Путешествие Алина Дубового Кулака
Оставим на время Королевскую Гавань, вернемся назад по календарю и расскажем, как лорд Алин, муж леди Бейелы, совершал свое историческое путешествие к Закатному морю.
История о том, как флот Велариона огибал, по выражению самого Алина, «задницу Вестероса», могла бы составить пухлый том сама по себе. Тех, кого интересуют подробности, мы отсылаем к труду мейстера Бендамура «Шесть морских походов: Повесть о великих подвигах Алина Дубового Кулака». Существуют и другие жизнеописания лорда Алина под названиями «Крепкий как дуб» и «Знаменитый бастард», весьма красочные, но не слишком надежные. Первую книгу написал сир Рассел Стилман, бывший оруженосец лорда Алина, посвященный им в рыцари и потерявший ногу в его пятом походе. Автор второй – женщина по имени Рута, то ли септа, то ли одна из любовниц его милости. Если мы и будем ссылаться на их повествования, то лишь в самых общих чертах.
К Ступеням Дубовый Кулак подходил на сей раз куда осторожней, чем в свой прошлый визит. Опасаясь известных своей неверностью Вольных Городов, которые вечно расторгают одни союзы и заключают другие, он выслал вперед разведчиков под видом рыбаков и купцов. Вернувшись, они донесли, что боевых действий на островах почитай что нет; оправившийся от поражения Раккалио Риндон держит Кровь-Камень и всё, что лежит южнее, а пентошийские наемники, которым платит тирошийский архон, заняли Ступени на севере и востоке. Многие проливы перегорожены бонами или затонувшими кораблями, а открытые пути бдительно охраняются людьми Риндона. Выбор лорда Алина был, таким образом, прост: либо пробиваться через препоны «королевы Раккалио», как называл пирата архон, либо вступить с ним в переговоры.
На общем языке об этом выдающемся предводителе пиратов написано мало, но в Вольных Городах его жизнь стала предметом двух ученых трудов и несчетного количества песен, стихов и непристойных историй. В его родном Тироше имя Риндона у добрых горожан до сих пор под запретом, но воры, пираты, пьяницы, шлюхи и прочий сброд его почитают.
О его юных годах известно на удивление мало, да и в этом много противоречий. Росту он будто бы был шести с половиной футов, с одним плечом выше другого, из-за чего сутулился и ходил враскачку. Говорил на дюжине валирийских диалектов, что предполагает благородное происхождение, но сквернословил так, словно родился в сточной канаве. Красил волосы и бороду, как многие тирошийцы. Любимый цвет его был пурпурный, что намекает на возможные связи с Браавосом; во всех словесных портретах он предстает с длинными пурпурными локонами, в коих сквозят оранжевые пряди. Он любил сладкие ароматы и принимал ванны с лавандой и розовой водой.
Ясно одно: он имел непомерные амбиции и огромные аппетиты. На досуге предавался обжорству и пьянству, в бою сражался как демон, порой двумя мечами одновременно. Чтил всевозможных богов и перед битвой бросал кости, чтобы узнать, которому принести жертву на этот раз. Родившись в рабовладельческом городе, он ненавидел рабство; отсюда следует, что он мог сам быть невольником. Во времена богатства (он нажил и прожил несколько состояний) Раккалио покупал приглянувшихся ему молодых рабынь, целовал их и отпускал на свободу. Был щедр со своими людьми и брал себе равную с ними долю добычи. В Тироше раздавал нищим золото. Если хвалили то, что принадлежало ему, будь то пара сапог, кольцо с изумрудом или жена, он тут же дарил это похвалившему.
Жен он имел с дюжину и никогда их пальцем не трогал, но иногда просил, чтобы они побили его. Любил котят и не выносил взрослых кошек, любил беременных женщин, а малых детей не терпел. Время от времени рядился в женское платье и притворялся шлюхой, но его рост, кособокость и пурпурная борода делали зрелище довольно нелепым. Посреди боя мог разразиться смехом или спеть похабную песню.
Короче говоря, Раккалио был безумцем, но люди его любили. Они сражались за него, не щадя своей жизни, и на краткий срок сделали его королем.
В 133 году «королева» Риндон достиг вершин власти. Алин Веларион мог, возможно, его одолеть, но боялся, что это будет стоить ему половины людей, до зарезу нужных для победы над Красным Кракеном. По этой причине он выбрал переговоры и пошел к Риндону на «Леди Бейеле» под мирным флагом.
Раккалио две недели протомил его в своей деревянной крепости на Кровь-Камне. Алин сам не знал, гость он там или пленник, ибо хозяин был переменчив как само море: то звал его братом, товарищем по оружию и предлагал совместно напасть на Тирош, то бросал кости, загадывая, не предать ли вестеросского адмирала смерти. Он заставил Алина побороться с ним в грязевой яме на глазах у сотен вопящих пиратов. Обезглавил одного из своих, заподозрив в нем тирошийского шпиона, и поднес его голову в дар лорду Алину, а вслед за этим обвинил в шпионстве на архона самого лорда. Чтобы доказать свою невиновность, Алину пришлось убить трех тирошийских пленных. Это привело Риндона в такой восторг, что ночью он прислал в спальню Велариона двух своих жен с наказом: «Сделай им сыновей, храбрых и сильных, как ты». Источники расходятся в том, исполнил ли лорд Алин требуемое.
В конце концов Раккалио согласился пропустить флот Дубового Кулака, запросив взамен три корабля, подписанный кровью договор на пергаменте и поцелуй. Корабли Алин отдал те, что поплоше, договор подписал чернилами, пообещал Риндону поцелуй леди Бейелы, если тот навестит их на Дрифтмарке – и прошел через Ступени благополучно.
Впереди, однако, ждали новые испытания. Дорнийцев, само собой, встревожило внезапное появление военного флота в водах близ Солнечного Копья. Не имея сами боевых кораблей, они сочли за благо отнестись к этому как к дружественному визиту; Алиандра Мартелл, принцесса Дорнийская, сама вышла встречать лорда Алина со свитой поклонников и фаворитов. Новой Нимерии минуло восемнадцать, и ей, как рассказывают, пришелся по нраву молодой, красивый и смелый «герой Ступеней», утерший нос Браавосу. Алин просил воды и провизии на дорогу, принцесса же хотела от него более нескромных услуг. В «Знаменитом бастарде» сказано, что он предоставил их, в «Крепком как дуб» – что нет. Известно, что благосклонность принцессы к чужому вызвала недовольство дорнийских лордов и рассердила ее младших брата с сестрой, Квайла и Корианну, но Алин получил и бочки с водой, и припасы, которых должно было хватить до самого Староместа, и морские карты с опасными водоворотами южного побережья.
Тем не менее первые потери лорд Веларион понес в дорнских водах. Шторм, налетевший, когда флот шел мимо Соленого Берега, разбросал корабли и два из них потопил. Чуть дальше на запад, близ устья Серной реки, подверглась нападению пострадавшая галея, приставшая, чтобы починиться и пополнить запас воды; разбойники перебили команду и разграбили всё, что было на борту.
Однако в Староместе эти потери лорду Алину возместили с лихвой. Маяк на Высокой Башне указал кораблям путь через Шепотный залив, и сам лорд Лионель Хайтауэр вышел приветствовать их. Учтивость, выказанная Алином леди Сэм, сразу расположила к нему Лионеля; оба молодых лорда сдружились, забыв о былой вражде между «черными» и «зелеными». Хайтауэр дал Алину двадцать кораблей и поручился, что его добрый друг Редвин пришлет еще тридцать. Флот Дубового Кулака вырос словно по волшебству.
Дожидаясь галей лорда Редвина, лорд Алин осматривал город и посещал Цитадель, где подолгу сидел над древними картами и пыльными древневалирийскими трактатами о постройке кораблей и тактике морского сражения. Святейший отец в Звездной септе благословил его, начертал священным елеем семиконечную звезду у него на лбу и призвал гнев Воина на Железных Людей с их Утонувшим Богом. Вскоре в Старомест пришли вести о смерти королевы Джейегеры и о помолвке Эйегона с Мириэллой Пек. Алин, пользуясь гостеприимством Высокой Башни, свел дружбу не только с Лионелем, но и с леди Самантой. Мы не знаем, помогал ли он ей сочинять знаменитое дерзкое письмо; известно, однако, что он посылал письма своей леди-жене, которые также не сохранились.
В 133 году Дубовый Кулак был молод, а терпение в число добродетелей молодости не входит. Он решил не ждать больше борского пополнения и дал приказ поднимать якоря. Староместяне провожали громким «ура» его корабли, один за другим выходившие в Шепотный залив на веслах и парусах. Двадцатью галеями дома Хайтауэров, идущими следом, командовал сир Лео Костейн, седой мореход по прозванию Морской Лев.
Пройдя мимо витых башен и поющих утесов Черной Короны, флот миновал Бандалон и повернул на север. За устьем Мандера к нему примкнули корабли со Щитовых островов: по три галеи с Серого и Южного Щитов, четыре с Зеленого, шесть с Дубового. Тут, однако, опять разразился шторм. Один корабль затонул, три получили столь сильные повреждения, что не могли идти дальше. Лорд Алин вновь собрал флот воедино у Кракехолла, где леди этого замка вышла к нему на веслах; от нее-то он и услышал впервые о большом бале в Девичий День.
Весть эта достигла и Светлого острова; Далтон Грейджой подумывал даже, не послать ли на смотрины одну из своих сестер. «Железная дева как нельзя более подошла бы Железному Трону», – говорил он, но в то время у него были дела поважнее. Давно предупрежденный о походе Алина Дубового Кулака, он собрал все свои силы, чтобы оказать ему достойную встречу. Сотни галей ждали неприятеля у Светлого острова, у Пира, Кайса и Ланниспорта. Красный Кракен обещал вскорости отправить «мальчишку» в чертоги Утонувшего Бога; затем он поведет свой флот тем же путем, коим шел Дубовый Кулак, поднимет свое знамя над каждым из Щитовых островов, разграбит Старомест и Солнечное Копье, а под конец возьмет Дрифтмарк. (Грейджой, всего на три года старше противника, называл его не иначе как мальчишкой). «Глядишь, и леди Бейелу в морские жены возьму, – со смехом говорил лорд Далтон своим капитанам. – У меня их, правда, двадцать две штуки, но сребровласой ни одной нет».
Мы столь часто читаем в истории о королях, королевах, великих лордах, благородных рыцарях, святых септонах и мудрых мейстерах, что порой забываем о простых людях, живших в одно время с сильными и великими. Между тем время от времени кто-то из этих мужчин и женщин, не могущих похвастать ни родом, ни богатством, ни мудростью, ни боевым мастерством, вдруг поднимается над безымянными толпами и меняет судьбу королевств. Так случилось и на Светлом острове в достопамятном 133 году.
Далтон Грейджой в самом деле имел двадцать две морские жены. Четыре, две из коих родили ему детей, оставались на Пайке, другие были взяты в набегах на западный берег. Среди них числились две дочери лорда Фармена, вдова рыцаря из Кайса и даже одна Ланнистер (правда, не из Бобрового Утеса, а всего лишь из Ланниспорта), но большинство составляли скромные дочки рыбаков, торговцев и латников, доставшиеся Кракену после того, как он убил их отцов, братьев или мужей. Одну из них звали Тесс, и это все, что мы о ней знаем. Тринадцать было ей или тридцать? Красавица она была или дурнушка, вдова или девственница? Где нашел ее Грейджой и долго ли она пробыла в его женах? Ненавидела она его как насильника или любила так, что безумно ревновала ко всем остальным?
Ни на что из этого у нас нет ответа. Рассказы о сей женщине столь различны, что она скорее всего навсегда останется тайной в анналах истории. Достоверно известно только одно: в одну дождливую бурную ночь после того, как Далтон уснул, насладившись Тесс в Светлом Замке, она достала из ножен его кинжал и перерезала ему горло от уха до уха, а после бросилась, нагая и окровавленная, в ревущие внизу волны.
Красный Кракен погиб накануне своей величайшей битвы, и не от вражеского меча, а от собственного кинжала в руке одной из его собственных жен.
Одержанные им победы ненадолго пережили его. Назавтра же его флот начал таять: капитаны уходили домой один за другим. Каменной жены у Далтона не было; после него остались лишь два маленьких сына, рожденные на Пайке морскими женами, три сестры да несколько дальних родичей, один другого жадней и ухватистей. Морской Трон по закону переходил к старшему из «соленых сынов», но Торону не исполнилось еще и шести, а его мать – не каменная, а морская жена – не могла состоять при нем регентшей. Железные капитаны, торопясь обратно на свои острова, хорошо понимали, что борьба за власть неизбежна.
На Светлом острове между тем вспыхнуло восстание. Простые люди и немногие оставшиеся там рыцари вытаскивали промедливших с уходом Железных Людей из постелей и рубили их на куски, а стоящие в гавани корабли поджигали. За три дня сотни захватчиков обрели столь же внезапную и кровавую смерть, которой подвергали жителей запада; лишь Светлый Замок оставался пока в их руках. Гарнизон, состоявший из ближних соратников Красного Кракена, держался стойко, пока один вожак, хитрый Алестер Винч, не убил другого, громогласного гиганта Гунтора Гудбразера – у них вышла ссора из-за морской жены Кракена Лизы Фармен.
И Алин Веларион, придя освободить западные земли, нашел, что освобождать их более не от кого. Под стенами Ланниспорта «Леди Бейелу» встретил приветственный перезвон городских колоколов; тысячи горожан хлынули из ворот на берег, а леди Джоанна поднесла Алину отлитого из золота морского конька.
Вслед за сим начались празднества. Алину не терпелось, запасшись водой и провизией, двинуться в долгий обратный путь, но здешние жители нипочем не хотели его отпускать. Потеряв весь свой флот, они опасались, что к ним нагрянет преемник Красного Кракена, кем бы тот ни был. Леди Джоанна предлагала даже напасть на Железные острова совместно: лорду Велариону нужно будет лишь доставить туда ее мечников и копейщиков. «Мы истребим там всех мужчин, – заявляла ее милость, – а женщин и детей продадим восточным работорговцам. Не оставим на этих скалах ничего живого, кроме чаек и крабов».
На это Алин не согласился, но оставил в Ланниспорте Морского Льва с третью своего флота – до тех пор, пока Ланнистеры, Фармены и другие западные лорды не построят достаточного числа собственных кораблей, чтобы обороняться от захватчиков с моря. После этого Дубовый Кулак опять поднял паруса и пустился в обратное путешествие.
Рассказывать о нем почти нечего. Близ устья Мандера вдали наконец-то показались идущие на север корабли Редвина; флотоводцы преломили хлеб на «Леди Бейеле» и вместе пошли в Бор, где лорд Алин погостил недолгое время. Затем флот зашел в Старомест, и мейстеры Цитадели записали со слов Дубового Кулака подробную историю его похода в Закатное море. Мастера семи гильдий задали ему пир, верховный септон благословил снова. Мимо опять потянулись пустынные берега Дорна. Принцесса Алиандра в Солнечном Копье порадовалась его возвращению и жадно слушала рассказы о его приключениях, к ярости брата с сестрой и ревнивых поклонников.
От нее Алин узнал, что Дорн заключил с Тирошем и Лиссом союз против Раккалио Риндона, а на пиру в Девичий День (когда в Королевской Гавани состоялся парад невест) к Дубовому Кулаку подошел Дразенко Рогаре, один из лиссенийских послов, и попросил о разговоре с глазу на глаз. Любопытствующий Алин вышел с ним во двор замка, где лиссениец прямо-таки припал к нему. «Я испугался, что он меня сейчас поцелует», – говорил Алин, но тот лишь прошептал ему на ухо секрет, изменивший впоследствии историю Вестероса. Назавтра лорд Веларион поднялся на «Леди Бейелу» и отдал приказ… идти в Лисс.
В свое время мы расскажем, что его к этому побудило и что с ним произошло в этом городе, а пока вернемся в Королевскую Гавань. С началом нового года Красный Замок вновь обрел радость жизни. Дейенера, хотя была еще младше, чем покойная Джейегера, ясным солнышком озаряла окутавший короля мрак… по крайней мере, тогда. Эйегона видели при дворе чаще прежнего, и он трижды покидал замок, чтобы показать своей королеве город… не повел ее только в Драконье Логово, где жил Утро, молодой змей леди Рейены. Его величество с новым пылом принялся за учение, и Гриба часто звали веселить короля с королевой за ужином. «Ее звонкий смех звучал музыкой в моих дурацких ушах, и сам король, слыша его, порой улыбался». Даже мастер над оружием Гарет Лонг, ненавидимый королем, заметил в нем перемену. «Мне уже не приходится бить бастарда так часто, – говорил он деснице. – Силой и ловкостью мальчик и раньше был не обижен, а теперь и кое-какое умение начинает показывать».
Мало того, король наконец заинтересовался государственными делами и стал бывать на совете. Говорил он редко, но его присутствие вдохновляло великого мейстера и было, похоже, приятно лордам Моутону и Ровану. Зато сир Марстон Уотерс при нем мрачнел, не говоря уж о лорде Пеке. Стоило Эйегону задать самый невинный вопрос, пишет Манкен, десница сразу ощетинивался и шипел, что ребенок не может ничего понимать в столь важных делах. Неудивительно, что его величество вновь перестал посещать заседания.
Злобный и подозрительный от природы Анвин Пек, обуреваемый слишком чувствительной гордостью, стал в 134 году несчастнейшим из людей. После бала в Девичий День он чувствовал себя униженным и видел личное оскорбление в том, что король отверг его дочь ради маленькой Дейенеры. Леди Бейелу он всегда недолюбливал, теперь же невзлюбил и леди Рейену, ее сестру; он был уверен, что они придумали это назло ему, не иначе как по наущению наглого юнца Дубового Кулака. Они злонамеренно сорвали его замысел относительно престолонаследия, говорил Пек своим верным людям: подсунули шестилетнее дитя королю в жены с тем, чтобы наследником стал будущий ребенок Бейелы.
«Если у нее будет мальчик, его величество не доживет до того, чтобы зачать собственного наследника», – сказал как-то десница Марстону Уотерсу, и Гриб это слышал. Бейела вскорости родила здоровую девочку, названную Лейеной, но и это ненадолго умилостивило десницу: две недели спустя в Королевскую Гавань вернулась часть королевского флота с загадочным посланием от лорда Велариона, который-де отправился в Лисс за неким «бесценным сокровищем».
Пека терзали жгучие подозрения. Что это за сокровище и как Веларион намерен им завладеть – не мечом ли? Не ввяжется ли он в войну с Лиссом после едва миновавшей угрозы с Браавосом? Десница послал юнца-адмирала на другой конец Вестероса, чтобы избавиться от него, но тот вернулся, «покрытый незаслуженной славой»; глядишь, еще и разбогател. (Золото было слабостью лорда Пека: его дом владел многими землями и каменными постройками, но монеты им всегда не хватало.) Кроме того, десница знал, что народ чтит лорда Алина как героя, посрамившего браавосского Морского Начальника и Раккалио Риндона, а самого лорда Пека крепко не любит. Многие даже и в Красном Замке надеялись, что совет регентов сместит нынешнего десницу и поставит вместо него лорда Алина.
Все эти терзания лорду Анвину приходилось таить в себе. Когда в Черноводном заливе показались паруса «Леди Бейелы» и сопровождавших ее кораблей, все колокола Королевской Гавани зазвонили разом. Люди толпились на городских стенах и, точно как в Ланниспорте, выбегали через Речные ворота на берег. Но когда король выразил желание отправиться в гавань, чтобы «поблагодарить моего зятя за службу», Пек ему запретил. Неприлично-де его величеству идти встречать лорда: пусть тот сам явится в Красный Замок и склонится перед Железным Троном.
Однако другие регенты, как и в случае с помолвкой, судили иначе. Вопреки усиленным возражениям Пека король и королева выехали из замка в носилках, сопровождаемые леди Бейелой с новорожденной дочерью, леди Рейеной с лордом-мужем Корвином Корбреем, великим мейстером Манкеном, септоном Бернардом, лордами Моутоном и Рованом, рыцарями Королевской Гвардии и многими другими видными лицами.
Утро, как уведомляют нас летописи, выдалось ясное и холодное. В гавани на глазах у десятков тысяч людей, лорд Алин впервые увидел свою дочь Лейену. Поцеловав леди-жену, он взял у нее младенца и поднял высоко над головой под громовой рев народных толп. Лишь тогда, вернув девочку матери, он преклонил колено перед королем с королевой. Королева Дейенера, раскрасневшись от волнения, надела ему на шею золотую цепь с сапфирами, «синими, к-как море, где милорд одержал столько побед». Вслед за тем король Эйегон поднял адмирала, сказав ему: «Мы счастливы видеть вас дома, брат мой».
Дубовый Кулак, по словам Гриба, рассмеялся и отвечал так: «Я прихожусь вашему величеству братом потому лишь, что имел честь жениться на вашей сестре, но у вас есть настоящий, родной брат». Тут-то Алин и предъявил «сокровище», доставленное из Лисса. Со сходен «Леди Бейелы» спустилась бледная молодая женщина ослепительной красоты об руку с подростком, прячущим лицо под вышитым капюшоном плаща.
«Кто это? – вопросил Анвин Пек, не в силах более сдерживаться. – Кто вы такие?» Мальчик откинул капюшон; его серебристые с золотом волосы сверкнули на солнце, и король, рыдая, заключил незнакомца в объятия. «Сокровищем» оказался не кто иной, как Визерис Таргариен, потерянный брат Эйегона, младший сын королевы Рейениры и принца Дейемона, пропавший пять лет назад после битвы в Глотке и считавшийся мертвым.
Напомним, что в 129 году Рейенира отправила двух младших сыновей в Пентос, чтобы уберечь от войны, но корабль, на котором они плыли, стал добычей Триархии. Принцу Эйегону удалось бежать верхом на драконе, но принц Визерис попал в плен. За этим последовало морское сражение, и о маленьком принце больше никто ничего не слышал; никто не знал даже, на каком он был корабле.
Но Визерис, хотя в Глотке погибли многие тысячи, уцелел. Корабль с ним на борту дотащился до Лисса, где принца объявили пленником верховного адмирала Шарако Лохара. Поражение покрыло адмирала позором, и враги, старые и новые, норовили его сместить. Отчаянно нуждаясь в деньгах и союзниках, Шарако продал Визериса городскому магистру Бамбарро Базанну за вес мальчика в золоте и обещание поддержки. Скорое убийство адмирала сделало явным раскол между городами Триархии; за первым убийством последовали другие, приведшие к открытой войне. В последовавшем за сим хаосе Бамбарро Базанн счел за лучшее хорошенько спрятать свой трофей как от лиссенийцев, так и от недругов из других городов.
Обращались с мальчиком хорошо. Ему запрещалось выходить за пределы усадьбы Бамбарро, но у него были свои покои, и ел он вместе с хозяйской семьей. Его обучали языкам, литературе, математике, истории, музыке и даже искусству владеть мечом, в коем он вскорости преуспел. Считается, хотя доказательств этому нет, что Бамбарро хотел переждать Пляску Драконов и посмотреть, кто в ней победит, а затем либо потребовать выкуп за Визериса у его матери Рейениры, либо продать его голову Эйегону II.
Осуществлению этого замысла помешал ряд сокрушительных поражений Лисса. В 132 году Бамбарро Базанна убили на Спорных Землях собственные наемники, которым он задерживал жалованье. После смерти за ним обнаружились огромнейшие долги. Кредиторы отобрали его усадьбу, жену с детьми продали в рабство, а мебель, одежда, книги и прочие ценности вкупе с пленным принцем перешли к другому вельможе, Лисандро Рогаре.
Лисандро был патриархом могущественной династии купцов и банкиров, чьи корни прослеживались до Древней Валирии. В числе многого другого он владел и знаменитым перинным домом «Душистый сад». По слухам, доставшегося ему красивого мальчика он собирался отдать туда, пока Визерис не назвался. Узнав, что заполучил принца, магистр передумал и скоренько женил его на своей младшей дочери леди Ларре, вошедшей в историю Вестероса как Ларра из Лисса.
Случайная встреча Дразенко Рогаре с Алином Веларионом в Солнечном Копье послужила прекрасным поводом для возвращения Визериса в родные края, но не в натуре лиссенийца отдавать что-то даром. Сначала требовалось обговорить с Алином условия сделки.
«Сделка оказалась бы выгоднее, будь на месте лорда Алина его мать», – справедливо замечает Гриб: Дубовый Кулак не умел торговаться. От имени Железного Трона он согласился заплатить за принца выкуп в сто тысяч золотых драконов; сто лет не поднимать оружия против дома Рогаре и не идти против его интересов; вложить в банк Рогаре не меньше средств, чем вложено в Железный банк Браавоса; сделать трех младших сыновей Лисандро лордами… а также поклялся честью свой, что брак принца Визериса и Ларры Рогаре не будет расторгнут ни при каких обстоятельствах. Лорд Алин скрепил все это своей подписью и печатью.
Принцу было семь лет, когда он попал в плен на «Веселом путнике»; в 134 году ему сравнялось двенадцать. Девятнадцатилетняя красавица жена, приплывшая вместе с ним на «Леди Бейеле», была старше его на семь лет. Визерис, младше короля на два года, в некотором отношении был более зрелым, чем его старший брат. Эйегон не проявлял ни малейшего плотского интереса ни к одной из своих королев (что и понятно, ведь обе они, особенно Дейенера, были еще малы), но Визерис уже осуществил свой брак, о чем гордо заявил великому мейстеру на пиру в честь своего приезда.
Манкен пишет, что воскрешение брата из мертвых произвело в Эйегоне чудесную перемену. Его величество так и не простил себе, что улетел с «Веселого путника» на драконе. Эйегон, всего девяти лет в ту пору, происходил из древнего рода воинов и воспитывался на рассказах об их доблести и геройстве. Они-то не стали бы бежать с поля боя, бросив младшего брата на произвол судьбы! Сломанный Король в глубине души чувствовал, что недостоин сидеть на Железном Троне. Он не спас от жестокой смерти ни брата, ни мать, ни свою королеву… значит, и страну не в силах спасти.
С возвращением Визериса кончилось и его одиночество. Эйегон в детстве преклонялся перед тремя старшими братьями, но спальню, уроки, игры с ним делил Визерис. «Часть души короля умерла вместе с братом в Глотке, – пишет Манкен. – Ясно, что Гейемон Сребровласый заменял ему Визериса; когда младший брат вернулся, Эйегон сразу ожил и обрел цельность». Визерис вновь, как на Драконьем Камне в детские годы, стал постоянным спутником короля; Гейемон был забыт, и даже Дейенере не уделялось больше внимания.
Вернувшийся принц решал, кроме того, вопрос о престолонаследии. Он стал бесспорным наследником трона, опережая как детей Бейелы и Рейены, так и самих сестер. То, что король взял в жены шестилетнюю девочку, не внушало больше тревоги. Искрометный, всех чарующий Визерис был не столь высок, красив и силен, как его брат, но возмещал это живым пытливым умом и женат был не на ребенке, а на взрослой, способной к деторождению женщине. Пока королева подрастает, Ларра из Лисса наверняка подарит Визерису детей и обеспечит будущее династии.
По всем этим причинам король, двор и город ликовали, а лорда Алина полюбили еще больше за то, что он вернул Визериса из плена. Не разделял общей радости один лишь королевский десница. Не выказывая своих чувств наружно, он был взбешен тем, какой ценой Алин расплатился за принца. В полномочия молодого адмирала не входило соглашаться на столь «разорительные условия», твердил Пек; такие дела должны решать десница и регенты, а не всякий «дубовый дурак».
Манкен признает, что закон и традиции были на стороне десницы, но король и весь народ думали по-другому, и было бы верхом глупости оспаривать заключенный лордом Алином договор. Все прочие регенты решили вознаградить адмирала новыми почестями, утвердили брак принца Визериса с леди Ларрой, обещали выплатить в десять приемов выкуп ее отцу и перевели из Браавоса в Лисс огромную сумму золотом.
Это новое унижение, последовавшее вскоре за «ярмаркой телок» и отвергнутой дочерью, переполнило чашу терпения Анвина Пека. Он полагал, что сможет подчинить других регентов своей воле, пригрозив им отставкой, но те поймали его на слове и назначили вместо него прямого, честного, всеми уважаемого лорда Таддеуша Рована.
Гневный лорд Пек удалился к себе в Звездную Вершину, однако тетка его Кларисса, дядя Гедмунд, Гарет Лонг, Виктор Рисли, Лукас Лейгуд, Джордж Грейсфорд, септон Бернард и прочие его ставленники сохранили свои места при дворе. То же касалось его побочного брата Мервина Флауэрса и племянника Амори Пека, ибо в Королевской Гвардии служат пожизненно. Лорд Анвин передал своему преемнику даже Тессарио с остальными «перстами», сказав, что у десницы должна быть своя гвардия, как и у короля.
