Глава шестая
Довод был такой: цивилизация, впавшая в крайность чрезмерного контроля за жителями во всем, от выбора религии до производства товаров, подорвет волю и изобретательность народа, ведь эти качества более не являются стимулом и наградой. Проблемы возникают, когда противники контроля образуют крайнюю оппозицию, в которой индивидуализм почитается священным и неприкосновенным и становится невозможной служба любому другому идеалу (включая само общество). В такой системе под личиной свободы процветает ненасытная алчность, и на авансцену выходят худшие стороны человеческой натуры и категорическая непримиримость.
При столкновении этих крайних воззрений остается лишь наблюдать грубую тупость и кровавую бесчувственность; два злобных лица уставились друг на друга через непреодолимую пропасть, причем по деяниям и фанатизму они схожи, словно зеркальные отражения.
Это было бы смешно, если бы не было таким печальным идиотизмом…
Денабарис из Летераса, IV век, «В защиту сострадания»
Мертвые пираты лучше, размышляла Шурк Элаль. Есть какая-то извращенная справедливость в том, что мертвые преследуют живых, особенно когда дело доходит до кражи ценного имущества. Удовольствие от отъема совершенно бесполезных предметов у живых послужило ей более чем достаточным стимулом держаться новообретенной профессии. К тому же у нее здорово получалось.
Трюмы были набиты грузом с брошенного корабля эдур, крепкий свежий ветер нес «Бессмертную благодарность» на север из Драконийского моря, и громадный флот у них в кильватере, похоже, не приближался.
Корабли эдур и летерийские, сотня или больше. Они появились с юго-запада, выходя под углом к курсу, ведущему в устье реки Летер. Тем же курсом шли судно Шурк Элаль и еще две торговые шаланды, которые «Бессмертная благодарность» быстро нагоняла. И все это было очень печально, поскольку суденышки из Пилотта представляли лакомый кусочек, и, не будь за кормой массы имперских кораблей, их давно уже ощипали бы.
Скорген Кабан, бормоча проклятия, подковылял к Шурк, стоящей у кормового ограждения.
– Это тот проклятый поиск, да? Два главных флота или то, что от них осталось? – Старший помощник нагнулся над планширом и плюнул в бурлящую пену волн, поднятых кораблем. – Будут висеть у нас на хвосте до самой гавани Летераса.
– Верно, Красавчик, а значит, нам надо вести себя хорошо.
– Так точно. Нет ничего хуже, чем вести себя хорошо.
– Справимся, – ответила Шурк Элаль. – Как только доберемся до порта, продадим все раньше, чем появится флот со своим товаром, – тогда цены рухнут, помяни мое слово. И отправимся обратно. Шаланд из Пилотта на наш век хватит, Скорген.
– А вы не думаете, что флот направлялся к брошенному кораблю? Они поставили на мачтах каждый лоскуток; неужели гонятся за нами? Сунемся в устье – и мы в ловушке, капитан.
– Тут ты, возможно, прав. Если шторм их действительно потрепал, немногие успели бы добраться до корабля, прежде чем он пошел ко дну. – Она немного подумала. – Ладно, пройдем мимо устья. Если они не погонятся за нами, а пойдут по реке, мы развернемся и последуем за ними. Хотя так они разгрузятся раньше нас, а значит, мы не получим…
– Надеюсь, их груз не предназначен на продажу, – прервал старпом. – Может, все для пополнения королевских хранилищ, капитан, а может, только для эдур. Или мы найдем другой морской порт и устроим торговлю там.
– С каждой потерянной частью тела ты приобретаешь больше мудрости, Красавчик.
Он хрюкнул:
– Какие-то плюсы должны быть.
– Правильный подход, – одобрила Шурк Элаль. – Хорошо, так и поступим, только никаких морских портов; здесь, на дальнем севере, они мелкие и грязные – вокруг пустота и плохие дороги, где бандиты выстраиваются в очередь собирать мзду. Если за нами погонится парочка галер эдур, удерем на тот мятежный тюремный остров по эту сторону Предела Фентов – там узкая гавань, как мне говорили, и они натягивают поперек цепь, чтобы не пускать злодеев.
– А пираты не злодеи?
– Нет, пока у местных есть интерес. Всем на острове заправляют узники.
– Сомневаюсь, что все получится легко, – пробормотал Скорген. – Мы доставим им лишние хлопоты – вряд ли у эдур сил не хватило их завоевать давным-давно. Просто возиться не хотели.
– Может, да, а может, и нет. Дело в том, что мы скоро начнем испытывать недостаток в пище и воде, если не пополним запасы. Галеры эдур достаточно быстры, чтобы не отставать от нас. Где бы мы ни причалили, они окажутся под боком, не успеем мы набросить последний швартов. Кроме тюремного острова. – Шурк нахмурилась. – Вот досада, я ведь хотела заглянуть домой.
– Тогда будем надеяться, что весь этот проклятый флот повернет вверх по реке, – сказал Красавчик Скорген, почесывая глазницу.
– Надеяться и молиться. Ты молишься каким-нибудь богам, Скорген?
– В основном морским. Лицу под волнами, Защитнику утопленников, Глотателю кораблей, Похитителю ветров, Башне воды, Укрывателям рифов…
– Хорошо, Красавчик, достаточно. Оставь список катастроф при себе… только проделай все, что нужно.
– Я думал, вы во все это не верите, капитан.
– Не верю. Но подстраховаться никогда не повредит.
– Однажды их имена восстанут из воды, капитан, – сказал Скорген Кабан, сделав сложный охранительный жест целой рукой. – А с ними поднимутся и моря – высоко, до самого неба. И мир исчезнет под волнами.
– Да чтоб тебя с твоими проклятыми предсказаниями!
– Не моими. Фентов. Видели древние карты? На них береговая линия отстоит на лиги от сегодняшней. И все их селения под сотнями пядей воды.
– И они верят, что предсказания сбываются. Только на это потребуется десять тысяч лет.
Скорген кривобоко пожал плечами:
– Может, и так, капитан. Даже эдур говорят, что далеко на севере лед ломается. Может, десять тысяч лет, может, сто. В любом случае мы будем уже давно мертвы.
Говори за себя, Красавчик. И все же какая идея. Вечно бродить одной по дну моря…
– Скорген, пусть марсовый, Бурденар, спускается, и отправь его в мою каюту.
Старпом скривился:
– Капитан, вы его заездите.
– Что-то не слышала, чтобы он жаловался.
– Еще бы. Нам бы всем хотелось такого везения – прошу прощения за дерзость, капитан. Я серьезно говорю. Заездите, а он ведь самый молодой у нас.
– Именно, а значит, остальных я, возможно, убью. Зови его, Красавчик.
– Слушаюсь, капитан.
Шурк смотрела на далекие корабли. Похоже, они возвращались из долгого похода. Что принесут они в славный Летерас, кроме бочек крови? Поборников. Каждый из которых уверен, что сможет то, что не удалось никому прежде. Убьет императора. Убьет насмерть, чтобы он был мертвее меня и никогда не вернулся.
К сожалению, этому не бывать.
На пути из Летераса Венитт Сатад, должник и слуга Раутоса Хиванара, остановил скромный караван у недавнего приобретения Хиванара. Перестройка гостиницы была в полном разгаре, как смог убедиться Венитт, пройдя в сопровождении хозяина нанятой строительной компании мимо главного здания, где трудились бригады рабочих, и обратно – к конюшням и другим пристройкам.
И тут остановился.
Здание вокруг неизвестного древнего механизма было разобрано. Венитт уставился на громадный металлический монолит, не понимая, почему теперь он кажется таким знакомым. На высоте трех четвертей – примерно в полтора человеческих роста – сооружение наклонялось без всякого видимого шва точно на девяносто градусов. К верхушке, похоже, что-то должно было присоединяться, если сложные металлические петли не служили просто украшением. Объект стоял на платформе из того же странного тусклого металла – и снова не было заметно перехода между ним и самой платформой.
– Вам удалось понять его назначение? – спросил Венитт почти лысого старика, стоящего рядом.
– Ну… – протянул Бугг. – У меня есть кое-какие теории.
– С удовольствием послушаю.
– В городе вообще теорий много, – сказал Бугг. – Нет двух одинаковых, но по сути все схожи, если вы понимаете, о чем я.
– Нет, не понимаю, Бугг.
– Тот же изготовитель, та же загадка по поводу назначения. Очевидно, есть какая-то система, и по этой системе удастся понять смысл их существования.
– А кто их создал?
– Понятия не имею, Венитт. Сделаны давным-давно – те, что я сам видел, в основном под землей – и дальше, под речным берегом. Погребены в иле.
– В иле… – Глаза Венитта расширились. Он повернулся к старику. – Бугг, я хочу попросить вас об очень важной услуге. Мне нужно двигаться дальше, прочь из Летераса. Однако у меня есть сообщение для моего хозяина. Для Раутоса Хиванара.
Бугг пожал плечами.
– Это я запросто, Венитт.
– Спасибо. Сообщение такое: он должен прийти сюда и увидеть все лично. И самое главное – пусть принесет коллекцию артефактов.
– Артефактов?
– Он поймет, Бугг.
– Хорошо, – ответил старик. – Я могу быть у него через пару дней… или послать гонца, если хотите.
– Лучше сами, Бугг. Если гонец напутает, хозяин может и не обратить внимания.
– Как скажете, Венитт. А куда, если не секрет, отправляетесь?
Должник поморщился:
– В Синецветье и дальше – в Дрен.
– Вас ждет долгое путешествие, Венитт. Пусть оно будет скучным и неинтересным.
– Спасибо, Бугг. А как тут дела?
– Ждем очередных поставок. Когда придут материалы, сможем все закончить. Ваш хозяин забрал несколько моих бригад для береговых работ в имении, но пока балки не придут, это не так уж и важно… Как полагаете, когда Хиванар закончит?
– Строго говоря, он занимается не укреплением берега… Впрочем, и этим тоже. – Венитт помолчал и потер лицо. – Скорее научное исследование. Магистр продлевает насыпи в реку, потом осушает траншеи, чтобы рабочие могли копать ил.
Бугг нахмурился:
– Зачем? Собирается строить мол или пирс?
– Нет. Ищет… артефакты.
Старик обернулся на здание и прищурился:
– Я бы на них посмотрел.
– Ваши мастера и инженеры смотрели… Никто не смог определить их функцию.
И да, все они связаны с вот этой штукой. На самом деле одна – точная копия этой, только гораздо меньше.
– Когда доставите послание, Бугг, спросите, что он нашел. Я уверен, он с удовольствием выслушает ваши соображения.
– Возможно, – рассеянно ответил старик.
– Ну, ладно, – сказал Венитт. – Мне, пожалуй, пора.
– Да отвернется от вас Странник, Венитт Сатад.
– И от вас, Бугг.
– Если бы…
Эти последние слова прозвучали еле слышно, и Венитт обернулся на Бугга, идущего по двору. Очень странные слова.
Впрочем, старик всегда славился чудачествами.
Спешившись, атри-преда Биватт пошла к месту расправы. Грифы и вороны перебирались от одного распухшего трупа к другому, словно ошарашенные щедрым угощением. Несмотря на следы работы стервятников, атри-преда ясно видела, что бойня была необычная. Громадные лезвия, массивные клыки и когти изуродовали несчастных поселенцев, солдат и погонщиков. И кто бы ни убил этих людей, он уже наносил удар прежде: кавалеристов, погнавшихся за Красной Маской через северные ворота Дрена, постигла та же участь.
Позади шагал эдур-наместник, Брол Хандар.
– Существуют демоны, – сказал он, – которым это по силам. Таких к’риснан заклинали во время войны… хотя они редко пускали в ход зубы и когти.
Биватт остановилась у погасшего очага и показала на кучу грязи рядом с ним.
– А ваши демоны оставляют такие следы?
Воин-эдур подошел ближе.
– Нет, – ответил он не сразу. – Это отпечаток нелетающей птицы-переростка.
– Переростка? – Она посмотрела на Хандара, затем пошла дальше.
Ее солдаты шли рядом, молча разглядывая разоренный лагерь. Дозорные, по-прежнему верхом, объезжали участок по кругу.
Стада родара и миридов были угнаны, четкие следы вели на восток. Первыми шли родара, мириды просто следовали за ними. Если подразделение летери поспешит, то миридов можно догнать. Биватт подозревала, что налетчики не будут задерживаться, чтобы подгонять медлительных животных.
– Ну что, атри-преда? – спросил Брол Хандар, стоя за спиной. – Преследуем?
– Нет, – ответила она, не оборачиваясь.
– Управитель будет очень недоволен вашим решением.
– Боитесь?
– Ни в коей мере.
Она промолчала. Наместник становился все более уверенным. Более уверенным или менее осторожным – в голосе тисте эдур слышалось презрение. Разумеется, то, что он решил сопровождать экспедицию, свидетельствовало о его растущей независимости. При всем при том она почти жалела воина.
– Если Красная Маска призвал каких-то демонов, – продолжал Брол Хандар, – тогда нам лучше всем держаться вместе, под защитой магов – и летери, и эдур. Так что я поддерживаю ваше решение.
– Мне приятно, что вы понимаете военное значение экспедиции, наместник. И все равно, в данном случае даже устремления управителя не важны для меня. Прежде всего я офицер империи.
– Верно, а я представитель императора.
Биватт кивнула.
Несколько ударов сердца спустя тисте эдур вздохнул:
– Печально видеть так много убитых детей.
– Наместник, мы столь же тщательны, убивая оул.
– Это тоже меня огорчает.
– Идет война, – сказала она.
Он фыркнул:
– Атри-преда, на этих равнинах идет не просто война. Вы, летери, начали кампанию полного уничтожения. Перейди мы, эдур, эту границу, разве не назвали бы вы нас варварами? В этом конфликте правда не на вашей стороне, как бы вы ни пытались оправдать свои действия.
– Наместник, – холодно промолвила Биватт, – меня не интересуют ни оправдания, ни моральная позиция. Я слишком давно в армии, чтобы считать, что все это как-то управляет нашими действиями. То, что в наших силах, мы делаем. – Она жестом обвела лагерь вокруг. – Убиты граждане Летера. Моя ответственность – дать ответ, и я его дам.
– И кто победит? – спросил Брол Хандар.
– Разумеется, мы.
– Нет, атри-преда. Вы проиграете. И оул проиграют. В выигрыше останутся люди вроде управителя Летура Аникта. Увы, в глазах управителя вы и ваши солдаты мало чем отличаетесь от врага. Вас просто используют, а значит, многие из вас умрут. Летуру Аникту все равно. Вы должны завоевать ему победу, а дальше вы ему не нужны… пока не обнаружится новый враг. Скажите, неужели империи существуют, только чтобы поглощать? Разве нет ценности в мире? В порядке и процветании, в стабильности и безопасности? Неужели единственное достойное вознаграждение – стопки монет в хранилище Летура Аникта? Атри-преда, вы даже меньше, чем должник. Вы – рабыня; и я не ошибаюсь, ведь мы, тисте эдур, держим рабов. Рабыня, Биватт, вот кто вы в глазах Летура Аникта и ему подобных.
– Скажите, наместник, как бы вы жили без своих рабов?
– Плохо, это несомненно.
Она повернулась и пошла к лошади.
– По коням. Возвращаемся в Дрен.
– А мертвые граждане империи? Бросите их тела стервятникам?
– Через месяц не останется даже костей, – сказала Биватт, запрыгнув в седло и взяв поводья. – Жуки-резачи сгрызут их в пыль. К тому же тут нет почвы, чтобы выкопать нормальные могилы.
– Есть камни, – заметил Брол Хандар.
– Покрытые письменами оул. Воспользоваться ими – значит проклясть мертвых.
– Ага, значит, вражда продолжается, и даже духи воюют друг с другом. Вы обитаете в темном мире, атри-преда.
Биватт мгновение смотрела на него, потом ответила:
– А тени лучше, наместник? – Не дождавшись ответа, она повторила: – На коня, будьте добры.
Лагерь гейнтоков, куда прибились выжившие из кланов севондов и нирита, растянулся по всей долине. Дальше на восток в следующих долинах смутно виднелись серыми тучами главные стада. В воздухе висели пыль и едкий запах горящих очагов. Группки воинов слонялись, как банды воров, ощетинившись оружием и громко болтая.
Дозорные заметили Красную Маску и его жалкое племя еще утром, однако держали дистанцию; их больше заинтересовало крупное стадо родара, бредущее за пришельцами. Неожиданное богатство для горстки оул, само идущее в руки; Красная Маска, натянув поводья и глядя с возвышенности на лагерь, понял, что слухи уже достигли лагеря, приведя многочисленных воинов в жадное возбуждение: все желали родара и готовы были отнять скот у горстки воинов ренфайяров.
Увы, придется их разочаровать.
– Масарк, – позвал Красная Маска, – оставайся с остальными здесь. На вызов не отвечать.
– Никто еще не подобрался так близко, чтобы разглядеть твою маску, – ответил юный воин. – Никто не подозревает, что тебе нужно, вождь. Как только узнают, мы окажемся в осаде.
– Ты боишься, Масарк?
– Смерти? Нет, больше не боюсь.
– Значит, ты больше не дитя. Ждать, ничего не предпринимать.
Красная Маска послал лошадь вперед по склону и перевел в легкий галоп, приближаясь к лагерю гейнтоков. Глаза уставились на него, затем потупились, а крики все разгорались – не столько удивленные, сколько сердитые. Но тут ближайшие воины разглядели его оружие. Молчание накрыло лагерь волной, а вслед началось бормотание; тот же гнев, только глуше.
Пастушьи собаки почуяли растущую ярость и начали подбираться ближе, с оскаленными клыками, со вставшей дыбом на загривке шерстью.
Красная Маска натянул поводья. Летерийская лошадь мотнула головой и топнула копытом, захрипев на больших собак.
Кто-то пробивался сквозь толпу, как форштевень невидимого корабля через высокий камыш. Откинувшись в чужеземном седле, Красная Маска ждал.
Хадральт, перворожденный сын Капалаха, пошел в отца чванливыми манерами, но не физическими кондициями. Невысокий и тощий, по слухам очень ловко обращавшийся с кривыми короткими мечами, которые носил прикрепленными к предплечьям. Его окружали двенадцать любимых воинов – громадных мужчин с лицами, раскрашенными подобием чешуек медного цвета, явно в подражание Красной Маске. Лица под краской выражали недовольство.
Беспокойно перебирая руками амулеты на поясе, Хадральт уставился на Красную Маску.
– Если ты тот, за кого себя выдаешь, то тебе здесь нечего делать. Убирайся или напоишь своей кровью сухую землю.
Красная Маска невозмутимым взглядом окинул меднолицых воинов.
– Ты повторяешь слова, однако дрожишь перед их источником. – Он снова посмотрел на вождя. – Это я перед тобой, Хадральт, сын Капалаха. Я – Красная Маска, вождь клана ренфайяров, и сегодня я убью тебя.
Темные глаза распахнулись. Хадральт фыркнул:
– Твоя жизнь была проклятием, Красная Маска. Ты еще не заслужил права бросить мне вызов. Скажи, твои жалкие несколько щенков будут сражаться за тебя? Твои запросы приведут их к гибели, а мои воины заберут стада ренфайяров. И женщин ренфайяров – детородного возраста. А младенцы и старики умрут, такая обуза нам не нужна. Ренфайяры должны исчезнуть.
– Чтобы заслужить право бросить вызов моим родичам, Хадральт, твоим воинам нужно сначала победить моих поборников.
– И где же они прячутся, Красная Маска? Или ты говоришь об этой драной псине, что следует за тобой?
Раздался оглушительный хохот.
Красная Маска оглянулся на одинокое животное. Лежа на земле справа от лошади, пес смотрел на остальных собак сверху вниз. Пес поднял голову и встретился глазами с Красной Маской, словно не только понимал сказанные слова, но и готов был принять любой вызов. Красная Маска почувствовал, как что-то шевельнулось в груди.
– Этот зверь понимает в мужестве, – сказал он, снова повернувшись к Хадральту. – И стоит десяти тысяч воинов. А передо мной только ты, Хадральт, вождь десяти тысяч трусов.
Поднявшийся крик пронзил воздух. Оружие заблистало на солнце, толпа зашевелилась.
Хадральт побледнел и поднял руки, дожидаясь тишины.
– Каждый воин здесь, – сказал он дрожащим голосом, – получит кусочек твоей кожи, Красная Маска. Они заслужили это – за твои слова. Хочешь занять мое место? Хочешь стать вождем? Вождем… трусов? Ты ничему не научился в изгнании. Ни один воин здесь не пойдет за тобой, Красная Маска. Ни один.
– Ты нанял армию, – ответил Красная Маска, не в силах сдерживать презрение. – Ты вышел бок о бок с ними против летери. А потом, когда назрела битва и твои новообретенные союзники вступили в бой – они сражались за вас, – вы все сбежали. Трусы? Слишком мягко сказано. В моих глазах, Хадральт, ты и твои воины больше не оул, ведь настоящие оул’данские воины не могут совершить такого. Я нашел их тела. Я свидетель твоего предательства. Когда я стану здесь вождем, еще до того, как солнце зайдет за горизонт, каждому воину придется доказать свою нужность, заслужить право последовать за мной. А убедить меня будет непросто. Медная краска на лицах трусов – нет большего оскорбления для меня.
– Слезай, – хрипло произнес Хадральт. – Слезай с летерийской клячи. Спускайся, Красная Маска, и прими свой конец.
Вместо этого Красная Маска поднес к губам пустой рог родара. От пронзительного рева замолк весь лагерь, только собаки скорбно завыли. Красная Маска снова повесил рог на пояс.
– Таков ход времени, – заявил он громко, чтобы всем было слышно. – Старые враги находят мир с течением веков. Мы пережили много войн, но только первая хранится в памяти оул, та, что произошла на этой земле. – Он помолчал, ощущая колебание земли – как и все; это двое к’чейн че’маллей шли на его зов.
– Хадральт, сын Капалаха, ты останешься один, и мы с тобой обнажим оружие. Готовься.
На гребне, где стояла скромная шеренга воинов-ренфайяров – всего шестеро, появились еще два силуэта – громадных. Затем пара двинулась вниз по склону.
Повисла тяжелая тишина, нарушаемая топотом когтистых лап; ладони на рукоятях мечей разжались.
– Мои поборники, – сказал Красная Маска. – Они готовы сразиться с твоими претендентами, Хадральт. С меднолицыми.
Вождь промолчал, и по выражению его лица Красная Маска понял: тот не хочет зря тратить слова и отдавать команды, которые никто не выполнит, – а это поняли уже все присутствующие. Судьба решится в поединке, в столкновении двух намерений.
Хадральт облизнул губы:
– Красная Маска, когда я убью тебя, куда девать этих кечра?
Не отвечая, Красная Маска спешился, пошел вперед и остановился в шести шагах от Хадральта. Отцепил от перевязи полулунный топор ригта и взялся за середину древка.
– Твоего отца больше нет. Ты должен слезть с его рук и стать самостоятельным, Хадральт. В первый и последний раз. Ты не справился как вождь. Ты повел воинов оул на бой, а потом возглавил их в бегстве. Ты предал союзников и прячешься здесь, на самом краю пустоши, вместо того чтобы сойтись с летерийскими захватчиками клинок к клинку и рвать зубами глотки. А теперь уйди с дороги или умри.
– Уйти с дороги? – Хадральт наклонил голову и сумел изобразить кривую усмешку. – Такого не предлагают воину оул.
– Верно, – кивнул Красная Маска. – Только старику, который уже не в силах защитить себя, или израненному калеке.
Хадральт оскалился:
– Но я-то ни тот ни другой.
– Но ты и не воин оул. Твой отец уступил дорогу? Я вижу, что нет. Он заглянул в твою душу, Хадральт, и познал ее. Пусть и старик, он сражался с тобой. За свое племя. За свою честь.
Хадральт обнажил кривые мечи.
Заговорил один из меднолицых:
– Капалах питался в хижине сына. Однажды он заболел и умер. Утром его лицо было цвета синего лишайника.
– Тренис’галах? – Красная Маска прищурился в прорезях маски. – Ты отравил своего отца, Хадральт? Не захотел скрестить с ним клинки? Как же ты вообще можешь стоять здесь?
– У яда нет имени, – пробормотал тот же меднолицый.
Хадральт воскликнул:
– Только благодаря мне оул еще живы! Ты поведешь их на погибель, Красная Маска! Мы не готовы встретить летери. Я покупал оружие – да, есть летери, которые считают, что наше дело правое. Мы отдали плохую землю, а получили хорошее стальное оружие – и вдруг явился ты, чтобы разрушить все мои планы!
– Я вижу это оружие, – сказал Красная Маска, – в руках многих твоих воинов. Его проверяли в бою? Ты дурак, Хадральт, если веришь, что заключил выгодную сделку. Торговцы, с которыми ты имел дело, состоят на службе у управителя – он получает выгоду с обеих сторон в этой войне.
– Ложь!
– Я был в Дрене, – продолжал Красная Маска, – меньше двух недель назад. Я видел фургоны и ящики бросового оружия – стальные клинки, которые развалятся от первого удара о щит. Никому не нужное оружие – вот за что отдал землю, хранящую прах наших предков. Дом духов оул, землю, напитанную кровью оул.
– Оружие летери…
– …нужно брать с трупов солдат. Если приходится сражаться их способом, то и оружие нужно соответствующее. Если не хочешь отправить воинов на убой. А именно этого ты явно не желал. Так что я, Хадральт, прихожу к выводу, что ты знал правду. Значит, торговцы заплатили тебе не только оружием. Получил и монеты, вождь? Хотя бы родичи твои знают о сокровище, которое ты прячешь в хижине?
Красная Маска заметил, как меднолицые постепенно отошли от Хадральта. Они поняли, что вождь предал их, предал оул’данов.
– Ты намеревался сдаться, – продолжал Красная Маска, – правда? Тебе предложили имение в Дрене, да? А еще рабов и должников, чтобы служили тебе. Ты собирался продать свой народ, нашу историю…
– Мы не сможем победить!
Это были последние слова Хадральта. Три лезвия вырвались из его груди – мечи вонзили ему в спину меднолицые. Удивленно распахнутыми глазами перворожденный сын и убийца Капалаха, последнего настоящего вождя гейнтоков, смотрел на Красную Маску. Кривые клинки выпали у него из рук, он качнулся вперед, соскользнул с клинков с жутким чавкающим звуком, и из груди брызнули струи крови.
С застывшими мертвыми глазами Хадральт рухнул лицом в пыль.
Красная Маска снова закрепил ригту на ремнях.
– Семена падают из колоса. Гнильца ослабила всех детей. Проклятие трусости сегодня закончено. Мы – оул, и я ваш вождь. – Он помолчал и добавил: – И я поведу вас на войну.
Стоя на холме над бурлящим лагерем, Масарк обвел рукой солнце и небо, землю и ветер.
– Отныне Красная Маска правит оул’данами.
Крайсос, стоящий справа, хмыкнул и сказал:
– А ты вправду сомневался, что у него получится, Масарк? Кечра охраняют его с флангов. Он – гребень кровавой волны, и поток затопит наши земли. И если при этом утонут летери, утонем и мы.
– Ты сжульничал в Смертную ночь, Крайсос! Все еще боишься умереть?
Стоящий с другой стороны от Масарка Тевен хмыкнул:
– Белдонная травка потеряла почти всю силу и никому из нас в ту ночь не помогла. Я орал под землей, Масарк. Орал без остановки. И Крайсос тоже. Мы не боимся того, что нас ждет.
– Хадральта убили собственные воины, – сказал Масарк. – В спину. Это не сулит ничего хорошего.
– Ты не прав, – ответил Тевен. – Всех их обратили слова Красной Маски. Я и не думал, что такое возможно.
– Подозреваю, эти слова мы будем теперь часто повторять, – заметил Крайсос.
– Пора идти, – произнес Масарк. – Мы его первые воины, а за нами десятки тысяч.
Тевен вздохнул:
– Мир изменился.
– Хочешь сказать, мы еще поживем.
Молодой воин бросил взгляд на Масарка:
– Решать Красной Маске.
Брол Хандар ехал рядом с атри-предой – отряд двигался по торговой тропе, до ворот Дрена оставалось еще полдня. Солдаты за спиной ехали молча, несомненно тая гнев и думы о мщении. В Дрене почти со времен аннексии Синецветья размещались несколько подразделений синецветской кавалерии. Насколько было известно Бролу Хандару, захват Синецветья вышел вовсе не таким бескровным, как присоединение Дрена. Сложная религия объединяла недовольные группы населения под предводительством таинственных жрецов, которых летерийцы так и не смогли искоренить. Ходили слухи, что в горах на западе еще действуют группы повстанцев.
Старая летерийская политика распределения синецветских подразделений по дальним углам империи продолжалась и под властью эдур, а значит, риск оставался. Интересно, подумал Брол Хандар, как дела у недавно назначенного эдур наместника Синецветья? Нужно наладить контакт с коллегой – стабильность в Синецветье очень важна, ведь любое нарушение линий снабжения Дрена обернется катастрофой, если ситуация в Оул’дане приведет к полномасштабной войне.
– Задумались, наместник? – промолвила Биватт.
– О снабжении, – ответил он.
– Если о военном, то это сфера моих обязанностей.
– Нужды армии нельзя рассматривать изолированно, атри-преда. Если конфликт будет разрастаться – а я считаю, что будет, – даже управитель не сможет гарантировать, что не возникнет нехватки, особенно среди гражданского населения Дрена и окрестностей.
– Во время тотальной войны, наместник, требования армии выполняются в первую очередь. Кроме того, нет оснований ожидать нехватку. Летери достаточно опытны в таких вопросах. Наша транспортная система оттачивалась в ходе экспансий. Мы владеем дорогами, а также необходимыми морскими путями и транспортными судами.
– Тем не менее остается узкое место, – возразил Брол Хандар. – Синецветские горы.
Биватт бросила на него внимательный взгляд:
– На восток по этому пути перемещаются рабы и некоторые деликатесы с дальнего юга. Синецветье славится минеральными ресурсами и производит качественное железо, которое спорит по качеству с летерийской сталью. Олово, медь, свинец, известь и пемза, кедр и ель – всего в избытке, а в Синецветском море вдоволь трески. А взамен крупные фермы Дрена ежегодно отдают излишек зерна. Наместник, вас, похоже, неверно информировали по поводу материальных потребностей. Дефицита не ожидается…
– Надеюсь, вы правы.
Брол Хандар помолчал и продолжил:
– Атри-преда, я понимаю так, что управитель организовал интенсивные перевозки низкокачественного вооружения и амуниции через Синецветские горы. Затем оружие передают оул’данам в обмен на землю или хотя бы на отказ от претензий на захваченные территории. Уже отправлено больше четырех сотен широких фургонов. Хотя управитель имеет право на свою десятину, нет ни формального подтверждения, ни налогообложения этих сделок. Отсюда я могу заключить, что много и других товаров передвигается в обе стороны по этим горам и все без официального оформления.
– Наместник, несмотря на контрабандные операции управителя, Синецветские горы не станут узким местом – в том, что касается необходимого снабжения.
– И все же, учитывая последние неудачи на этом пути…
– Прошу прощения, какие неудачи?
– Последняя партия негодного оружия не достигла нашей стороны гор, атри-преда. Далее бандиты нанесли удар по крупной крепости на перевале, разбив расквартированную там роту летери.
– Что? Я ничего об этом не слышала! Целая рота разбита?
– Увы, иной информации у меня нет. Не знаю точно, потерял ли управитель что-то, кроме оружия, в этой партии. Если, как вы утверждаете, ничего более значительного не могло попасть в руки бандитов, это меня немного успокаивает.
Какое-то время оба молчали. Брол Хандар чувствовал, что атри-преда ошарашена – неясно, как много знает Брол и эдур вообще о незаконных деяниях летерийцев; и еще хуже, что она сама несведуща о последних событиях в Синецветье. Очевидное потрясение Биватт показало наместнику, что атри-преда не до такой степени агент Летура Аникта, как он опасался.
Решив, что подождал достаточно, он произнес:
– По поводу неизбежной войны с оул… Скажите, вы определились, какое подкрепление необходимо для обеспечения победы?
Она моргнула, явно с трудом отрываясь от своих мыслей:
– Более-менее, наместник. Мы считаем, что оул’даны в лучшем случае могут выставить восемь-девять тысяч воинов. Никак не больше. В их армии нет дисциплины, царит разобщенность – память о старых племенных распрях, – и стиль боя не дает им действовать единым фронтом. Так что строй легко разваливается, и они не готовы к сражению длительностью больше колокола. Обычно они предпочитают набеги и засады, действуют маленькими группами и склонны в случае чего ускользать. В то же время почти абсолютная зависимость от своего племени и уязвимость главных поселений неизбежно заставят их принять бой – тут мы их и уничтожим.
– Коротко и ясно, – отозвался Брол Хандар.
– А по поводу вашего вопроса у нас шесть рот Синецветного батальона и почти полный укомплектованный Ремесленный батальон, вместе с подразделениями гарнизона Дрена и четырьмя ротами Бригады Харридикта. Для обеспечения значительного численного перевеса я запрошу Дикую Багровую бригаду и хотя бы половину Купеческого батальона.
– Не предполагаете, что Красная Маска каким-то образом поменяет боевую тактику оул?
– Нет, ведь в первый раз не поменял. Он представляет угрозу благодаря гениальным засадам и ужасающе эффективным набегам, особенно на наши линии снабжения. Чем раньше мы его убьем, тем быстрее кончится война. А если он ускользнет из нашей хватки, то нас ждет длинный и кровавый конфликт.
– Атри-преда, я собираюсь запросить трех к’риснан и четыре тысячи воинов эдур.
– Тогда мы одержим быструю победу, наместник, ведь Красная Маска не сможет долго прятаться от ваших к’риснан.
– Именно. Я хочу покончить с войной как можно быстрее и с минимальными потерями – с обеих сторон. Соответственно нужно при первой возможности покончить с Красной Маской. И рассеять армию оул.
– Вы хотите принудить оул к капитуляции и переговорам?
– Да.
– Наместник, я приму капитуляцию. А насчет условий единственное, на что я соглашусь, – это полная сдача. Оул будут порабощены, все до одного. Их рассеют по империи – подальше от традиционных мест обитания. Они станут рабами, трофеем, и право выбирать первыми я предоставлю моим солдатам.
– Судьба нереков, фентов и тартеналов.
– Точно так.
– Эта идея мне не очень-то по нутру, атри-преда. Не понравится она и никому из тисте эдур, включая императора.
– Давайте обсудим это, когда убьем Красную Маску, наместник.
Он поморщился, потом кивнул:
– Согласен.
Про себя Брол Хандар проклинал Красную Маску, который в одиночку растоптал надежды на прекращение военных действий, на справедливый мир. Летур Аникт получил необходимые оправдания, чтобы уничтожить оул, и никакой тактический гений засад и набегов ничего не изменит. Таково проклятие лидеров – думать, что они могут изменить мир.
Проклятие, которое, похоже, настигло и меня. Что же, я теперь раб Летура Аникта и ему подобных?
Гнев растекался дыханием льда, глубокий и долгий, горячим дыханием жег грудь. Дослушав меднолицего Натаркаса, Красная Маска поднялся в тихой ярости и, выйдя из хижины, застыл, ожидая, пока глаза привыкнут к безлунной, укрытой тучами ночи. Неподалеку, словно вытесанные из камня часовые, неподвижно стояли его к’чейн че’малли с поблескивающими в темноте глазами. Красная Маска пошел вперед, и головы чудовищ одновременно повернулись вслед.
Ни один из них не двинулся за Красной Маской, и он был им благодарен. От каждого шага громадных зверей собаки в лагере начинали выть, а он не был в настроении слушать безумные вопли.
Половина ночи прошла. Красная Маска созвал вождей кланов и самых важных старейшин в хижину, принадлежавшую Хадральту. Они пришли, ожидая выговора от нового, очень страшного вождя, но Красная Маска не хотел дальнейшего унижения воинов, теперь подчиняющихся ему. Утренние раны были еще свежи. Утерянное мужество можно обрести лишь в бою.
При всех прегрешениях Хадральта он был прав в одном: старая тактика военных действий против летери обречена на провал. Однако идея ныне мертвого вождя обучить оул’данов методам боя летери тоже, как объяснил Красная Маска слушателям, не годилась. Оул обучались с плохим оружием и хранили верность только своему клану или родне.
Нужно искать новые способы.
Потом Красная Маска спросил о наемниках-союзниках, и услышанный рассказ оказался таким путаным и постыдным, что подробности приходилось буквально вытягивать из смущенных, стыдливо скрывающих лица воинов. Да, было получено много летерийских монет за отданные земли, и на это богатство сначала собирались нанять чужеземную армию – ее обнаружили на границе, на востоке. Потом Хадральт надумал утаить все золото и серебро, так что он предал эту армию – повел их на смерть – и не отдал им монеты.
Такой яд таится в деньгах.
Откуда явились чужеземцы?
Выяснилось, что они высадились на северном берегу пустоши с транспортных судов под флагом Ламатата, далекого королевства на полуострове. Военные жрецы и жрицы, поклявшиеся волчьим богам.
Что привело их на континент?
Пророчество.
Красная Маска замер, услышав этот ответ Натаркаса, того самого воина, что поведал об убийстве Хадральтом Капалаха.
Пророчество, вождь, сказал Натаркас. Последняя война. Они искали некое Поле битвы богов, а себя называли Серыми Мечами, устава Тогга и Фандерея. Среди них было много женщин, в том числе одна из командующих. Второй был одноглазый мужчина, который утверждал, что терял глаз трижды…
Нет, вождь, он еще жив. Выжил в битве. Хадральт его пленил. Он лежит в цепях за хижиной женской крови…
Натаркас замолк, испуганный внезапной яростью, мелькнувшей в глазах Красной Маски.
Теперь вождь в маске шагал по лагерю гейнтоков к восточной окраине, где в склоне были прорыты траншеи для отходов оул’данов; к хижине для крови женщин. Прикованный к столбу, там спал грязный человек; нижняя половина исковерканного тела была погружена в траншею, по которой женская кровь и моча текли через грязь, корни и камни к глубоким ямам.
Человек проснулся и, повернув голову, уставился единственным блестящим глазом на Красную Маску.
– Ты меня понимаешь? – спросил вождь.
Кивок.
– Как тебя зовут?
Глаз моргнул, человек потянулся почесать надутый шрам вокруг пустой глазницы, где когда-то был второй глаз. Потом крякнул, как будто от удивления, и постарался сесть.
– Мое новое имя Анастер, – сказал он; губы скривились, видимо, в улыбке. – Но старое имя, думаю, больше мне подходит, то есть с небольшим изменением. Я Ток. – Он улыбнулся шире. – Ток Неудачник.
– Я – Красная Маска…
– Я знаю, как тебя зовут. И даже знаю, кто ты такой.
– Откуда?
– Этого я сказать не могу.
Красная Маска попытался снова:
– Каким тайным знанием обо мне ты, по-твоему, обладаешь?
Улыбка увяла, человек опустил глаз, словно изучая потоки кровавой жижи вокруг коленей.
– Тогда это не имело значения. А теперь тем более. Ты не тот, кого мы ждали, Красная Маска. – Он закашлялся, потом сплюнул, стараясь не попасть в женскую кровь.
– Расскажи, чего вы ждали?
Вновь странная улыбка:
– Если ищешь Первого меча к’чейн че’маллей, ведь думаешь, что это будет… к’чейн че’малль. А не человек. Ведь очевидно же, разве нет?
– Первый меч? Я не слышал о таком титуле.
Ток пожал плечами.
– Поборник К’елль. Консорт Матроны. И, Худ меня побери, Король. Да в твоем случае это все одно и то же. – Человек поднял взгляд, и что-то блеснуло в его единственном глазу, когда он попросил: – Только не говори, что твоя маска их обманула. Пожалуйста…
Узкое ущелье, из которого появилась одинокая фигура, было непросто заметить. Не шире, чем в три человеческих роста, расселина пряталась между двумя крутыми склонами – в пол-лиги длиной и в тысячу шагов глубиной. Путешественник, проходя по скалам с обеих сторон, даже и не заметил бы ее. Конечно, появление неразумного путешественника ближе чем за пять лиг от этой долины было практически невероятно. Никаких тропинок не вело по Синецветской гряде так далеко к северу от главных путей; здесь не было высокогорных пастбищ, не было ровных мест, где поселиться, а погода была непредсказуема.
Выбравшись через край расселины под полуденное солнце, путник замер, пригнувшись, и оглядел окрестности. Не увидев ничего предосудительного, незнакомец выпрямился. Высокий, худой, с длинными полночно-черными волосами, прямыми и свободными, с гладким лицом без единой морщины, с глазами, как угли, он залез за отворот потертой черной кожаной куртки и вытащил тонкую цепочку, на обоих концах которой были прикреплены два простых кольца – золотое и серебряное. Быстрым движением правого указательного пальца закрутил цепочку – она туго обмотала палец, и кольца звякнули друг о друга. Через мгновение цепочка завертелась в обратную сторону. Заняв таким образом правую руку, путник двинулся дальше.
Он шел на юг, по пятнам тени и солнечного света, почти бесшумно – только звяканье цепочки нарушало тишину. За спиной были рог и лук из кровь-дерева со спущенной тетивой. Справа на поясе висел колчан со стрелами – древки из кровь-дерева и оперение из перьев ястреба; в дно колчана, устланное мхом, упирались железные наконечники – каплевидные и крестообразные в разрезе. Вдобавок на перевязи он нес простую рапиру в отделанных серебром ножнах из черепахового панциря. Ножны и поддерживающие кольца были обернуты овчиной, чтобы заглушить звуки. Впрочем, эти меры предосторожности сводились на нет клацаньем цепочки.
День клонился к вечеру, а человек все шел в тени по восточному краю одной долины за другой – все время на юг. И все время цепь крутилась, кольца бились друг о друга и закручивались обратно.
В сумерках он вышел на уступ, нависающий над широкой долиной, которая тянулась с востока на запад; оценив удобную точку наблюдения, присел на корточки. Цепь шептала, кольца звякали.
Через две тысячи оборотов цепи кольца звякнули и затихли, зажатые в правом кулаке. Глаза, которые не отрывались от западного устья прохода, несмотря на темноту, уловили движение. Убрав цепочку с кольцами в мешочек, пришитый к изнанке куртки, путник выпрямился.
И начал долгий спуск.
Чистокровные Волшебники Оникс давно отказались от борьбы против ограничений тюрьмы, которую сами создали для себя. Бесчисленные традиции, призванные хранить память, были цепями и кандалами, которые требовалось принять. Принять, говорили они, значит осознать важность ответственности; и если бы мог существовать мирской бог, тогда обитатели Андары, оставшиеся последователи Чернокрылого Господина, звали бы этого бога Ответственность. И после десятилетий летерийского завоевания этот бог восстал против власти самого Чернокрылого Господина.
Юный лучник девятнадцати лет от роду был не единственным, кто отвергал вялые, устаревшие обряды Волшебников Оникс. Подобно многим соотечественникам-ровесникам – первому поколению, рожденному в Изгнании, – он сам выбрал себе имя, чтобы полностью выразить степень отречения. Имя клана было забыто, все отзвуки старого языка – и общего, и наречия жрецов – отброшены. Теперь его клан – Изгнанные.
Однако прямой приказ Орданта Брида, устав-мастера Камня в ордене Оникс, не выполнить нельзя.
И вот юный воин по имени Чик из клана Изгнанных покинул вечный мрак монастыря Андара, поднялся по бесконечной стене утеса и выбрался на ненавистный солнечный свет, чтобы идти по земле под слепыми дневными звездами и появиться на возвышенности над главным перевалом.
В маленьком отряде путников, к которому он подбирался, не было ни торговцев, ни фургонов с товарами, ни вереницы закованных рабов. Они ехали на летерийских лошадях, но хоть и было среди них трое летерийцев, Чик понимал, что это не имперская делегация. Нет, это беглецы. И за ними погоня.
Среди них идет брат моего бога.
Подбираясь к путникам, еще невидимый, Чик почувствовал рядом с собой какое-то присутствие. Он неодобрительно фыркнул.
– Раб тисте эдур, скажи, ты что – не знаешь собственной крови? Мы дадим тебе свободу, дух. Ты сам должен был сделать это давным-давно.
– Я свободен, – раздался шипящий ответ.
– Тогда, полагаю, ты нас не боишься.
– Ты не чистокровный.
Чик улыбнулся в темноте:
– Да, я жуткая помесь. Нерек, летери и даже д’рхасилхани.
– И тисте анди.
– Тогда приветствуй меня, брат.
Хриплый смех:
– Он почуял тебя.
– Мне нужно было подкрасться тайком, дух?
– Они остановились и ждут.
– Хорошо, но знают ли они, что я собираюсь им сказать? Знаешь ли ты?
– Ты дерзкий. Тебе не хватает уважения. Скоро ты встретишься лицом к лицу с Силкасом Руином, Белым Вороном…
– Он скажет что-то о потерянном брате? Вряд ли.
Снова шипящий смех:
– Как ни странно, кажется, ты придешься ко двору тем, с кем встретишься.
Сэрен Педак вглядывалась в мрак. Она устала. Долгие дни они шли по перевалу, и конца ему не было видно. Слова Силкаса Руина, что кто-то приближается, заставили путников остановиться на песчаной кромке потока, где на них набросились тучи насекомых. Лошади фыркали, мотая хвостами, шкуры ходили рябью.
Сэрен спешилась и последовала за Силкасом Руином поперек потока. За ее спиной остальные застыли на месте. Кубышка спала на руках Удинааса, и он, похоже, боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Фир Сэнгар спрыгнул с лошади, однако дальше не пошел.
Стоя рядом с альбиносом тисте анди, Сэрен слышала странное посвистывание и клацание, доносящиеся из-за валунов. Через мгновение на фоне серого камня возник высокий худой силуэт.
Пятно темнее темноты скользнуло мимо и повисло перед Силкасом Руином.
– Сородич, – сообщил дух.
– Что, Сушеный, потомок моих почитателей?
– О нет, Силкас Руин.
Тисте анди медленно, с шипением выдохнул:
– Моего брата… Они так близко?
Молодой воин неторопливо подошел. Его кожа была темная, почти как у тисте эдур. В правой руке он покручивал цепочку, и кольца на концах сверкали в темноте.
– Силкас Руин, – сказал воин, – приветствую тебя от имени ордена Оникс из Андары. Давно мы не встречали тисте анди не из нашей колонии. – Губы широкого рта дрогнули. – Ты не такой, как я ожидал.
– Твои слова граничат с оскорблением, – сказал Силкас Руин. – Так что, орден Оникс хотел меня приветствовать?
Юный воин пожал плечами; цепочка туго затянулась, потом пошла раскручиваться.
– Впереди на тропе – охранные чары к’риснан: ловушки и западни. И ты не найдешь того, что ищешь, в Синецветье – ни в самой столице, ни в Джаспе, ни в Граничье.
– Откуда тебе известно, что я ищу?
– Он сказал, что ты придешь рано или поздно.
– Кто?
Воин поднял брови:
– Твой брат, конечно. Он не успел предотвратить твое падение и убийство твоих последователей…
– Он отомстил за меня?
– Постой, – вмешалась Сэрен Педак. – Как тебя зовут?
Юноша блеснул белозубой улыбкой.
– Чик. А тебе, Силкас Руин, отвечу, что он не собирался убивать всех тисте эдур. Скабандари Кровавый Глаз был уничтожен Старшими богами. На землю к западу отсюда было наложено заклятие, запершее даже смерть. Эдур рассеялись под напором льда, отступающих морей и ужасных бурь. Из-за проклятия Омтоз Феллака само их существование оказалось под угрозой, и Рейк просто отошел в сторону.
– Не помню, чтобы брат был таким… милосердным.
– Если наши истории о тех временах точны, – сказал Чик, – то у него было достаточно хлопот. Раскол Куральд Эмурланна. Слухи о близости Оссерка, живое общение с госпожой Зависть, споры и шаткий союз с Кильмандарос и, наконец, элейнт Силана, которая вышла бок о бок с ним из Эмурланна при закрытии врат.
– Похоже, ваш орден много знает о тех временах, – бесстрастно отметил Силкас Руин. – Значит, Рейк оставался с вами долго.
– Он нигде не остается надолго, – ответил Чик, явно чем-то удивленный.
Сэрен Педак представить не могла, понимает ли юноша, что довел Руина почти до предела. Еще пару неудачных слов – и голова Чика покатится с плеч.
– Тебе поручено, – спросила она у тисте анди, – проводить нас к нашей цели?
Снова улыбка, снова звяканье цепочки:
– Да. Вы станете… э… гостями Андары. Хотя присутствие в вашей компании и летери, и тисте эдур создает некоторые проблемы. Орден Оникс, как вы знаете, вне закона, ему грозят жестокие репрессии. Андара является последним тайным укрытием для наших людей. Это место не должно быть раскрыто.
– Что ты предлагаешь? – спросила Сэрен.
– Остаток дороги, – ответил Чик, – пройдет через Путь. Через Куральд Галейн.
Силкас Руин повернул голову, потом фыркнул:
– Начинаю понимать. Скажи, Чик, сколько волшебников ордена проживают в Андаре?
– Их пятеро – все, кто остался.
– И они могут прийти к согласию хоть в чем-то?
– Конечно, нет. Я здесь по приказу Орданта Брида, устав-мастера Камня. Из Андары я выбрался незаметно; могло случиться, что меня тут не было бы…
– Если бы тебя перехватил кто-нибудь другой из ордена.
Кивок.
– Представляете, какую бурю вызовет ваше появление, Силкас Руин? Я сгораю от нетерпения.
– Так, значит, твою приветственную речь следует уточнить. Нас приветствует не орден, а скорее только Ордант Брид.
– Они все охотно говорят от имени ордена, – пожал плечами Чик. – Я вижу, вам не терпится.
Из его правой ладони взметнулась цепочка, серебряное кольцо село на указательный палец, и справа от воина со щелчком открылись врата в Тьму.
– Зовите остальных, – сказал Чик. – И побыстрее. Вокруг собираются скованные духи, служащие тисте эдур. Они мечтают освободиться – увы, этого мы дать им не можем. Но хозяева духов, эдур, смотрят их глазами, а это нехорошо.
Сэрен Педак повернулась к остальным. Чик отступил в сторону и низко поклонился.
– Силкас Руин, приглашаю тебя проследовать первым и вновь ощутить доброе объятие истинной Тьмы. Кроме того, – добавил он, выпрямляясь, когда Руин шагнул к вратам, – ты послужишь нам путеводной звездой…
Один из мечей Силкаса Руина, свистнув, с быстротой молнии прочертил место, где только что находилась шея Чика, но юный воин отклонился… и клинок пропел в воздухе.
Раздался тихий смех юноши, спокойного до отвращения.
– Он предупредил, что ты рассердишься.
Силкас Руин какое-то время смотрел на Чика, затем повернулся и прошел во врата.
Медленно вдохнув, чтобы утихомирить сердце, Сэрен Педак пристально посмотрела на Чика:
– Ты даже не представляешь…
– Правда?
Подошли остальные с лошадьми в поводу. Удинаас, держа одной рукой Кубышку, мельком взглянул на Чика и повел лошадь в прореху.
– Хочешь скрестить мечи с богом, Чик?
– Он выдал себя – да, он очень быстр, и с двумя мечами он очень трудный противник…
– И устав-мастер, пославший тебя, одобрит твою наглость?
Чик засмеялся:
– Ордант мог выбрать любого из сотни воинов для этой миссии, летери.
– И все же выбрал тебя. Значит, он или непроходимо тупой, или предвидел твою неуважительность.
– Напрасно теряешь время, аквитор, – сказал Фир Сэнгар, проходя мимо и разглядывая Чика. – Это тисте анди. У него в голове только тьма, в которой процветают невежество и глупость.
Юный воин поклонился и Фиру:
– Проходи, пожалуйста, эдур. Тьма ждет тебя. – И он показал на врата.
Когда Фир Сэнгар провел лошадь через врата, цепочка Чика сделала еще один оборот, и кольца звякнули друг о друга.
– Зачем ты это делаешь? – раздраженно спросила Сэрен.
– Делаю что? – Чик поднял брови.
Выругавшись про себя, аквитор шагнула к вратам.
