«Черные» и «зеленые»
«Пляска Драконов» – столь витиеватое название было присвоено кровавой междоусобной войне за Железный Трон, разгоревшейся меж двумя ветвями дома Таргариенов с 129 по 131 гг. от завоевания Эйегона. Именовать темные жестокие деяния тех дней «пляской» представляется нам до нелепости неуместным; вне всякого сомнения это придумал какой-нибудь рифмоплет. «Смерть Драконов» – вот куда более подходящее имя для этих событий: однако время, традиция и великий мейстер Манкен прочно запечатлели «Пляску» на страницах истории. Так что придется и нам сплясать, хотим мы того или нет.
На Железный Трон после смерти короля Визериса I Таргариена претендовали двое: дочь его Рейенира, единственное оставшееся в живых дитя от первого брака, и Эйегон, старший сын от второй жены. В смутные и кровавые времена их соперничества появлялись и другие претенденты на престол; словно фигляры, они выходили на подмостки истории – кто на пару лун, кто на пару недель, – и их падение было столь же стремительным, сколь и вознесение.
Пляска расколола Семь Королевств надвое: все лорды, рыцари и простолюдины принимали сторону либо принца, либо принцессы и брались за оружие. Раскол не миновал и сам дом Таргариенов: в борьбу за престол оказались вовлечены родичи, дети и приближенные соперников. Два года войны дорого обошлись и лордам, и вассалам, и простолюдинам. Королевская династия выжила, но власти у нее поубавилось, а драконов и вовсе почти не осталось.
История Семи Королевств не знала другой подобной войны. Войска, конечно, сходились и на полях сражений, но многие битвы происходили на воде и – что особенно примечательно – в воздухе, где драконы дрались друг с другом, пуская в ход когти и зубы и изрыгая пламя. Запомнилась Пляска и бесчисленными интригами, убийствами и изменами – в темных коридорах, в чертогах совета и во дворах замков велись свои битвы, а оружием в них служили ножи, клевета да яд.
Вражда, давно уже тлевшая подспудно, вспыхнула на третий день третьего месяца 129 г. ОЗ, когда больной король Визерис I, ненадолго прикорнув, так более и не пробудился ото сна. В час нетопыря его обнаружил слуга, который, как это было заведено, принес королю подогретого вина с пряностями; он тут же побежал известить королеву Алисент, чьи покои помещались под комнатами супруга.
Септон Евстахий, позже описавший события той ночи, отмечает, что слуга сообщил скорбную весть только королеве, не поднимая шума. Септон находит это неслучайным: по его словам, смерти короля ждали довольно долго, и королева Алисент и ее сторонники, которых звали «зелеными», не преминули научить королевских слуг и стражников, как поступить, когда этот день настанет.
(Карлик Гриб считает, что произошло нечто более зловещее, и королева Алисент ускорила кончину супруга, подмешав в пряное вино щепотку яда. Но тут следует учесть, что в ночь смерти короля Гриб был не в Королевской Гавани, а на Драконьем Камне, где он находился при принцессе Рейенире).
Королева Алисент тут же отправилась в опочивальню короля вместе с сиром Кристоном Колем, лордом-командующим Королевской Гвардией. Удостоверившись, что Визерис мертв, королева приказала опечатать спальню и поставить у дверей стражу; обнаружившего короля слугу посадили под замок, чтобы весть не разнеслась по замку. Настал час совы; сир Кристон вернулся в башню Белый Меч и послал своих гвардейцев созвать малый королевский совет.
Тогда, как и теперь, братство Королевской Гвардии состояло из семи рыцарей, чьи доблесть и верность были бесспорны, и которые поклялись посвятить свою жизнь охране короля и его семьи. В час смерти Визериса в Королевской Гавани были только пять белых плащей: сам сир Кристон, сир Аррик Каргилл, сир Рикард Торне, сир Стеффон Дарклин и сир Вилис Фелл. Сир Эррик, брат-близнец сира Аррика, и сир Лорент Марбранд находились с принцессой Рейенирой на Драконьем Камне и знать не знали о том, что король скончался.
Совет собрался в покоях королевы в крепости Мейегора. До нас дошло немало свидетельств того, что было сказано и сделано в ту ночь; наиболее подробное и достоверное из них приведено в книге великого мейстера Манкена «Подлинная история Пляски Драконов». Хотя сей труд и был написан поколением позже на основе самых разных источников – дворцовых хроник, мемуаров и бесед со ста сорока семью свидетелями событий тех лет, – рассказ Манкена о происходящем при дворе опирается на исповедь великого мейстера Орвила, записанную перед казнью последнего. В отличие от Гриба и септона Евстахия, чьи рассказы основываются на слухах, сплетнях и семейных легендах, великий мейстер лично присутствовал на совете и принимал самое непосредственное участие в обсуждениях и решениях. Впрочем, следует учесть, что в момент написания исповеди Орвил отчаянно старался выставить себя в выгодном свете и снять с себя ответственность за последующие события. Поэтому в «Подлинной истории» Манкена его предшественник представлен слишком уж добродетельным.
Тело короля еще остывало в верхних покоях, когда у королевы Алисент собрались ее отец сир Отто Хайтауэр, королевский десница; сир Кристон Коль, лорд-командующий Королевской Гвардией; великий мейстер Орвил; восьмидесятилетний лорд Лиман Бисбери, мастер над монетой; сир Тайленд Ланнистер, брат лорда Бобрового Утеса и мастер над кораблями; Ларис Стронг по прозвищу Колченогий, лорд Харренхолла, мастер над шептунами; лорд Джаспер Уайлд по прозвищу Железный Прут, мастер над законом. В своей книге великий мейстер Манкен называет собравшихся «зеленым» советом.
Сначала слово взял великий мейстер Орвил: он перечислил все то, что, согласно обычаю, требуется сделать после смерти короля. «Мы должны послать за септоном Евстахием; он совершит похоронные обряды и будет молиться о душе короля, – сказал мейстер. – Также надобно немедля послать ворона на Драконий Камень, дабы уведомить принцессу Рейениру о кончине отца. Быть может, ее величество королева соблаговолит лично начертать послание принцессе, смягчив скорбные вести словами соболезнования? Обычно о кончине короля возвещают колокольным звоном; кто-то должен распорядиться об этом. И, разумеется, мы должны начать готовиться к коронации королевы Рейениры…»
«Все это может подождать, – прервал его сир Отто Хайтауэр, – пока не будет улажен вопрос о престолонаследии. – Сир Отто как десница мог говорить от имени короля и даже сидеть на Железном Троне в его отсутствие. – До того как новый король взойдет на престол, правителем остаюсь я».
«Новая королева», – сказал кто-то. Согласно великому мейстеру Манкену, эти слова произнес Орвил. Он говорил тихо, и это прозвучало, как скромное замечание – не более.
Но Гриб и септон Евстахий настаивают, что слова эти произнес лорд Бисбери, и прозвучали они весьма язвительно.
«Нет, король, – возразила Алисент. – Железный Трон по праву должен перейти к старшему законному сыну его величества».
Великий мейстер Манкен пишет, что споры затянулись до утра; Гриб и Евстахий с ним соглашаются. Все они утверждают, что лорд Бисбери держал сторону принцессы Рейениры. Престарелый мастер над монетой, верно служивший Визерису все время его правления, а до этого и его отцу, старому королю Джейехерису, напомнил совету, что Рейенира старше своих братьев и таргариенской крови в ней больше; что сам покойный король объявил ее своей преемницей и не раз наотрез отказывался изменить порядок престолонаследия вопреки настояниям королевы Алисент и ее «зеленых»; что сотни лордов и рыцарей присягнули Рейенире как наследнице трона в 105 году и поклялись защищать ее права на престол. Рассказ великого мейстера Орвила отличается только тем, что он приписывает себе многое из сказанного лордом Бисбери; однако последующие события показывают, что это было не так.
Как бы то ни было, эти слова пропали втуне. Многие лорды, присягнувшие Рейенире, уже мертвы, заметил сир Тайленд. «С тех пор миновало двадцать четыре года, – сказал он, – и сам я такой присяги не давал, ибо был тогда малым ребенком».
Лорд Уайлд по прозвищу Железный Прут, мастер над законом, сослался на Большой совет 101 года и на решение Джейехериса, Старого Короля, который в 92 г. предпочел сына Бейелона старшей дочери Рейенис; затем он долго говорил об Эйегоне Завоевателе и его сестрах, и наконец, перешел к священным традициям андалов, согласно которым права законнорожденного сына всегда ставятся выше прав дочери.
Далее сир Отто заметил, что Рейенира теперь замужем за принцем Дейемоном, «а что это за человек, мы все хорошо знаем. Уж не сомневайтесь: если на Железный Трон взойдет Рейенира, нами будет править лорд Блошиного Конца, король-консорт, который жестокостью и беспощадностью превзойдет Мейегора Второго. Моя голова первой слетит с плеч, тут и думать нечего; но и голова моей дочери, вашей королевы, вскоре последует за ней».
«И детей моих тоже не пощадят, – подхватила Алисент. – Эйегон и его братья – законные сыновья короля, и прав на трон у них куда больше, чем у выродков Рейениры. Дейемон непременно найдет причину, чтобы предать их всех смерти, даже Гелайену с ее малютками. Не забывайте, что один из этих Стронгов выколол Эйемонду глаз. Он, правда, был тогда еще мал, но из ребенка вырастает мужчина, а бастарды злы по самой природе своей».
Тут слово взял сир Кристон Коль и напомнил собравшимся, что, если королевой станет Рейенира, после нее будет править принц Джакайерис Веларион. «Да сохранят нас Семеро от бастарда на троне». Остановившись на распутстве Рейениры и нечестии ее мужа, сир Коль продолжал: «Они превратят Красный Замок в бордель, и ничьи жены и дочери не смогут полагать себя в безопасности. Да и мальчики тоже… все мы помним, каким был Лейенор».
Ларис Стронг, судя по записям, не сказал ничего, но удивляться этому не приходится. Мастер над шептунами при всей остроте своего языка был скуп на слова и предпочитал слушать других, нежели говорить самому.
«Такое наше решение наверняка приведет к войне, – согласно „Подлинной истории“, предупредил великий мейстер Орвил. – Принцесса своих прав не уступит, и у нее есть драконы».
«И друзья, – присовокупил лорд Бисбери. – Люди чести, не забывшие присяги, данной ей и ее отцу. Я сам, хоть и стар, не стану сидеть здесь и слушать, как вы замышляете отнять у нее корону». С этими словами он встал, чтобы уйти.
О том, что произошло дальше, рассказывают по-разному. Великий мейстер Орвил говорит, что по приказу сира Отто Хайтауэра лорда Брисбери схватили и препроводили в темницу, где он и умер, не дождавшись суда.
Септон Евстахий пишет иное. По его словам, сир Кристон силой вернул лорда Бисбери на место и полоснул ему по горлу кинжалом. Гриб тоже винит сира Кристона в смерти лорда, но в его рассказе сир Кристон схватил Бисбери за шиворот и вышвырнул из окна прямо на острые пики сухого рва.
Все трое сходятся в одном: первой на Пляске Драконов пролилась кровь Лимана Бисбери, мастера над монетой и лорда-казначея Семи Королевств.
После смерти Брисбери более никто не роптал. Остаток ночи совет строил планы коронации Эйегона (все сошлись на том, что с ней следует поспешить), а также составлял списки возможных союзников и врагов, буде Рейенира не пожелает признать нового короля. Принцесса ожидала близких родов у себя на Драконьем Камне, и «зеленым» было выгодно, чтобы она как можно позже узнала о смерти отца. «А может, шлюха и вовсе помрет родами», – по словам Гриба, заметила королева.
Вороны не взлетали с башни в ту ночь, колокола не звонили. Слуг, знавших, что король умер, отправили в темницу. Сиру Кристону было поручено взять под стражу оставшихся при дворе «черных» – лордов и рыцарей, которые могли встать на сторону Рейениры. «К насилию прибегайте лишь в случае сопротивления, – наставлял десница. – Мы не причиним вреда никому, кто преклонит колено и присягнет на верность королю Эйегону».
«А те, кто не присягнет?» – спросил Орвил.
«Те, кто не присягнет, – изменники, – отвечал Железный Прут. – И должны умереть смертью изменников».
Тут Ларис Стронг, мастер над шептунами, подал голос в первый и единственный раз: «Присягнем же первыми, дабы показать, что среди нас нет изменников. Пусть кровная клятва свяжет нас нерушимыми узами и сделает нас братьями до гроба». – С этими словами он провел по своей ладони кинжалом. Другие заговорщики сделали то же самое и соединили руки, признав себя кровными братьями; королеву – как женщину – от клятвы освободили.
Когда рассвело, Алисент отправила королевских гвардейцев за своими сыновьями Эйегоном и Эйемондом (принц Дейерон, самый младший и добросердечный из ее детей, служил в Староместе оруженосцем у лорда Хайтауэра). Девятнадцатилетний кривой Эйемонд, надевавший в оружейной доспехи для утренних занятий, спросил сира Вилиса Фелла: «Что ж, будет Эйегон королем или нам придется целовать передок старой шлюхи?» Принцесса Гелайена завтракала с детьми и так ответила на вопрос об Эйегоне, брате своем и муже: «В моей постели его точно нет. Поищите сами, коли хотите».
Как – весьма туманно – пишет Манкен в своей «Подлинной истории», Эйегон «по своему обыкновению, предавался кутежу». В свидетельстве Гриба сказано, что будущего короля нашли голым и пьяным в одном из притонов Блошиного Конца; двое уличных мальчишек с заточенными зубами рвали и кусали друг друга на забаву принцу, а девчонка, которой было не больше двенадцати, ублажала его ртом. Но Гриб есть Гриб – нарисовать такую мерзкую картину вполне в его духе. Обратимся лучше к словам септона Евстахия. Наш добрый септон хоть и признает, что принца нашли в постели любовницы, отмечает, что девушка была дочерью богатого купца и Эйегон обращался с ней должным образом. Более того, Евстахий пишет, что Эйегон поначалу отказался участвовать в заговоре. «Трон наследует сестра, а не я. Хорошим бы я был братом, если бы вздумал лишить ее того, что принадлежит ей по праву рождения». Заколебался он лишь после слов сира Кристона, что Рейенира непременно казнит его с братьями, едва наденет корону. «Пока жив хоть один законный Таргариен, Стронгу и надеяться нечего на Железный Трон, – продолжал Коль. – Рейенире поневоле придется отрубить вам всем головы, чтобы ее ублюдки правили после нее». Только из этих соображений Эйегон согласился принять корону, предложенную ему малым советом, – так утверждает добросердечный септон.
Пока королевские гвардейцы искали сыновей королевы Алисент, другие посланники были отправлены к начальнику городской стражи и его капитанам (их было семеро, и каждый охранял одни из городских ворот); все они были вызваны в Красный Замок, где их допросили. Пятерых капитанов признали сочувствующими принцу Эйегону, двух оставшихся вместе с начальником сочли неблагонадежными и заковали в цепи. Сира Лютора Ларгента, самого грозного из «верной пятерки», назначили новым командиром золотых плащей. Ларгент был почти семи футов росту и силен, как бык; говорят, он однажды убил одним ударом кулака боевого коня.
Сир Отто, будучи человеком предусмотрительным, позаботился о том, чтобы его собственный сын и брат королевы, Гвейн Хайтауэр, был назначен правой рукой командира, и наказал ему хорошенько приглядывать за сиром Лютором – не проявит ли тот вероломства.
Сир Тайленд Ланнистер, назначенный мастером над монетой вместо убитого лорда Бисбери, тут же приступил к своим обязанностям казначея. Все королевское золото было поделено на четыре части. Одну четверть отдали на хранение в Железный банк Браавоса, вторую под надежной охраной отправили в Бобровый Утес, третью – в Старомест. Последняя предназначалась для подкупов и даров, а также на случай, если придется прибегнуть к услугам наемников. Сир Отто, подыскивая нового мастера над кораблями вместо самого сира Тайленда, послал ворона на Железные острова к Далтону Грейджою, шестнадцатилетнему лорду Пайка. Отважному и кровожадному Красному Кракену предлагалось принять сторону Эйегона в обмен на адмиральство и место в малом совете.
Прошел день, за ним другой. К смертному одру медленно разлагавшегося короля Визериса не звали ни септонов, ни Молчаливых Сестер. Колокола не звонили. Вороны летели в Старомест, в Бобровый Утес, в Риверран, в Хайгарден и в другие места, где королева Алисент ожидала найти сторонников – куда угодно, только не на Драконий Камень.
Достали из-под спуда записи Большого совета 101 года, дабы посмотреть, какие лорды высказывались за Визериса, а какие за Рейенис, Лейену и Лейенора. Двадцать человек против одного предпочли отпрыска по мужской линии, но были и те, кто думал иначе; в случае войны их дома скорее всего встали бы на сторону Рейениры. Принцесса, как рассудил сир Отто, могла твердо рассчитывать на Морского Змея со всем его флотом и на других лордов восточного побережья, в число коих входили Бар-Эммон, Масси, Селтигар, Крэб и, возможно, даже Вечерняя Звезда с Тарта. Все они, исключая Веларионов, не обладали, впрочем, большими силами. А вот Север вселял куда большую тревогу: лорд Винтерфелла высказывался в Харренхолле в пользу Рейенис, как и его знаменосцы Дастин из Барроутона и Мандерли из Белой Гавани. На дом Арренов «зеленые» тоже не могли полагаться, ибо в Гнезде теперь правила женщина – леди Джейна, Дева Долины; если бы принцессе предпочли Эйегона, под вопросом оказались бы ее собственные права.
Наибольшая опасность исходила из Штормового Предела, ибо Баратеоны были верными сторонниками Рейенис и ее детей. Старый лорд Бормунд уже умер, но сын его Боррос был еще воинственнее отца, и все другие штормовые лорды наверняка бы последовали за ним. «Значит, нужно позаботиться о том, чтобы он привел их к нашему королю», – заявила Алисент и послала за вторым своим сыном.
В тот день к Штормовому Пределу полетел не ворон, а Вхагар, самый старый и крупный из вестеросских драконов. На нем восседал принц Эйемонд Таргариен с сапфиром в пустой глазнице. «Ты должен получить руку одной из четырех дочерей лорда Борроса, – наставлял его дед, сир Отто. – Любая сойдет. Посватайся, женись, и лорд Боррос вручит штормовые земли твоему брату. Но в случае неудачи…»
«Неудачи не будет, – заверил принц Эйемонд. – Я получу девчонку, а Эйегон – Штормовой Предел».
К часу отбытия принца Эйемонда запах из спальни покойного короля распространился по всей крепости Мейегора, и по замку ходили самые дикие слухи. Темницы Красного Замка поглотили стольких подозреваемых в измене, что сам верховный септон из Староместа заподозрил неладное и начал расспрашивать кое о ком из пропавших. Сир Отто, десница на редкость обстоятельный, просил дать ему больше времени на приготовления, но королева Алисент понимала, что медлить больше нельзя, да и Эйегону надоело скрываться. «Король я или нет? – вопрошал он. – Если да, то коронуйте меня».
На десятый день третьего месяца 129 года колокола возвестили о конце очередного царствования. Великий мейстер Орвил получил наконец позволение отправить воронов, и сотни птиц полетели во все концы государства с вестью о восшествии на престол Эйегона. Послали и за Молчаливыми Сестрами, чтобы они приготовили тело Визериса к сожжению; глашатаи на белых конях разносили вести по всей столице, провозглашая: «Король Визерис умер, да здравствует король Эйегон». Манкен пишет, что одни, слыша это, плакали, другие радовались, но большей частью безмолвствовали, и в толпе кричали порой: «Да здравствует королева».
В замке тем временем спешно готовились к коронации, для проведения коей выбрали Драконье Логово: каменные скамьи под его огромным куполом могли вместить восемьдесят тысяч человек, а толстые стены, крепкая кровля и прочные бронзовые двери служили хорошей защитой на случай, если изменники попытаются прервать церемонию.
В назначенный день сир Кристон Коль возложил железную, украшенную рубинами корону Эйегона Завоевателя на чело старшего сына короля Визериса и королевы Алисент, провозгласив его Эйегоном из дома Таргариенов, вторым этого имени, королем андалов, ройнаров и Первых Людей, лордом Семи Королевств и Хранителем Государства. Любимая народом королева-мать увенчала собственной короной дочь свою Гелайену, жену и сестру Эйегона. Облобызав дочь в обе щеки, Алисент опустилась перед ней на колени, склонила голову и произнесла: «Моя королева».
О том, сколько людей пришли посмотреть коронацию, спорят до сих пор. Великий мейстер Манкен, опираясь на слова Орвила, пишет, что в Драконье Логово набилось более ста тысяч простолюдинов, и от их приветственных криков тряслись стены. Гриб же утверждает, что каменные скамьи были заполнены лишь наполовину.
Верховный септон Староместа был слишком стар и слаб здоровьем для путешествия в Королевскую Гавань, поэтому Эйегона помазал на царство септон Евстахий, благословив короля именами Семерых. Наиболее зоркие из присутствующих могли заметить, что короля на церемонии охраняли лишь четверо белых плащей, а не пятеро, как делалось ранее. Прошлой ночью Эйегон пережил первую измену: сир Стеффон Дарклин, королевский гвардеец, бежал из города со своим оруженосцем, двумя стюардами и четырьмя стражниками. Под покровом тьмы они пробрались через калитку замка, где их уже ждала рыбачья лодка, и отплыли на Драконий Камень. Беглецы прихватили с собой украденную корону – золотой обруч с семью разными драгоценными камнями. Эту корону носил король Визерис, а до него – король Джейехерис. Когда новый король решил короноваться венцом своего тезки Эйегона Завоевателя, Алисент приказала надежно спрятать корону Визериса, но стюард, которому это было поручено, попросту умыкнул ее.
После коронации королевские гвардейцы сопроводили Эйегона к его дракону – великолепному созданию с сияющей золотой чешуей и бледно-розовыми перепонками. Этот дракон, похожий на утреннюю зарю, носил имя Солнечный. Король, по словам Манкена, трижды облетел вокруг города и опустился наземь в стенах Красного Замка. Сир Аррик Каргилл сопроводил его величество в тронный зал, освещенный факелами, где, в присутствии тысячи лордов и рыцарей, Эйегон взошел на Железный Трон, и приветственные крики огласили чертог.
В это же самое время башню Морского Дракона на Драконьем Камне оглашали крики совсем другого толка: Рейенира Таргариен уже третий день корчилась в родовых муках. Роды ожидались лишь на следующей луне, но получив вести из Королевской Гавани, принцесса впала в такую ярость, что они пришли раньше. В муках она выкрикивала проклятия, призывала гнев божий на головы своих братьев по отцу и их матери-королевы, и в подробностях рассказывала, каким пыткам она их подвергнет, прежде чем позволит умереть. Гриб говорит, что проклинала она и дитя в своем чреве. «Чудовище, чудовище, – кричала она и раздирала ногтями свой вздувшийся живот, а мейстер Герардис и повитуха пытались сдержать ее. – Выйди вон, чудовище, выйди вон!»
Когда дитя наконец появилось на свет, оно и впрямь оказалось чудовищем: это была мертворожденная девочка, скрюченная и уродливая; если верить описанию Гриба, у нее был короткий чешуйчатый хвост, а на месте сердца зияла дыра. Карлик говорит, что он сам отнес крошку во двор для сожжения. На другой день, когда маковое молоко немного притупило боль, принцесса нарекла девочку Висеньей. «Они украли мою корону и убили мою единственную дочь, – сказала она. – Они за это ответят».
Так началась Пляска. Рейенира созвала на Драконьем Камне свой собственный совет; в «Подлинной истории» он именуется «черным» в противовес «зеленому». Совет возглавила сама Рейенира, восседавшая между принцем Дейемоном – своим дядей и мужем – и своим доверенным советником, мейстером Герардисом. На совете присутствовали также три ее сына, хотя ни один из них еще не достиг совершеннолетия: Джаку было пятнадцать, Люсу четырнадцать, Джоффри двенадцать. Принцев охраняли двое королевских гвардейцев: сир Эррик Каргилл, брат-близнец сира Аррика, и сир Лорент Марбранд, родом с западных земель. Гарнизон Драконьего Камня составляли тридцать рыцарей, сто арбалетчиков, триста латников. Считалось, что этого более чем достаточно для обороны столь надежной крепости. «Но для военного похода наше войско оставляет желать лучшего», – кисло заметил принц Дейемон.
В «черный» совет входило около дюжины малых лордов, знаменосцев и вассалов Драконьего Камня: Селтигар с Коготь-острова, Стаунтон из Грачевника, Масси из Плясунов, Бар-Эммон с Острого мыса, Дарклин из Синего Дола и прочие. Однако самым могущественным из лордов, вставших на сторону принцессы, был Корлис Веларион с Дрифтмарка. Морской Змей в свои преклонные годы любил говорить, что уцепился за жизнь, «как тонущий моряк за обломки своего корабля. Может, Семеро хранили меня для этой последней битвы». Вместе с ним прибыла его супруга, принцесса Рейенис; ей минуло пятьдесят пять, лицо ее исхудало и покрылось морщинами, серебристые волосы поседели, но она оставалась столь же свирепой и бесстрашной, как в свои двадцать два. Гриб называет ее Несбывшейся Королевой: «Что такого было у Визериса, чего не было у нее? Колбаска между ног? И это все, что требуется, чтобы стать королем? Так посадите на трон меня: моя-то колбаска раза в три побольше будет, чем у него».
Участники «черного» совета считали себя роялистами, но хорошо понимали, что Эйегон II назовет их изменниками. Каждый из них уже получил послание из Королевской Гавани с требованием явиться в Красный Замок и присягнуть на верность новому королю, а все их войска, вместе взятые, не могли сравниться даже с ополчением одного дома Хайтауэров. У «зеленых» Эйегона были и другие преимущества: в их власти находились Старомест, Королевская Гавань и Ланниспорт – три самых больших и богатых города в государстве. У Эйегона было все, что отличало законного короля: он сидел на Железном Троне, жил в Красном Замке, носил корону Завоевателя, владел его мечом и был помазан служителем Веры на глазах у десятков тысяч свидетелей. Великий мейстер Орвил заседал у него в совете, командующий Королевской Гвардией собственноручно возложил на него корону. Кроме того, он был мужчиной – одно это делало его в глазах многих полноправным правителем, а его единокровную сестру узурпаторшей.
Рейенира мало что могла противопоставить ему. Некоторые лорды постарше, возможно, еще помнили, как присягали ей в верности, когда ее сделали принцессой Драконьего Камня и наследницей отца-короля. Было время, когда принцессу любили и знать, и простолюдины, превознося ее как Жемчужину Королевства. Многие юные лорды и благородные рыцари искали тогда ее расположения… но кто мог сказать, многие ли захотят сражаться за немолодую уже, отяжелевшую после шести родов женщину?
Хотя Эйегон завладел отцовской казной, Рейенира располагала богатствами дома Веларионов, а флот Морского Змея обеспечивал ей преимущество на море. Кроме того, ее принц-консорт Дейемон, закаленный в боях на Ступенях, имел больше военного опыта, чем все их враги, вместе взятые. Наконец – самое главное, – у Рейениры были драконы.
«У Эйегона они тоже есть», – заметил мейстер Герардис.
«Меньше, чем у нас, – возразила ему Рейенис, Несбывшаяся Королева, которая была наездницей дольше кого-либо из собравшихся. – К тому же наши драконы больше и сильнее, не считая Вхагара; здесь, на Драконьем Камне, им живется лучше всего». Принцесса перечислила для совета всех драконов, имевшихся у врага. Король Эйегон владел Солнечным – великолепным, но молодым еще змеем. Эйемонд Одноглазый летал на Вхагаре – этот бывший дракон королевы Висеньи был, без сомнения, опаснее всех. Огненная Мечта королевы Гелайены некогда принадлежала Рейене, сестре Старого Короля. У принца Дейерона был Тессарион с темно-синими крыльями и когтями и чешуей сверкающими, словно битая медь. «Всего выходит четыре дракона, годных для битвы», – подытожила Рейенис. Драконы детей-близнецов Гелайены сами были еще детенышами, а младший сын узурпатора, Мейелор, и вовсе владел одним лишь яйцом.
У Дейемона и Рейениры, с другой стороны, имелись Караксес и Сиракс – великолепные, огромные звери. Караксес, привыкший на Ступенях к огню и крови, был особенно грозен. Все трое сыновей Рейениры от Лейенора Велариона были наездниками, а их драконы – Вермакс, Арракс и Тираксес – подрастали как на дрожжах. Эйегон Младший, первенец Рейениры от принца Дейемона, владел молодым драконом Тучей, но пока не летал на нем, а его младший брат Визерис не расставался со своим драконьим яйцом. Дракониха самой принцессы Рейенис, Мелейс, обленилась с годами, но была по-прежнему страшна в гневе. Дочери-близнецы Дейемона от первого брака с Лейеной Веларион тоже могли со временем сесть на драконов. Бледно-зеленый Лунный Танцор Бейелы почти уже дорос до того, чтобы носить ее на спине; дракончик ее сестры Рейены умер вскоре после того, как вылупился, но девочка получила из новой кладки Сиракс другое яйцо. Рейена укладывала его спать с собой и молилась, чтобы у нее появился дракон, не уступающий сестрину.
Кроме того, в дымных пещерах над замком гнездились еще шесть драконов. Трое были объезжены: бледно-серый Среброкрылый принадлежал когда-то королеве Алисанне, Морское Чудо – сиру Лейенору Велариону, на старом Вермиторе никто не летал после смерти короля Джейехериса. Трое были дикарями, никогда не знавшими всадника: в народе их называли Бараний Вор, Серый Призрак и Людоед. «Найдите всадников для Среброкрылого, Вермитора, Морского Чуда, и у нас будет девять драконов против четырех Эйегоновых. Объездите их диких сородичей, и вот вам уже дюжина, не считая даже и Тучи, – сказала принцесса Рейенис. – С ними мы выиграем войну».
Лорды Селтигар и Стаунтон согласились с ней: Эйегон Завоеватель и его сестры доказали, что никакое войско не устоит против драконьего пламени. Селтигар уговаривал Рейениру тут же вылететь в Королевскую Гавань и спалить город. «Какой нам от этого прок, милорд? – осведомился Морской Змей. – Мы хотим править этим городом, зачем же его сжигать».
«До этого и не дойдет, – настаивал Селтигар. – Узурпатору придется бросить в битву своих четырех драконов, и наши девять, без сомнения, их одолеют».
«Но какой ценой? – спросила Рейенира. – Не забудьте, что на трех из них полетят мои сыновья; да и о каких девяти драконах вы говорите? Я еще нескоро смогу летать. И кто же сядет на Среброкрылого, Вермитора, Морское Чудо – не вы ли, милорд? Вряд ли, мне думается. У нас будет пять драконов против четырех, один из которых – Вхагар. Никакое это не преимущество».
Принц Дейемон неожиданно поддержал жену. «Мои враги на Ступенях сразу бежали в укрытие, завидев в воздухе Караксеса или услыхав его рев, но у них-то драконов не было. Человеку непросто сразить дракона, но один дракон может убить другого, и такое случалось не раз. Любой знаток валирийской истории скажет вам то же самое. Я брошу наших драконов в бой с узурпаторскими, только если другого выбора не останется; их можно использовать иначе и с большей пользой». – Сказав это, принц изложил «черному» совету свой план: в ответ на коронацию Эйегона необходимо короновать Рейениру, а после разослать всюду воронов и призвать лордов Семи Королевств присягнуть на верность истинной королеве.
«Прежде чем браться за оружие, следует прибегнуть к словам», – сказал принц. Он настаивал, что ключ к победе – в руках великих домов, за коими пойдут их вассалы и знаменосцы. Эйегон уже заручился поддержкой Ланнистеров с Бобрового Утеса; лорд Тирелл из Хайгардена – еще плаксивый младенец в пеленках, и его мать, леди-регентша, скорее всего объединится со своими могущественными знаменосцами Хайтауэрами… но прочим домам еще предстоит сделать свой выбор.
«Штормовой Предел будет наш», – заявила Рейенис, принадлежавшая к роду Баратеонов со стороны матери: покойный лорд Бормунд был ее преданным другом.
Дейемон имел веские причины надеяться, что и Дева Долины будет на их стороне. Эйегон, рассудил он, непременно обратится за поддержкой на Пайк, ведь сравняться на море с домом Веларионов могут только Железные острова. Однако Железные Люди известны своим непостоянством, а Далтон Грейджой любит кровавые битвы; его можно будет легко переманить на сторону принцессы.
Север слишком далеко, чтобы с ним считаться, счел совет: пока Старки соберут свои знамена и выступят на юг, война, глядишь, уже кончится. Остаются сварливые речные лорды, коими (по крайней мере, на словах) управляет дом Талли из Риверрана. «У нас есть друзья в речных землях, – сказал Дейемон, – но не все пока осмеливаются признать, за кого они. Надо найти место, где они все могли бы собраться, замок достаточно большой, чтобы вместить немалую рать, и достаточно крепкий, чтобы устоять против сил узурпатора. Такое место есть: Харренхолл». – И принц показал лордам карту.
Порешили на том, что Дейемон верхом на Караксесе поведет войско на Харренхолл, а Рейенира останется на Драконьем Камне, пока не поправится. Флот Велариона выдвинется с Драконьего Камня и Дрифтмарка и перекроет Глотку, дабы ни один корабль не мог войти в Черноводный залив или выйти из оного. «Сил для штурма Королевской Гавани у нас нет, – сказал принц, – а враги наши не могут надеяться на взятие Драконьего Камня. Но Эйегон еще зелен; таких юнцов легко раздразнить. Может, нам удастся привести его в такую ярость, что он, не раздумывая, бросится в бой». Принцессе Рейенис предписывалось охранять флот, которым будет командовать Морской Змей, от нападения вражеских драконов. Между тем в Риверран, в Орлиное Гнездо, в Штормовой Предел и на Пайк будут отправлены вороны, чтобы заручиться поддержкой тамошних лордов.
Тут подал голос Джакайерис, старший сын королевы. «Послания лордам должны доставить мы, – сказал он. – Драконы убедят их быстрее, чем вороны». Люцерис поддержал брата, сказав, что они с Джаком почти уже взрослые. «Дядя зовет нас Стронгами, но лорды, увидев нас верхом на драконах, поймут, что он лжет – ведь драконы подвластны только Таргариенам». Гриб говорит, что Морской Змей в ответ на эти слова проворчал, что мальчишки – настоящие Веларионы, но сказано это было с улыбкой и гордостью. Даже юный Джоффри выразил готовность лететь на Тираксесе вместе с братьями.
Его Рейенира не пустила (Джоффу было всего двенадцать), но Джакайерису исполнилось уже пятнадцать, а Люцерису – четырнадцать; эти смелые и красивые юноши хорошо владели оружием и давно служили оруженосцами. «Вы полетите как гонцы, не как рыцари, и не должны сражаться», – сказала мать сыновьям и не отпускала их, пока они не поклялись на Семиконечной Звезде. Решили, что Джакайерис, как старший, предпримет более долгое и опасное путешествие и отправится сначала в Гнездо к Деве Долины, затем в Белую Гавань к лорду Мандерли и, наконец, в Винтерфелл к лорду Старку. Миссия Люцериса была короче и безопаснее: ему поручили лететь в Штормовой Предел, где лорд Боррос, как все полагали, окажет ему радушный прием.
На другой же день Рейениру спешно короновали. Прибытию бывшего королевского гвардейца сира Стеффона Дарклина и его товарищей-роялистов на Драконьем камне немало обрадовались, особенно когда узнали, что они привезли с собой корону Эйегона Завоевателя. (Сир Отто объявил сира Стеффона и других беглецов изменниками и назначил награду за их головы.) На глазах у трехсот свидетелей принц Дейемон возложил венец Старого Короля на чело жены, объявив ее Рейенирой Первой из дома Таргариенов, королевой андалов, ройнаров и Первых Людей. Себя Дейемон объявил Хранителем Государства, Рейенира же сделала старшего сына своего Джакайериса принцем Драконьего Камня и наследником Железного Трона.
Первый ее королевский указ объявлял сира Отто Хайтауэра и королеву Алисент мятежниками и государственными изменниками. «Что до братьев моих по отцу и моей милой сестры Гелайены, то ясно, что их сбили с пути дурные советчики. Пусть они явятся на Драконий Камень, преклонят колено и попросят меня о прощении; тогда я охотно сохраню им жизни и вновь приму их в свое сердце, ибо их кровь – моя кровь, и нет хуже проклятия, чем то, что падет на голову братоубийцы».
Весть о коронации Рейениры дошла до Красного Замка на другой день и вызвала великое неудовольствие Эйегона II. «Сестра моя по отцу и мой дядя повинны в измене, – объявил молодой король. – Я желаю, чтобы их лишили всех прав и титулов, взяли под стражу и предали смерти».
Более трезвые головы в «зеленом» совете советовали прибегнуть к переговорам. «Надо убедить принцессу, что дело ее безнадежно, – говорил великий мейстер Орвил. – Братья не должны воевать с сестрами; пошлите меня к ней, и мы придем к дружескому согласию».
Эйегон, однако, и слышать о том не хотел. По словам септона Евстахия, король обвинял Орвила в неверности и грозил бросить его в темницу «к его „черным“ дружкам». Лишь когда обе королевы – королева-мать Алисент и супруга его Гелайена – поддержали великого мейстера, вспыльчивый Эйегон нехотя уступил и послал Орвила на Драконий Камень под мирным знаменем, в сопровождении свиты, включавшей сира Аррика Каргилла из Королевской Гвардии, сира Гвейна Хайтауэра из городской стражи и десяток писцов и септонов (в числе коих был и Евстахий).
Как пишет в своей «Подлинной истории» Манкен, король предлагал великодушные условия мира. Если принцесса признает его королем и присягнет ему перед Железным Троном, Эйегон II утвердит Драконий Камень ее владением и позволит, чтобы после ее смерти остров и замок отошли к Джакайерису. Второй ее сын, Люцерис, станет законным наследником Дрифтмарка и всего имущества дома Веларионов. Детей ее от принца Дейемона, Эйегона Младшего и Визериса, Эйегон возьмет ко двору: Эйегону Младшему достанется почетная должность королевского оруженосца, а Визерису – королевского пажа. Лордам и рыцарям, злоумышлявшим с нею против истинного короля, будет даровано прощение.
Рейенира выслушала это предложение в ледяном молчании, а после спросила, помнит ли Орвил отца ее, короля Визериса. «Разумеется, ваше высочество», – отвечал на это великий мейстер. «Возможно, вы сможете просветить нас, кого он назначил своей преемницей и наследницей». – «Да, ваше высочество. Вас». Рейенира склонила свою увенчанную короной голову. «Вы сами признаёте меня законной своей королевой; отчего же вы тогда служите самозванцу, моему единокровному брату?»
Манкен говорит, что Орвил отвечал королеве подробно и разумно, ссылаясь на закон андалов и Великий совет 101 года; Гриб же утверждает, что великий мейстер заикался и обмочился со страху. Как бы там ни было, его ответ не удовлетворил королеву.
«Великий мейстер должен знать закон и служить ему, – сказала она. – Вы не достойны носить цепь великого мейстера, ибо покрыли себя позором и бесчестьем». В ответ на слабые протесты Орвила рыцари Рейениры сорвали с него цепь великого мейстера и поставили его на колени. Королева надела цепь на шею своего мейстера Герардиса, «верного слуги государства и ревнителя его законов». Затем она велела Орвилу и другим посланникам удалиться, молвив: «Скажите моему брату, что я либо займу свой трон, либо сниму с него голову».
Много лет спустя после того, как завершилась Пляска, Люцеон с Тарта сложил печальную балладу «Прощай, брат мой», которую поют и по сей день. В ней рассказывается о последней встрече сира Аррика Каргилла и его брата-близнеца сира Эррика, когда Орвил и его сопровождающие садились на корабль, чтобы плыть обратно в Королевскую Гавань. Сир Аррик присягнул на верность Эйегону, сир Эррик – Рейенире. В песне каждый пытается убедить другого перейти на свою сторону; потерпев неудачу, они обмениваются словами братской любви и расстаются, зная, что в следующий раз встретятся врагами. Возможно, что такая встреча действительно имела место, но никто из наших рассказчиков о ней не упоминает.
Двадцатидвухлетний Эйегон был скор на гнев и не склонен к прощению. Отказ Рейениры признать его королем привел его в ярость. «Я предложил этой шлюхе почетный мир, а она плюнула мне в лицо! – восклицал он. – Что бы теперь ни случилось, это будет на ее совести». Дальше, как известно, случилась война.
