Глава девятнадцатая

Вернувшись домой, Аня долго размышляла, как ей сказать Сухотину, что она не хочет работать с ним не только над третьим выпуском, но и над вторым тоже. Виктор Константинович наверняка будет возражать. Конечно, следует уходить из журнала, не ссорясь и не конфликтуя, вероятно, нужно даже отказаться от обещанного вознаграждения…

Все это крутилось в голове, скручиваясь в какой-то моток ненужных мыслей, этот моток откатывался куда-то далеко… И всплывала всего одна мысль – главная и тревожная. Почему так долго не звонит Тарутин? Неужели забыл о ней? Но ведь этого не может быть, ведь она помнила, как он смотрел на нее, как опускал глаза, когда они сталкивались взглядами. Аня даже начала думать, что нравится ему. То есть ей казалось так. Нет, она даже не сомневалась в этом, потому что Николай ей нравился. Нравился как человек, как специалист… Спокойный, уверенный в себе, умеющий слушать и сопереживать. А если честно, не только как специалист. Как специалист ей нравился Марк. И Марк всегда делал вид, что обижается, когда слышал от нее слова любви, как будто не верил ей. А может, он был убежден, что никакого глубокого чувства к нему у жены нет. Но она не смотрела ни на кого другого, она не флиртовала, и романов у нее, упаси боже, не было. Она была верной женой. Нет, она была верным другом, ученицей великого фотографа, единомышленником. Но теперь Марка нет. И это очень горько. Может, и оставалась слабая надежда, что он где-то скрывается, однако ФБР заявило, что профессор Хайден мертв. А значит, она теперь – вдова и должна быть печальной. Но было лишь грустное воспоминание о хорошем человеке, и Аня корила себя за то, что слишком мало сейчас думает о Хайдене. И проклинала себя за то, что слишком часто вспоминает Николая.

Тарутин так не походит на бедного Марка. Бедного? Почему Марк скрывал от нее свои доходы? Неужели думал, что их брак может оказаться непродолжительным и тогда придется делиться с ней – уже бывшей женой своими деньгами? Вообще на него это не похоже. Но ведь он зачем-то скрывал, не говорил, что у него в провинциальном банке на депозите больше двадцати миллионов.

Она вновь подумала о Тарутине, и он позвонил.

– У меня заканчивается рабочий день, – сообщил Николай. – Мы могли бы увидеться?

– Конечно, – быстро согласилась Аня и перевела дух, чтобы Николай не догадался, как она рада его звонку. – Ты хочешь меня пригласить куда-нибудь?

Тарутин молчал, и тогда она взяла инициативу на себя:

– Или лучше у меня дома?

– Лучше у тебя, – согласился он. – Хочется отдохнуть от посторонних лиц, от которых я на работе бесконечно устал.

Он пообещал успеть к семи вечера, но запоздал, очевидно, из-за того, что покупал цветы и шампанское. Задержка в двадцать минут пришлась как нельзя кстати. Аня успела не только приготовить ужин, но и накрыть на стол.

– Я сегодня в некотором недоумении, – сообщил Николай, когда они устроились за столом. – Мне позвонила Вера и поинтересовалась остатком моего долга за машину. Сказала, что хочет его оплатить в благодарность за помощь, которую я ей оказал. Я стал выяснять, что такого особенного для нее сделал, так Бережная ответила, что это за то, что познакомил ее с Аней Игнатьевой. Она так хорошо о тебе отзывается.

– И ты ей поверил? – улыбнулась Аня.

– В каком смысле? – не понял Тарутин и тут же смутился. – Что касается тебя, то я мог бы сказать то же самое, только в еще более восторженных выражениях. А вот что касается предлагаемых мне денежных средств – то тут я в полном недоумении.

– Не переживай, – успокоила его Аня. – Просто нам удалось немного подзаработать, и мы обе решили поделиться с тобой, потому что и ты, сам того не подозревая, оказал нам с Верой существенную помощь.

– Ну, тогда ладно, – согласился Николай. – Хотя мне непонятно, как можно неожиданно так много денег заработать. Там все законно и чисто?

– А разве твоя подруга Бережная способна мухлевать?

– Думаю, что нет, – после некоторого раздумья, ответил Николай и тут же опомнился: – Ну, Вера мне не то чтобы близкая подруга. Просто хорошая знакомая и коллега в некотором роде. А друг у меня только ты… То есть… – Тарутин смутился и начал оправдываться: – То есть у меня есть друзья, но все они мужчины, но как женщина ты ближе всех… То есть как девушка ближе всех именно как друг.

– Тогда выпьем за дружбу, – предложила Аня, которой этот разговор нравился все больше и больше. – Открывай шампанское!

Они выпили по бокальчику и растерялись вдруг, не зная о чем говорить. Выручил телефонный звонок. Ане из Москвы позвонил отец.

– Я все время думаю об этом убийстве на свадьбе, – сказал он, и Аня включила громкую связь, чтобы слышал и Николай. – Очень интересная схема получается. Если вспомнить древнего грека Гераклита, который допускал экспликацию закона разрешенного противоречия, то получается интересная штука…

– Я в философии ничего не смыслю, – напомнила Аня.

– Но это больше к формальной логике относится, – начал объяснять отец. – Аристотель в своей «Метафизике» запретил противоречить вообще. Диалектика Гегеля сняла этот вопрос, допустив оба закона: и закон запрещенного противоречия, и закон разрешенного противоречия. Факты порой противоречат друг другу, что может мешать следствию. И тогда… Как бы тебе объяснить подоходчивее?..

– Тогда вступает в силу закон импликации, – произнес Тарутин. – Условное суждение ложно и только тогда, когда его антецендент – истинное суждение, его консеквент – ложное суждение.

– Совершенно верно! – радостно согласился Михаил Васильевич и после паузы удивился: – Дочка, а кто это рядом с тобой?

– Мой друг, – ответила Аня.

– Мои поздравления, – проговорил Михаил Васильевич. – А теперь слушай мой совет: бери своего друга в охапку и не отпускай его от себя, даже если он такой же старый и занудный, как я.

– Он не занудный, а очень даже молодой и симпатичный.

– Никогда не поверю! – воскликнул отец. – Таких уже давно не делают.

Он вдруг перешел на шепот:

– А вы где?

– У меня дома, – ответила Аня.

– Очень хорошо, – продолжал Михаил Васильевич. – Закрой входную дверь на ключ, а ключ спрячь хорошенько, а лучше выброси в окошко. Ты поняла?

– Да, – так же тихо ответила Аня, чувствуя, что начинает краснеть.

– Пока, – произнес Михаил Васильевич. – Я прощаюсь, а то ты забудешь сделать самую важную вещь в своей жизни. А это убийство чужого жениха – гори оно огнем. Забудь!

Тарутин слышал все или почти все, он сидел за столом с самым счастливым выражением лица. Когда Аня положила телефон на стол, Николай проговорил:

– Твой отец прав на все сто процентов. Мы можем отсечь все возможные ложные допущения, выдвинуть версию о том, что убийство совершил некто служащий в охране Красильникова, как-то связанный с ней или каким-то сотрудником охранной структуры. Я внимательно изучил видеоматериалы и снимки. А потому уверен, что никто из гостей не причастен к убийству. Подозрения могут коснуться лишь режиссера Летягина, но экспертиза показала, что он не стрелял. Гоша Гацкан тоже оказался чист, а потом еще его самого застрелили почти на наших глазах. Еще может быть причастна Валя Колобова. Экспертизу она не проходила, но трудно поверить, что хрупкая девушка могла хладнокровно с трех шагов выстрелом в голову…

– Не надо подробностей, – попросила Аня. – И потом это не Валечка точно.

– Я тоже так думаю. Тогда остаются охранники или некто связанный с ними. Но посторонний человек не мог незамеченным проникнуть на территорию, миновав зоны обзора видеокамер, а потом так же незаметно исчезнуть. Значит, это охранник. Если это не так, то, значит, кто-то из семьи Красильниковых. Невеста вряд ли – она все время была под прицелом объективов. А вот сам Красильников пропадал на время. Жена его, кстати, тоже отсутствовала около четырех минут.

– Мне кажется, что женщина… – начала Аня.

– Теперь по поводу того, что кажется, – перебил Николай. – Мир устроен иначе, чем нам кажется, и мы по этому поводу не возмущаемся. Прости, меня кажется понесло… Кажется!

Они оба рассмеялись. В этот момент снова позвонил отец. На этот раз Аня не стала переходить на громкую связь.

– Надеюсь, ты выбросила ключ в окошко? – поинтересовался он.

– Так и сделала, – соврала Аня.

– Молодец. Но я звонил в первый раз по другому поводу. Просто покопался в том деле об убийстве на свадьбе, применив законы формальной логики, так уважаемой Шерлоком Холмсом, патером Брауном, Эркюлем Пуаро, адвокатом Перри Мейсоном и другими персонажами, и пришел к выводу, что убийцей мог быть или охранник, что маловероятно, или кто-то из семьи Красильниковых – сам Леонид Борисович или его жена, имени которой я не знаю. По мне, так именно женщина и застрелила несчастного парня, а потому надо проверить ее контакты с женихом дочери. Такое случается, когда богатая женщина заводит себе молодого красивого любовника, а тот отдает предпочтение ее дочери. Но учти – это только мое предположение, основанное на законах логики и детективных книгах, которых я начитался в советское время, находясь в ссылке.

Аня давно уже включила громкую связь, и Николай слушал все это с нескрываемым интересом.

– Твой друг далеко? – поинтересовался Михаил Васильевич.

– Я рядом, – отозвался Тарутин. – Слушал и восхищался вами. Я пришел к точно такому же выводу. Кстати, меня зовут Николай и вообще я – следователь и занимаюсь этим делом. Логика – моя страсть. А потому, начав расследование, я выстраиваю сорит, в котором предикатом выступает заключение, в моем случае предполагаемое заключение, основанное на данных и на доказуемых оперативными методами фактах.

– А как вам Аристотелев сорит?

– Там ряд не связанных между собой силлогизмов, а потому выводы могут быть самые нелепые. Я как раз защитил диссертацию по судебным доказательствам политических процессов тридцатых готов.

– Вы правы, – согласился Михаил Васильевич. – У Гоклениуса сорит абсолютно грамотный, без ложных предпосылок… Погодите, зачем вам это все? Какое следствие, какой поиск преступников? Не хотите ли заняться экономикой? У нас ведь, Коля, тоже необходимо проводить оперативно-следственные действия. Не в смысле кого-то хватать за шкирятник и на кичу, а выискивать и находить пути решения проблем, жизненно необходимых для страны. Перебирайтесь в Москву, и я вас возьму в свой институт… Хотя что это я? Оставайтесь там, где вы находитесь. Ладно, заговорился я что-то. Дочке моей трубку передайте.

– Трубка у нее в руках, – ответил Николай. – Трубка в режиме громкой связи.

– Тогда сделайте трубочку на тихую связь, я Анечке кое-что скажу на ухо.

Аня нажала кнопку, собираясь выслушать то, что ей хотел сообщить отец, а Михаил Васильевич на всякий случай опять перешел на шепот.

– Анечка, я тебя очень люблю, – сказал он. – Ты у меня одна и других никаких уже не будет. Так что слушай…

Он сделал паузу.

– Симпатичный, говоришь? – спросил он. – А я тебе скажу, что твой Коля – красавец. И ты будешь дурочкой, если упустишь такого парня. Твой Марк, между нами, когда мы познакомились и беседовали, менее всего говорил о любви к тебе. Марк расспрашивал, как лучше всего и быстро заработать деньги. Я посоветовал ему вложиться в акции нефтяных корпораций, потом, при падении их курса, не мешкая брать акции электрических железных дорог, а еще лучше акции китайских производителей электроники, а также индийских производителей программного продукта. И желательно открыть свою брокерскую контору, выкупить место участника на бирже…

– Марк все так и сделал, – сказала Аня.

– Значит, молодец, – согласился профессор Игнатьев. – Но этот Николай вообще… Короче, ты ключ от своей квартиры, когда в окошко бросала, достаточно далеко забросила?

– Очень далеко, – успокоила отца Аня. – Куда-то за горизонт.

– Тогда я спокоен.

Разговор был закончен.

– Отец от тебя в восторге, – с улыбкой сказала Аня Тарутину.

– А я с недавнего времени в восторге от его работ. Читаю и получаю бешеное удовольствие. И потому удивляюсь, мягко говоря, когда в нашей Думе заседают женщины, которые там же заявляют, что им надо спешить домой, чтобы сварить борщ для мужей, а такой человек, как твой отец…

– Я поняла, – помогла ему закончить фразу Аня. – Если кухарка может управлять государством, то не до такой же степени, чтобы заседать в Думе.

– Да, – согласился Николай.

Потом они ужинали и разговаривали, пили шампанское и шутили. Шампанское закончилось, тут выяснилось, что у Николая совершенно случайно в кармане куртки есть еще одна бутылка, о которой он забыл. Шампанское отправили в морозильную камеру, затем, охлажденное, достали и открыли. Николай наполнил бокалы и произнес:

– Если честно, то я очень одинокий человек…

– Я это заметила, – рассмеялась Аня.

– Разве? – удивился он. – Мне казалось, что мне удается это скрывать. Но теперь я не одинок. То есть я, конечно, такой, как и прежде, но теперь мне гораздо лучше на этом свете… Потому что… Как бы это сказать?..

Аня приподнялась, поставила на стол свой бокал и шепнула:

– Можно я тебя поцелую?