Глава 130. Дима

Минул час. Мы вдвоем с Каем сидели в больничном коридоре, у дверей операционной. Он, запрокинув голову, как будто дремал. Я, наклонившись вперед, сжимал в руках чудом переживший все падения телефон и методично грыз его край.

Хотел позвонить Жанне, обрадовать, что гребаную вселенную в очередной раз спасли. Но каждый раз, когда я пытался представить разговор, у меня начинали дрожать руки, а на глаза наворачивались слёзы. Каю я завидовал. Сам не мог заставить себя зажмуриться. Стоило моргнуть, и я видел огненную бездну и двух людей, тонущих в ней. Двух людей, которым не нашлось места во всем нашем мире.

Я представлял, что скажу Маше, когда — и если — она очнется. Представлял, что будет со мной, если хирург, выйдя из операционной, скорбно покачает головой.

— Может, морду мне набьешь? — предложил Кай.

— Заткнись.

— Просто предлагаю, вдруг полегчает.

— Кому из нас? — вздохнул я.

Он не ответил. И для чего вообще тут сидел? Что его держало?

Телефон зазвонил сам. Я принял вызов.

— Да?

Должно быть, мой флегматичный тон объяснил Жанне все. Она долго молчала, прежде чем спросить:

— Ты как?

— Я? Знаешь... я сегодня просрал все, что только мог. А может, даже больше. Если бы не ты, наверное, я бы тоже остался на крыше.

Жанна помолчала.

— Хочешь рассказать?

— Не сейчас. Потом.

— Хорошо. Потом. Но сперва поклянись, что вернешься.

Я поклялся и, дождавшись «отбоя», опустил телефон в карман.

— Жена? — спросил Кай.

— Жена.

— Мудрая женщина. — Он закрыл глаза.

И вновь потянулись минуты ожидания.

Из Москвы в Красноярск я вылетел пять дней спустя. Все это время жил в гостинице, неподалеку от больницы. Сначала ждал, что Маша очнется, потом — что придёт в себя. Последнего, кажется, так и не дождался.

Помню, как впервые вошел в ее палату, встретил рассеянный взгляд и машинально ответил на улыбку, за что тут же проклял себя последними словами.

Маше, как сказал врач, сильно повезло. Несмотря на чудовищную кровопотерю и начавшееся разложение тканей, ее умудрились откачать. «Такое чувство, — говорил врач, — будто разложение что-то остановило, не позволило перекинуться дальше. Обошлось без сепсиса».

Лёгкое удалили. Теперь у неё осталось одно. А я и не знал, что такое возможно. Врач заверил, что после надлежащей реабилитации она не только сможет ходить, но даже инвалидность не получит. Чудо, не иначе.

Я не стал говорить врачу, что за чудо спасло жизнь Маше. Вряд ли он стал бы духовно богаче, узнав, как дьявол спас Землю от божьего гнева — или как еще интерпретировать произошедшее для человека со стороны?

— Привет, — прошептала Маша, приспустив кислородную маску. — Я думала, ты улетел.

Я, поморщившись, огляделся. VIP-палата, которую не пойми с каких щедрот оплачивал Кай. Единственная комфортабельная койка в просторном помещении с кондиционером и телевизором.

— Как ты? — Я сел на стул рядом, взял в руки ее ладонь — тонкую и хрупкую. Глупый вопрос, конечно. Как может быть человек, которого только что вытащили из преисподней?

— Жить буду, — отозвалась Маша. Беззвучно кашлянула и добавила: — Говорят.

— А сама что скажешь?

Я скорее догадался, чем увидел, что она пожала плечами.

— Жить буду.

От сердца отлегло, но ненадолго. Помолчали, глядя друг на друга, потом я сказал:

— Юля…

— Она вернется. Отдохнет — и вернется.

На этом силы ее закончились. Маша попыталась вернуть на место маску, но не смогла поднять руку. Маску вернул я. Маша успела сказать лишь:

— Лети домой. Все будет нормально.

То же самое сказал Кай, когда я вернулся в гостиничный номер:

— Валил бы ты уже. Жена извелась, небось.

Я остановился в дверях, глядя на него, развалившегося со стаканом в руке в кресле перед телевизором.

— Ты… Чего тут забыл?

— А ты думал, тебя в двухместном люксе за красивые глаза поселили? — вопросом на вопрос отозвался он.

Я понятия не имел, за что меня поселили в двухместном люксе. Я вообще до сих пор не задумывался о том, как оказался заселенным в гостиницу. Просто, выйдя из Машиной палаты, взял из рук Кая визитку с адресом и напутствием: «Это тут, недалеко. Ключ возьмешь на ресепшене, номер на твою фамилию, оплачен». Если бы меня заставили задуматься — решил бы, что заселением обязан покойному Смирнову, а Кай просто передал информацию. Но меня не заставляли, и я не задумывался. Судя по всему, именно на это Кай и рассчитывал.

— Я, видишь ли, внезапно сдох от цирроза печени, — салютнув мне стаканом, объяснил он. — Нижайший поклон товарищу полковнику, красиво отработал. Все грехи списаны, жизнь с чистого листа — полная перезагрузка. Одна фигня — счета замораживаются. Так что я с сегодняшнего дня бомжую, жду решения вопроса правильными людьми. И поэтому у тебя — двухместный люкс. Есть еще коньяк и пиво. Вон там. — Кай кивнул в сторону двери.

Девушка в телевизоре рассказывала о невероятно могущественной команде террористов, что угнала самолет, разбила его о здание управления МВД, а потом была героически ликвидирована спецслужбами вместе с заброшенным зданием больницы РАН. Возле двери стояла спортивная сумка, из которой призывно торчали горлышки бутылок. Светлое пиво, темное пиво, виски, коньяк...

— Ты отсюда до Нового года выбираться не планируешь? — поинтересовался я.

— До цирроза печени. Буду отрабатывать диагноз.

Я наклонился и взял бутылку со светлым пивом.

— Чего тебе от неё надо?

Кай не спросил, от кого. Предложил:

— Считай это профессиональным интересом. Я психолог, — добавил он, видимо, посчитав мое молчание слишком красноречивым.

— Психологи берут деньги за помощь. А не платят деньги, чтобы кому-то помочь.

Кай развел руками.

— Ну… Психологи же все маленько того, так? А я — давай считать, что конкретно ебанутый. Устроит такой ответ?

Поскольку предлагать другой он явно не собирался, я решил, что устроит.

Еще три дня я не сдавался и домой не уезжал. Потом Кай, судя по всему, решил свои дела и освободил жилплощадь. Так же, как и занял — без предупреждения.

Маша крепла. Взгляд ее становился все более живым, и врач говорил, что она быстро идет на поправку. Вполне возможно, что меньше, чем через полгода, сумеет вернуться к обычной жизни.

Мне хотелось перегрызть ему горло за эти слова. «Обычная жизнь» — что это, по его мнению, для одинокой женщины в возрасте за тридцать, с одним лёгким, в крохотном посёлке, с репутацией алкоголички? В этой гребаной палате у неё было больше возможностей.

Маша этого не понимала. Каждый раз, что я заговаривал о будущем, перебивала меня:

— Юля вернется, когда отдохнет, и все будет хорошо.

Тела Юли так и не нашли. В том аду, что поглотил здание больницы, чудом уцелели несколько костей, принадлежавших взрослым людям. Положенцев? Брик?.. Экспертиза грозила затянуться, если ее вообще собирался кто-то проводить.

Потом мне звонила Жанна. Мама. Отец. Эля. Последняя стоила первых троих вместе взятых:

— Дима, ты в корень задрал! Хватит Кремлями любоваться, дуй домой, а то я уже забыла, как муж выглядит. Блин, я вообще замужем?!

Все это время Эля безвылазно торчала у нас. Жанну она бы не бросила под страхом смерти.

Выглянув в тот вечер из окна гостиницы, я подумал, что где-то тут, недалеко, и правда есть Кремль, Красная площадь, Арбат, Собор кого-то там, и куча других мест, где надо бы побывать. В груди шевельнулся вялый интерес. А потом я вспомнил две фигуры, исчезающие в огне, и подумал: «Юля ничего этого больше не увидит. Ни Собора, ни часовни в Красноярске, ни Назаровской церквушки синего цвета».

Я перезвонил Жанне и попросил купить билет. Мы продолжали тормошить карточку, счёт которой щедро пополнил некогда Брик.

На следующий день я зашёл к Маше попрощаться. Снова пытался объяснить ей, как обстоят дела.

— Все будет хорошо, Дима, — перебила она. — Спасибо за все, но… ты можешь идти один.

Так меня напутствовали, так освобождали. Но вот пришел час, и этими же словами меня вежливо послали. И я ушел — поцеловав на прощание женщину, которую любил.

— Если ты ее бросишь… — сказал я Каю, который отвез меня в аэропорт.

— Ты меня найдешь и заставишь всю жизнь рассказывать стихотворение про «парус одинокий», — закончил он.

— Я, чтоб ты знал, бывший автослесарь. Башку карданом проломлю.

— Злые вы, пролетарии, — вздохнул Кай. — Чуть что — карданом.

Почему-то мы одновременно усмехнулись. Потом я пожал ему руку.