Сэм

В субботу и воскресенье мы устроили Фрэнк экскурсию по окрестностям, показали ей наши любимые места, хвастаясь своей замечательной новой жизнью в Скандинавии. Совершили прекрасную долгую прогулку через лес в Сигтуну, побывали на озере и даже окунулись в его прохладную воду. Съездили в Стокгольм, прошлись по старому городу, избегая мест, где скапливаются толпы туристов. В Сёдере зашли в уютное кафе на традиционную фику – горячий кофе мы с наслаждением заедали булочками с кардамоном.

– Вы оба, – сказала Фрэнк, – практически ничем не отличаетесь от аборигенов. Полностью освоились в этой стране.

Мерри взяла меня за руку и задержала ее в своей.

Фрэнк захотела посетить морской музей Ваза. «Ваза» – это незадачливый боевой корабль семнадцатого столетия, который затонул, не успев выйти из бухты. Мы почти час ходили вокруг деревянного парусника, пока Конор настойчиво пытался выбраться из своей коляски.

Позже наведались в Музей современного искусства, где посетили сугубо женскую выставку, на которой была представлена откровенная феминистская дрянь: кровоточащие влагалища, менструальная кровь, льющаяся на тряпку. Там была одна экспозиция в виде огромной видеопроекции под названием «Падающие женщины». Она демонстрировала гордо стоящую на подиуме женщину. Потом в кадре появилась другая женщина, толкнула ее, и несчастная провалилась в черную бездну. Нападавшая заняла ее место, но с ней так же поступила еще одна тварь. И так бесконечно – непрерывный поток озлобленных женщин.

– Нравится? – спросила меня Фрэнк.

Я закатил глаза.

Мы зашли на ланч в небольшое кафе, из окон которого открывался живописный вид на озеро Меларен.

– Ну и какие у тебя планы на будущее? – спросила у моей жены Фрэнк. – Ты уже обосновалась, теперь будешь искать работу?

– Я тебе уже говорила, – Мерри бросила на нее мрачный взгляд, – сейчас я работаю матерью.

– Это прекрасно, что тебе не нужно работать, – заметила Фрэнк.

– У меня на подходе два крупных проекта, – вмешался я. – У нас нет проблем с деньгами.

Подошла официантка, чтобы принять заказ. Фрэнк и Мерри попросили принести им одно и то же блюдо – бифштекс средней прожарки без лука и отдельно соус.

– О боже, – воскликнул я, засмеявшись. – Как вы похожи! Передо мной будто две сестрички-близняшки. У вас одинаковая манера говорить, вы используете одни и те же слова. Раньше я этого не видел.

– Думаю, это всегда происходит с людьми, когда они давно знакомы, – улыбнувшись, ответила Мерри.

– Вы словно подражаете друг другу, – сказал я. – Обезьянка видит – обезьянка делает.

Фрэнк посмотрела на Мерри.

– Это вид эмпатии, – пояснила Фрэнк. – С точки зрения эволюции. Приматы формируют эмоциональные связи через подражание. И младенцы тоже. Именно так они изучают эмоции. Должно быть, вы замечаете это за Конором, как он подражает всему, что вы делаете?

Мерри отломила кусочек хлеба и положила его на свою пирожковую тарелку.

– Но подражание не всегда безобидно. К примеру, кукушки. Самки кукушки имитируют крики ястребов, чтобы вспугнуть мелких птиц и заставить их покинуть собственные гнезда. Затем кукушки откладывают там свои яйца, которые практически не отличаются от других. Возвратившись, хозяева не замечают подлога, заботятся о приемышах, как о собственном потомстве.

– А что потом, когда птенцы вылупятся? – спросил я.

– Тогда, – ответила Фрэнк, – кукушата выталкивают всех остальных птенцов из гнезда, чтобы не делиться едой, которую приносят приемные родители. Это естественный отбор, все в рамках дарвинизма.

– О господи, – вздохнула Мерри.

– Гнездовой паразитизм, – сказала Фрэнк, – это так называется.

– Это довольно жестоко, – произнесла Мерри.

– Но изобретательно, – подмигнула Фрэнк.

Мы с ней расхохотались.

– Как приятно снова вести интеллектуальную беседу, – признался я. – Честно говоря, я соскучился по таким разговорам и университету.

– Все-таки степень магистра иногда приходится весьма кстати, – улыбнулась Фрэнк.

Мерри промолчала. Конечно, она болезненно воспринимает разговоры на эту тему, потому что ей так и не удалось закончить ни одного курса в колледже. Но я все время ей твержу, что для того, чтобы запечь цыпленка, не обязательно иметь диплом.

Хорошо, что Фрэнк приехала. Мне она нравится. Она для меня словно глоток свежего воздуха. Ощущаю приятное возбуждение. И она прекрасно управляется с Конором, ведет себя с ним совершенно естественно. В первый же день подняла его, посадила себе на колени, как будто вырастила целый десяток детей. Кормит его обедом и сидит на полу, играя с ним. Его лицо озаряется улыбкой, когда Фрэнк заходит к нему в детскую. Она всегда знает, как его рассмешить.

– Тебе не потребовалось много времени, чтобы его завоевать, – как-то сказал я ей.

– Похоже, мне следует переключиться на новую возрастную группу противоположного пола, – рассмеялась она.

– Да ладно тебе, Фрэнк, – сказал я. – Кого ты пытаешься обмануть?

Фрэнк знает себе цену и умеет обращаться с мужчинами, которые появляются в ее поле зрения.

– Если только в этой группе будут такие же обаятельные мужчины, как в роду Херли, – сказала она, водя носом по шее Конора.

Официантка принесла заказ. Бифштекс Мерри оказался недожаренным, но она не стала его возвращать.

– Иногда мне хочется, чтобы он был с кровью.

– Как ты собираешься провести отпуск? – спросила она Фрэнк.

– Хочу попутешествовать. Повидаться с друзьями. Потом решу, что буду делать дальше, – пожав плечами, ответила та.

– Как же консалтинговый мир сможет выжить без тебя? – спросила Мерри не без нотки сарказма.

– Знаешь, думаю, мне пойдет на пользу передышка в решении чужих проблем, – улыбнулась Фрэнк.

Я смотрел на двух женщин, сидящих напротив меня. Одна из них – блондинка с округлыми формами, другая – угловатая брюнетка. Я увидел их обеих как-то вечером более семи лет назад. Мне тогда было двадцать восемь. Это произошло в баре «Кинг Коул» в отеле «Сент-Риджес». Я там был на факультетском банкете, устроенном по случаю награждения нас памятной медалью Хаксли, которая расценивается как аналог Нобелевской премии в области антропологии. Наш факультет просто обезумел от счастья.

Они стояли возле барной стойки и пили мартини. Одна из них была настоящей красавицей – блондинка с длинными волосами, которые обрамляли лицо с высокими скулами и пухлыми губами, накрашенными красной помадой. Высокая, полная, чувственная грудь. Изящное тело, облаченное в черное платье, – я был уверен, что под ним скрывается абсолютно безупречная фигура. Другая девушка по имени Мерри была попроще. Слегка асимметричное лицо, привлекательное, но назвать его красивым было нельзя. Худая угловатая фигура, которая, как и лицо, не отличалась совершенством.

Но от нее веяло загадочностью и одновременно искренностью. В ней была чистота и непорочность, и, казалось, что она еще не успела вкусить всех радостей жизни. Посмотрев на эту девушку во второй раз, я уже не смог отвести от нее взгляд.

«Вот она – та единственная, – подумалось мне тогда. – Единственная и неповторимая».

А сейчас я рассматривал Фрэнк. И все, что упустил в своей жизни.

– Если ты так сильно любишь жену, почему ты ей изменяешь? – часто спрашивает меня Малин. Незлобно. Она просто хочет понять, разобраться.

Я не могу ответить. Это трудно объяснить.

Вероятно, другие женщины дают мне возможность любить Мерри еще сильнее. Потому что все они – для временного пользования, а она постоянна. Она – моя и всегда будет только моей.