны».
Он вышел из павильона в ночь, смотрел, сунув зябнущие руки в карманы, на небо. Россыпи звезд по краям его обрывали ломаные линии гор.
…Мир сей не пустота, нет. Он не только в тысячи, а может, и в сотни тысяч раз плотнее нашего вещественного, не только более его населен и полон жизнью, но и непредставимо разнообразен.
«А ведь и в МВ так. Там куда больше всего, чем мы различали в узенькую спектральную щелочку.
…Дусик приобщил меня к небу галактик. Я его приобщу к небу НПВ-галактик. Многие из них – те сложные рентген-источники! – должны быть внутри нашей…
…Постой, но все это внешнее! Глубинно же вот что: Вселенная жива, разумна и одухотворена. Соразмерно своим масштабам, плотностям и движениям. И каждая ее выделяющаяся, выразительная и поэтому заметная нам частица – такова.
А коли так, то движение-дрейф М31 целево и очень серьезно даже на галактическом уровне. Не просто такой громадине стронуться с места, двигаться в небе галактик – обдирая себе бока вспышками сверхновых, образно говоря. (Мы утешаем себя, что из трехсот тысяч МВ-солнц ни одно не пыхнуло сверхновой; а что эти сотни тысяч для цельности на сотни миллиардов звезд!..)»
Варфоломей Дормидонтович смотрел, как над головой галактика – не фантом! – М31 вытягивалась, голубела и втягивалась во что-то. (Во что-то с индексами VX-345/90… а как это там называется?) Смотрел, чувствуя сразу и величие свое, величие постигшего, и ничтожество маленького существа. Это было его уже привычное состояние, постоянная раздвоенность: здешний – и вселенский, ничтожен – и велик.
Он почувствовал озноб.
«Вот и к новой картине мира надо привыкать, возвращаться в мыслях снова и снова. Приводить в соответствие с ней. А не так, чтобы раз подумал и забыл, по-студенчески… Не в подъем уму все это – и надо поднять. За „не моего ума дело“ теперь не спрячешься. Моего. Моего, как части вселенского. Ибо если вторичен и мал, используют, сотрут в пыль – и не заметят… Что для галактик мошки – пусть и со вселенскими мыслями».
Глава 26
Бабочка, летящая на огонь, знает,
что она делает
Тот, Кто постижим только умом, неосязаемый, невидимый, вечный, заключающий в Себе все существа, появился Сам, по Собственной воле. Все это и Себя создав, Он, чье могущество непостижимо, погрузился в Себя, неоднократно выжимая время временем: сотворяя и разрушая.
Законы Ману, глава первая, III тысячелетие до н. э.
0
Цикл текущий: 765032095,798065043082014
Направление: угол А 5,675432109, угол В 2,0894563853
Дистанция от Центра: 0,3178438243081
Место: между глобулами Д-345/К150 и В-87/К110
Да, небо галактик сплошь неоднородно. Где-то на малой планетке, как до великого бесстрашия, додумались, живя в однородном мирке, что неоднородный более общ. А он просто естествен: как всего неодинакового гораздо больше, чем одинакового, так и неоднородного пространства-времени гораздо больше, чем однородного.
И для галактики М31 (самоназвание АУМ-Я) такой мир был извечно нормален.
…Крупнейшие образы Вселенной, галактики воспринимают века и тысячелетия, как мы – мгновения. В этом их всесчетность – высший вид всеинтеллекта. Сосчитать – знать точно, что есть сейчас (в этом миллионолетии, в этом миллиардолетии, секунде, квантовом миге), значит знать будущее. Пусть приблизительно, но достоверно.
Особенность ситуации в том и состояла, что все происходило галактически мгновенно, даже звездно мгновенно. И приходилось действовать соответственно. В суете и спешке.
Чтобы оказаться ближе всех, раньше всех. Успеть. («Успеть» – от него важное для мелких вторичных существ, но постыдное для первичных понятие «успех».)
В галактических мгновениях, за числом 0,79806504408 дробной части всецикла, М31 – туманность Андромеды тогда еще – увидела новый облик своей соседки – Млечного Пути. Галактика АУМ-Я захотела того же – и потому сместила свой вихрь, перемещалась. Вселенская сумятица, она же и вседраматизм, сопровождали ее перемещения.
Особенно драматичны эти вхождения!
Вседраматизм первочисла 1041, взаимосвязи великого с малым, сверхогромного с микроскопическим, всего со всем, взаимосвязи чувствуемой и непонимаемой – пронизывающей пси-тело мира. Непонимание входит в состав драматизма. Где все всем понятно, там драмы нет.
Или как говорил тот алкаш: «К-к-когда понятно, п-п-пчему п-плохо, это ж почти то же самое, как захорошеть».
1
Мыслеобмен в небе галактик
– О великолепнейшая АУМ-Ты! Вселенная будет славить твой путь и твой подвиг. Ты подлинная мать для своих миров. Твой замысел образовать цельность из самых перспективных миров прекрасен. Он непременно удастся. Он преобразует Большой мир…
– Это не мой замысел. Я только исполняю. Готовьcя при-
нять и пропустить меня. Это произойдет между 765032095,7980650430835014-й и 765032095,798065043083673-й долями цикла текущего. Не мешкай.
– Я не готова, великолепнейшая. На твоем пути перспективный мир у окраинной звезды. Я не сумею втянуть его, переместить, как это делаешь ты. Я еще молода – мне не дано. Они погибнут, эти смышленые… очень-очень смышленые. Они уже вышли в космос, владеют музыкой – языком Вселенной. Нам, галактикам-матерям, не дано знать, какие они, как выглядят; это неважно, да и ненужно. Важно, что они есть, что разумны и одухотворены…
– Разумных не опекают, как несмышленышей. Они во Вселенной, активная часть ее. Они должны понимать большой счет Вселенной и ее подлинную жизнь.
– Еще не разумеют, только подходят к этому… Умоляю тебя, прекраснейшая, всемудрейшая, всесильная, как мать! Повремени одну стотриллионную долю. Ведь стотриллионная же! Что тебе стоит! Они знают о надвигающемся, поняли – и успеют уйти вглубь меня сами. Для них это десятки оборотов-лет. Они успеют спастись. Умоляю тебя! Они единственные такие у меня… Всего одна стотриллионная доля цикла – 1/100.000.000.000.000 – и они уцелеют, будут жить и славить твою милость.
– Нет. И ты знаешь, что нет. Там, куда я спешу, все меняется куда быстрей. За триллионные части триллионной доли. Мне надо успеть. Нет! Готовься принять меня и пропустить меня. Хочешь ты или нет – я здесь пройду. Если они разумны, приобщатся и – поймут.
2
Для галактики М31, чье тело – пространство-время, а звезды в нем вроде пор кожи или веснушек на лице красавицы, чьи поля упруго-мощны, вращение стремительно, цель осознана и прекрасна, – К-глобулы между нею и ближайшей окрестностью Млечного Пути лишь пунктир ее дрейфа. Поэтому она смещалась, мерцала, менялась в размерах в состоянии деятельной всезадумчивости – вселенской задумчивости плотности атомных ядер и той меры обширности, когда будущее, как и прошлое, суть – настоящее. Внешне деятельная всезадумчивость могла проявляться меняющимся пространством и физическими процессами, полями, вещественными барашками пены на волнах времени. Глубже этого она была всезамыслом нового развития – всемыслью такой плотности-непреложности, что та превращала h-хаос в направленное действие.
…Замысел нового развития – и стремление к некой точке на Млечпути. Посылка своих лучей, своего облика туда – в неразличимость, в которой сейчас, однако, больше всемысли и непреложной деятельной всезадумчивости, чем во всех различимых образах Метагалактики.
408-й день Шара
N = N0 + 703424217 шторм-цикл от Таращанска
Цикл текущий: 765032095,7980650430821814
День текущий: 17,0742 ноября
97 гмксек дрейфа АУМ-Я
(по земному, в той неразличимой точке)
Но «пунктирами» ее пути были пространства, наполненные всежизнью.
…Лучше, конечно, если бы НПВ-глобулы на пути были пусты. Но где их столько наберется – путь обширен и долог. (Да в пустых не сразу поймешь, велико ли в них К.) Поэтому приходилось проходить по занятым, по живым. Лавируя, с зигзагами.
Такого в Метагалактике не бывало давно, множество циклов.
Как движутся амебы, так и галактики. Живое по живому, ибо весь мир жив, все пространство-время. Что-то/кто-то противится кому-то, кто-то страшится, кто-то радуется и переживает подъем. Что-то, бывает, и гибнет, не без того – но не останавливать же из-за этого свое время-действие. Вперед!..
У самой галактики АУМ-Я (М31) необычный подъем-экстаз; впервые такой за много ее рождений-миропроявлений. Метагалактический замысел нового развития – ради исполнения его можно подвергнуть себя и других не только любым деформациям, но и аннигиляции.
Найти К-глобулу впереди (если К – тысяча, достаточно сотни парсеков), наметить место входа, выпятить полями свой край, дотянуться – деформировать – притянуть входной край К-глобулы, втянуться – вытянуть ее и себя по пути на десятки килопарсеков в направлении к следующей…
Население многих К-глобул встречало ее с пониманием. Стоически. Претерпеть, лишь бы сохранить свою цельность. Понимали: важна цельность, не форма. Цельная наполненность собой.
И вытягивалось там в сигару, в веретено, в нить звездное небо.
Хуже всего приходилось светилам и планетам там, в местах контакта громадины М31 и К-глобул, выпячивания и слияния их звездных ложноножек; все равно чьим – с той и с другой стороны, окраинным.
Тяготение суть искривленное пространство. Больше искривление – сильнее поле тяготения. И наоборот. Нетрудно догадаться, каково приходится телам, пусть даже и небесным, их плавным траекториям и округлым формам, ежели пространство окрест – да и в них – начнет кривляться, как мартышка перед зеркалом.
Немало светил утрачивали миллионолетнюю сферическую устойчивость, взрывались.
Предыдущая глобула Д-345/К150 с шаровым скоплением внутри при внешне пустяковом размере двести тридцать парсеков имела физический внутренний размер тридцать четыре килопарсека; в половину от галактики Млечный Путь, галактики-цели.
Для пропускания М31 ей пришлось сильно вытянуться (коэффициент вытягивания – двести двадцать). Сейчас это скопление миллионов звезд (воспринимаемое всеми наблюдателями Большой Вселенной как мощный и сложный рентгеновский источник) было далеко не шаровым – эллипсоидным, сигароподобным. Шаровая форма восстановится – с колебаниями – через миллионы физических лет, то есть через многие тысячи обычных.
От прохождения в ней М31 прожила-постарела стопятидесятикратно против обычного времени, но это ничего – важно успеть.
Из-за деформаций пространства в Д-345 потеряли устойчивость десятки окраинных звезд. Пять из них стали новыми, две сверхновыми – взорвались. Двадцать две планеты около них – в том числе две, находившиеся на вселенском учете как перспективные, – исчезли.
…Спокойные солнца в небе этих планет, дарители жизни – какой бы она там ни была! – вдруг накалялись, из желтых карликов разрастались в бело-голубые гиганты. Само небо, атмосфера – любая! – превращалась во все сжигающее пламя. Как лужицы на раскаленной плите, вскипали и испарялись моря – если они там были. Не успев ничего понять, гибло все живое. Затем и планеты становились раскаленными газовыми шлейфами, которые поглощал взрыв звезды.
В самой М31 при прохождении Д-345 вспыхнули две окраинные сверхновые; планеты там также сгорели. Но перспективных среди тех не было: М31 загодя все свои звездо-планетные вихри (ЗПВ) такого рода переместила вглубь, к ядру. Это входило в замысел.
(Любарский и Климов о таком ведать не могли. Они просто суммировали наблюдения за фантомом. Прокручивание снимков показало, что и внутри М31 идут какие-то преобразования: определенные группы звезд от краев стекаются внутрь, к ядру. Как соринки к сливу в круговерти воды в раковине.)
На неразличимо-мелком уровне бытия это, вероятно, были драмы. Драма – одна из чувственных форм незнания. Надежда на судьбу и боязнь ее. Упования на милость Божию и боязнь кары его… О-хо-хо, планетные мошки-козявки-вирусы! Какое у вас, однако, самомнение. Чтобы карать или миловать, надо же заметить. А чтобы не покарать тех, кого следует миловать, надо еще и отличить одних от других!
Объясните как – при моих масштабах?
Это ложная субстанция счастья, погони за ним, жажды его – равно вихрит, сбивает с пути и галактики, и тем более всю живую космическую мелюзгу.
Простая первичная истина всежизни: не тела – комки квантовой пены при сверхнизких температурах, а огненная многотысячеградусная плазма – основное состояние вещества в Метагалактике. Еще основнее – среда.
Мельчайшие на планетах тоже считают себя телами. Заблуждение ограниченных – как к нему снисходить при таком замысле и на таком пути!
Мой дрейф – простое напоминание: кто хозяин в мире. Тело хозяина суть пространство-время; вся энергия в нем. В звездочках-точках она лишь выступает, как пот из пор. Чуть-чуть выделяется. И они пылают, согревают планетки.
Просто новые разбухали медленней, не вдруг: ширились протуберантные гейзеры на поверхности такого светила, выбросы, колыхания яркости. Наверное, обитавшие около успевали по-
нять, пытались спастись, хотя бы спрятаться. Конец все равно был тот же.
3
Все просто: развивается Контакт «Большая Вселенная – МВ». Пока без меня, далее будет со мной. Развивается сейчас, в удобном месте Млечпути, где есть полуразумный навоз планетной цивилизации. Из него все необходимое для расширения Контакта и произрастет. Далее – посмотрим.
А с какими там неразличимо мельчайшими «сложностями», «дрррамами» и «трррррыагедыямы» – это их дела, их жизнь. Кому интересна судьба мошек при пожаре леса. Пусть и мыслящих. Мысли во Вселенной много и без них.
(Вселенская политика кнута катастроф-потрясений и пряника новых возможностей. Важно кнутом не зашибить микроразумников насмерть – или хотя бы не всех, чтоб было кому активничать дальше, – а потом взбадривать, понукать и манить новыми возможностями.)
«Разве я двинулась бы так, если бы не необходимость успеть?.. Мир моих звезд подвижен – он весь во внимании, понимании и служении. Постижение, плотнейшее, всенаполняющее – вот подлинная жизнь. Таково тело мое.
…разумных не так жаль. Разумные сумеют постичь – и приобщиться».
Пронзительно жаль было несмышленых, гибнущих в непонимании: как это – кончается их мир. Особенно юнь, только вкусившую жизнь и жаждущую еще. Мир так нов, впереди много вкусной пищи, забав, игр, любви – счастья. И вот – сгореть в боли и ужасе…
О, эта абсолютная жажда жить, одинаковая у всего сущего, от звезд до мошек. И жалость, жалость – прийдись ничтожнейшая доля ее на человека, он грянулся бы оземь, бился бы головой, рыдал от раскаяния, даже не понимая, кого жалеет и в чем раскаивается.
М31 некуда было грянуться.
Мыслеобмен с пси-релаксацией, круги, будто на воде – от камня новой мысли. Как и все мыслеобмены, мгновенен и всепроникающ. Но круги расходятся.
Гидродинамика постижения – вне масштабов и измерений.
Так пришло в Большую Вселенную знание об МВ – по озарению микроразумных в этой неразличимой точке Млечпути. Никто во Вселенной не увидит и не узнает, какие они – но они там есть. Поэтому туда направлен мой луч.
Мысль надфизична: осознанная категория возможностей. Реальный мир – лишь реализация их, реализация всемысли. Поэтому мыслеобмены проникают всюду, распространяясь тем далее, чем необычнее новая информация и чем больше вложено в нее чувства.
…Такова трактовка М31-существом (АУМ-Я) открытия В. В. Пецем и В. Д. Любарским Меняющейся Вселенной в Шаре. В Метагалактике узнали о нем в цикл текущий 765032095,7980650430835014 (0,0000000000000057 цикла назад); еще до подъема Вэ Вэ с заезжим доцентом в аэростатной кабине, в момент озарения их за чаем; самый сильный всплеск чувств был тогда.
Сейчас М31 приближалась к глобуле В-87, небольшой недавно сформировавшейся в пространстве с К110 спиральной галактике.
На карте Варфоломея Дормидонтовича она и значилась как рентген-источник VX-345/90.
За этот ЗПВ, звездо-планетный вихрь и просила-молила глобула-мать.
4
Цикл текущий: 765032095,7980650430835084
Направление: угол А 5,675432109, угол В 2,0894563853
Дистанция от центра: 0,3178438243835
Место: окраина глобулы В-87/К110, ЗПВ Одариан
Перспективных планет там было две – родная и освоенная. Двадцать три миллиарда разумных существ – и не важно, каковы они были внешне, чем дышали, что пили и ели. Их мир был самый логотонистый с семблем, мелюкее не бывает. Только их седрявки так глико стрептали по крексам. Лишь они на всех планетах вихря мезонансно корреляли любой вект.
Опасность почувствовалась сперва неосознанно, в камланиях и причитаниях бродячих преклов, заблужденно. Через век – тягой к чужим солнцам, в иные миры.
Но в последний век – и осознанно. Вышли наблюдениями в Большую Вселенную (что непросто из НПВ-глобулы с К110), засекли приближение черно-багрового галактического монстра. Осознали, где они в глобуле, которая меньше и слабей.
…Все было брошено на создание космоковчегов. Ясно знали, что улетят, самое большее, миллионы; погибнут миллиарды. Но семя мира сего сохранится, знания, индивидуальность, память о нем – это немало для Вселенной.
Старты длились три года-А и два года-Б, по числу оборотов каждой из обитаемых планет вокруг своего, пока еще спокойного бе-
ло-желтого светила. Веером уходили космокорабли всех мыслимых конструкций к многим звездам с разведанными планетами. К многим и разным, но все в одну сторону – противоположную той, где грозово накалялся край глобулы от чужих обильных звезд внедряющейся-вторгающейся М31.
Родное светило Одариан, отец-даритель жизни, уменьшалось за дюзами, тускнело и багровело в скоростном смещении спектра. Оставшиеся на планетах жили себе обычно и обыденно, не слишком веря прогнозам: как это – их мир не вечен и вдруг может пропасть!
Но вот светило стало увеличиваться. Накаляться до слепящей белой голубизны. Разрастаться клубами и выбрасываемыми облаками огня.
И поняли, что не успеют. Не уйдут.
Тогда – не по команде, не могло быть команд, по единому порыву – все одарианские корабли развернулись и пошли – не к планетам своим, уже пылающим и плавящимся, а в сторону расширяющегося кома ядерного пламени, еще недавно бывшего благодатным животворным солнцем. В первичную среду.
Разворот космоковчегов, разбросанных в пространстве на миллиарды километров, произошел согласованно, единообразно: траектории всех их изогнулись, как струи бьющего вверх фонтана, когда их одолевает тяготение. Они – космоковчеги и те, кто в них, – теперь нормально, естественно стали частью явления конца их мира.
Таково отличие творцов от тварей: не бежать от погибели с поджатыми хвостами в смертном страхе, безумной надежде спастись, – лицом и взглядом вперед, к понятой огненной гибели. С открытой грудью и открытой душой. Теперь и для них не имело значения, как они выглядели, кто был красив и силен, а кто нет. В эти последние часы они узнали о жизни и о себе больше, чем весь их мир за прожитые тысячелетия: есть только одно существо-цельность – Вселенная, только одна жизнь – ее, только одно всетело – ее, огненно-жаркое. И все они – части от части ее.
– Только ты! Только ты – индивидуальность, и мы части тебя. Только ты!
И звучала музыка, язык Вселенной, ее прямая, понятная всюду речь. Реквиемы и гимны, симфонии и хоралы…
Четыре вещи надфизичны во Вселенной, первичны: мысль, чувство, музыка и математика. А над ними: сознание и решение.
Физично действие (оно же событие, акт, факт) – как реализация всемысли, всезамысла бытия-становления; с него начинаются время, пространство и вещество.
…И каковы бы они ни были, одариане, – органические, кремниевые, гуманоидны, от земноводных или кристаллоиды, – но коли они разумны и духовны, музыка у них – была.
Потому что музыка – синтез мысли и чувства – в самом деле язык Вселенной. Этот тезис не требует доказательства, только уточнения: под музыкой понимаем не только гармонические звуки – сотрясения воздуха от вибраций инструментов и гортаней, – но любые подобные колебания в любых средах, от кристаллической до межзвездной.
…и кристаллоидам окажутся доступны симфонии и концерты Чайковского и Моцарта, Бетховена и Шопена; только воспримут они ее в ином диапазоне частот и в тысячи раз быстрее. И галактикам, разумным, одухотворенным существам Вселенной, доступно высокое наслаждение воспринимать их, растянутое на многие наши века.
Уместно прервать даже описание конца света, чтоб повторить эту мысль Панкратова. Миры гибнут – мысль остается. Чаще в виде музыки, чем слов.
(Миша подумал, высказал и забыл. Мало ли какие мысли возникнут в голове толкового парня. Пец оценил, но умер. Тем не менее всю судьбу Михаила Аркадьевича, прекрасную и страшную, задала эта мысль; ею он больше всех своих дел отмечен во Вселенной.)
…Между космоковчегами поддерживалась связь – до сгорания каждого. На экранах их вырисовывались траектории всех: от момента, когда они слитно, толстой струей из фонтана, брызнули от своих планет в сторону ближайших звезд (с разведанными похожими планетами) – и вот теперь разделенными фонтанными же струйками заворачивали обратно к истоку.
Эта картина красноречивее любых доводов философских доктрин показывала, насколько они были частью единого. В нее вошла и суета снаряжения экспедиций, постройки и запуска кораблей – все это были просто части, подробности, завитки вселенского события-финала; движения-звуки в финальных аккордах симфонии первичного бытия.
И от понимания-присоединения к подлинной жизни мира каждый становился сильнее, ярче, счастливее – до вспышки. Они не гибли, нет – входили в первичное.
Бабочка, летящая на огонь, знает, что она делает. Огонь – это жизнь, и она влетает в жизнь.
Облаками пара и раскаленной пыли стали планеты. Спичками вспыхивали космоковчеги. Но существа, индивидуумы в них, одариане гибелью своей присоединялись ко всеиндивидуальности.
– Только ты есть! Мы – ты!..
Во всем, в накале и грохоте расширяющегося Одариана, в малых вспышках и круговертях огня, была музыка всечувства, задумчивой всемысли – музыка постижения.
Разумные не погибали. Они соединялись с потоком первичного бытия, впадали в него, сгорая. Так лопающиеся пузырьки пены становятся водой.
5
Таково было вхождение, наблюдаемое Любарским. Ускоренное в десятки раз в барьерном НПВ той К-глобулы с галактикой. И вспышка сверхновой была та, окраинной звезды Одариана. Около нее произошла ненаблюдаемая на такой дистанции, столь же К-ускоренная гибель двух цивилизованных планет. Впрочем, и остальных, нецивилизованных, тоже.
Вот и фантом-призрак. От фантомов звезды не взрываются.
…Сейчас и для самого Варфоломея Дормидонтовича было не важно, какой он: белковый, земноводный, кремнийорганический. Он был – постижение.
6
Мыслеобмен во Вселенной
Цикл текущий: 765032095,798065043083673
– Будь ты проклята! Чудовище, мать-погубительница моих детей!
Пожирательница миров! Будь проклята!
– Они не погибли. Разумные не погибают, они соединяются.
– У меня таких больше никогда не будет. Будь проклята! Проклята!!
Проклята!!!.. Мать-убийца детей! Проклинайте ее все!
…Чувства не уменьшаются в К раз: психика первичней физики. Поэтому проклятие глобулы В-87 от всей ее галактической души долго преследовало фантом М31.
В галактике АУМ-Я от многих прохождений тоже поубавилось светил, точек-пор ее тела (понятно, что и того, что обращалось около них) на концах спиральных рукавов. Тысячи. Укоротились рукава. А путь еще немалый.
Кто ей это восполнит?
Часть IV
Стремительный полет в Авидье
Глава 27
Четвертый феномен Пеца
Свиньи распространены по Земле так же повсеместно, как и люди. Но им это все равно, их мир – корыто. Наверно, поэтому понятие «свинство» так отлично от понятия «человечество». Но поскольку все больше и больше людей рассматривают мир потребительски, это различие стирается.
К. Прутков-инженер
1
Все это, как мог и умел, Любарский наблюдал через телескоп в
День текущий: 15,137, или 16 ноября, 3,17
90-е сутки (98 гмксек) дрейфа М31
Потом фантом съежился и поголубел, точечки вспышек в нем тоже. Сник. Теперь он объявится в небе галактик, сместившись на несколько градусов.
Вскоре небо затянули облака.
Варфоломей Дормидонтович вернулся в коттедж. Спать не хотелось. За два часа в павильоне Любарский много увидел, еще больше понял и был очень собой доволен.
Все стало на места: мир энпэвэен, вот и все; соответственно то, что мы умеем здесь, отнюдь не диковина и там. Сообразно масштабам. В частности, движение М31, ее дрейф это та самая наша «На!» – «Дай!»-транспортировка, только управляемая изнутри. (Кстати, нам тоже стоит это опробовать, надо подкинуть идею ребятам…)
«…Сверхновая-то голубая, явно К-смещенная. Поэтому так коротка ее вспышка». Он все еще был там. В уме, как будто перед глазами, жила-менялась новая карта мира.
…Если мы в силах вытянуть ком К-пространства из Ловушки в нить длиной в десятки миллионов километров, перемещать сверхсветово по ней… ибо скорость света ограничитель для движения в пространстве, но она ничто для самого пространства! – схваченный астероид… если мы, малые (хотя и шустрые) это можем, – почему же отказывать в таких возможностях и умении галактике? Она ведь знает об НПВ не годик с днями, как мы, а извечно обитает в нем. Она не «пена» в турбуленции по-любарски. Напротив – то пространство-время управляемо субьект-объектом – ею. М31 не просто перемещается, а изволит так себя перемещать. Царственно. И сообразно своим размерам – на килопарсеки, десятки килопарсеков. Они для нее как для нас шаги. При этом происходят жуткие деформации пространства, вызывающие вспышки сверхновых? Пожалуй, про деформации пространства это по воде вилами… Газово-плазменный шар, капля – причем и так ядерно пылающая во всю. Что ему от пространства сделается…»
2
«Почему все-таки вспыхивают сверхновые? Количественная сторона мне понятна: весь запас энергии звезды, от которого она должна пылать и греть миллиарды лет, выделяется сразу. За дни, может быть, за часы. Вот и выходит в сотни миллиардов раз ярче и жарче. Всеуничтожающе… Похоже на ядерный реактор АЭС, вдруг перешедший в „чернобыльский“ режим. Даже „сверхчернобыльский“, поскольку там все же остановили… (вот тоже „сверх“).
Но вселенская разница в том, что нормальное горение звезды само по себе ядерный взрыв, причем не от деления ядер, а от их синтеза – на порядок сильнее. А ненормальное, ненормально быстрое? Взрыв сверхновой похож… да, собственно, на полное выделение Е = МC². Но как, почему, какой механизм? Такие выделения мы знаем только для аннигиляции вещества с антивеществом. Откуда ж там возьмется столько антивещества?..»
«Что-то я читал у Вэ Вэ про антивещество. Найти?..»
Сел к компьютеру, но так и не включил. Устал. Думал. Но и думалось как-то сбивчиво. В душе стало смутно.
…Надо подготовить еще доклад – об НПВ-глобулах в космосе. О новой картине мира. Жаль, Пец не узнает, насколько он был прав.
…реплика Валерьяна Вениаминовича в том разговоре в августовский вечер за чаем (как давно это было – а помнится!): «Если это так, то должно как-то проявиться и с другой стороны…» – оправдалась. Проявилось, Вэ Вэ, – да как! Дрейфом галактики М31, приближением ее – с участившимися вспышками сверхновых.
…если около той звезды были планеты, они просто испарились. Как капелька, упавшая на раскаленную плиту. И безжизненные, и планеты с жизнью и разумом – одинаково. Как зыбок мир, который кажется нам прочным и вечным!
А мы, как будто ничего этого нет, делаем свое… свое, ха! Потому что не в подъем умам и никто не хочет думать. Отвлекаться. Отвлекаться на какое-то там вселенское от своего микроскопического «главного»…
…НетСурьеза бы привлечь, Имярековича, муни; он крупно мыслит. Да больно взъерошен, зол, не подступиться.
В соседней комнате сладко всхрапывал на раскладушке вертолетчик Иванов.
Любарский тоже прилег на диван, накрылся одеялом, смежил глаза. Осенняя ночь и большой трудный день располагали ко сну. Хотя отсыпаться в нулевом времени для него была роскошь.
Проснулся от того, что тормошили за плечо. Раскрыл глаза: пилот. В окнах серел рассвет.
– Варфоломеич, так я могу несколько часов поохотиться? Может, какая птица попадется или горная коза… Не этим, так этим возьму.
Он показал на ружьишко и на Ловушку типа «Зенит». Прихватил и то, и то. Любарский взглянул на часы: 6.25.
– До десяти ноль-ноль, – буркнул. Снова закрыл глаза. Но сон больше не шел.
3
День текущий: 15,24604 ноября, или 16 ноября, 6 час 23 мин Земли
Планеты были неинтересны –
соринки в околосолнечной круговерти пространства.
Да и Солнце тоже –
комок светящейся пены в центре вихря…
И вдруг Варфоломей Дормидонтович отчетливо осознал, почему его все уводит на катастрофичность ситуации, ум возвращается к вспышкам сверхновых в далекой галактике – и от этого по коже озноб. Опасность была не в тех далеких искорках в телескопе, не в приближающейся М31 – гораздо ближе, реальней, неотвратимей. Рядом. «Что же там у него было про антивещество-то?..»
Встал, включил компьютер. На жестком диске и здесь были файлы с теорией Пеца. Нашел нужный: «Объяснение феноменов физики». Валерьян Вениаминович насобирал с десяток необъяснимых феноменов, один другого загадочнее; поэтому номер четвертый с довольно простым истолкованием его в первом чтении не показался Любарскому очень уж важным.
А сейчас на директора от сиреневых строк на экране повеяло сразу и ядерным жаром, и лютым космическим холодом.
«4) Феномен барионной асимметрии. Существо и загадка его в том, – писал В. В., – что, несмотря на физическую равновозможность протонов и антипротонов, электронов и позитронов, вообще вещества и антивещества, реально есть только первое. А античастицы и антиядра получают с очень большими затратами энергии в ускорителях; и живут они краткий миг.
Так не только на Земле. Можно уверенно говорить, что все звезды, планеты, межзвездный газ и пыль во Вселенной из вещества. Если бы где-то было антивещество хотя бы в виде разреженного газа, оттуда шло бы интенсивное жесткое излучение от аннигиляции его с веществом.
Объяснение барионной асимметрии надо начинать с соотношения масс протонов и электронов m(p) ÷ m(e) = 1836. Это тоже феномен: заряды частиц равны, а массы вон как различны. На этой асимметрии держится вещества: ясно, что при равных, или хотя бы близких массах нуклонов и электронов атомы просто не существовали бы.
Это смещение масс из-за противоположности знаков зарядов задано знаком вселенской флюктуации. Ибо – по Максвеллу – она тоже заряд. Сейчас она +Δ, избыток. По мере ее опадания массы протонов будут уменьшаться, массы электронов расти. При Δ = 0 m(p) и m(e) сравняются – естественно, атомов к тому времени не останется.
А когда вселенская флюктуация по закону волнения перейдет в – Δ, частицы с отрицательными зарядами станут тяжелее положительных. Они станут нуклонами. При достаточном – Δ-смещении снова образуются атомы – но с отрицательно заряженными ядрами и позитронными оболочками – атомы антивещества. Тогда нынешнее вещество станет редкостью. А в следующую +/Δ-волну миропроявления опять все сменится».
«Распротакую мать! – мысленно повторил Бармалеич излюбленное выражение приятеля студенческих лет; он даже ослабел. Встал, ноги не держали, сел. – В нашей Метагалактике такая смена произойдет через миллиарды лет и покуда неактуальна. Но в МВ шторм-циклы-то следуют каждые пять сотых секунды… так это там вещество и антивещество сменяются каждые пять соток! Как же это я?.. Как это мы?!»
Вот теперь все, что рассеянно и сбивчиво перебирал в памяти, выстроилось в отчетливую картину надвигающегося всепоглощающего Контакта Вселенных:
– с начала октября, когда осознали мощь и возможности ловушечного метода, когда опротивели НПВ-кражи, когда вышли на проект К-Атлантиды в зоне; под него организовали полигон с титановым поддоном и НПВ-баржами, собрали и запустили солнцепровод из МВ, создали Внешкольцо с Капитанским мостиком для монтажных работ в полигоне, расположили по углам Ловушки 8640… словом, масса дел; доминанта интересности их для ниивцев, особенно «верхних» – через солнцепровод каждые десять секунд новые МВ-солнца освещали то НПВ-баржи с изыскателями, то груды валунов вперемешку с астероидами под Асканию-Нова-2, то саму эту Асканию – оживляемую, обрастающую лесом и травами, «землю обетованную», «открытку»… то – ее аварийно-экспериментальное растерзание снова в груду безжизненных камней размером сто на сто десять физических километров;
– Все это делалось с нами, ибо распаляло сочетанием больших достижений и недостижением конечной цели. Распалялись, вошли в азарт, в раж. И дошли, дозрели, осенило. Ясно стало всем, как надо решать проблему вещества для К-Атлантиды. Через МВ, конечно. Брать оттуда, из Шара.
(Аббревиатурка-то эта, МВ, еще большая сволочь, чем Ловушки. Ведь Вселенная же. Да еще Меняющаяся! И как!.. А нам даже неохота полностью эти слова произнести.)
…ради решения этой проблемы побеспокоили неосторожно Луну, хапали с орбит астероиды, из Тебердинских гор валуны, утесы и скалы. И во всем проверяли свои силы и наращивали свое («ха-ха!») умение: все дальше, выше, все больше… И в итоге все это, лишь бы убедиться в своих (еще три «ха-ха!») возможностях брать вещество издалека;
– раз смогли из астероидного пояса за сотню миллионов километров от Овечьего ущелья, то поднатужимся и одолеем физические килопарсеки НПВ-барьера, взять что хотим из МВ…;
– и «открытка» Аскания-2 поманила тоже, особенно Оживление: и Материк сможем оживить, К-Атлантиду; словом, больше сделали, меньше осталось. Осталось взять сколько нужно вещества, какие-то там жалкие 3 × 1015 тонн; если в виде десятикилометровых кусков, то всего-то тысчонку их…
…взять из Меняющейся можно каждые пять соток этой Вселенной – быстро, споро при К150-200 – и с полной убежденностью, что там всегда и всюду такое вещество, как и у нас, какое нам нужно. Ну разумеется! Мы же видели, какое оно там: планеты, звезды, а на планетах – материки и пейзажи…
Вот это и будет Контакт – и конец. Дальше мы не нужны. Ладно бы еще – мы, НИИ НПВ, не нужны; но как таким махинам, которые луч-то свой фантомный могут сфокусировать только на Солнечную систему, в эти подробности входить. Вся эта „точка“ с микроразумниками более не нужна». Как это в индийской пословице: шип извлекают шипом, потом оба выбрасывают.
4
День текущий: 15,25104 ноября, или 16 ноября, 7 час 1 мин Земли
На уровне К150: 16 + 3 ноября, 21 час
…добела раскаленное острие башни
вонзалось в тьму Шара,
в ней мощно жила иная Вселенная:
рядом – и недостижимо далеко,
в их власти – и властвовала над ними.
Все это Любарский додумывал на бегу к вертолету, одевая фуфайку и не попадая в рукава.
…и связаться с институтом нельзя! Так и не сделал этот щекастый молодчик (Буров) ни радиосвязь, ни спутниковую, ни НПВ. Увлекся Материком, как и все, – и нету. Разгильдяйство!
(С институтом связывались Ловушками через облака. Оболочечным К-лучом можно видеть и слышать. И сам Любарский так не раз. В этом был свой НПВ-шик. Но для этого требовались, помимо прочего, облака – и в нужном направлении. А сейчас… Варфоломей Дормидонтович выглянул в окно: чистое небо, те облака, что были ночью, тоже растаяли. Когда не надо, их полно!)
…и вертолетчика отпустил охотиться, он раньше десяти не вернется, а то и позже!
…вот почему тема вспышки томила душу, как навязчивый мотив. Не там, не в М31 или около вспышка может обратить планету в пар – здесь. Ведь наверху башни все на финишной прямой…
И опять от недомыслия. Не в телескоп нужно было смотреть, а внимательней на файлы Пеца эти – и самому думать.
…что же Хрыч-то, покойничек чертов, сам к такому повороту дела не привлек внимание?.. Объяснил феноменчик – и все. Да господи, он же знать не ведал про Ловушки и что мы с ними полезем в МВ. Система ГиМ-3 имени НетСурьеза и Дуси Климова… Пока внедрялись для наблюдений, какая разница, из чего там планеты: из вещества или антивещества – через вакуум все выглядит одинаково!
…надо лететь самому. Хорошо, хоть подучился у Викентия. (Это тоже со мной делалось? Ох, если бы!..)
На вертолетной площадке засомневался на минуту: не подождать ли? Вернется Иванов, или кто-то еще прилетит?.. Ах, нельзя ждать: там выше К150, на крыше и вышке сейчас собирают Ловушку захвата в ГиМ-3. Мой час ожидания – несколько их суток. Команды энергичных ребят. Могут завершить и запустить в любой момент – брать первые болиды из МВ. Для пробы. Для первых опусканий на К-полигон. В счастливой уверенности, что НПВ-язык (сам по себе тот же нейтральный вакуум) доставит именно вещество, никакое не «анти».
…а фазы вещества и антивещества в Шаре сменяются каждые пять соток Земли. Каждые пять соток Земли – и что из того, что это физические десятки миллиардов лет.
Глава 28
В вертолете по маршруту Шара
За многие тысячелетия охоты люди так и не додумались вывести породу охотничьих собак, лазящих по деревьям. А всего-то и требовалось скрестить их с кошкой. Этому несомненно препятствовала расхожая поговорка «живут, как кошка с собакой».
К. Прутков-инженер
1
Это Варфоломей Дормидонтович соображал уже за штурвалом Ми-4 в кресле пилота.
«Главное, завести». Припомнил движения Иванова, повторил их над пультом: затарахтел двигатель, завертелись лопасти. Поднял вертолет, выровнял, прибавил высоту – повел в сторону алеющего в степи перед восходом неба.
«Другие на ночь домой отправляются, а Панкратовы в башне и обитают. Да и Дусик, хоть квартира есть в городе… энтузиаст. И НетСурьез. Они и сейчас там возятся. Время их течет в сто пятьдесят – двести раз быстрей. Здесь два десятка секунд – там час…»
В вертолете было устарелое табло, оно показывало не 310,29545 день текущего года, как полагалось по приказу номер двенадцать, а…
День текущий: 15,25451 ноября, или 16 ноября, 7 час 6 мин Земли
Но Варфоломею Дормидонтовичу сейчас это было все равно. Он сжимал полукруг штурвала. Главное табло было в уме, и оно было вот какое:
«…в башне, на уровне К150 сейчас 16 + 44 октября, 9 часов условного утра (на сборочной площадке ГиМ-3 и вовсе 16 + 59 ноября); за время пребывания его в Овечьем там минуло добрых два месяца жизни и работы „верхних“ над ГиМ-3, доведением ее ювелирной настройки и идеально точной прицельности ради возможности брать из Меняющейся Вселенной надежно километровые астероиды – небесные тела, собственно. И главным было не то, что МВ-счетчик там, на крыше, фиксировал N = N0 + 707463841 шторм-цикл… а какой он по теории Пеца: „про“, то есть вещественный, или „анти“? Нечетный, потом пойдет четный; какой из них какой? Чет – нечет, орел – решка. Меняющаяся Вселенная сейчас подбрасывала монеткой судьбу планеты».
Вертолетное табло показывало и это число – и последние две цифры в нем просто мелькали, возрастали на двадцатку каждую секунду.
Каждое из этих мелькающих чисел означало турбулентное возникновение Меняющейся Вселенной в Шаре; там появятся звезды и планеты, туманности и метеоры-болиды. Где-то будет и жизнь, а где-то даже с начатками разума. Эта стадия продлится свои восемь-десять миллиардов физических лет, благополучно окончится… Но если из нее захватят, как наметили, болид для будущей К-Атлантиды, то выйдет очень неблагополучно. Планета Земля, начиная от Катагани, вспыхнет и испарится.
Чувства Любарского, вся душа его протестовали: как это, планета, спокойно жившая столько времени, с людьми и природой – вдруг исчезнет, сгорит, как спичка. Ум же его, напротив, принимал этот вариант как очень вероятный, потому что всего несколько часов назад он наблюдал в телескоп даже более крупную катастрофу; от вспышки сверхновой сгорела не одна планета, а все, сколько их было. Почему там такое может произойти, а здесь нет?!
2
…Иванов ушел еще не слишком далеко от Овечьего ущелья – и услышал треск вертолетного двигателя, который он не мог спутать с другим. Быстро вскарабкался на верхушку утеса, увидел улетающий его Ми-четвертый. От огорчения разрядил свое ружье в воздух: вот те на!.. Ну, Варфоломеич! Какая муха его укусила? И чего он решил, что сможет лететь? Одно дело – под присмотром, а другое – самому.
Глядел вслед удаляющемуся вертолету: курс держит, хоть и неровно. Ну, дай тебе боже, Варфоломеич, долететь и сесть, а я не виноват.
Почесал в затылке, перезарядил ружье, пошел дальше в горы.
3
На уровне К7,5, некогда самом главном, с приемной, кабинетами директора и главинжа, всего лишь 16 + 2 ноября, 5 часов.
Теперь в бывшем кабинете Пеца находилась нижняя квартира Панкратовых; бывший кабинет Корнева занимали НетСурьез и Климов; у последнего имелась однокомнатная квартира на Кобищанах, в спальном районе за рекой, но там Афанасьич, увлеченный НПВ-миром, показывался теперь не часто. Приемную они переоборудовали в общую кухню, где господствовала Аля.
Сверх того все они имели свои номера в гостинице «Под крышей» на сто сорок четвертом уровне; у Панкратовых был люкс, тот самый.
Не было ни гроша, да вдруг алтын.
…Вообще, к концу осени верхние уровни башни повсеместно были обустроены под девиз «Пусть там внизу строят капитализм с рыночной мордой – у нас здесь будет интеллектуальный коммунизм». Дополнительных тезисов для исполнения такого замысла нашлось достаточно: от «Грабь награбленное, кради уворованное!» (для обильного оснащения и роскошных интерьеров) до «Старит не время, старит спешка и гонка» – для режима работ и НПВ-обитания. Последний был особенно актуален. Отдых в обычных оздоровительных комплексах, даже дорогих, у занятых людей всегда отравлен мыслью о времени: я, мол, здесь нежусь, расслабляюсь, а в эти часы мои недоброжелатели, конкуренты, соперники, жена, дети, любовница и т. п. В «Подкрышии» не было «а в эти часы»: время – то, что текло ниже, деловое, служебное, производственное – не расходовалось. Можно было не спешить ни из Сауны, ни от тренажеров, ни из МВ-солярия с бассейном двадцать на двадцать пять метров и с морской водой, ни тем более из Столовой (с большой буквы).
Поэтому время физиологическое, которое, как известно, может и старить, и омолодить, здесь порою даже текло вспять.
Для Али, во всяком случае, было так. Или это ей казалось?
Сейчас она спала – и спала после визита Миши очень хорошо. Когда муж вкалывал наверху, для нее получался дополнительный почти медовый месяц.
В соседней комнатке – детской (отделили перегородкой в длинном кабинете) – сладко посапывали три бутуза, Димка и Сашка, они же Димыч и Сашич (им уже сравнялось по два года, точно, впрочем, не знали, в НПВ это непросто), и годовалый Игрек Люсьенович, Игорек. Его оставляла Люся Малюта. За детьми здесь был нужен не просто «глаз да глаз», а непрерывный визуальный контроль. Особенно чтоб не утащились – или кто-то не увел – наверх, в большие К. Поэтому и Але, как она ни бунтовала, что погибает как специалист, приходилось обитать постоянно не выше К7,5. Муж и соседи больше обитали в «верхних» квартирах.
4
На уровне К6 (Капмостик): 16 + 1 октября, 18 час
Ниже, на Внешкольце
(обслуживавшем полигон, Асканию-2, а теперь опустевшем; на стороне вблизи башни):
16 + 1 октября, 11 час
На внешней стороне (уровень К4): 16 + 1 октября, 4 час
(раннее условное утро того же дня)
В Аскании-2
(бессмысленно показывал числа и слова отдельный экран на Капмостике):
10 февраля 740 года от Сотворения ее
639 К-лет от Оживления
930 К-лет солнцепровода
948 от образования полигона
334839 МВ-солнце
Все это было ни к чему, прошло девятнадцать К-лет от гибели ее. Раз – и нет. Просто не перепрограммировали счетчик. Пусть, напоминая о прошлом, зовет в будущее.
Как трудно и долго все создается, думал Любарский в вертолете, как легко и быстро уничтожается. Отключили на часок МВ-солнца – пленочка жизни на камнях Аскании-2 вымерзла в ничто. Рванули НПВ-языками – и острова нет.
Работы на Внешкольце замерли, табло и экранчики в нужных местах сооружения, его кабин показывали эти числа… никому. Только на Капмостике у пульта солнцепровода дежурил техник Олег, двадцатилетний симпатяга с бородкой. Он следил, чтобы МВ-солнца отбирались в окраинных галактиках очередного шторма и проецировались в полигон в строгом синусоидальном режиме, с чередованием «зим» и «лет»: то есть подавали то поближе, то подальше по синусоиде с периодом в земной час. Есть там что, нет ли – автоматам все равно; для наработки и надежности. Так постановил Буров.
А на случай внезапной вспышки новой/сверхновой из МВ Буров хоть и нехотя, но все-таки поставил схему аварийного отключения – с фотоэлементами. Зря, конечно, вот уже четвертая сотня тысяч МВ-светил – и ничего. Но пусть.
Сам же Виктор Федорович в эту раннюю пору находился вне НИИ, дома. Он только собирался на работу.
5
«Надежда более всего на то, что Буров ночует дома. Без него не начнут. Без меня, черти, могут, а без него – нет. Но он нетерпелив, может припереться раньше. И сразу, конечно, наверх… А пусть бы с ним что-то случилось: заболел (не болеет, здоровяк!.. ну, пусть мама его занедужит… нет, врачей вызовет, а сам все равно в НИИ) – или дорожная авария… Я должен успеть раньше!»
День текущий: 15,25799 ноября, или 16 ноября, 7 час 11 мин Земли
На уровне К24 (координатор и приемная): 16 + 7 ноября, 4 час
7.054698E + 08 шторм-цикл МВ –
и в каждый миг, в каждую неразличимо мелькавшую в крайнем окошке на экранчике табло сотку он мог, это знал Любарский, оборваться. Мир мог кончиться. Если точнее, то в каждую пару циклов миропроявления в Шаре, а они длятся по пять соток: один – вещественный, наш, другой – анти; то есть в каждую десятую долю секунды.
«Не быстрому достается успешный бег, не храброму победа, не умному богатство, а время и случай для всех них», – вспомнил Любарский строку из Екклезиаста. Да, сейчас так: хозяева – время и случай.
Место, где неровно шел Ми-4, было началом «маршрута Корнева» с Шаром по степи год назад. Тогда, распугивая население, вели эту громадину, спеленав экранными сетями, шесть тяжелых танков – и тоже в сопровождении вертолетов. Сейчас внизу желтые квадраты жнивья чередовались с черными – хорошо распаханным черноземом.
6
В этот момент на сто сорок четвертом уровне, в мощном отдыхооздоровительном комплексе «Профилакторий» (бассейн, трензал с обилием снарядов и устройств, игровой зал, бани многих видов), было 16 + 43 ноября, 1 час.
И шел интересный разговор в сауне, полилог типа «Они».
– Послушай, а ведь за полтора года от появления Шара мы здесь, начиная с покойных Вэ Вэ и Корнева, наоткрывали, поняли и сделали без преувеличения в тысячи раз больше, чем за такое – а то и большее! – время деятели в любом ином исследовательском центре на Земле. А? Даже и в гораздо больших нашего НИИ НПВ, с лучшим обеспечением и оснасткой. Там столько за века не постигнут и не сделают, как мы за полтора года!..
– Ну, Пец-то раньше начал.
– Ага. Шаечку еще плесни… во!.. Раньше, не спорю. Но был ли толк от его брошюры, пока не прикатили Шар? Ее ж никто всерьез не принимал. Я это вот к чему: означают ли наши достижения, что мы, начиная от безвременно ушедших Пеца и Саши до тебя, меня, Толюни, Бармалеича, Малюты… а равно и примкнувших к нам НетСурьеза, ГенБио, Дусика… что мы все в тысячи раз умнее, даровитее прочих исследователей в мире? Дурее других я считать себя не согласен – но чтобы в тысячи раз талантливей!.. И главное, не только я – это бы еще ничего…
– От скромности ты не умрешь…
– Да-да. Я умру от инсульта после семидесяти, у нас в роду все мужчины так дают дуба, мы гипертоники. Не отвлекайся, это важно. Не только я, не только ты – каждый, кто берется за крупный замысел, достигает его. Значит, дело не в замечательных нас, а в предмете исследования – в НПВ, неоднородном пространстве-времени. Уу… гах! – о хорошо-то! Жаль, не ледяная.
– Гипертоникам из парной в ледяную не рекомендуется.
– Ничего… Не зря Пец все напирал, что это более общий случай материального мира. А я скажу: и не материального тож. Трансцендентного, духовно-интеллектуального… словом, того самого. Во всех делах здесь открывается не только первичность категорий пространства-времени, но и первичность наполняющей их мысли.
– Ого!
– И вовсе не «ого». Вспомни, что лучше всего получается, когда не мельчим, вовсю раскручиваем идею. А сколько раз нас вели, буквально за шиворот тащили к глобальным выводам и космическим результатам расчеты? То есть числа, перед которыми оторопь брала – и надо было только не струсить перед ними. Не мелкачить. Это ведь выходит, что не только мысль, но и числа, математика – первичны. Математика первичней физики, а?
– Давай-давай, резвись. Нынче за это не посадят.
– Скажи, разве тебя не корежит до сих пор, что свои Ловушки… НПВ-конденсаторы – ты впервые применил для кражи гусей? Как Паниковский.
– Не я их так применил, а Климов.
– Все равно. Название-то какое за ними укрепилось – Ловушки. Почти фомки. НПВ-фомки, НПВ-отмычки. Только что пишем с заглавной буквы…
Умствовали и блаженствовали Панкратов и Шурик Иерихонский.
Обычай начинать заглавными буквами понятия, предметы и объекты, которые благодаря использованию НПВ во всех отношениях превосходили свои аналоги в однородном мире, пошел с Ловушек и закрепился. Но данная Сауна имела право на заглавность не только из-за местонахождения под крышей, при К144, благодаря чему даже многочасовое блаженство в ней не отнимало у сотрудников реального времени, – но и сама по себе. Римская терма в ней вся из мрамора. Финская сауна обшита благоуханно-смолистым кедром. Бассейн двадцать на двадцать пять – в таком можно и соревнования устраивать – тоже выложен плитами из мраморной крошки. Все это должно было ублажать нуворишей Нью-Тарантеевки, «царского села» за рекой; но они не успели воспользоваться, даже залить воду в бассейн. Миша и Климов разок пролетели над поселком на малой скорости, осмотрелись – наметили удобный холм, и в следующий прилет оттуда Ловушечкой – ам! – и нету его. Вместе с неподсоединенными трубами и вязанками свежих эвкалиптовых веников из Закавказья. Осталась кляксовидная воронка в глинистой подпочве.
Иерихонский с Мишей обычно корректен. Но сейчас они нагишом, розовенькие, потерли друг другу спины – субординация неуместна; и он, старший по возрасту, держится даже несколько поучительного тона.
Оба сильно отличаются по внешнему виду от того, как выглядели в начале нашего повествования: нету ни кудрей у Миши, ни лохм у Иерихонского, сильно уменьшились брови – острижены почти как новобранцы, а брови не успевают отрастать. Все это признаки экспериментов с новыми видами Ловушек. Шурик, хоть и теоретик по натуре, тоже увлекается, присутствует при всех опытах.
– Ты «Анну Каренину» читал? – интересуется Панкратов.
– Мм… проходил. В девятом классе.
– Там есть место, где эта Анна, Вронский и еще пара аристократов обсуждают, талантлив или нет какой-то актер… или скрипач? Не важно. Толстой не без яда пишет: «Они не понимали и не могли понимать, что такое талант, – но хотели об этом говорить».
– Ну? – встрепенулся Шурик. – Ты это к чему?
– Нет-нет, не к тому, не пугайся. И не к другому – насчет первичности мысли, а значит, и сознания, а значит, и духа, а значит, и Бога. И даже не к третьему, не к защите материализма. Валите вы с вашими -измами. Просто раз затеяли такой разговор, надо определиться с понятиями. Я не Анна и не Вронский, но рискну. «А», – Миша загнул палец, – то, что НПВ – общий случай мира, означает вселенскую нормальность такого состояния. «Б», – он загнул еще палец, – и то, что мы, не будучи гениями… за исключением, может быть, Пеца и НетСурьеза, – достигаем здесь гениальных, по земным меркам, результатов, означает, что и гениальность есть нормальное состояние человека во вселенски нормальных условиях его бытия. Гениальность нормальна, а не посредственность и не тупость.
– Постой, я сформулирую четче: ГЕНИАЛЬНОСТЬ – НОРМАЛЬНЫЙ ОБРАЗ МЫШЛЕНИЯ И ДЕЙСТВИЙ ЛЮДЕЙ С ПРАВИЛЬНЫМИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯМИ О МИРЕ. А?!..
– Ну. Так мы с тобой превзошли не только Анну с Вронским, но и графа Толстого! Пошли работать.
Разговор длился минут десять – четыре секунды полета Любарского. Отдохнув, Панкратов и Шурик вернулись на крышу, доводить дальше до ума ГиМ-3.
На уровне К150: 16 + 44 ноября, 20 час 6 мин
(только здесь не считают минуты)
От стартового момента Любарского минуло полсуток. На вышке ГиМ ускорение К200, но туда поднимаются только для монтажа. По нижнему времени там все происходит в молниеносном мелькании с «эффектами исчезновения», какие наблюдал еще Пец.
…для поднявшего голову вверх мир светлел,
накалялся округлой стеной башни;
звуки там высоки и звонки,
движения быстры до неразличимости.
А на Капмостике все еще дежурит Олег с бородкой.
Бело-голубое маленькое 334869 МВ-солнце пылало над пустым полигоном – над титановым корытом с грудой камней в середине, светящейся при взгляде с Внешкольца, – над несостоявшимся Материком.
День текущий: 15,26146 ноября, или 16 ноября, 7 час 16 мин Земли
На уровне К90
(где собирают самые НПВ-сложные блоки для новой ГиМ-3, встраивают большое в малое)
16 + 27 ноября, 6 час
Над башней: 7.054758E + 08 шторм-цикл МВ
Вертолет десять минут в воздухе – ничего, идет устойчиво. Летит он сейчас над станицей Широкой. В ней как раз хозяйки выгоняют коров, они привычно бредут в одну сторону к околице, собираются в стадо. Все одной породы, черно-белые.
У Варфоломея Дормидонтовича этот мирный вид почему-то ассоциировался с той вспышкой в М31: там тоже, если были разумники, то жили с такой самой будничной уверенностью в прочности бытия – пока солнце не взорвалось. Там гибель мира длилась часы – здесь хватит секунд.
…И «шестереночники», жители той, четвертой, планеты, которая превратилась в астероиды, тоже, наверное, так. Это ведь делается не постепенно, враз.
«Господи, которого нет, Вселенные, которых аж две, мать вашу растак, успеть бы мне, успеть!..»
7
На уровне К150 идет 16 + 45 октября, 8 часов условного утра; здесь прошли сутки от момента осознания Любарским опасности и вылета из Овечьего ущелья. И за эти сутки сделано на крыше немало.
На решетчатой вышке рядом с кабиной ГиМ собрали уникальную Суперловушку с многомиллиардными К; триллионными, собственно, но это держат в уме. В ее белый, от максутовского телескопа, ствол можно упрятать и Луну, и планеты.
Осталось ювелирно настроить, строжайше вертикально нацелить в МВ. Потому что малейшее отклонение вбок – и НПВ-луч соскользнет в барьер Шара, там и останется; вглубь, в МВ не пойдет. С этим уже столкнулись.
Для этого там же на площадке собирают точнейшую электронно-мостовую схему. В нее, в частности, входят блоки «взвешивания планет» по методу НетСурьеза. Так что в Меняющуюся Вселенную отнюдь не прут дуриком; все хорошо продумано, спроектировано и спланировано.
МВ-счетчик на краю крыши зарегистрировал очередной шторм-цикл от таращанского Контакта. Каждый второй антивеществен, но об этом пока никто не знает ни здесь, ни на Земле. Могут и не узнать…
8
Края крыши с другой стороны от штанги счетчика: там, где внизу полигон и куда низвергается по стене башни электродная «труба» солнцепровода, – выглядит все живописно. Широченные алюминиевые лепестки «пространственных линз» образуют параболоиды типа локаторных антенн – и будто белыми ладонями поддерживают над собою темный сгусток, сердцевину Шара. Там работает автоматика – и от нее…
Шесть секунд – это три тысячи таких синхроимпульсов приближения, между которыми в МВ проскакивают многие миллионы лет жизни этого светила и всего, что около него. Бело-желтый диск этого солнца над полигоном пересекают две темные тонкие дуги; они продолжаются в виде тонких эллипсов в темно-синем небе. Так вращаются вокруг него в МВ две планеты, движение которых синхронизировать со светилом нельзя, да и не нужно; вот они и распределились по своим орбитам в миллиардах обращений, размазались в нарисованные в небе эллипсы. Неизвестно, каково это светило и каковы планеты: вещественные или «анти».
9
День текущий: 15,26493 ноября, или 16 ноября, 7 час 21 мин Земли
На уровне К6: 16 + 1 ноября, 20 час
7.054818E + 0 шторм-цикл МВ
– на вертолетном табло. Это четверть часа полета Любарского.
Внизу плавни реки Катагань в верхнем течении, рыжие камыши с проблесками воды.
Вспугнутая треском двигателя взлетела стая уток – и в двух местах из камышей раздались щелчки выстрелов, показался дымок.
«Пока в вакууме, даже в НПВ-луче, все будет спокойно. Астероид из Шара пойдет по цепочке: Ловушка ГиМ – Ловушка-передатчик на краю крыши – Ловушка-приемник внизу. Только когда третья нежно выплюнет МВ-подарок на те валуны на полигоне – тогда обнаружится: вещество это или что…»
10
На уровне К150: 16 + 45 ноября, 21 час –
условный вечер следующего К-дня.
…добела раскаленное острие башни
вонзалось в тьму Шара,
в ней мощно жила иная Вселенная:
рядом – и недостижимо далеко,
в их власти – и властвовала над ними.
Ловушка-передатчик уже смонтирована на краю, готова. Это тоже ЛОМД-миллиардник, но попроще; ее функция – перехватить НПВ-лучом тело-астероид, которое верхняя Ловушка возьмет в МВ и приблизит, потом развернуться вниз, открыть свой зев для Ловушки-приемника внизу, возле полигона. Метод «На!» – «Дай!»-транспортировки. А уж тот ЛОМД положит многомиллиарднотонную МВ-массу в центр «корыта», к камням бывшей Аскании.
Астероид за астероидом – так, глядишь, и наберут на Материк.
Вертолет шел как-то неровно, даже штурвал трясло в руках Любарского.
«…на Хиросиму сбросили килограммовый шарик урана-235 – в цепной реакции деления в энергию переходит ноль три процента массы, то есть три грамма урана. При аннигиляции антивещества с веществом все переходит в энергию, то есть достаточно полутора граммов антивещества для Хиросимы, а килограмм его это двести процентов, или шестьсот хиросимских бомб, шестьсот Хиросим. А возьмут не килограммчик, а триллиончик… тонн. Это… даже и считать не стоит, сколько в нем экви-Хиросим. Просто конец Земле».
Это были расчет и бред, все вместе.
11
На уровне К6 (Внешкольцо): 16 + 1 ноября, 20 час
На календаре-экране Иерихонского – Бурова светилось:
«В Аскании-2: 10 мая 740 года от Сотворения
334929 МВ-солнце».
Аскании-2 нет – но время есть и идет. Время всегда есть.
В эту пору земного часа МВ-солнце приближалось к «корыту» по-весеннему: раньше, чем зимой (в первые десять минут), ближе, светило жарче. И удалится позже. В недавней Аскании-2 в эту пору все зеленело и расцветало, а у живности, от мышей и лягушек до крупного скота, начинался гон. Самцы взбирались на самок под разноцветными яркими дисками в окружении звезд в темно-синем небе точно так, как делали это под обычным солнцем; исполняли свое, зачинали новые жизни.
Все там было как на Земле.
12
День текущий: 15,2684 ноября, или 16 ноября, 7 час 26 мин Земли
На уровне К2 (зона): 16 ноября, 14 час 50 мин
Двадцать минут полета.
Внизу снова какая-то станица, ряды домов, распаханная степь, лесополоса из молодых желтых кленов. Взошло солнце – клены будто запылали в его лучах.
Любарскому показалось на миг, что они в самом деле вспыхнули огнем.
«…Нет, я увижу не такую вспышечку. Если не успею, воспылает, станет стеной света весь небосвод впереди. Ярче тысячи солнц – в том числе и того, которое взошло. Огонь аннигиляции. И уж это будет Контакт так Контакт. Во всю космическую ширь. Активно-самоуверенные недоумки сделали свое – и больше не нужны. Вместе со своей кочкой… Или нет, нужны? Далее Контакт-то некому будет поддерживать! Ах, что я знаю! Что мы знаем о целях и возможностях Вселенной!..»
13
На МВ-счетчике:
N0 + 705487822 шторм-цикл
На уровне К150: 16 + 46 ноября, 9 час
Здесь минуло двое К-суток и два часа от старта Любарского.
На уровне К200, на вышке ГиМ-3, К-суток прошло еще больше. Там – наладка и монтаж Ловушки захвата, а сейчас перекур.
– Я бы на месте Метагалактики… – заявляет, сидя на ступеньке, НетСурьез между двумя затяжками – и это звучит под накаляющимся над их головами штормом, проявлением миров МВ, так весомо и к месту, что двое других, Климов и Терещенко, повернулись к нему. – Я бы на ее месте встревожился, узнав о Шарике с такой начинкой, со вселенными внутри. Очень. Ведь эта маленькая МВ – мощнее нашей из-за быстродействия. Нет, серьезно.
Климов стоял выше и сказал мягко и убедительно – так вразумляют тяжелых психов:
– НетСурьезик, Имяречек милый, ну как можно так говорить: «Я бы на месте Метагалактики»… Ты бы! Мы-ста… Всему ж должна быть мера. В Метагалактике сотни миллиардов галактик, в каждой сотни миллиардов звезд-светил. А мы с тобой около одной из них, около Солнца – на малюсенькой планетке, малюсенькие существа. Таково наше место, а не…
– А ты со мной так не разговаривай! – окрысился НетСурьез. – Со мной так в Институте Сербского разговаривали. Не таково наше место, раз над головой Меняющаяся Вселенная, раз мы это поняли и что-то здесь делаем. Для мысли-постижения нет ни великих, ни малых; не она при выражающих ее, а они при ней. В этом все равны: и галактики, и вселенные, и мы.
– Ух ты!.. – сказал Терещенко. – Сильно. Це за отакэ вас сажалы, Имярек Имярекович? И в психушку повъязалы?
Климов ничего не сказал, махнул рукой и склонился – что-то довинчивать.
14
У основания башни на полигон-«корыте» между ящиками для сжигания мусора и проволочной оградой…
Исправно пылает 334959 МВ-солнце. Оно спектрального класса F, небольшой лилово-белый диск его перечеркнут двумя дугами-рисками планетных орбит.
…сразу за проходной люди оказывались не на Земле –
чем выше, тем космичней.
Космично светилось то,
что обычно темно.
Космично звучали
искаженные голоса, лязги и рыки машин…
В зоне теперь есть приовалья и НПВ-шлюзы: они втискивают в себя и сквозь себя НПВ-баржи и катера, подобно библейскому верблюду – как через игольное ушко. В царствие небесное так нельзя (не верблюду – богачу), а в полигон-«корыто» можно.
Больше сделано (проверено, изобретено, испытано и так далее), меньше осталось. Надо доделать самый пустяк.
На Капитанском мостике Олега, симпатягу с бородкой, сменил техник Микола.
