© Головачёв В. В., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

В перекрестие визира вползла крупная звезда, испускающая густой оранжевый свет, и капитан Бугров не сдержал эмоций:

– Приехали! Всем разрешаю шампанское!

В ответ раздался смех членов экипажа и аплодисменты. Звездолёт «Дерзкий» спустя шесть дней после старта с космодрома «Коперник» на Луне прибыл в систему звезды Кеплер-666 в созвездии Лиры, получившую неофициальное название Глаз Гефеста.

Звезда, принадлежавшая к редкому классу оранжевых карликов, была открыта ровно столетие назад, однако не её характеристики подвигли земных учёных на посыл к ней экспедиции. Телескоп Кеплер не только открыл саму звезду, он обнаружил у Кеплера-666 планетную систему, и одна из планет оказалась покрыта водой. Мало того, планета, названная Афродитой, была очень близка Земле по физическим параметрам. Её масса превышала земную всего на десять процентов, а сама она вращалась вокруг звезды в так называемой зоне Голдилока, то есть не очень далеко от неё и не слишком близко, что обеспечивало на её поверхности комфортную температуру. А это обстоятельство давало, в свою очередь, землянам повод предполагать на планете наличие жизни.

Однако дальнейшие исследования планеты после её открытия ничего не прибавили к имеющейся информации, и на несколько лет о планете подзабыли, так как средств для преодоления таких расстояний – звезду отделяли от Солнца шестьдесят шесть световых лет – у людей не было.

И всё же во втором десятилетии двадцать второго века произошёл ряд событий, заставивших учёных обратить внимание на Глаз Гефеста.

Сначала телескопы зафиксировали странное поведение звезды: она дважды на минуту исчезала из поля зрения новейших астрономических инструментов. Затем точно так же начали исчезать по одной и появляться вновь планеты, будто по системе пронёсся невидимый объект, закрывая собой попадавшиеся на пути планеты от «взоров» телескопов.

Научная общественность заволновалась.

Были предприняты многочисленные попытки объяснить странное поведение Кеплера-666, которые не дали результата. Астрономы терялись в догадках, что произошло в системе, и сошлись на мнении, что к звезде следует направить исследовательскую экспедицию.

К этому моменту как раз прошли испытания нового двигателя, а точнее, генератора векторной свёртки пространства, обеспечивающего космическим кораблям скорость намного выше световой, и Межкосмос – Международный Совет космических исследований, предтечами которого были американское агентство НАСА, российский Роскосмос и китайское Го Цзя Хан Тянь Цзюй, решил послать к Глазу Гефеста международную экспедицию. После, разумеется, всесторонних испытаний ВСП-кораблей.

«Дерзкий» был спущен со стапелей второй космической верфи России двадцать второго июня две тысячи сто семнадцатого года. Прошёл ходовые испытания, во время которых пересёк Солнечную систему до пояса Койпера за несколько часов, и погрузил на борт всё, что необходимо для длительного космического рейда.

В отличие от кораблей эпохи ракетного космоплавания, диктовавшей форму для любых аппаратов, прорывающихся сквозь атмосферу Земли, нынешние космолёты могли принимать любую геометрическую конфигурацию, так как им не нужно было снижать трение, придавая корпусам ракет обтекаемость. Поэтому строились машины пространства согласно функциональной необходимости и требованиям безопасности для экипажей, из-за чего даже военные фрегаты и крейсеры разных стран отличались порой разительно. К тому же конструкторы кораблей рассчитывали их форму согласно параметрической или алгоритмической архитектуре, как её назвали ещё почти сто лет назад, которая возникла как естественное эволюционное течение цифровых технологий. Она сочетала в себе красоту геометрических линий, топологических переходов и совершенство произведений искусства.

«Дерзкий» больше всего напоминал творение фрактального математика, использовавшего для построения корпуса крейсера так называемую диаграмму Вороного, допускающую разбиение пространственного объёма на множество связанных единой сетью элементов. Поэтому корабль являлся сложнейшим фрактальным кристаллом, соединяющим в себе несочетаемые фигуры. В разных ракурсах он виделся иным, то как хищная птица, то как стремительная торпеда дельфина, то как сросток бриллиантов. Ничего лишнего, плавные обводы и перетекание форм, намёки на перья, невесомый трепет призрачных крыльев, вызывающий восторг у тех, кто видел его издали.

Пятого августа на его борт поднялся экипаж численностью в семь человек; кванк корабля по имени Эрг (поговаривали, что имя ему дал разработчик системы, фанатеющий от творчества древнего писателя-фантаста Ивана Ефремова, назвавшего капитана звездолёта «Тантра» Эргом Ноором) тоже можно было назвать полноценным членом экипажа, так как он имел вполне человеческие персональные качества.

Седьмого августа на борт «Дерзкого», уже занятого экипажем, поднялись и члены научной экспедиции во главе с доктором физико-математических наук Игорем Ильичём Шустовым.

Десятого августа «Дерзкий» стартовал и прибыл к системе Кеплер-666 через пять дней и четыре часа по независимому времени, то есть по времени, проведённому экипажем в корабле. Впрочем, на Земле прошло примерно столько же времени, потому что космолёт не испытывал эффектов приближения к скорости света, и время внутри его не замедлялось.

– Стандартная процедура, – объявил капитан Бугров. – Осматриваемся, ищем нашу планету и двигаемся дальше в джамп-режиме. Вопросы?

– Нам обещали дружеское застолье, – напомнил кванконик и бортинженер корабля Леон Батлер.

– Прежде всего СРАМ! – отрезал капитан Бугров. – Подойдём к Афродите, сделаем облёт, и будет вам застолье.

– Ура! – откликнулись самые молодые члены экипажа – Иван Ломакин, оператор вспомогательных систем, и Альберт Полонски, второй навигатор; одному исполнилось двадцать восемь лет, второму двадцать девять.

Женщины на борту «Дерзкого» – Фьоретта Месси, отвечающая за вооружение и безопасность крейсера, и Карла де Лонгвиль, археобиолог и ксенолог-психолог экспедиции, – промолчали.

Афродита облетала Глаз Гефеста по орбите радиусом тридцать миллионов километров. Но так как звезда была карликовая, меньше Солнца втрое, температура на поверхности планеты действительно не превышала допустимых для жизни значений и практически везде, будь то север или юг, держалась в пределах двадцати-тридцати градусов по Цельсию.

Но космолётчиков ждал сюрприз, о котором они и помыслить не могли. Вернее, три сюрприза. Первый: в системе оказалось не семь планет, как утверждали астрономы, а семнадцать. Второй: спектр звезды за время путешествия изменился, она перестала быть оранжевым карликом, превратившись в красный. И третий, самый неожиданный: Афродита оказалась на месте, но воды на ней не было совсем! Видеосистемы корабля повсюду фиксировали песчаные пустыни преимущественно барханного типа, горные цепи, плато, каньоны, русла высохших рек и поля кристаллической породы, похожей на солевые отложения.

– Этого не может быть! – высказал своё мнение озадаченный начальник экспедиции. – У нас на руках выводы астрономов: планета должна быть на девяносто процентов покрыта водой!

– Может, это другая планета? – неуверенно предположил астрофизик Джонатан Шампинолли, которого друзья прозвали Шампиньоном за цвет лица и шапку белых волос.

– Что значит не та? – осведомился капитан Бугров.

– Мы ищем в поясе Голдилока, а она ближе… или дальше. Здесь крутятся ещё шестнадцать планет.

– Все они либо каменные шары, либо газовые гиганты, – возразила Карла де Лонгвиль.

– Тогда это другая звезда, – развеселился Альберт Полонски. – Мы промахнулись!

– Не болтайте чепухи! – одёрнул молодого человека капитан Бугров.

– Прошу прощения, капитан, – смутился Полонски.

– Надо все наши силы бросить на изучение феномена, – сказал главный археолог экспедиции Томас Нурманн. – Изменение состояния планеты представляет собой некую таинственную аномалию. Всё случилось буквально за те самые пять дней, что мы летели сюда. То есть за это время Афродита потеряла океаны и превратилась в пустынный объект наподобие нашего Марса, разве что вдвое большей массы. Ни одна известная мне астрофизическая теория не допускает подобных сбросов. Что-то случилось, какая-то жуткая катастрофа, и мы должны быть очень осторожными в наших изысканиях.

– Вы ошибаетесь, коллега, – мягко заметила Карла де Лонгвиль.

– Не понял.

– Процесс исчезновения Кеплера-666 и его планет стал виден нашим астрономам спустя шестьдесят шесть лет. То есть со времени этого явления прошло именно шестьдесят шесть лет. И мы прилетели сюда после прошествия шестидесяти шести лет плюс пять дней нашего собственного перемещения. То есть вода исчезла именно за эти годы, а не за последние дни.

Нурманн ответил не сразу, явно огорчённый своим поспешным выводом:

– Вы правы, Карла, я не подумал. Но всё равно за шестьдесят шесть лет выветривание не превращает искусственные объекты и природные формы в сглаженные структуры, какие мы наблюдаем на Афродите. Для этого должно пройти много тысячелетий.

– Необходимо проверить остальные планеты, – сказал Шампинолли. – Если и они претерпели изменения такого же рода, значит, налицо некий процесс.

– Этот процесс закончился, – бесстрастно сказал старший навигатор корабля Андрей Нарежный. – Стоит поискать недалеко от Афродиты водяной шар.

– Что вы имеете в виду, коллега? – спросил Нурманн.

– Если с Афродиты сошли воды…

– Вы хотите сказать, она родила? – фыркнул Ломакин.

– Иван! – осадил оператора Бугров.

– Простите, Виталий Семёнович.

– Продолжайте, Андрей.

– Астрономы не могли ошибиться, планета была покрыта водой, и если с неё каким-то образом содрали водную оболочку, она должна летать в системе, как гигантский водяной шар.

– Скорее ледяной.

– Пожалуй.

– Но процесс может повториться ещё раз, – сказал Нурманн. – И кто знает, устоит ли защита нашего корабля.

– Устоит! – уверенно ответила Месси. И спорить прекратили. Мнение Фьоретты уважали. Несмотря на свой молодой возраст, она считалась одним из лучших специалистов по системам вооружения и защиты космических кораблей.

– Объявляю рабочий формат! – сказал капитан Бугров, чьё слово было решающим в любых дискуссиях. – Продолжаем работать в режиме СРАМ! Корабль выходит на круговую орбиту в пределах высот от трёхсот до пятисот километров над поверхностью планеты для поиска причин исчезновения воды на Афродите. Полёты к другим планетам откладываются, у нас есть телескопы и дистанционные измерительные комплексы, вот ими и пользуйтесь.

– А посадка на Афродиту предусмотрена? – заикнулся Томас Нурманн.

– Нет! – отрезал капитан Бугров.

– Ну хотя бы позвольте опуститься на планету на катере. Вдруг обнаружим какие-нибудь неприродные структуры?

– Если обнаружим с орбиты что-то интересное, посадка возможна. Что вы подразумеваете под «неприродными структурами»?

– Здесь могла быть жизнь.

Капитан Бугров помолчал.

– До тех пор пока не будет определена причина столь резкого изменения облика планеты, все исследования и наблюдения будем вести с орбиты.

– Это не совсем правильно, – опечалился Шустов.

Капитан Бугров смягчился:

– Если понадобится провести измерения непосредственно на поверхности Афродиты, возможны кратковременные рейды на катерах.

– СРАМ, да и только! – проговорил Томас Нурманн, вздыхая.

Остальные члены экспедиции и космолётчики возражать капитану не стали, хотя многие из них и считали, что он перестраховывается.

Двое суток корабль без устали наматывал витки вокруг «усохшей» Афродиты. Двое суток безостановочно трудились люди, компьютеры и научные модули, собирая информацию о планете, внезапно потерявшей океаны воды, и о пространстве системы Глаза Гефеста, угрюмо следившего за посланцем Земли.

Наблюдения за другими планетами системы показали, что все они не имеют не только воды, но и атмосферы, за исключением трёх гигантских планет окраины Кеплера-666, представлявших собой газовые шары размером с Юпитер. Однако с уверенностью сказать, что их нынешний облик как-то связан с пронёсшимся по окрестностям Глаза Гефеста «водовысасывающим штормом», было нельзя. Данных о физическом состоянии планет у исследователей не было.

Ещё больше поразила членов экспедиции сама Афродита.

Снимки, сделанные с высот трёхсот пятидесяти километров, неожиданно показали в пустынях целые россыпи странных формирований, нечто вроде «каменных лесов» и «садов камней», объединённых в своеобразные «города». А когда в атмосферу планеты опустились дроны и автоматические исследовательские комплексы, к экранам корабля прилипли не только учёные, но и заинтригованные члены экипажа космолёта.

Картины открывались и вправду ошеломляющие! Причём с одной стороны – каменные россыпи были одинаково организованными, образующими регулярные структуры, с другой – отличающимися друг от друга геометрией скал. Но все эти скалы так походили на некие осмысленные фигуры, на «скелеты динозавров» либо на утонувшие в песке сооружения, что у зрителей невольно возникало впечатление – Афродита представляет собой колоссальное кладбище!

Впрочем, кроме своей удивительной формы в «скелеты» и «сооружения» совпадали по составу с горными породами или песчаными дюнами, из которых выглядывали вершины этих образований. Во всяком случае, замеры, сделанные беспилотниками и роботами на поверхности планеты, не выявили отличий в материалах странных конструкций и скал. Природа словно посмеялась над людьми, предъявив им объекты, похожие на фигуры живых существ либо на искусственные сооружения, хотя ничего живого или искусственного в них не было.

На третий день пребывания «Дерзкого» в системе капитан Бугров выдал разрешение начать исследования планеты непосредственно на поверхности Афродиты, в районах, вызвавших наибольший интерес у членов экспедиции. Сажать космолёт на планету он не стал, несмотря на отсутствие явных признаков опасности в пределах контролируемого пространства, поэтому на пилотов «Дерзкого» – Ивана Ломакина и Альберта Полонски – ложилась дополнительная нагрузка, пилотировать десантные шлюпы класса «трансформер». Оператор беспилотников и исследовательских модулей Филипп Каледин тоже был пилотом первого класса, водившим в том числе и шлюпы, и Бугров разрешил ему занять место пилота второго катера.

В первую пилотируемую экспедицию на Афродиту отправились сразу два шлюпа. Решено было посетить плато в северных широтах планеты, получившее название Заводские Столбы, и пустыню в южной части Афродиты, засеянную скалами «растительных» форм, названную Каменный Лес.

Кресло пилота шлюпа под номером один занял Иван Ломакин, второго – Филипп Каледин. За время полёта парни сдружились и пообещали во всём поддерживать друг друга.

Из учёных экспедиции в первом шлюпе разместились Шустов и Нурманн, во втором Карла де Лонгвиль и Шампинолли.

– При малейших признаках опасности сразу назад! – приказал капитан Бугров железным тоном. – Промедление буду считать неподчинением инструкции со всеми вытекающими! Как поняли?

– Будет исполнено! – браво отрапортовали Каледин и Ломакин.

«Дерзкий» один за другим сбросил шлюпы в дымное марево атмосферы Афродиты, и восьмиметровые аппараты, похожие на гигантских горбатых скатов, но умеющие менять форму в зависимости от внешних условий, устремились к границе тропосферы и дальше вниз, в плотные воздушные слои, насыщенные азотом и кислородом почти в тех же пропорциях, что и земной воздух.

Сначала Ломакин по просьбе начальника экспедиции медленно пролетел над Каменным Лесом. Сделал круг. За ним тот же маршрут повторил Каледин.

– Признаков опасности не вижу, – сказал Иван.

– Подтверждаю, – отозвался Филипп.

– Садимся?

– Сделайте ещё один круг, – попросил начальник экспедиции, вглядываясь в экран «стоглаза» – аппарата контроля физических полей, установленного в кабине шлюпа. – Повторим замеры.

Облетели Каменный Лес на высоте двух километров.

Сверху это странное образование и в самом деле напоминало засохший земной лес, деревья которого потеряли ветви, превратившись в уродливые, скрюченные и расслоившиеся столбы, разве что размеры этих столбов впечатляли: толщина их у основания достигала пятнадцати метров, а высота превышала две сотни.

– Доложите обстановку! – потребовал у пилотов капитан Бугров.

– Всё тихо, – сообщил Каледин. – Под нами никакого движения. Температура воздуха плюс двадцать шесть градусов. Ветра нет, болезнетворных организмов не обнаружено. Состав воздуха: восемьдесят процентов азота, девятнадцать кислорода, можно дышать.

– Отставить дышать! Выход только в скафандрах!

– Если мы не станем дышать – задохнёмся, – пошутил Ломакин.

– Иван!

– Понял, капитан, выполняю.

Шлюп завис между тремя гигантами, напоминающими высохшие секвойи, растрескавшиеся от жары и времени.

– Приземляемся, – сказал Шустов.

Аппарат плавно опустился на неровный бугор цвета лишайника.

Так как все пассажиры и пилот давно сидели в скафандрах, выполняя рекомендации инструкции, процедура выхода не заняла много времени.

Иван выбрался на захрустевший песок первым, огляделся, держа в руках штатный плазменный излучатель.

– Тяжеловато…

– Гравитация здесь на пятнадцать процентов больше земной, – пояснил Нурманн тоном школьного учителя.

– Знаю, просто оценил, всё спокойно, выходите.

– А мы? – раздался в наушниках шлема голос Филиппа.

Иван поднял голову.

Катер напарника висел над ними на высоте сотни метров.

– Вы чуть погодя, на всякий случай.

Учёные с хрустом прошлись по пенистой поверхности бархана, и вправду напоминавшей не то пемзу, не то песок, не то мох. Задрали головы, рассматривая колонну «секвойи» толщиной с древний нефтеналивной резервуар.

– Неужели дерево? – пробормотал Нурманн.

– Выносим аппаратуру, – сказал Шустов. – Филипп, садитесь рядом, выгоняйте своих «скибров».

Он имел в виду исследовательских киберов, способных самостоятельно проводить физико-химический анализ образцов грунта и любых объектов, измерять интенсивность излучений и полей и даже бурить почву для добычи информации о плотности и составе пород.

Шлюп Каледина сел в полусотне метров от первого катера. Учёные занялись своей работой.

Иван и Филипп обошли площадку по периметру, попытались отломать чешуйки отслоившейся «коры» «секвойи». С большим трудом, но это им удалось сделать.

– В контейнер, – оглянулся на них Шустов. – Проведём анализы в лаборатории.

– Камень, – взвесил в руке кусок «коры» Иван. – Никакой структуры не видать. Может, это и не дерево вовсе?

– А что? – хмыкнул Филипп.

– Если здесь была вода, то при высыхании ила мог выпасть осадок в виде таких вот «деревьев».

– Чепуха! – сердито возразил Шустов. – Ни один солевой раствор или ил не может сформировать такие крупные останцы.

– На Земле, – не согласился Иван. – А мы не на Земле. Хотя не буду спорить, самому хочется видеть в этих образованиях деревья.

Они ещё раз обошли периметр зоны исследований, прислушиваясь к голосам учёных и держа оружие наготове, однако сторожевые системы шлюпов, опиравшиеся на многодиапазонные датчики полей и локаторы, сигналов тревоги не подавали, и рейд потерял эффект опасной работы, превращаясь в рутинное стандартное мероприятие.

Учёные возились с приборами больше двух часов. Взяли образцы грунта, «коры» и стволов «деревьев», измерили радиоактивный и электромагнитный фон местности, превышавший земной как минимум на порядок. Но это была единственная аномалия, хоть как-то отражавшая факт исчезновения воды. Все остальные параметры среды оказались в пределах тех значений, которые были уже известны землянам.

Шустов мог бы, наверно, посвятить изучению «леса» сутки, но капитан Бугров напомнил ему о возвращении, и начальник экспедиции свернул исследования. Решили ненадолго посетить район Заводских Столбов в двух тысячах километров от Каменного Леса, чтобы иметь более полное представление о формах рельефа Афродиты.

Капитан Бугров какое-то время размышлял о пользе этого шага, однако всё же разрешение на полёт дал.

Через сорок минут шлюпы преодолели это расстояние, сделав прыжок через стратосферу, и пассажиры с высоты трёх километров увидели заинтересовавший всех «завод».

Сверху этот участок местности диаметром около тридцати километров действительно напоминал засыпанный песком промышленный район на Земле начала двадцать первого века. В барханном море цвета грязноватого перламутра утонули тысячи необычного вида скал, издали напоминавшие остатки механизмов, конструкций и развалины строений. Вблизи они практически не теряли своей кажущейся искусственности, а наоборот, добавляли впечатление конструктивизма, хотя после того как шлюпы произвели посадку и бригада исследователей принялась за свой труд, стало ясно, что гигантские «обломки механизмов», так же как и «секвойи», состоят из материала, близкого по составу к земному кварцу и граниту.

– Ничего не понимаю! – в сердцах сказал Нурманн, когда они, взяв ряд проб и образцов, возвращались на корабль. – Что песок, что «деревья», что скалы и «механизмы» – одного состава! Неужели их форма всего лишь результат выветривания?

– Не может быть, – ответила Карла де Лонгвиль. – Здесь всего шестьдесят шесть лет назад всё было покрыто водой. Для воздушной коррозии необходимо время, миллионы лет.

– Значит, по-вашему, эти формы образовались в воде?

Карла помолчала, затем со вздохом призналась:

– Не знаю. Надо взять образцы по всей поверхности Афродиты, проанализировать все данные и создать адекватную модель катаклизма.

Шустов не стал возражать. Он и сам думал о том же.

Исследователи стали бывать на поверхности планеты чаще. Но объём добытой информации по-прежнему не позволял объяснить причину феноменального исчезновения воды на всей планете. Физики и геологи напрасно ломали головы, пытаясь построить непротиворечивую гипотезу случившегося, до тех пор, пока не помогли астрономы. Догадки забрезжили в умах учёных, когда Эрг, державший под контролем астрофизические наблюдения за другими планетами системы, вдруг доложил об исчезновении на минуту одной из них – седьмой по счёту, если начинать с ближайшей от Глаза Гефеста; Афродита в этом списке была второй.

На следующие сутки то же самое произошло с пятой планетой системы: она тоже исчезла на минуту из поля зрения телескопов «Дерзкого».

– В чём дело? – осведомился капитан Бугров у Шустова.

– Похоже, повторяется та же история, – ответил озабоченным тоном начальник экспедиции.

– Какая история?

– Мы направились сюда не в последнюю очередь из-за череды исчезновений планет Кеплера-666 и самой звезды.

– Но ведь ряд исчезновений произошёл шестьдесят шесть лет назад.

– Кто знает, не повторялся ли этот процесс многократно. Мы обогнали свет, долетев к звезде за пять дней, но свет будет идти к Земле ещё шестьдесят шесть лет, понимаете? Если процесс имеет периодичность, наши земные астрономы будут наблюдать его из года в год, не представляя, чем он закончится.

– Потерей океанов…

– Изменением всех характеристик системы. Недаром же на Земле мы считали Кеплер-666 оранжевым карликом, а он превратился в красного карлика. Температура на его поверхности за эти годы упала с трёх с половиной тысяч градусов до двух с половиной.

– И что это означает по-вашему?

– Пока не знаю. Обсудим с коллегами новые данные и сообщим своё мнение.

Совещались исследователи не один раз, продолжая изучать Афродиту всеми доступными средствами, однако Шустов объявил, что кроме контакта с Афродитой для более точного вывода надо посетить устроившие игру в прятки планеты, и капитан Бугров задумался в очередной раз. На нём лежала ответственность за судьбу экспедиции, и распылять силы, посылая отряды исследователей в разные районы системы Глаза Гефеста, он не хотел. С другой стороны, в любом случае надо было получить исчерпывающие данные о происходящих в системе процессах, и без риска было не обойтись.

Начальник экспедиции понял его колебания.

– Мы оставим на Афродите мобильную группу, Виталий Семёнович, – сказал он. – В случае необходимости она стартует с планеты на катере и присоединится к нам в космосе.

– Я бы забрал наземный отряд.

– Потеряем время. Мы начали бурение в двух районах Афродиты, в горах и в пустыне, возле Большого Погоста (речь шла о найденном на экваторе скоплении скал, формой напоминающих обелиски и могильные плиты), и я не хотел бы срывать процесс.

Капитан Бугров снова задумался, однако применять капитанские полномочия и настаивать на своём предложении не стал.

– Хорошо, Игорь Ильич, готовьте оборудование и формируйте отряд. Идём к пятой и седьмой планетам. Но предупреждаю: много времени на исследование не дам.

– Понял вас, Виталий Семёнович, постараемся управиться быстро.

Готовились недолго.

На планете уже трудились четверо исследователей: Томас Нурманн, Карла де Лонгвиль, Шампинолли и Филипп Каледин, исполнявший обязанности оператора кибертехники, их и решили оставить в местах бурения, где были установлены передвижные модули жизнеобеспечения. Туда же десантировали два защитных комплекса класса «Триумф», способные отразить любую ракетную атаку и защитить людей куполом силового поля.

– Справитесь? – спросил капитан Бугров у Нурманна, оставшегося на планете за главного.

– Не тревожьтесь, капитан, – ответил норвежец. – Здесь тихо, живности нет, ничего опасного не замечено, мы справимся.

– Могу подменить Каледина, – предложил Иван Ломакин.

– Благодарствую, Ваня, – ответил Каледин. – Мы хоть и не в раю, но где-то близко, вам придётся трудней.

– Хорошо, – коротко прокомментировал разговор капитан Бугров.

Каледин остался со своими коллегами.

Первый прыжок звездолёт сделал к пятой планете системы, на данный момент находящейся в семидесяти миллионах километров от Афродиты.

Вообще все семнадцать планет Глаза Гефеста вращались вокруг звезды довольно плотно, их орбиты умещались практически внутри орбиты Марса в Солнечной системе, поэтому особой подготовки для овердрайвов не требовалось. Эрг легко справился с расчётами маршрутов. А «Дерзкий» легко преодолел запылённое пространство между планетами, – здесь хватало хвостов из мелких камней и пылевых струй, – в режиме «призрак» и вышел над целью на высоте тысячи километров.

Пятая планета системы, получившая название Шарик, и в самом деле представляла собой планетоид размером со спутник Плутона Харон. Атмосферы этот планетоид не имел, как не имел ни воды, ни какого-нибудь заметного рельефа. Издали он казался гладким бильярдным шаром зеленовато-серого цвета, а вблизи, с высоты пяти километров, напоминал уже шар боулинга, покрытый муаровым рисунком мелких барханов песка от полюса до полюса.

Космолётчики ожидали всего, в том числе увидеть изуродованное метеоритными кратерами и шрамами небесное тело, но только не такую геометрически идеальную сферу, которой, образно говоря, можно было играть в футбол.

– Режьте меня на ремни, – заявил медик корабля Лундквист, – но это не природная глыба камня! Не может быть таких идеальных камней! Его явно обтачивали специально.

Никто ему не возразил. Кроме картинки в глубине экранов космолётчики ничего не видели, и предположение коллеги могло как соответствовать истине, так и противоречить ей.

– Нужен серьёзный комплекс измерений, – сказал астрофизик Киро Кимура. – Зонды, «скибры», дроны и стационарная станция.

– Никаких стационарных станций! – отрезал капитан Бугров. – Ограничимся сбросом дрона и одного «скибра». Будут собирать информацию, пока мы их не заберём.

– Виталий Семёнович, дайте хотя бы пару-тройку часов на общий осмотр планеты! – взмолился Шустов. – Я понимаю – СРАМ и всё такое прочее, но мы ведь не на экскурсию прилетели. Необходимо досконально изучить параметры системы, чтобы сделать правильный вывод.

Капитан Бугров помолчал. У него были дурные предчувствия, но вслух об этом он говорить не стал.

– Час, Илья Ильич, и ни минутой больше.

Исследователи засуетились.

В течение часа на Шарик высадили «скибра», похожего на гигантского паука, сбросили два зонда и беспилотник, способный самостоятельно анализировать состояние рельефа и находить на нём детали искусственного происхождения.

Однако на Шарике не оказалось ничего, что хоть отдалённо походило бы на искусственные сооружения или их развалины, а также не было никакой растительности, не говоря уже о животном мире. Даже бактерий не нашлось в приповерхностном слое почвы, которая по сути представляла собой многометровый слой песка и пыли. А самой высокой деталью рельефа был экваториальный барханный вал высотой всего четыре метра.

– Здесь нечего исследовать, – прокомментировал результаты экспресс-анализа капитан Бугров. – Летим дальше.

Шустов не согласился с его высказыванием, но возражать не стал. У него постепенно начал складываться вариант объяснения происходящих в системе Глаза Гефеста процессов. Не хватало кое-каких штрихов, дополнительных измерений полевого фона в пространстве системы и на самих планетах, однако он не любил делать поспешные выводы и лишь со вздохом повторил фразу капитана Бугрова:

– Летим дальше.

Поход к седьмой планете Кеплера, получившей название Пельмень – за её форму, длился меньше часа, причём большая часть времени была потрачена на стандартные процедуры расчёта траектории и анализа обстановки в районе финиша. Сорок миллионов километров «Дерзкий» преодолел всего за двенадцать минут, двигаясь в джамп-режиме.

Пельмень, похожий на открытый в двадцать первом веке спутник Сатурна Пан, оказался на месте. Но претерпел изменения по сравнению с тем своим обликом, какой зафиксировали системы наблюдения «Дерзкого».

Во-первых, он потерял форму, из «пельменя» превратившись в почти идеальную сферу, похожую на пятую планету системы – Шарик. Экваториальный рубец высотой в пять километров, придававший ему экстравагантную форму пельменя, исчез. А сама планетка, по размерам равная Церере, была как одеялом покрыта ровным слоем пыли, скрывшим морщины и кратеры на её поверхности, обнаруженные ранее дистанционно.

– Спустимся? – без особой надежды в голосе спросил Шустов.

– Час на замеры, – ответил капитан Бугров.

«Дерзкий» сбросил на Пельмень два зонда и дрон с аппаратурой, после чего начал облёт планеты на высоте ста километров.

– Нужно провести инфразвуковое сканирование и гамма-локацию пары участков поверхности, – снова заговорил Шустов, когда автоматы принялись за свою работу. – Меня интересуют глубины планеты. Прошу разрешить посадку.

– Нет! – отрезал капитан Бугров.

– Тогда хотя бы давайте выпустим катер с модулем сканирования.

– Игорь Ильич, обходитесь тем, что уже запущено.

– Но это очень важно, мне просто дозарезу необходимы подтверждения рабочей гипотезы.

– У вас есть рабочая гипотеза?

– Есть, – признался Шустов.

– Почему же вы не сообщили об этом раньше?

– Не хватает кое-каких данных.

– Я готов спуститься, капитан, – бодро доложил Иван Ломакин.

– Хорошо, уложитесь в час, Игорь Ильич.

– Постараюсь, – обрадовался начальник экспедиции.

В шлюп загрузили необходимое для просвечивания пород коры планеты оборудование, пассажиры – Шустов и Киро Кимура – заняли места в кабине, и шлюп покинул грузовой ангар корабля, ныряя к пушистой поверхности Пельменя. Скрылся из глаз, утонув в ровном слое серо-серебристой пыли.

Как ленивые мухи поползли минуты, усиливая растущее напряжение в рубке «Дерзкого». Экипаж тоже не терял времени, анализируя поступавшую от систем внешнего обзора и контроля в рубку информацию, и атмосферу в космолёте в этот момент можно было назвать предгрозовой.

Капитану Бугрову стало казаться, что на него кто-то смотрит из глубин планетной системы, что только добавляло тревоги к его умозаключениям. И предчувствие его не обмануло.

– Капитан, фиксирую исчезновение четвёртой планеты, – доложил Эрг.

– Что?! – не сразу отреагировал на донесение Бугров.

– Четвёртая планета исчезла… и появилась снова…

– Это не сбой аппаратуры?

– Нет, капитан.

– Алярм! Иван, забирай пассажиров и стартуй на корабль!

– Что случилось, Виталий Семёнович? – послышался голос начальника экспедиции.

– Исчезла четвёртая планета… точно в таком же формате, что и другие планеты. Бросайте аппаратуру и быстро поднимайтесь!

– Нам осталось полчаса…

– Никаких возражений! Немедленно возвращайтесь! Это приказ!

– Есть возвращаться, – расстроился Шустов.

Шлюп с отрядом исследователей вынырнул из белёсой пелены на экваторе Пельменя и устремился к кораблю. Спустя четверть часа пассажиры заняли свои места в служебно-бытовом отсеке согласно режиму тревоги.

«Дерзкий» поднялся над планетой на десять тысяч километров.

– Что происходит, Игорь Ильич? – спросил капитан Бугров. – Ваша рабочая гипотеза может дать ответ?

– Кажется, я был-таки прав…

– Знать бы, в чём вы правы.

– Моё предположение подтверждается. Пельмень до глубин в десяток километров состоит из рыхлых пород вроде земного ракушечника.

– Конкретнее, Игорь Ильич.

– Наша Вселенная рождалась многомерной…

– Пожалуйста, профессор, поближе к реалиям, опустите общие места.

– Не могу, Виталий Семёнович, – виновато ответил Шустов. – Но постараюсь формулировать идею покороче. Наша Вселенная возникла в результате Большого Взрыва многомерной, однако спустя доли секунды все измерения скомпактифицировали, оставив только три пространственных – длину, ширину и высоту. Спустя четырнадцать миллиардов лет расширения, то есть в наше время, она состоит на пять процентов из обычной материи, на двадцать пять – из тёмной материи и на семьдесят процентов – из тёмной энергии.

– Прописные истины, – не выдержал Ломакин. – Школьная программа.

– Иван!

– Молчу.

– В свою очередь, тёмная материя, – продолжал Шустов нервно, – следуя последним представлениям науки, состоит из нескольких компонентов, как и обычная материя. Физики делят её на тёмную холодную материю, на тёмный свет, на активную тёмную материю, принимающую участие в некоторых формах взаимодействий, и на тёмную антиматерию. Все эти виды тёмного мира нами практически не воспринимаются, но испускают гравитационные волны и образуют скопления.

– Спасибо за лекцию, профессор, – с иронией проговорила Фьоретта Месси.

– Я не хотел вас обидеть, леди, – парировал Шустов. – Потерпите немного, заканчиваю… лекцию. Тёмная материя во всех видах, за исключением «света», способна концентрироваться, порождая сгущения: солитоны, диски, тёмные звёзды и планеты. То же самое делает и тёмная антиматерия, порождая тёмные антизвёзды и антипланеты. Так вот я считаю, что система Кеплера-666 состоит из двух видов материи: обычной, видимой – сама звезда, семнадцать видимых планет, кольца из пыли, и тёмной – с антизвездой, совпадающей с нормальной звездой, Глазом Гефеста, и по крайней мере с одной антипланетой, которая кружит по орбите вокруг антизвезды.

– Допустим, – сказал капитан Бугров. – Летает. И что?

– Траектория этой тёмной антипланеты такова, что она по очереди закрывает планеты системы, и они исчезают из поля зрения наблюдателя на короткое время.

– Но ведь тёмная материя не взаимодействует с обычным веществом, – с сомнением проговорил Ломакин. – Они влияют друг на друга только гравитационно.

– Да, не взаимодействует, то есть тёмная материя пронизывает обычную так, будто её вовсе нет. Но! Из-за влияния закона потери СРТ-симметрии, создающего квантовые эффекты…

– Короче, Игорь Ильич, – не выдержал капитан Бугров.

– …тёмная антиматерия изменяет мерность пространства, – закончил Шустов. – В тёмном мире этот эффект может быть и незаметен, а в нашем – довольно ощутимо влияет на материю и на само пространство. Любой наш объект, попадая в эту тёмную «яму», которая является тёмной антипланетой, теряет одно измерение и становится невидимым.

Рубкой управления завладела тишина. Космолётчики обдумывали идею начальника экспедиции. Наконец заговорил Ломакин:

– Двухмерный объект – это же плоскость… нет? Если бы планеты на минуту превращались в плоскость, мы бы их видели – в форме блинов… нет?

– Молодой человек… – начал Шустов, однако замолчал и закончил с удивлением: – А ведь вы правы, Иван! Хотя это не меняет ситуации. Тёмная антипланета может не уменьшать количество измерений, а увеличивать, скажем, до четырёх. И мы точно не сможем наблюдать упавшую в эту «яму» планету до тех пор, пока антипланета не пролетит сквозь неё.

Космолётчики зашумели.

– Стоп галдёж! – повысил голос капитан Бугров. – Допустим, вы правы, Игорь Ильич, но меня в данный момент беспокоит другое: что происходит с обычным веществом, когда сквозь него пролетает тёмное антивещество? И второй вопрос: куда девалась водная оболочка Афродиты? Испарилась при пролёте антипланеты?

Звездолётом снова завладела тишина.

– Возможен нерадиоактивный распад сложных соединений… – неуверенно проговорил Киро Кимура.

– Вода не сложное соединение.

– Распад молекул воды не требует много энергии, – задумчиво сказал Шустов. – Она как раз может распасться раньше плотных пород.

– То есть мы все здесь рискуем незаметно столкнуться с тёмной антипланетой и превратиться в пар? – поинтересовался капитан Бугров. – Ведь все мы на восемьдесят процентов состоим из воды.

– Не в пар, в атомарную взвесь.

– Что в лоб, что по лбу. Игорь Ильич, вы можете вычислить траекторию движения тёмной антипланеты?

– По тем данным, что мы получили, кажется, могу.

– Прошу вас, объясните Эргу задачу. И побыстрее!

– Слушаюсь, Виталий Семёнович, – пробормотал озадаченный Шустов. – Думаю, встреча с антипланетой нам не грозит. Она давно отсюда улетела.

– Мне надо знать – куда.

Физики начали общаться с компьютером корабля.

К счастью, процедура вычисления траектории предполагаемой нарушительницы мерности пространства длилась недолго.

– Виталий Семёнович, – подал голос Шустов, – готов результат. Тёмная антипланета летит к Глазу Гефеста.

– С какой скоростью?

– Около полутора тысяч километров в секунду.

– Где она сейчас?

– Примерно в двадцати девяти миллионах километров от звезды, – доложил Эрг.

– То есть почти на орбите Афродиты?

– Так точно?

– Где в данный момент находится Афродита?

Возникла двухсекундная пауза.

– Их курсы пересекаются, – доложил Эрг.

– И когда пересекутся?!

– Примерно через шестьсот шестьдесят шесть секунд.

– Дьявол! Стартуем к Афродите! Режим – форсаж! Связь с отрядом!

– Отсутствует, – доложил Эрг.

Исследователи приступили к работе, и Филипп оказался не у дел. Техника экспедиции по большей части не требовала человеческого участия, поэтому члены наземной группы могли обходиться без чьей бы то ни было помощи. Филипп понаблюдал, как «скибры» ведут бурение в низинке между каменными рёбрами, и решил устроить экскурсию на Большой Погост, обелиски и столбы которого высились всего в сотне метров от временного лагеря.

– Я на полчаса, – объявил он по рации; в этом лагере работал Шампиньон – управлял сканером, бурильной установкой и дроном.

– Хорошо, – ответил итальянец, вечно напевавший какие-то песенки себе под нос.

Пешком идти не хотелось, песок был рыхлый, ноги утопали в нём при каждом шаге по самые лодыжки, и Филипп поднял в воздух шлюп.

Сначала он пролетел над Погостом на высоте полукилометра, включив видеозапись раскрывшейся панорамы. Показалось, что в рисунке скал, имеющих явные черты искусственности, намечается какой-то определённый порядок.

Поднялся повыше, всматриваясь в острые вершины обелисков стометровой высоты и плоские вершины стоячих «надгробных плит», имевших в сечении форму квадратов или параллелепипедов.

Пришло озарение.

Скалы стояли, погруженные в песок, не хаотично! Обелиски, похожие на гигантские оружейные штыки, концентрировались в центре Погоста, столбы окружали этот район двойным кольцом, а «могильные плиты», уменьшаясь в размерах до тридцатиметровых высот, представляли собой предместье, постепенно уходящее в барханы серо-жёлтого песка.

– Город! – пробормотал вслух Филипп.

– Что ты сказал? – не расслышал Шампинолли.

– Это похоже на город…

– Здесь много мест, похожих на города или промышленные зоны. На самом деле это причуды выветривания.

– Не верится…

– Протри глаза, – рассмеялся ксенолог. – Я бы и сам не прочь считать эти образования искусственными сооружениями, но мы уже брали пробы: материал всех обелисков и плит точно такой же, из какого состоит и песок: кремнезём с разными экзотическими добавками.

– Всё равно сверху Погост выглядит городом.

– Согласен, но, увы, жизнью здесь не пахнет.

Филипп сделал ещё один круг.

Геометрия «кладбищенских памятников» стала видна ещё отчётливей. Пилот насчитал семь колец плит и обелисков, отличающихся друг от друга формой. Все они располагались примерно в полусотне метров друг от друга, разделённые песчаными дюнами, и охватывали «центральную площадь города», украшенную самой большой башней высотой в двести с лишним метров и диаметром основания не менее шестидесяти метров. Чем-то она походила на одну из башен знаменитой церкви Саграда Фамилия в Барселоне.

Облетев её три раза, Филипп посадил катер у основания башни и с интересом принялся изучать ряды каверн и щелей в цоколе башни, напоминавших ряды окон в земных зданиях.

Ему повезло: одна из нижних рытвин уходила в глубь цоколя, представляя как бы центральный вход в здание.

Филипп включил нашлемный фонарь, преодолел сыпучий бугор зеленоватого праха перед дырой, утопая в нём по пояс, уже представляя, как он входит в подобие холла, и в этот момент включилась рация, связанная с системой связи шлюпа, в свою очередь, связанной с кораблём:

– Каледин, ответьте! Почему молчите?! Вызывает «Дерзкий»! Каледин, немедленно ответьте!

– Да тут я, отвечаю, – отозвался удивлённый Филипп. – Вызов поступил только что, до этого я вас не слышал.

– Забирайте исследователей и немедленно стартуйте в космос, подальше от Афродиты! У вас всего десять минут!

– Что случилось?!

– Не теряйте времени! Вопрос жизни и смерти! Разбираться будем потом! Мы выйдем в ваш район минут через двадцать!

Ступор прошёл.

Филипп знал, что такое опоздать на минуту или даже на секунду, скорость реакции у него была превосходная, и, получив приказ, он не стал требовать от капитана Бугрова дополнительных разъяснений, просто включил внутренний экстрим, всегда помогавший ему в форс-мажорных обстоятельствах.

Шлюп стартовал с вершины дюны как спортивный болид, оставляя за собой хвост опадающей пыли.

Объяснять причину бегства Шампиньону было некогда, поэтому Филипп, посадив катер чуть ли не на голову ксенологу, буквально затолкал его в кабину.

– Что ты делаешь, Фил?! – изумился итальянец, падая в пассажирское кресло. – С ума сошёл?!

– Наоборот, пытаюсь остаться в уме, – ответил пилот, сосредоточиваясь на выполнении задачи. – У нас всего десять минут, даже меньше. Держитесь!

Никогда ещё шлюп-трансформер не летал в таком режиме! Филипп выжал всё, что возможно, из двигателя и защитных систем, презрев все инструкции и запреты, сорвав пломбу ограничения энергоэмиссии и включив форсаж! Превратившись в снаряд, облитый слоем плазмы, катер вынесся за пределы атмосферы Афродиты и преодолел разделявшие оба лагеря две тысячи километров за восемь минут! Спикировал на бытовой модуль, у которого ждали его предупреждённые за время полёта, ничего не понимающие Томас Нурманн и Карла де Лонгвиль.

Шлюп вонзился в песчаный бугор, подняв тучу песка и пыли.

Филипп вместо пандуса выбросил боковой сфинктер аварийного режима и одного за другим втащил исследователей в кабину. Весь процесс занял две минуты.

«Десять! – мысленно отметил молодой человек количество истекших минут. – Успеем?!»

Шлюп устремился в небо, оставляя за собой панораму «технологической зоны», усеянной «остатками механизмов» и «конструкций».

Он был ещё на высоте трёх километров над поверхностью планеты, когда аппарат накрыла – по первому впечатлению – холодная тяжёлая тень. Филипп даже поднял голову, пытаясь разглядеть чудовище, отбросившее эту «тень». Но ничего не увидел, разве что звёзды вдруг перестали светить, исчезая.

Зато панорама «технологической зоны» под шлюпом внезапно и плавно начала меняться! Остатки «механизмов» зашевелились как живые, обросли деталями, приобрели металлический блеск, налились внутренней энергией, обрели законченные очертания. Песок и пыль между ними растаяли, превратились в ярко-жёлтые ровные заросли мха. В воздухе появились летательные аппараты, похожие на огромных мохнатых пчёл.

– Мой бог! – выдохнула Карла де Лонгвиль. – Что происходит?!

– Они ожили… – заикнулся Шампинолли.

– Кто?!

– Они… жители города…

– Здесь всё давно умерло!

– Значит, мы провалились во времени…

– Не порите чепухи, Джонатан!

– Тогда что это?

Филипп хотел сказать, что происходящее внизу им мнится, но в это время «тень», накрывшая аппарат, пронзила шлюп и тела людей в нём, и сознание пилота разбилось на гаснущие струйки. Он уже не увидел, как продолжавший подниматься в космос шлюп проскочил атмосферу, изменив форму, превратившись в колючий «орех», и поплыл в темноту пространства, погасив ходовые огни, потеряв всю энергию, ослепший и оглохший, с практически мёртвым экипажем.

«Дерзкий» медленно удалялся от Глаза Гефеста, где его ждала немыслимая «тёмная засада», которую никто из учёных не ждал.

Экипаж космолёта молчал, наблюдая, как в экранах обзора звезда становится тусклей и меньше.

Молчали и уцелевшие члены экспедиции, ожидая, чем закончится борьба врача корабля и медицинского компьютера за жизнь четверых коллег. Они были живы, но развёртка четвёртого измерения при пролёте тёмной антипланеты сквозь Афродиту не прошла для них даром, и никто из них до сих пор не пришёл в себя.

– Эрг, у них есть шанс? – спросил капитан Бугров.

– Я не предсказатель, капитан, – ответил компьютер виноватым и грустным одновременно тоном. – Возможно, есть.

– Игорь Ильич, надо возвращаться домой. Мы рискуем нарваться на вашу тёмную антипланету.

Начальник экспедиции сделал паузу.

– Давайте подождём час-другой. Если леди и джентльмены не очнутся – возвращаемся.

Звезда Кеплер-666, названная Глазом Гефеста, внезапно исчезла.

Космолётчики замерли.

– Они… столкнулись! – прошептала Фьоретта Месси. – Тёмная планета и Глаз…

– Наверно, не планета, а тёмная звезда, – возразил Киро Кимура.

– Не вижу большой разницы.

– Капитан, – заговорил Эрг, – я скачал файл видеозаписи со шлюпа, могу продемонстрировать.

«К чёрту!» – хотел послать его капитан Бугров, но передумал.

– Давай.

Запись была плохого качества, однако зрители увидели и панораму Большого Погоста, напоминающего город, и панораму «технологической зоны», а самое главное – трансформацию зоны в живой, полный движения искусственный объект.

– Бог ты мой! – проговорила Фьоретта низким голосом. – Здесь была жизнь!

– Без всяких сомнений, – отозвался Шустов печально. – Но её убила развёртка четвёртого измерения. Если тёмная антипланета будет и дальше пересекать систему, она разрушит все планеты, превратив их в хвосты пыли. Капитан, предлагаю оставить нас в защитном модуле недалеко от Кеплера, чтобы мы могли изучать его дистанционно, а вы возвращайтесь на Землю. Мы сделали колоссальное открытие, дорога каждая минута. Тёмная антизвезда может оторваться от Глаза, и мы её больше не найдём!

– Возражаю! – железным голосом проговорил капитан Бугров. – Ждём. Либо останемся все, либо улетим… все.

– Но мы потеряем время…

– Зато не потеряем жизнь. Дискуссию отменяю.

Словно в ответ на его слова Глаз Гефеста засиял в космосе снова, хотя стал совсем красным и тусклым. Он угасал, как недавно угасла жизнь на Афродите. Тёмный мир прорывался в мир материальный, порождая новую проблему, с которой вскоре должен был столкнуться человек…