Книга: Пламя и кровь. Пляска смерти
Назад: Сын за сына
Дальше: Рейенира-победительница

Красный дракон, золотой дракон

После гибели Люцериса Велариона в Штормовом Пределе и убийства принца Джейехериса на глазах у матери Пляска Драконов завертелась не на шутку: и «черные», и «зеленые» жаждали отомстить кровью за кровь. По всему королевству лорды созывали знамена, и армии готовились выступать.
Тут следует сказать, что поначалу оба претендента на Железный Трон поднимали знамя дома Таргариенов: красного трехглавого дракона на черном, но после 129 года и Эйегон, и Рейенира немного изменили свои знамена, чтобы можно было отличить союзников от врагов. Эйегон сделал трехглавого дракона из красного золотым в честь своего Солнечного, а Рейенира поделила знамя на четыре части и вместе с гербом Таргариенов поместила на него гербы дома Арренов и дома Веларионов – в честь своей матери и первого мужа. В речных землях всадники из Древорона под знаменами Рейениры вторглись во владения дома Бракенов, пожгли урожай, угнали овец и прочий скот, разграбили деревни и осквернили каждую септу, что попалась им на пути (из тех, кто жил к югу от Перешейка, Блэквуды одни из немногих еще поклонялись старым богам). Бракены собрали сильное войско, чтобы нанести ответный удар, но лорд Сэмвел Блэквуд застал их врасплох, напав на них, когда они разбили привал у речной мельницы. Во время сражения мельницу подпалили, и ратники сражались и умирали, озаренные алыми сполохами пожара. Сир Амос Бракен, который привел войско из Стонхеджа, зарубил лорда Блэквуда в поединке, но и сам пал, когда стрела из чардрева попала прямо в глазную прорезь его шлема и глубоко вошла в череп. Говорят, что стрела была пущена шестнадцатилетней сестрой лорда Алисанной, которая позже станет известна как Черная Эли; но было ли так на самом деле или же это просто семейная легенда, нам неведомо.
Много тяжелых потерь понесли обе стороны в этой битве, которую прозвали Битвой у Горелой Мельницы. Когда Бракены – теперь под командованием единокровного брата сира Амоса, сира Рейлона Риверса – были разбиты и отступили на свои земли, они обнаружили, что в их отсутствие Стонхедж был взят. Сильное войско Дарри, Рутов, Пайперов и Фреев, возглавляемое принцем Дейемоном на Караксесе, взяло замок штурмом, когда большая часть войска Бракенов отправилась в поход. Лорда Хамфри Бракена вместе с оставшимися детьми, третьей женой и любовницей-простолюдинкой взяли в плен, и сир Рейлон сдался, чтобы им не причинили вреда. Теперь, когда дом Бракенов был разбит и повержен, последние союзники Эйегона в речных землях отчаялись и тоже сложили оружие.
Однако не стоит думать, что «зеленый» совет сидел без дела. Сир Отто Хайтауэр тоже даром времени не терял: он договаривался с лордами, приглашал наемников, укреплял Королевскую Гавань и усердно искал новых союзников. После того как изложенное великим мейстером Орвилом щедрое предложение мира было отвергнуто, десница удвоил усилия, отправляя воронов в Винтерфелл, Гнездо, Риверран, Белую Гавань, Чаячий город, Горький Мост и на Светлый остров. Днем и ночью скакали гонцы в замки поближе, чтобы призвать их лордов и леди ко двору, дабы те присягнули в верности королю Эйегону. Сир Отто отправил послание и правителю Дорна, сиру Куорену Мартеллу, который сражался с принцем Дейемоном на Ступенях, но принц Куорен с презрением отверг его предложение. «Дорн уже наплясался с драконами, – будто бы сказал он. – Лучше со скорпионами спать, чем плясать с ними снова». Невзирая на все свои усилия, сир Отто стремительно терял доверие короля, который принимал его старания за бездействие, а осторожность – за трусость. Септон Евстахий рассказывает об одном случае, когда Эйегон, войдя в башню Десницы и застав того за написанием очередного письма, смахнул чернильницу со стола прямо на колени деду и заявил: «Престол завоевывают мечами, а не перьями; пора уже проливать кровь, а не чернила». По словам Манкена, весть о взятии Харренхолла Дейемоном поразила его величество как громом: ранее он думал, что дело его единокровной сестры заведомо обречено на провал. Потеряв Харренхолл, Эйегон впервые ощутил свою уязвимость. Потерпев же новое поражение при Горелой Мельнице и лишившись Стонхеджа, король стал понимать, что его положение куда более шатко, чем ему казалось. Вороны с Простора, который «зеленые» полагали своим оплотом, приносили недобрые вести и усиливали тревогу короля. Хайтауэры и Старомест по-прежнему крепко стояли за Эйегона, да и Бор тоже… но другие южные лорды – Костейн из Трех Башен, Маллендор из Вышеземья, Тарли из Рогова Холма, Рован из Золотой Рощи, Грим с Серого Щита – перешли на сторону Рейениры. Среди этих предателей особо выделялся сир Алан Бисбери, наследник лорда Лимана; он требовал выпустить своего деда из темницы (не зная, что тот убит). Видя подобное возмущение со стороны собственных знаменосцев, кастелян и эконом Хайгардена, а также мать малолетнего лорда Тирелла – все они были регентами мальчика, – неожиданно переменили мнение и заявили, что дом Тиреллов в войне участвовать не будет. Король Эейгон, по словам септона Евстахия, топил свои страхи в крепком вине. Сир Отто отправил послание своему племяннику, лорду Ормунду Хайтауэру, умоляя того употребить всю силу Староместа и подавить мятежи в Просторе.
Не замедлили последовать и новые удары судьбы: Долина, Белая Гавань, Винтерфелл, Блэквуды и другие речные лорды собирались в Харренхолле под знаменем Дейемона. Морской Змей запечатал Черноводный залив, и купцы каждое утро приходили к Эйегону с жалобами. Ответить королю было нечего, и он продолжал пить. «Сделай же что-нибудь!» – взывал он к сиру Отто, осушив очередную чашу вина. Десница заверял его, что он кое-что уже делает и у него готов план прорыва блокады Велариона. Говорил он и о том, что Дейемон, главная опора Рейениры, в то же время и самое уязвимое ее место, ибо его авантюры нажили ему куда больше врагов, нежели друзей. Сир Отто как один из первейших врагов принца пытался снестись через Узкое море с другим его недругом, Триединым Братством. Королевский флот не обладал достаточной мощью, чтобы отбить Глотку у Морского Змея, и все попытки Эйегона переманить Далтона Грейджоя из Пайка на свою сторону пока что терпели неудачу; королю никак не удавалось заполучить Железные Острова в союзники. Однако если собрать вместе армады Тироша, Лисса и Мира, они вполне сравнятся силой с Веларионами. Сир Отто отправил магистрам послание, пообещав им особые права на торговлю в Королевской Гавани, если они очистят Глотку от кораблей Морского Змея и снова откроют морские пути. Чтобы еще подсластить предложение, он пообещал передать Триархии Ступени, хотя Железный Трон никаких прав на эти острова не имел.
Однако Триархия всегда отличалась медлительностью. За неимением единого короля все важные решения в этом «трехглавом королевстве» принимал верховный совет. Каждый город был представлен в совете одиннадцатью магистрами, и каждый из них из кожи вон лез, чтобы показать свою мудрость, важность, проницательность и получить все возможные привилегии для своего города. Великий мейстер Грейдон, который полвека спустя написал исчерпывающую историю Триединого Братства, описывал их совет так: «тридцать три лошади, и каждая тянет в свою сторону». Даже такие срочные вопросы, как война, мир и заключение союзов становились предметом бесконечных обсуждений и споров… а в то время как в Триархию прибыли послы сира Отто, верховный совет не заседал вовсе.
Все эти проволочки молодого короля не устраивали. Эйегону наскучили разглагольствования деда; он терял терпение и не внимал увещеваниям матери, сторонницы сира Отто. Призвав деда в тронный зал, он сорвал с его шеи цепь десницы и швырнул ее сиру Кристону Колю со словами: «Мой новый десница – стальной кулак. Хватит письма писать, пора действовать». Сир Кристон не замедлил оправдать ожидания короля. «Не пристало вам молить своих лордов о поддержке, будто о подаянии, – заявил он. – Вы законный король Вестероса; всякий, кто отрицает это – изменник. Пора им узнать цену предательства».
Первыми эту цену пришлось уплатить лордам, томящимся в темнице под Красным Замком, – тем, кто некогда поклялся защищать права принцессы Рейениры и упрямо отказывался преклонить колено перед королем Эйегоном. Одного за другим их выволакивали во двор замка, где уже ждал палач, Королевское Правосудие, с топором наперевес. Каждому пленнику дали еще одну возможность присягнуть в верности его величеству. Лишь трое воспользовались этой милостью: лорд Батервелл, лорд Стокворт и лорд Росби; лорды же Хейворд, Мерривезер, Харт, Баклер, Касвелл и леди Фелл поставили верность дороже жизни и были обезглавлены. Вместе с ними лишились головы восемь земельных рыцарей и четыре десятка слуг и дворовой челяди. Головы казненных насадили на пики над городскими воротами.
Больше всего Эйегон желал отомстить за убийство своего наследника, напав на Драконий Камень; он вознамерился нагрянуть туда на драконах и схватить свою единокровную сестру с «ублюдками-сыновьями» или убить их. С большим трудом «зеленый» совет отговорил его от этой затеи, а сир Кристон предложил поступить по-другому. «Принцесса-самозванка прибегла для убийства принца Джейехериса к хитрости и вероломству, – сказал он. – Почему бы не отплатить ей той же кровавой монетой?» Орудием мести лорд командующий Королевской Гвардии выбрал своего рыцаря, сира Аррика Каргилла.
Сир Аррик хорошо знал древнюю вотчину дома Таргариенов: он часто бывал там во времена царствования короля Визериса. Многие рыбаки по-прежнему бороздили воды Черноводного залива, ибо море служило для Драконьего Камня важнейшим источником пропитания. Доставить Каргилла в рыбачью деревню у подножия замка было делом нехитрым, а там уж он придумает, как добраться до королевы. К тому же сир Аррик и его брат сир Эррик – близнецы, которых не отличить друг от друга; по словам Гриба и септона Евстахия, даже товарищи братьев в Королевской Гвардии не могли сказать, кто из них кто. Сир Кристон полагал, что сир Аррик в белом плаще сможет беспрепятственно разгуливать по Драконьему Камню: если он и наткнется на стражников, те, без сомнения, примут его за брата.
Сир Аррик не обрадовался возложенной на него миссии. Евстахий рассказывает, что в ночь накануне отплытия обуреваемый тяжкими думами рыцарь посетил септу Красного Замка, дабы молить Небесную Матерь о прощении. Однако он был королевским гвардейцем; он поклялся выполнять волю короля и своего начальника, и долг чести повелевал ему отправиться на Драконий Камень в просоленной рыбацкой одежде.
Что именно поручили сиру Аррику, до сир пор служит предметом споров. Великий мейстер Манкен говорит, что ему приказали убить Рейениру и одним ударом покончить с мятежом, а вот Гриб полагает, что его добычей должны были стать сыновья принцессы, ибо Эйегон II хотел смыть кровь своего убиенного первенца кровью своих «бастардов-племянников, Джакайериса и Джоффри Стронгов».
Прибыв на Драконий Камень, сир Аррик без промедления сошел на берег, облачился в доспехи и белый плащ и, притворившись братом, беспрепятственно проник в замок – как и задумал сир Кристон Коль.
Однако в самом сердце Драконьего Камня, у покоев королевы, боги столкнули его лицом к лицу с братом – сиром Эрриком, который сразу понял, что означает эта встреча. В песнях поется, что сир Эррик обнажил меч со словами: «Я люблю тебя, брат мой», а сир Аррик, вытащив свой клинок, ответил: «И я тебя, брат».
По словам Манкена, близнецы сражались почти час. Звон стали перебудил добрую половину двора, однако сбежавшиеся на шум могли лишь стоять и смотреть, не в силах что-либо сделать, ибо никто не мог понять, кто из братьев кто. В конце концов сир Аррик и сир Эррик оба получили смертельные раны и со слезами на глазах умерли, сжимая друг друга в объятиях. Рассказ Гриба об этих событиях не так длинен, зато куда более ужасен и жесток. Битва длилась лишь несколько мгновений, говорит шут. Никакими словами братской любви соперники не обменивались: каждый из них назвал другого предателем, и они скрестили мечи. Сир Эррик, который стоял на ступеньках выше брата, первым нанес смертельный удар – он рубанул мечом так, что почти отсек брату руку, державшую меч; но сир Аррик, падая, ухватил Эррика за плащ, притянул к себе и вонзил ему в живот свой кинжал. Сир Аррик испустил дух еще до появления первых стражников, но сир Эррик промучился четыре дня, крича от ужасной боли и проклиная своего брата-предателя. Неудивительно, что барды и сочинители предпочли рассказ Манкена, но мейстеры и прочие ученые мужи должны сами рассудить, что больше похоже на правду. Септон Евстахий пишет лишь, что братья убили друг друга, и добавить нам к этому нечего.
Между тем в Королевской Гавани Ларис Стронг Колченогий, Эйегонов мастер над шептунами, уже приготовил список всех лордов, присутствовавших на коронации Рейениры и заседавших в ее «черном» совете. До островных лордов Селтигара и Велариона Эйегон, недостаточно сильный на море, добраться не мог, но материковые «черные» были в пределах его досягаемости.
Вместе с сотней рыцарей, пятью сотнями королевских ратников и втрое большим количеством наемников сир Кристон выступил на Росби и Стокворт, чьи лорды недавно пожалели о своей клятве Рейенире; им было велено доказать свою преданность королю, укрепив войско Эйегона своими силами. После этого Коль двинулся на приморский город Синий Дол, застав его защитников врасплох. Город подвергся разграблению, корабли в его гавани были сожжены, а лорд Дарклин обезглавлен. Его рыцарям и ратникам предоставили выбор: присягнуть королю Эйегону или разделить участь своего лорда. Многие выбрали первое. Следующей целью Коля был Грачевник. Лорд Стаунтон, извещенный об этом, закрыл ворота; со стены замка он видел, как жгут его поля, леса и деревни, как предают мечу поселян и скот. Когда съестные припасы в Грачевнике подошли к концу, лорд послал на Драконий Камень ворона с просьбой о помощи.
Ворон прибыл, когда Рейенира и ее «черные» оплакивали сира Эррика и обсуждали, как лучше ответить на последний удар «узурпатора Эйегона». Покушение на ее жизнь (или на жизнь ее сыновей) потрясло королеву, однако она по-прежнему не хотела атаковать Королевскую Гавань. Манкен пишет, что возможность стать братоубийцей вселяла в Рейениру ужас (не будем забывать, что его книга была написана много лет спустя). Мейегора Жестокого, убившего своего племянника Эйегона, постигло проклятье, и свои дни он окончил, истекая кровью на украденном троне. Септон Евстахий полагает, что атаковать королеве мешало «материнское сердце»: она не хотела рисковать жизнью оставшихся сыновей. Гриб, единственный из трех рассказчиков присутствовавший на этих советах, утверждает, что Рейенира так горевала по убиенному сыну, что устранилась и передала командование Морскому Змею и его жене, принцессе Рейенис. Рассказ шута кажется нам наиболее достоверным: через девять дней после того, как лорд Стаунтон попросил у королевы помощи, над морем послышался шум кожистых крыльев, и над замком показалась Мелейс, Красная Королева, прозванная так за алую чешую. Перепонки крыльев у нее были розовые, а гребень, когти и рога цвета меди. На спине у нее в сверкающих доспехах из стали и меди восседала Несбывшаяся Королева Рейенис Таргариен.
Сир Кристон Коль не дрогнул – он ожидал появления дракона и даже рассчитывал на это. В воздух под барабанную дробь полетели стрелы из длинных луков, арбалетов и скорпионов – именно из скорпиона в Дорне когда-то сбили Мираксеса. Мелейс получила множество мелких ран, но это лишь разъярило ее. Она ринулась вниз, изрыгая пламя; шкура, гривы и сбруя лошадей вспыхивали, огонь охватывал рыцарей, которые сгорали прямо в седлах; латники бежали, бросая копья. Некоторые закрывались щитами, но от драконьего дыхания не спасали ни дуб, ни железо. «Целься во всадницу», – прокричал сквозь дым сир Кристон на белом коне. Мелейс взревела; из ее ноздрей валил дым, а в зубах бился охваченный пламенем жеребец.
И тут раздался ответный рев: в небо поднялись король Эйегон на Солнечном и брат его Эйемонд на Вхагаре. Западня, подготовленная Колем, захлопнулась, и Рейенис попалась в нее.
Принцесса не пыталась бежать; с радостным кличем она щелкнула бичом и послала Мелейс навстречу врагу. Одного Вхагара старая и опытная красная воительница могла бы еще одолеть, но два дракона сулили ей верную гибель. Они схватились в тысяче футов над полем битвы, и клубы огня были столь ослепительными, что многие, видевшие это, после клялись, что видели небо, полное солнц. Красные челюсти Мелейс на мгновение сомкнулись на золотой шее Солнечного, но тут на них рухнул сверху Вхагар; все трое начали падать и грохнулись оземь так, что со стен Грачевника в полулиге от них посыпались камни.
Все, кто оказался рядом с драконами, погибли на месте, а остальные мало что разглядели за дымом и пламенем. Огонь погас лишь пару часов спустя, и только Вхагар невредимым восстал из пепла. Мелейс, переломавшую кости при падении, растерзали на части, у Солнечного было наполовину оторвано крыло, а августейший его наездник переломал себе ребра, одно бедро и получил нешуточные ожоги. Больше всего пострадала левая рука Эйегона, где доспехи вплавились в плоть.
Рядом с тушей Мелейс было найдено тело; полагали, что это принцесса Рейенис, но останки были так обуглены, что с уверенностью никто не мог ее опознать. Любимая дочь леди Джослин Баратеон и принца Эйемона Таргариена, верная жена Корлиса Велариона, мать и бабушка, Несбывшаяся Королева жила, не ведая страха, и погибла в крови и пламени. Ей было пятьдесят пять лет от роду.
В тот день полегли восемьсот рыцарей, оруженосцев и простых латников. Вскоре к ним прибавились еще сто: принц Эйемонд с сиром Кристоном взяли Грачевник и предали смерти весь его гарнизон. Голову лорда Стаунтона отвезли в Королевскую Гавань и водрузили над Старыми воротами, но еще более устрашила народ голова Мелейс, провезенная по городу на телеге. Септон Евстахий говорит, что после этого жители начали покидать столицу толпами, пока вдовствующая королева Алисент не приказала запереть все городские ворота.
Король Эйегон не умер, но так страдал от ожогов, что порой молил богов ниспослать ему смерть. Чтобы скрыть, насколько тяжело он ранен, его доставили домой в закрытых носилках, и он не поднимался с постели до конца года. Септоны молились за него, мейстеры потчевали зельями и маковым молоком, но король все равно спал девять часов из десяти, просыпался лишь, чтобы принять скудную пищу, а после снова впадал в забытье. Беспокоить его позволялось только матери и деснице; Гелайена, снедаемая горем и безумием, даже не пыталась навестить раненого.
Солнечный с раненым крылом, слишком тяжелый для перевозки, ползал в пепле у Грачевника, как огромный золотой червь. Сначала он кормился обгорелыми телами убитых; потом люди, оставленные сиром Кристоном для охраны дракона, стали пригонять ему овец и телят.
«Править страной придется вам, пока ваш брат не поправится», – так, по словам Евстахия, сказал Кристон Коль принцу Эйемонду. Септон также пишет, что принца дважды просить не пришлось: одноглазый убийца своего родича мигом нахлобучил на себя корону Эйегона Завоевателя. «Мне она идет куда больше, чем ему», – говорил он, но королем себя объявить не пытался, называясь лишь Хранителем Государства и принцем-регентом. Десницей по-прежнему оставался сир Кристон Коль.
Между тем проросли семена, посеянные Джакайерисом Веларионом на севере: люди королевы стекались в Белую Гавань, Винтерфелл, Барроутон, Систертон, Чаячий город и Ворота Луны. Если они объединятся с собравшимися у Харренхолла речными лордами, даже крепкие стены Королевской Гавани их не сдержат, предупреждал Эйемонда сир Кристон.
С юга тоже приходили зловещие вести. Внемля мольбам своего дядюшки, лорд Ормунд Хайтауэр вышел из Староместа с тысячью рыцарей, тысячью лучников, тремя тысячами латников и неисчислимыми тысячами наемников, маркитантов и прочего сброда. Со всем этим войском он угодил прямехонько в засаду, устроенную сиром Аланом Бисбери и лордом Аланом Тарли. Хотя два Алана располагали гораздо меньшими силами, они не давали Хайтауэру покоя ни днем, ни ночью: нападали на стоянки, убивали разведчиков, поджигали земли у него на пути. Еще дальше к югу лорд Костейн выступил из Трех Башен и атаковал обоз Хайтауэра. Хуже того, до лорда Ормунда дошли вести, что вдоль Мандера движется войско, не уступающее по численности войску из Староместа, а ведет его Таддеуш Рован, лорд Золотой Рощи. Хайтауэр решил, что без поддержки Королевской Гавани дальнейшее продвижение невозможно.
«Нам требуются ваши драконы», – писал он в своем послании.
Принц-регент, крепко уверенный в собственной воинской доблести и мощи Вхагара, рвался сразиться с врагом. «Шлюха на Драконьем Камне нам не страшна, – говорил он, – как и Рован, и прочие предатели на Просторе. Мой дядюшка, вот кто опасен. Как только Дейемона не станет, все это дурачье, размахивающее знаменами Рейениры, разбежится по своим замкам и больше не будет нам докучать».
На восточном берегу Черноводного залива дела тоже шли неважно: Рейенира никак не могла поправиться. Смерть Люцериса сильно подорвала ее здоровье, и без того хрупкое после тяжелых и неудачных родов. Когда Драконьего Камня достигли вести о гибели Рейенис, королева серьезно поссорилась с лордом Веларионом, обвинившим ее в гибели жены. «Это должна была быть ты! Стаунтон посылал за тобой, – кричал Морской Змей, – а ты отправила в Грачевник мою жену и сыновей своих с ней не пустила!» Все в замке знали, что принцы Джак и Джофф были более чем готовы лететь на материк вместе с Рейенис.
«Лишь я один мог утешить ее величество, – повествует Гриб. – В эти нелегкие времена я оставил шутовство, снял свой остроконечный колпак и стал советником королевы. Вся моя мудрость и участие были отданы ей. Другие и не подозревали, что ими управляет дурак, невидимый король в шутовском кафтане».
Это весьма солидные претензии для такого маленького человечка, и они не подкрепляются ни другими рассказчиками, ни фактами. Ее величество была далеко не одинока: у нее оставались четверо сыновей. «Сила моя и утешение», – говорила о них королева. Эйегону Младшему и Визерису, сыновьям Дейемона, было девять и семь, принцу Джоффри – двенадцать, но Джакайерис, принц Драконьего Камня, находился на пороге шестнадцатилетия, когда, по законам Вестероса, он должен был стать мужчиной.
В конце 129 года Джак вышел из тени матери. Памятуя об обещании, данном Деве Долины, он отправил в Чаячий город Джоффри на Тираксесе. Манкен предполагает, что Джак, принимая это решение, руководствовался в основном соображениями безопасности и хотел убрать Джоффа подальше от боевых действий. Тот долго упирался и согласился лететь, только услышав, что его отправляют защищать Долину от драконов Эйегона. Сопровождать его выбрали Рейену, тринадцатилетнюю дочь принца Дейемона от Лейены Веларион. Рейена Пентошийская, как называли ее по месту рождения, летать верхом не умела, ибо ее новорожденный дракон вскоре умер, однако взяла с собой в Долину три драконьих яйца и еженощно молилась, чтобы они проклюнулись. Сестра-близнец леди Рейены, Бейела, осталась на Драконьем Камне. С детства обрученная с принцем Джакайерисом, она отказалась покидать его, заявив, что будет сражаться с ним бок о бок на своем драконе, хотя Лунный Танцор был еще слишком мал, чтобы выдержать ее вес. Бейела также заявила, что хочет выйти замуж за Джака немедленно, однако свадьба так и не состоялась. Манкен говорит, что Джакайерис не хотел жениться, пока не закончится война, а Гриб все твердит про то, что принц уже был женат на загадочной Саре Сноу, незаконнорожденной девице из Винтерфелла.
Принц Драконьего Камня позаботился и о единоутробных братьях, девятилетнем Эйегоне Младшем и семилетнем Визерисе. В вольном городе Пентосе у их отца Дейемона было много друзей; Джакайерис написал тамошнему принцу, и тот согласился принять к себе мальчиков, пока Рейенира не утвердится на троне. В самом конце 129 года маленькие принцы сели на когг «Веселый путник» – Эйегон Младший с Тучей, Визерис в обнимку с драконьим яйцом. Их сопровождали семь боевых кораблей Корлиса Велариона.
Джакайерис успел примириться с лордом Высокого Прилива, назначив его королевской десницей; вдвоем они стали обдумывать план взятия Королевской Гавани.
Когда Солнечного ранили, а Тессарион с принцем Дейероном улетели в Старомест, в Королевской Гавани осталось только два взрослых дракона. Хозяйка Огненной Мечты Гелайена предавалась горю и не покидала своих покоев, посему считаться приходилось с одним Вхагаром. Никто из живых драконов не мог сравняться с ним в величине и силе, но Джак рассудил, что если Вермакс, Сиракс и Караксес полетят в Королевскую Гавань вместе, то даже «старый дьявол» с ними не сладит.
Гриб был в этом не столь уверен. «Оно конечно, трое больше, чем один, – так он якобы заявил принцу, – но четыре больше чем три, а шесть – больше, чем четыре; это и дураку известно». Джак заметил, что Туча еще ни разу не летала под седлом, что Лунный Танцор еще совсем мал, а Тираксес и Джоффри далеко в Долине; где шут полагает найти еще трех драконов? Гриб, по его собственным словам, рассмеялся и ответил: «Под простынями да в поленницах – везде, где вы, Таргариены, порасплескали свое серебряное семя».
Дом Таргариенов правил Драконьим Камнем с тех самых пор, как лорд Эйенар высадился там со своими драконами, то есть более двухсот лет. Хоть у них и были приняты браки между близкими родичами, но молодая кровь горяча, и Таргариены порой искали утех с дочерьми (а то и с женами) своих подданных, землепашцев и рыбаков. Не забудем также, что до того, как этот обычай был отменен при короле Джейехерисе, правом первой ночи на Драконьем Камне пользовались, возможно, чаще, чем где бы то ни было еще в Семи Королевствах, хотя королева Алисанна наверняка была бы потрясена, если бы услышала об этом.
От женщин Вестероса Алисанна знала, что в других местах люди восставали против этого права, но на Драконьем Камне, где Таргариенов почитали как полубогов, такого возмущения не было. Молодым женам, удостоенным подобной чести в брачную ночь, завидовали, а дети, рожденные от такого соития, ценились больше других, ибо лорды часто жаловали их матерей золотом, шелками и землями. Этих удачливых бастардов сначала называли драконьим семенем, а со временем – просто семенем. Таргариены и после отмены господского права не перестали резвиться с простолюдинками, отчего семени их на острове было полным-полно.
К этим внебрачным потомкам Таргариенов по совету шута и обратился принц Джакайерис, предлагая землю и рыцарство всякому, кто укротит дракона. Сыновья такого человека также будут причислены к благородному сословию, дочерей выдадут замуж в благородные дома, а сам он удостоится чести сражаться вместе с принцем Драконьего Камня против самозванца Эйегона II и своры его приспешников.
Не все из тех, кто откликнулся на призыв, были драконьим семенем даже во втором или третьем поколении. В наездники вызывались домашние рыцари королевы, в том числе сир Стеффон Дарклин, лорд-командующий ее Королевской Гвардией, а также оруженосцы, рыбаки, поварята, латники, скоморохи и две служанки.
«Большой Сев» – так именует Манкен последовавшие за призывом принца победы и драмы (утверждая, что придумал это не Гриб, а сам Джакайерис). Другие предпочитают называть эти события «Красный Сев».
Самым нелепым из тех, кто вообразил себя наездником, был сам Гриб. В своих «Заметках» он распространяется о том, как пытался оседлать Среброкрылого, которого считали самым спокойным из драконов, оставшихся без хозяина. Это одна из самых забавных побасенок шута. Дело кончилось тем, что Грибу пришлось спасаться бегством; штаны у него на заду занялись, и вдобавок он едва не утонул, когда прыгнул в колодец, чтобы погасить пламя. История эта, вряд ли правдивая, вносит забавную нотку в хронику страшной эпопеи.
Драконы – не лошади. Они не очень-то расположены терпеть на себе всадников, а когда злятся или чувствуют угрозу – нападают. В «Подлинной истории» говорится, что во время Сева лишились жизни шестнадцать человек, а тех, кто обгорел или остался калекой, было втрое больше. Стеффон Дарклин сгорел заживо, укрощая Морское Чудо, лорда Гормена Масси постигла такая же участь с Вермитором. Серебряному Денису, объявлявшему себя сыном Мейегора Жестокого (что подтверждалось цветом его волос и глаз), оторвал руку Бараний Вор; пока сыновья Дениса пытались остановить кровь, прилетел Людоед, отогнал Вора и пожрал отца с сыновьями вместе.
И все же Морское Чудо, Среброкрылый и Вермитор привыкли к людям и терпели их присутствие. Уже объезженные, они снисходительнее отнеслись к новым всадникам. Вермитор, дракон Старого Короля, склонил выю перед здоровенным кузнецом Хью Молотом, а Среброкрылый, носивший некогда королеву Алисанну, допустил к себе латника, которого звали Ульфом Белым за цвет волос и Ульфом Бражником за беспробудное пьянство.
Морское же Чудо, на коем прежде летал Лейенор Веларион, укротил пятнадцатилетний Аддам из Корабела, о происхождении которого историки спорят и по сей день. Аддам и его брат Алин, годом младше, были сыновьями женщины по имени Марильда, пригожей юной дочери корабельщика. Впрочем, в доках ее отца девушку звали Мышкой, ибо была она «маленькой, юркой и вечно путалась под ногами». В 114 году, когда родился Аддам, Марильде было шестнадцать, а когда в 115-м на свет появился Алин, ей едва сравнялось восемнадцать. Такие же маленькие и быстрые, как мать, бастарды из Корабела унаследовали от отца серебристые волосы и лиловые глаза. Вскоре стало очевидно, что текущая в их жилах драконья кровь еще и основательно просолена морем: братья выросли в доках деда и оба начали выходить в море юнгами, когда им еще и восьми не исполнилось. Когда Аддаму сравнялось десять, а Алину – девять, их дед умер, и его корабельные верфи перешли к дочери. Марильда их продала, а на вырученные деньги купила торговый когг, назвала его «Мышь» и сама стала на нем капитаншей. Проявив немалую смелость и изворотливость в торговле, к 130 году Марильда из Корабела владела уже семью кораблями, и на одном из них всегда подвизались ее сыновья.
Ни у кого из тех, кто видел братьев, не возникало и тени сомнения, что это драконье семя, хотя их мать наотрез отказывалась говорить, кто отец. Лишь когда принц Джакайерис стал искать новых наездников, Марильда нарушила молчание и заявила, что Аддам и Алин – сыновья покойного Лейенора Велариона. Это было правдоподобно: мальчики на него походили, и все знали, что в доках Корабела он бывал часто. Но все же многие на Драконьем Камне и в Дрифтмарке сомневались в правдивости слов Марильды, ибо помнили, что Лейенор Веларион был равнодушен к женщинам. Впрочем, никто не осмелился назвать ее лгуньей… ибо отец Лейенора, лорд Корлис, самолично доставил мальчиков принцу Джакайерису для Сева. Морской Змей пережил своих детей, кузены и племянники его предали, и новообретенным внукам он был только рад. Поднявшись в воздух на Морском Чуде, Аддам из Корабела подтвердил правоту своей матери. Так что не стоит удивляться тому, что и Манкен, и септон Евстахий подтверждают отцовство сира Лейенора. У Гриба, как обычно, другое мнение. В своих «Заметках» шут высказывает мнение, что «мышата» были зачаты не сыном Морского Змея, а самим Морским Змеем. Лорд Корлис не разделял альковных предпочтений сира Лейенора, а доки Корабела были его вторым домом, и он бывал там куда чаще сына. Жена его, принцесса Рейенис, обладала яростным темпераментом Таргариенов, и ее бы вряд ли порадовало, что лорд-супруг прижил двух сыновей с девчонкой вдвое ее моложе, да к тому же дочерью корабельщика. Поэтому после рождения Алина его милость благоразумно положил конец своим встречам с Мышью и велел ей держать мальчиков подальше от замка. Лишь после смерти Рейенис лорд Корлис наконец смог представить своих бастардов ко двору.
Тут стоит заменить, что в этом случае рассказ шута кажется более правдоподобным, нежели то, что пишут септон и великий мейстер. Многие при дворе королевы Рейениры наверняка подозревали то же самое, но держали языки за зубами. Вскоре после того, как Аддам из Корабела укротил Морское Чудо, лорд Корлис даже осмелился просить Рейениру снять с юноши и его брата клеймо бастардов. Когда о том же попросил и принц Джакайерис, королева уступила, и Аддам из Корабела, бастард драконьего семени, стал Аддамом Веларионом, наследником Дрифтмарка.
Однако на этом Красный Сев не закончился. Впереди было еще много куда более ужасных событий, которые принесли немало бед Семи Королевствам.
Трех диких драконов было укротить не так просто, как тех, что уже летали под седлом, однако храбрецы не прекращали попыток. Бурый, безобразный с виду Бараний Вор вылупился, когда Старый Король был еще молод; он любил баранину и получил свою кличку за постоянные кражи овец от Дрифтмарка до Путеводной. Пастухов, если те не слишком старались ему помешать, он почти не трогал, но порой не гнушался пастушьими собаками. Серый Призрак, живший в дымной пещере на восточном склоне Драконьей горы, предпочитал рыбу и промышлял ее, летая над Узким морем. Бледно-серый под цвет утреннего тумана, он был робок и чурался людей.
Самым большим и старым из дикарей был Людоед. При случае он поедал даже мертвых сородичей и нападал на кладки Драконьего Камня, пожирая яйца и новорожденных драконов. Угольно-черный, со злобными зелеными глазами, Людоед, по словам местных жителей, угнездился на Драконьем Камне еще до прихода Таргариенов (великий мейстер Манкен и септон Евстахий находят это маловероятным, как и я сам). Злосчастные объездчики много раз пытались его укротить, и логово Людоеда было усеяно их костями.
Никто из драконьего семени не был настолько глуп, чтобы попытаться еще раз (те, у кого не достало разума, уже не смогут рассказать, что с ними сталось). Некоторые все еще надеялись объездить Серого Призрака, но его никто не мог отыскать. Бараний Вор не прятался, был существом чрезвычайно злобным и убил больше объездчиков, чем три «замковых дракона» вместе взятые. Одним из тех, кто попытался укротить его (ибо отыскать Серого Призрака у него не вышло), был Алин из Корабела. Бараний Вор его не принял. Алин выскочил из логова в горящем плаще и погиб бы, не случись рядом брата Аддама: Морское Чудо отогнал своего злобного родича, и Аддам сбил пламя своим плащом. Ожоги на спине и ногах остались у Алина Велариона до конца его долгих дней, но ему еще посчастливилось: многие из тех, кто пытался взобраться Бараньему Вору на спину, оказывались у него в брюхе.
В конце концов бурый злодей покорился хитрой и упорной шестнадцатилетней чернавке, которая каждое утро приносила ему только что зарезанную овцу; Бараний Вор привык к ней и ждал ее прихода. Манкен пишет, что эту нежданную укротительницу дракона звали Крапивой; Гриб говорит, что ее звали Краппи, что она была дочерью портовой шлюхи, а отца ее никто не знал. Как бы ее ни звали, известно, что она была тощей, смуглой, черноволосой и кареглазой, сквернословила почем зря и не ведала страха. Она стала первой и последней наездницей Бараньего Вора.
Джакайерис достиг своей цели. Много людей погибло, много женщин овдовело, многим предстояло жить с ожогами и увечьями до конца своих дней, но принц получил четырех новых всадников. В последние дни 129 года он начал готовиться к нападению на Королевскую Гавань. Атаковать было решено в ночь первого новогоднего полнолуния.
Однако человек предполагает, а боги располагают. В это самое время с востока уже надвигалась новая угроза. Замысел Отто Хайтауэра себя оправдал: верховный совет Триархии, собравшись в Тироше, решил заключить с ним союз. Девяносто кораблей под флагом Братства двинулись со Ступеней к Глотке, и по воле богов пентошийский когг «Веселый путник» с двумя маленькими принцами на борту угодил прямо к ним в зубы. Сопровождающие когг корабли были захвачены или потоплены, и сам «Путник» тоже оказался во власти врага.
На Драконьем Камне об этом узнали со слов Эйегона Младшего: мальчик примчался домой, вцепившись, как клещ, в шею Тучи. Гриб рассказывает, что он был весь белый, трясся, как лист, и от него разило мочой. Эйегону было всего девять лет, и этот первый полет на драконе оказался для него и последним: Туча был тяжело ранен во время их бегства с «Веселого путника». Его брюхо было утыкано стрелами, а шею пронзил болт «скорпиона»; дракон умер час спустя, истекая черной дымящейся кровью. Младший, принц Визерис, не смог убежать; смышленый мальчик спрятал свое драконье яйцо, переоделся в лохмотья и прикинулся юнгой, но настоящий юнга выдал его. По словам Манкена, тирошийский капитан первым догадался, кого взял в плен, но адмирал флота Шарако Лохар из Лисса забрал ценный трофей себе.
Свой флот лиссенийский адмирал разделил: одна его часть должна была войти в Глотку южнее Драконьего Камня, другая севернее. Ранним утром пятого дня 130 года ОЗ началась битва; солнце, встающее позади кораблей Шарако, светило прямо в глаза противнику. Пользуясь этим, триархийцы захватили немало галеонов лорда Велариона: одни потопили, другие взяли на абордаж. Не заходя на Драконий Камень, южане высадили воинов на Дрифтмарке возле Пряного и отправили в гавань брандеры поджечь корабли, выходящие им навстречу. Еще до полудня Пряный был охвачен пламенем, а латники из Мира и Тироша штурмовали Высокий Прилив.
Когда принц Джакайерис на Вермаксе атаковал шеренгу лиссенийских галей, его встретили дождем стрел и копий. Моряки Триархии, воевавшие на Ступенях с Дейемоном, дракона видели не впервой. Смелости им было не занимать; они были готовы противостоять драконьему пламени как умеют. «Убейте всадника, и дракон улетит», – наставляли их капитаны. Один корабль загорелся, за ним другой, но люди продолжали сражаться. Тут раздался крик, и моряки, посмотрев в небо, увидели, как из-за Драконьей горы показались другие драконы.
Одно дело сражаться против одного дракона, и совсем другое – против пятерых.
Подкрепление в виде Среброкрылого, Морского Чуда, Бараньего Вора и Вермитора лишило моряков боевого духа. Галеи, сломав строй, бросились врассыпную, а драконы налетели на них подобно грозе, изрыгая золотые, красные и оранжевые клубы пламени, каждый мощнее и ярче предыдущего. Они поджигали корабли один за другим. Черный дым поднимался к небу, горящие люди с криками прыгали за борт. Казалось, что победа близка… и она была близка, но тут Вермакс стал падать и рухнул в море.
О причине его падения рассказывали по-разному. Одни говорили, что арбалетный болт попал ему в глаз, но это уж слишком похоже на гибель Мираксеса в Дорне. Другие уверяли, будто какой-то матрос в вороньем гнезде метнул в Вермакса кошку на цепи. Она застряла между двумя чешуйками и распорола дракону брюхо, когда матрос обмотал цепь вокруг мачты. Яростный вопль дракона услышали даже в Пряном, несмотря на шум битвы. Вермакс камнем пошел вниз. Рассказывают, что барахтаясь в воде и пытаясь вновь подняться, он врезался в пылающую галею; от удара ее обшивка расщепилась, мачта рухнула, а Вермакс запутался в снастях и пошел ко дну вместе с судном.
Джакайерис, как говорят, успел соскочить с дракона и уцепился за горящую деревяшку, но арбалетчики с мирийского корабля принялись пускать в него стрелы. В цель попал один и другой; все больше арбалетчиков присоединялись к охоте; наконец, очередной болт пронзил шею принца, и его поглотило море.
Битва в Глотке кипела всю ночь и осталась в истории как одно из самых кровопролитных морских сражений. Из девяноста мирийских, тирошийских и лиссенийских кораблей, приведенных со Ступеней Шарако Лохаром, обратно дотащились всего двадцать восемь; все, кроме трех, принадлежали Лиссу. Вдовы Мира и Тироша обвинили адмирала в том, что он отправил их корабли на погибель, а свои уберег. Между тремя городами начался раздор, переросший через два года в войну; так распалась Триархия, но к нашему рассказу это уже не относится.
Драконий Камень враги обошли стороной, рассудив, что древняя крепость Таргариенов выдержит любой штурм, и весь удар принял на себя Дрифтмарк. Пряный был разграблен и сожжен; тела мужчин, женщин и детей валялись на улицах, став кормом для воронья, крыс и чаек. Предали огню и замок Высокий Прилив. Сокровища, привезенные Морским Змеем с востока, сгорели, слуг, пытавшихся спастись, перебили. Флот Велариона сократился почти на треть, тысячи моряков пали, но никого из них не оплакивали так, как Джакайериса, принца Драконьего Камня.
Младший сын Рейениры тоже, казалось, сгинул. В пылу сражения никто не мог с точностью сказать, на каком из вражеских кораблей находился принц Визерис. Обе стороны полагали, что он погиб: утонул, сгорел или был убит. Что до Эйегона, то, хоть он и сумел спастись бегством, вся радость жизни покинула его: мальчик не мог простить себе того, что улетел на Туче и бросил младшего брата в беде.
Говорят, что когда Морского Змея поздравили с победой, он ответил так: «Если это победа, я молюсь о том, чтобы она стала последней».
Гриб рассказывает, что в ту ночь на Драконьем Камне, в прокопченной таверне у подножия замка, праздновали лишь два человека: новые наездники Вермитора и Среброкрылого, Хью Молот и Ульф Белый, выжившие в этой кровавой бане. «Теперь-то мы уж точно рыцари», – хвастался Хью, а Ульф смеялся и приговаривал: «Да тьфу на него, на рыцарство, нас лордами должны сделать!»
Крапива их радости не разделяла. Да, она летала вместе с остальными, сражалась столь же отважно и убила и пожгла не меньше других; но когда она вернулась на Драконий Камень, слезы прочертили дорожки на ее закопченном лице. Аддам Веларион по возвращении отправился к Морскому Змею, и о чем они говорили, не распространяется даже Гриб.
Две недели спустя Ормунд Хайтауэр в Просторе оказался меж двумя армиями. С северо-востока по его войску ударила большая рыцарская конница Таддеуша Рована, лорда Золотой Рощи, и Тома Флауэрса, Бастарда из Горького Моста, а сир Алан Бисбери, объединившись с лордами Аланом Тарли и Оэуном Костейном, отрезал ему дорогу на Старомест. Когда окружение сомкнулось на берегах Медовички и Хайтауэра атаковали одновременно и в лоб, и с тыла, ряды его воинов дрогнули. Поражение казалось неминуемым, но тут на поле упала тень, и раздался ужасный рев, заглушивший звон оружия: то был медно-синий Тессарион, а на его спине восседал пятнадцатилетний принц Дейерон Таргариен, младший сын королевы Алисент и оруженосец лорда Ормунда… тот самый добрый мальчик, что приходился молочным братом Джакайерису.
С его появлением все изменилось. Лорд Ормунд перешел в наступление, люди королевы пустились бежать. К вечеру лорд Рован отошел на север с остатками войска, обгорелый труп Тома Флауэрса остался лежать в камышах, обоих Аланов взяли в плен, лорд Костейн умирал, сраженный черным мечом Удалого Джона Рокстона по имени Сиротская Доля. Пока волки и воронье терзали убитых, Ормунд Хайтауэр потчевал Дейерона мясом зубра и крепким вином; он посвятил принца в рыцари своим прославленным мечом Бдение и нарек сиром Дейероном Отважным. «Вы очень добры, милорд, – скромно ответствовал принц, – но это победа Тессариона, а не моя».
Разгром при Медовичке погрузил в уныние «черный» двор Рейениры. Лорд Бар-Эммон предложил даже склонить колено перед Эйегоном II, но королева и слышать о том не хотела. Сердца людей, особенно женщин, ведомы одним лишь богам: Рейенира, сломленная потерей одного сына, воспряла духом со смертью второго. Гибель Джака ожесточила ее, лишила страха и оставила в сердце лишь гнев и ненависть. Драконов у нее все еще оставалось больше, чем у единокровного брата, и королева твердо вознамерилась воспользоваться этим преимуществом – не важно, какой ценой. Она низвергнет огонь на головы Эйегона и присных его, заявила Рейенира совету – и либо сбросит его с Железного Трона, либо погибнет сама.
Той же решимостью на другой стороне залива проникся и принц Эйемонд, правивший вместо недужного брата. Не принимая в расчет Рейениры, он опасался дяди своего Дейемона и войска, которое тот собрал в Харренхолле. На совете, куда он призвал и своих знаменосцев, принц заявил, что намерен дать Дейемону бой и покарать мятежных лордов Трезубца.
Он предложил ударить по речным землям с запада и востока и таким образом вынудить лордов Трезубца сражаться сразу на двух фронтах. Ясон Ланнистер собрал в западных холмах великолепное войско: тысячу рыцарей и всемеро больше лучников и латников. Пусть он спустится в долину и пробьется через Трезубец огнем и мечом, а сир Кристон Коль в это время выдвинется из Королевской Гавани; сам Эйемонд на Вхагаре будет сопровождать его. Две армии сойдутся в Харренхолле и сдавят «изменников Трезубца» промеж собой. А коли дядюшка покинет крепостные стены, чтобы сразиться с ними, как наверняка и случится, Вхагар убьет Караксеса, и Эйемонд возвратится в город с головой Дейемона.
Не все члены «зеленого» совета одобрили это намерение. Десница и сир Тайленд Ланнистер были на стороне принца-регента, но великий мейстер Орвил убеждал его заручиться прежде поддержкой дома Баратеонов, а лорд Джаспер Уайлд просил вызвать с юга лорда Хайтауэра и принца Дейерона, ибо «один дракон хорошо, а два лучше». Королева-мать также советовала сыну проявить осторожность и уговаривала его подождать, пока король и Солнечный выздоровеют и смогут сражаться.
Эйемонд, однако, ждать не желал. Он заявил, что обойдется и без братьев с их драконами: Дейерон слишком молод, а Эйегон незнамо когда поправится. Караксес, конечно, змей опасный, хитрый и закаленный в боях, но Вхагар еще старше, еще страшнее и притом вдвое больше. Одноглазый, по мнению септона Евстахия, не хотел делить славу ни с братьями, ни с кем-либо другим.
Перечить ему не представлялось возможным – ведь пока Эйегон II не поднимется с постели и снова не возьмет в руки меч, править государством продолжал Эйемонд. Вскоре принц, верный слову, вывел из Божьих ворот четыре тысячи войска.
«До Харренхолла шестнадцать дней пути, – провозгласил он. – На семнадцатый мы будем пировать в стенах Черного Харрена, а голова моего дядюшки будет взирать на это со своей пики».
Повинуясь приказу принца, Ясон Ланнистер, лорд Бобрового утеса, начал свой путь с западных холмов, намереваясь обрушить всю свою мощь на Трезубец и речные земли. Лордам Трезубца ничего не оставалось, кроме как повернуть назад и дать Ланнистеру бой.
Но Дейемон, воин старый и опытный, нипочем не позволил бы запереть себя в стенах крепости, даже столь прочной, как Харренхолл. У него по-прежнему оставались друзья в Королевской Гавани, и его известили о планах племянника еще до выступления Эйемонда из города. «Давно пора», – рассмеялся Дейемон, услышав, что принц-регент и Кристон Коль отправились наконец в свой поход. С искривленных башен Харренхолла взмыла целая туча воронов.
У Трезубца лорда Ланнистера встретили Петир Пайпер, старый лорд Розовой Девы, и Тристан Венс, лорд Приюта Странника. Хотя люди с запада и превосходили их числом, речным лордам эта земля была знакома. Трижды Ланнистеры пытались пересечь Трезубец, и трижды их отбрасывали назад. Во время последней попытки Ясон Ланнистер пал от руки седовласого оруженосца по имени Пейт из Длиннолиста (после лорд Пайпер собственноручно посвятил его в рыцари и дал ему имя Победитель Львов). Однако в четвертый раз Ланнистеры все же переправились на другой берег. В этот раз был убит лорд Венс: его сразил сир Адриан Тарбек, возглавивший западное войско. Тарбек и сотня отобранных им рыцарей сбросили с себя тяжелые доспехи и пустились вплавь. Оказавшись выше сражения, они выбрались на берег и напали на людей Венса с тыла. Войско речных лордов было разбито, и тысячи людей с запада повалили через Трезубец.
Пока Ясон Ланнистер и его знаменосцы штурмовали переправу, с моря на их вотчины напали корабли Железных Людей, ведомые Далтоном Грейджоем из Пайка. Красного Кракена пытались заполучить оба претендента на Железный Трон, и он наконец сделал свой выбор. Взять Бобровый Утес после того, как леди Джоанна затворила ворота крепости, железные даже и не надеялись, однако они захватили три четверти кораблей в гавани, потопили остальные, ворвались в Ланниспорт и разграбили город. С собой Железные Люди увезли, помимо богатой добычи, шесть сотен женщин и девочек, включая любовницу лорда Ясона и прижитых с ней дочерей.
Лорд Валис Моутон тем временем вышел из Девичьего Пруда с сотней рыцарей. В пути к нему примкнули Селтигар с Коготь-острова и полудикие Крэбы и Брюны с мыса Раздвоенный Коготь. Подойдя через сосновые леса и окутанные туманом холмы к Грачевнику, они застали тамошний гарнизон врасплох. Отвоевав замок, лорд Моутон послал своих храбрейших воинов добить Солнечного.
Его люди без труда смяли латников, которые ухаживали за драконом и защищали его, но одолеть самого дракона оказалось не так просто, как они ожидали. На земле драконы весьма неуклюжи, а надорванное крыло не позволяло золотому змею подняться в воздух. Кроме того, нападавшие думали, что дракон, почитай, при смерти. Однако Солнечный всего лишь спал; лязг мечей и конский топот разбудили его, а первый же укол копья привел в ярость. Извиваясь в грязи среди несчетных бараньих костей, дракон бил хвостом и изрыгал пламя, пытаясь взлететь. Трижды он поднимался и трижды падал обратно. Бессчетные мелкие раны, которые люди наносили ему, лишь сильней разъяряли его; когда убитых стало больше пятидесяти, уцелевшие обратились в бегство.
Среди павших был и Валис Моутон, лорд Девичьего Пруда. Брат его Манфрид две недели спустя нашел на том месте лишь оплавленные доспехи, в которых кишели черви. Поле устилали тела других смельчаков вперемешку с обугленными и раздувшимися тушами лошадей, но дракон исчез. Уползти он не мог, ибо в пепле никаких следов не осталось. Все говорило о том, что он улетел – но куда, оставалось только гадать.
А тем временем Дейемон Таргариен мчался на Караксесе к югу. Пролетев над западным берегом Божьего Ока, чтобы не быть замеченным войском Эйемонда, он пересек Черноводную, повернул на восток и направился вдоль реки к Королевской Гавани. Рейенира в это самое время облачилась в черные чешуйчатые доспехи, села на Сиракс и полетела сквозь бурю через Черноводный залив. Супруги встретились над холмом Эйегона, венчающим Королевскую Гавань.
Увидев драконов в небе, горожане пришли в ужас, смекнув, что свершилось то, чего они так боялись. Принц Эйемонд и сир Кристон лишили город всякой защиты и забрали с собой самого сильного дракона – Вхагара, оставив в Королевской Гавани лишь Огненную Мечту (чья наездница, королева Гелайена, была сломлена горем) да несколько молодых дракончиков, еще не объезженных. Город остался, почитай, вовсе без драконов.
Одни жители бежали из города, унося детей и пожитки, другие копали под своими лачугами ямы, чтобы укрыться в них от огня (великий мейстер Манкен говорит, что многие тайные ходы и секретные укрытия под Королевской Гаванью были выкопаны именно в то время). В Блошином Конце начались беспорядки. Когда в заливе показались паруса Морского Змея, идущего к Черноводной, во всех септах зазвонили колокола, а чернь ринулась на улицы, хватая все, что попадалось им на пути. Прежде чем золотые плащи восстановили порядок, в свалке погибли десятки людей.
Поскольку лорд-хранитель и десница отсутствовали, а король Эйегон лежал в постели, мучимый болью от ожогов и одурманенный маковым молоком, оборона столицы легла на плечи королевы-матери. Алисент оказалась на высоте: она сразу же распорядилась закрыть ворота Красного Замка и все городские ворота, послала городскую стражу на стены и отправила к принцу Эйемонду гонцов на быстрых конях.
Великому мейстеру, кроме того, приказано было разослать воронов «всем нашим верным лордам» и призвать их на защиту своего короля. На вышке Орвила поджидали четверо золотых плащей; один из нах зажал ему рот, а остальные избили его и связали. Великому мейстеру натянули на голову мешок и препроводили в темницу.
Гонцы королевы доехали лишь до городских ворот – их похватали другие золотые плащи. Алисент не знала, что семерых капитанов, командовавших защитой городских ворот, убили или взяли под стражу, как только Караксес показался над Красным Замком: рядовые стражники по-прежнему любили «принца Королевской Гавани» Дейемона, бывшего своего командира.
Брат королевы сир Гвейн Хайтауэр был вторым по старшинству офицером городской стражи. Когда он бросился на конюшню, чтобы поднять тревогу, его схватили и привели к командующему, сиру Лютору Ларгенту. Когда Хайтауэр обозвал Лютора перевертышем, тот со смехом ответил: «Эти плащи нам дал Дейемон, и они останутся золотыми, как ты их ни вывертывай». С этими словами он распорол сиру Гвейну живот и приказал открыть ворота людям Морского Змея.
Невзирая на свои хваленые крепкие стены, Королевская Гавань не продержалась и дня. Короткий кровавый бой завязался лишь у Речных ворот, где тринадцать рыцарей и сто латников Хайтауэра схватились с золотыми плащами и почти восемь часов отражали атаки с той и другой стороны; впрочем, их геройство было тщетно: воины Рейениры беспрепятственно прошли через оставшихся шесть ворот. Драконы в небе лишили сторонников Эйегона всякой воли к сопротивлению: они бежали, прятались или преклоняли колена.
Один за другим драконы опускались на землю: Бараний Вор – на холм Эйегона, Среброкрылый и Вермитор – на холм Рейенис у Драконьего Логова. Дейемон, покружив над замком, посадил Караксеса на внешнем дворе; лишь удостоверившись, что защитников замка можно более не опасаться, он дал жене знак присоединиться к нему. Аддам Веларион на Морском Чуде облетал городские стены, давая понять, что сопротивление бесполезно.
Вдовствующая королева Алисент, признав поражение, вышла из крепости Мейегора со своим отцом сиром Отто, сиром Тайлендом Ланнистером и лордом Джаспером Уайлдом (Ларис Стронг, мастер над шептунами, вовремя улизнул). Септон Евстахий, бывший свидетелем этих событий, пишет, что королева пыталась договориться с падчерицей. «Созовем Большой совет, как некогда сделал Старый Король, – предложила она, – и пусть лорды решат, кому быть на троне». Рейенира с презрением отвергла это предложение. «Вы, верно, приняли меня за моего дурака Гриба? Обе мы знаем, что решат лорды», – отрезала Рейенира и дала мачехе выбор: сдаться или сгореть.
Алисент, склонив голову, вручила Рейенире ключи от замка, а рыцарям своим и латникам приказала сложить оружие. «Город ваш, принцесса, – сказала она при этом, – но долго вы его не удержите. Без кота мышам раздолье, но скоро мой сын Эйемонд потопит вас в огне и крови».
Жену соперника Рейениры, безумную королеву Гелайену, нашли запертой в ее спальне, но взломав двери в покои короля, люди Рейениры обнаружили лишь «пустую постель и полный ночной горшок». Король Эйегон исчез; вместе с ним пропали его дети, принцесса Джейегера и принц Мейелор, и двое королевских рыцарей, Вилис Фелл и Рикард Торне. Даже королева-мать будто бы не знала, куда они делись, а Лютор Ларгент клялся, что выйти через городские ворота они не могли.
Железный Трон, однако, из города не вынесешь – он остался на месте, и Рейенире не терпелось его занять. В тронном зале зажгли факелы, и королева взошла на престол, принадлежавший ранее королю Визерису, Старому Королю, Мейегору, Эйенису и Эйегону Завоевателю. Она восседала там в своей черной броне, и все, кто был в Красном Замке, преклоняли перед нею колена, молили ее о прощении и присягали ей жизнью своей, мечами и честью.
Септон Евстахий говорит, что церемония длилась всю ночь, и Рейенира сошла с трона уже при свете нового дня. «Когда она выходила из зала об руку с мужем своим Дейемоном, все заметили порезы на ее ногах и левой ладони. Кровь капала на пол; люди переглядывались, и хоть никто не посмел ничего сказать вслух, все знали, что Железный Трон отверг Рейениру, и сидеть ей на нем недолго».
Назад: Сын за сына
Дальше: Рейенира-победительница

Albertanaes
сто минск развал схождение минск замена масла минск покраска авто замена масла экспресс замена масла кузовной ремонт диагностика подвески замена масла замена масла в акпп замена масла минск покраска авто кузовной ремонт минск кузовной ремонт сто в минске все сто минск ремонт тормозной системы минск замена тормозных шлангов стоимость тормозных дисков замена тормозных барабанов замена тормозных дисков замена тормозных шлангов стоимость тормозных дисков тормозных колодок замена тормозных колодок замена тормозных дисков замена тормозных шлангов замена тормозных колодок кузовной ремонт в минске ремонт ходовой части автомобиля замена масла в акпп замена масла в коробке полная покраска авто минск лучший кузовной ремонт в минске кузовной ремонт и покраска авто в минске ремонт подвески в минске подвеска автомобиля сто в минске замена стоек сто в минске замена сайлентблока подрамника замена стоек стабилизатора подвеска автомобиля замена сайлентблока замена шаровой опоры замена втулок стабилизатора стоимость замена масла в двигателе замена масла в коробке передач масло в акпп стоимость замены масла переварка авто переварить пороги в минске цена ремонт порога стоимость дно машины заварить цена сто сварочные работы сколько стоит проварить днище автомобиля замена порогов цена ремонт порогов сколько стоит переварить цена переварить днище ++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++ лоток лестничный нл40 профиль z образный перфорированный лоток короб кабельный кабельные стойки z-профиль металлический лоток Кабельный короб КП перфорированный лоток для кабеля короб кабельный кп