Глава 100. Дима

Я даже не пытался запомнить череду хитросплетений коридоров, приведшую нас к выходу. Николай Васильевич шагал уверенно, как будто знал тут каждый закуток.

— Сколько времени? — задал я давно интересовавший меня вопрос. Телефона в карманах не оказалось.

— Без четверти четыре, — отозвался Николай Васильевич. — Вы провалялись без сознания почти полсуток, пока я решал текущие проблемы. На самом деле, одной из проблем были вы, и я вас немного «выключил». Перестарался. Зато в морге вы не умерли, что, безусловно, мне в плюс. А теперь сделайте одолжение — стойте молча и излучайте загадочность. Умеете смотреть на людей, как на говно?

Вырулив к выходу, Николай Васильевич остановился и, расстегнув пиджак, упер руки в бока. Я мог только предположить, что поднявшемуся со стула невысокому грузному мужчине явно нерусской национальности демонстрируется кобура. А может, наоборот, ее отсутствие.

Мужчина оказался не один. Двое широкоплечих парней поднялись, защищая своего предводителя. Один, как Николай Васильевич, раздвинули полы пиджака, другой, помоложе, с бегающим взглядом, держал в руках по картонному стаканчику с кофе.

— Ну здравствуй, Сеня. Порадуешь чем, или только кофе притащил? — Николай Васильевич щелкнул пальцами, подзывая парня со стаканами. Тот покосился на начальство. Полный мужчина, поморщившись, махнул рукой.

— Не разоряю тебя? — Николай Васильевич принял стакан из рук «шестерки» и кивнул в мою сторону. — А то давай включим в счет, я ж понимаю, времена тяжелые.

Я забрал стакан, не глядя. Смотреть старался только на «Сеню», соблюдая рекомендации Николая Васильевича.

— Много говоришь сегодня, начальник, — покачал головой «Сеня». — Много и грубо, как вчера на свет родился. А это кто с тобой? — Он окинул меня холодным взглядом.

— Отец, сын и святой дух в одном флаконе, а мать Мария сверху привет передает. Дохера вопросов, Арсен, как будто вечно жить планируешь. Что по делу?

Охрана Арсена переглянулась. Видно, Николай Васильевич вел себя раньше как-то по-другому. Я тоже нервничал. Зачем ему понадобилось злить явного бандита? Пусть даже и в битком набитом полицией общественном месте. Это в кино любят показывать рассудительных гангстеров с кодексом чести, в реальности часто бывает иначе.

Арсен решил не заметить оскорблений.

— Этот твой… — Тут он выругался на непонятном языке. — Сегодня был на моей точке. Той, что я у Грека принял. А потом инкассацию кто-то… — Опять не по-русски, но суть дошла даже до меня, не говоря о Николае Васильевиче.

— Круто, это мы ему сразу как помощь следствию запишем, — усмехнулся он и, глотнув кофе, посерьезнел: — Девка с ним?

— Какая-то сучка мелкая терлась. — Арсен вынул из кармана телефон. Лопату, что едва помещалась на ладони. Потыкал пальцем, показал экран Николаю Васильевичу. Я увидел снятую сверху девицу, наряженную под японскую школьницу. Блузка, галстучек, юбка длиной «что есть, что нет». Николай Васильевич кивнул, и телефон вернулся в карман Арсена.

— Пацаны срисовали, что она рулеткой крутит. Там один уважаемый человек выиграть должен был…

— Уважаемый? — перебил Николай Васильевич. — Не тот ли пидор, которому ты девок малолетних для порнухи подтаскиваешь? Знаешь, что с такими уважаемыми на зоне делают?

Арсен занервничал, глаза начали бегать.

— Какие девки, начальник, ты о чем…

— Детей выгони, пусть покурят.

Взмахом руки Арсен отпустил охрану. Когда за ними закрылась дверь, Николай Васильевич быстрым движением переместился к Арсену и, схватив его за шею, тихо заговорил:

— Слушай меня сюда, Сеня, и кивай, как будто умный. Первое: ты наш разговор помнишь. Рулетку крутить — крути, а в говно всякое не лезь. Я про тебя всю подноготную знаю — а ты знаешь, что я ее знаю. Потому, первое: «уважаемого человека» ты мне в понедельник на стол положишь — и не дай Аллах, если мне не понравится ленточка, которой этот подарок перевяжешь. Второе: Кай и девка мне нужны завтра ночью. Кая можешь попинать, или пацанам дай поразвлечься, но если девку кто хоть чутка заденет, все твои «уважаемые» узнают, что ты — стукачок, и это для начала. Comprende?

Судя по выражению лица Арсена, ему было больше, чем comprende. Но уступать он не собирался:

— Не знаю, начальник. А вдруг они больше ко мне не зайдут? Возьмут, да исчезнут. Кай любит исчезать…

— Ну так разлюбит. Ты на что намекаешь? Подсластить, что ли? Не вопрос. Получу Кая и девку, це́лую и невредимую, получишь год спокойной и безбедной жизни.

Арсен пожал плечами:

— Без того на год договаривались…

— Я сказал: «безбедной», Сеня. От налогов тебя освобождаю.

Арсен расплылся в улыбке, продемонстрировав безупречно белые зубы.

— Да ты что? Ох, и золотая девка…

— Это не девка золотая, Сеня. Это я золотой. Беспокоюсь за тебя, ночей, видишь, не сплю. Чего ты весь потек-то, а? Так деньги любишь?

— Всем сердцем! — Арсен приложил руку к пухлой груди.

— Срань у тебя сердце, — тут же припечатал его Николай Васильевич. — Свалил бы давно на юга, дожил бы как человек — годы-то немалые. А то так и сдохнешь тут, в дерьме по ноздри.

Николай Васильевич убрал руку с шеи Арсена, и тот отступил.

— Дела меня держат, начальник. Сам понимать должен. Тоже ведь не мальчик, да и не бедствуешь — с меня одного уж сколько поднял…

Николай Васильевич переменился в лице, я заметил, как глаза его превратились на миг в два провала в ничто. Арсен схватился за сердце, на этот раз — без всякого лицедейства.

— Ты со мной не равняйся, шваль, — прорычал Николай Васильевич. — Я — мент, я людей защищаю. А ты — шкура, под которой ничего, кроме дерьма. Инструктаж запомнил? Тогда вали отсюда. Жду звонка.

Арсен, хватая ртом воздух, кивнул, попятился. У самых дверей отвернулся и глубоко вдохнул. Кажется, ему полегчало. Во всяком случае, вышел он твердо.

— Это Сеня, — с улыбкой сказал мне Николай Васильевич. — Местный бизнесмен в больших кавычках. Покатаемся?

— Куда? — удивился я.

— Ну, может, вам интересно Кремль посмотреть, Храм, или еще какие достопримечательности. Вы ведь впервые в Москве, а я — радушный абориген. У нас почти сутки свободного времени, при всем желании я не смогу вас занять чем-то конструктивным. Ну так чего бы вам хотелось?

Я допил остывший кофе, в задумчивости окинул себя взглядом.

— В душ. И переодеться. И поесть.

Николай Васильевич кивнул, застегивая пиджак:

— Отличная программа, не могу не одобрить.