Сэм

Я взял в руки лист, который мне распечатали. На нем расплывались чернильные пятна. Очевидно, принтер был неисправен.

– Здесь не может быть ошибки?

– Нет, сэр. Это абсолютно точно.

Я вышел от врача и сразу направился в ближайший бар.

– Двойной, – бросил я бармену.

Выпил залпом.

– Повторите, – сказал я.

Я тщетно пытался успокоиться. Во мне продолжала клокотать ярость.

Я соврал, сказав, что еду сегодня в Стокгольм на важную презентацию. Поцеловал на прощание Мерри и сказал, что люблю ее.

Смотрел в ее глаза, пытаясь понять, что скрывается за ними.

– Я люблю тебя, Сэм, – сказала она, – люблю больше всего на свете.

Любовь. Разве она не прелюдия к измене?

«Я же тебе говорила, – прошипела бы мать, – она – худшая из всех. Сын, мой сын, ты – все, что у меня есть. Ты – единственный мужчина, который мне нужен».

Она лежала на кровати в одном пеньюаре, выставив напоказ свои прелести. В мягком приглушенном свете были отчетливо видны все ее изгибы и выступы, которые мы, мальчишки, наблюдали только в двух измерениях на страницах журналов и экранах компьютеров. А в тот момент это находилось прямо перед глазами смущенного и растерявшегося подростка.

– Иди сюда, – позвала она, похлопав по одеялу. – Иди сюда и утешь свою мамочку.

Во рту стоял привкус желчи. Я ощущал ее запах, который становился все сильнее и сильнее. Чувствовал только желчь и отвращение. Я взял у врача рецепты, написанные на желтых листах бумаги, – залог моего успеха. А потом…

Я размышлял несколько дней и в конце концов снова позвонил врачу.

– А как это могло произойти в первый раз? – спросил я.

– Вы принимали какие-нибудь медикаменты тогда?

Наступило неловкое молчание.

– Уверен, что этому есть объяснение, – сказал он, чтобы заполнить паузу.

Неожиданно все стало очевидным. По-другому и быть не могло.

Я скомкал в руках распечатку, полученную от врача.

Побежал в туалет, где меня вырвало так, что, казалось, все внутренности вывернуло наружу. Да еще и забрызгал брюки чужой мочой. Из кармана на кафель вывалился телефон. Я вытер его и посмотрел на экран. Шестнадцать пропущенных звонков. Все от Мерри.

Меня вырвало еще пару раз. Наконец я смог сесть в машину и отправиться в обратный путь. Когда подъезжал к дому, увидел вспышки света. Перед домом стояла скорая и два полицейских автомобиля.

Входная дверь была раскрыта настежь. Мерри сидела на диване, напротив нее расположилась женщина-полицейский, которая записывала ее показания. В кухне Фрэнк варила кофе для полицейских.

При виде меня Мерри закрыла рот, встала и пошла мне навстречу. На ее побелевшем лице застыла боль. Она заметила, в каком состоянии я находился, почувствовав запах алкоголя и рвоты, но только покачала головой.

– Его нет, Сэм, его больше нет.

В детской на своей кровати лежал Конор. Бледный и очень маленький.

Синий. Холодный. Мертвый.

Смерть уменьшает людей, а детей делает просто крошечными. Они становятся похожими на кукол, и они перестают напоминать людей. Я сразу вспомнил средневековые маски смерти, которые я, будучи студентом, видел в Британском музее. Это была личная коллекция Генри Уэлкома, собравшего наиболее интересные артефакты по всему миру. Я ходил в тот музей на свидания с девушкой по имени Шинейд. Она была родом из Корка и играла на кельтском бубне.

– О боже! Господи Иисусе, – сказал я, будто мог его разбудить. – Конор…

Мерри уже перебралась на кровать. Она была потрясена и не могла сосредоточиться. Остекленевшие глаза. Несла какой-то бред.

Из ее бессвязных слов я понял, что она пошла с ним на прогулку, как обычно. По дороге домой остановилась, заметив, что на дорожку вывалился плюшевый медвежонок. Она подобрала его и заглянула в коляску. Тогда и поняла, что с Конором что-то было не так, потому что тот не дышал и не двигался.

– Но, но, – запинаясь, бормотала она. – Я пыталась его оживить. Я пыталась и пыталась его воскресить, но… Наверное, он уже был мертв, – произнесла она. – Мертв. Он был холодным. У него была странная кожа, как воск. Я, я побежала домой и вызвала скорую. Я не знаю, не понимаю, что произошло.

Я посмотрел на ребенка, лежащего на кровати. Меня снова затошнило, и я зажал рот рукой.

В гостиной были то ли полицейские, то ли парамедики. На маленьких значках, приколотых к их красным униформам, были написаны их имена – Фредерик и Линда. Линда пахла эвкалиптом и старым кофе. У нее были медно-рыжие волосы, заплетенные в две косы.

– Мы глубоко сожалеем о вашей утрате, – сказала она.

– Да, – кивнул Фредерик. – Такое трудно понять и пережить. Мы уже объяснили вашей жене, что это похоже на синдром внезапной детской смерти. К сожалению, он очень распространен. Или, возможно, повышенная температура, которая опасна для маленького ребенка, или какой-нибудь вирус. Это наиболее вероятные сценарии, но, конечно, мы должны провести тщательное расследование.

– Чтобы исключить все другие причины смерти, – добавила Линда.

Она окинула взглядом нас троих и спрятала свой блокнот в карман куртки.

Я не понимал, был ли я все еще пьяным или, наоборот, трезвым как стеклышко. Голоса слились в один неясный гул, вокруг двигались и что-то делали люди, но они ничем не могли помочь. Все потеряло смысл.

Сын, мой сын.

Я оцепенел от ужаса.