Глава 19
Бессилие волка
Так! Что вам до меня?
Что вам беда моя?
Она лишь про меня, —
С ней не расстанусь я!
И. В. Гете. Вильгельм Мейстер
Разбудил Виктора гусь. Ковалев даже сначала не понял, что за ор. В беседке так хорошо спалось на свежем воздухе, странные сны не донимали, как на диване, которого гость уже начинал побаиваться.
Дремота не отпускала, и Виктор, перевернувшись на другой бок, уткнулся носом в подушку. Однако новый крик птицы не дал уснуть. Захотелось просто полежать — ничего не вышло. Иные звуки коснулись слуха: шуршание, легкие стуки, едва различимое журчание, словно кто-то переливал из склянки в склянку воду.
Виктор вздохнул, перевернулся на спину.
— Привет, — сонно произнес он, разминая ладонями заспанное лицо. — Сколько времени?
— Шестой час, — ответил Макар, отмеривая на аптекарских весах щепоть мелко рубленной травы.
— Ты чего? Не ложился?
— Ложился, ложился, — пробормотал Макар, не отвлекаясь от занятия.
— А Лиза? — Виктор поднялся и сел. — Лиза вернулась?
— Лиза не вернулась, — глухо произнес Зотов.
Ковалев смолк, понимая, что друг не расположен к беседам.
На столе перед Макаром лежали пучки трав, склянки с настойками, пакетики из тетрадных листов, в которых хранились порошки. Отмеряя определенные доли, Зотов ссыпал ингредиенты в пол-литровую банку с алой жидкостью. Виктор сообразил, что друг колдует над «федоровкой». Покончив с настойкой, кузнец принялся за мазь, растирая сухие травы в ступке.
— Лизы нет нигде, — вдруг заговорил он.
— А волохатый не появился?
— Сквозь землю провалился, — с досадой произнес Макар.
— М-да, ситуация, — задумчиво откликнулся Виктор.
В беседку вбежал Рафинад. Прошелся, принюхиваясь к доскам пола, чихнул, наткнувшись носом на сухую былинку, упавшую со стола.
— Эй, собака! — шутливо окликнул его Виктор. — След возьмешь?
Щенок склонил голову набок, подошел к ногам Ковалева, обрадованный вниманию. Виктор поднял Рафинада на руки и почесал рябое, почти голое брюхо.
— Ты у нас служебная собака, Рафинад?
Щенок извивался, приоткрыв от удовольствия пасть.
— Нет, не служебная. Балованая ты собака. Никакого толку.
— И что теперь делать? — спросил Виктор друга, играя со щенком.
— А ничего не делать, — буркнул Макар.
— Так ведь…
— Не знаю я, что делать! — рявкнул Зотов, грохнув кулаком по столу.
Снадобья опрокинулись, травы и порошки перемешались, алая жидкость тонкой струйкой устремилась к полу.
— Не знаю, — сжимая кулаки, рычал Макар. — Все впустую: книги, тренировки, походы. Все к черту! На кой хрен мне все это понадобилось!
Он рывком обернулся к Виктору — волк в гневе с тоской в глубине горящих глаз. Ковалев почувствовал, как шевелятся волосы на загривке: перед ним стоял настоящий волк в человечьем обличье.
— Знаешь, что для человека главное?
Виктор отшатнулся, столько в Зотове было бессильной… мощи.
— Она ему нужна, понимаешь? Она одна! Деньги, слава, власть — дерьмо на штиблетах. Курганы, сила, ум — блажь, чушь собачья. — Макар выпрямился, гордо подняв голову: — Смотри на меня: любого в деревне порву на ветошь, знаний мне не занимать. — Он махнул рукой. — И что я без нее? — Зотов подскочил к другу, положил руку на плечо, заглянул в глаза. — Вот они просто бухают, и туманы им нипочем, — он указал рукой в сторону, видимо в сердцах говоря о своих товарищах-конокрадах, — а мне надо молиться, тренироваться, учить историю. Любая мелочь может стоить жизни…
Гнев в его глазах потух. Макар вернулся к столу, с грохотом опустил кулаки прямо в травяную смесь. Обессилев, опустился на табурет.
Виктор понимал друга — пару дней назад он сам пережил нечто подобное, но… Ковалев призадумался: здесь другое. Да, стоит признать, что его больше давила обида на жену, которая взяла и ушла к другому. Она что-то лепетала про умершую меж ними любовь, что-то о внимании к себе, что-то банальное до рвоты: «Я так больше не могу».
А чего — мочь? Все было к ее услугам: квартира, деньги, шмотки, машина. Виктор крутился, как белка в колесе, появлялся по первому зову и терпел обидное прозвище: «Мой Хомячок, какая же ты белка?»
А здесь… Словно из человека стержень вынули. Но стоит ли так отчаиваться?
— Брось, братан. — Виктор дотянулся до сигарет, прикурил. — Найдется твоя Елизавета. Куда ей деться. Ваша деревня — не город.
— Лучше бы город, — глухо произнес Макар.
— Брось, — повторил Виктор. — Давай сейчас соберемся и поищем ее вместе.
Зотов тяжело вздохнул, окинул взглядом разруху на столе.
— Нет, — сказал он, отряхивая испачканные руки. — Здесь мне самому надо разобраться.
— Вдвоем веселее.
Макар усмехнулся, посмотрел на друга. Теперь он был абсолютно спокоен и даже надменен, но тоска все же лежала тенью в глубине глаз.
— Витек, ты среди белого дня пугался каждого шороха, а ночью будет стократ страшнее. Тем более нынешняя ночь после затмения — ночь новолуния…
— А при чем тут ночь? Я предлагаю поискать Лизу сейчас. Думаю, миражи не повторятся. — Последнюю фразу Виктор произнес с надеждой в голосе.
Макар улыбнулся, видя его сомнение.
— Ну, ты чего сразу ржать начинаешь? — обиделся Ковалев.
— Прости, — сдерживая смех, сказал Зотов. — Прости. Просто твоя наивность…
Виктор вскочил:
— Я просто хочу помочь! В конце концов, ты мне жизнь спас и… надо же как-то по-человечески.
Ковалев бросил окурок на пол и со злости растоптал его. Помеха. Для Зотова он был помехой. А Лиза… Хорошо, когда ты один. Никто не стоит за твоей спиной, не надоедает советами. Хуже, когда за спиной дорогой тебе человек, который не понимает всей опасности. Тогда защитить, оградить очень трудно.
Виктор ушел в душ…
Макар вновь взялся за порошки и настойки. Ничего не получилось — дрожали руки. Давала о себе знать усталость. Пока Виктор отсыпался, он обошел все село, расспрашивая народ о Лизе. Исчезла. Исчезла бесследно.
Трудно, когда за спиной близкий человек…
Зотов заставил себя подняться. «Так. Подведем итоги, — размышлял он, топая к сараям, нужно было управиться по хозяйству. — Мираж иного времени действительно открылся. Когда-то давно на Салгире — река текла по старому руслу, которое сейчас Шпарева балка, — произошло ледовое побоище между скифами и сарматами. В сражении погибла предводительница сарматов — воительница в маске горгоны Медузы. Впрочем, смерти ее мы не видели».
Макар налил гусям полное корыто свежей воды. Колдяк, расправив крылья, едва не бросился в пляс, оглашая сад воплями восторга. Зотов направил струю воды прямо на птицу, прижав край шланга пальцем. Гусь, раскрыв клюв, ловил падающие капли, как человек ловит первые капли дождя после долгой засухи.
Рафинад гавкал и визжал от восторга, радуясь новой игре, затеянной хозяином.
— Совсем я вас позабросил, — пробормотал Макар.
«Смерти царицы мы не видели. Тогда кто похоронен в кургане? И вот еще вопрос: откуда взялась жрица? Зачем ей понадобилась моя кровь?»
На глаза Зотову попалась плита с кургана, которую он когда-то выменял на самогон у Сергея Балабнова. Курган-ник не видел ее на холме во время сражения, значит, захоронение с плитой сделано позже.
Макар омыл камень водой. Лунки и канавки быстро заполнились, а плоская поверхность, нагретая дневным солнцем, тут же высохла, проявляя рисунок.
«Захоронение с плитой сделано после битвы. Царицу могли похоронить на месте гибели. В то время сарматы теснили скифов по всем фронтам. С Херсонесом скифы воевали, а сарматы могли заключить с мегаполисом союз. Потому, видимо, жители Херсонеса подарили царице маску горгоны — хранительницы от злых чар и врагов».
Мокрый Рафинад отряхивался и норовил залезть под руку хозяина, присевшего у каменной плиты. Зотов машинально принялся чесать ему уши, размышляя о своем.
— Чего увидел? — раздалось за спиной. Виктор отчаянно вытирал влажную после душа голову.
— Увидел дату смерти сарматской царицы. — Понимание пришло к нему только что, пальцы Макара коснулись двух круглых лунок. — Созвездие Близнецов — его звезды соединены желобками, как их соединяют линиями в современных атласах. Эти три звезды лишние… — Зотов задумался. — Или это созвездие Малого Пса…
Рафинад гавкнул на полотенце, болтающееся в руках Ковалева.
— Молчите, Малый Пес, когда старшие разговаривают, — пригрозил ему пальцем Виктор.
— Художнику не хватило пространства, чтобы поставить его на привычное место — ниже Близнецов. Тогда стела, — Макар указал на прямоугольное отверстие в центре плиты, — которая здесь вставлялась, символизировала центр мира — Полярную звезду, Небесный Кол. Да!
Зотов так неожиданно вскрикнул, что щенок шарахнулся в сторону.
— Новолуние! — Макар ткнул пальцем в кривой желобок — серпик луны. — Оно наступает после солнечного затмения. Значит, там тоже был момент затмения!
Он поднялся — глаза Зотова горели восторгом.
— И та колдунья на холме знала об этом, — сказал Виктор.
— Скорее всего. Тебе не показалось — она будто что-то искала?
— Или кого-то. Чтобы убить. — Виктор кивнул на перевязанную руку друга.
— Хотела бы убить — убила бы. Я слишком увлекся сражением и проворонил ее появление. Здесь что-то другое.
Виктор покачал головой:
— Ни хрена себе историйка!
— Ото ж…
Взгляд Макара погас. Прежняя озабоченность легла морщинами на лоб.
— Какова же дата смерти?
— Дата смерти?
— Ты сам сказал, что увидел на плите дату смерти сарматской царицы.
— Ах да! Скорее всего, двадцать первого — двадцать второго декабря — день зимнего солнцестояния. Надо пересмотреть даты затмений солнца тех времен и определить…
Макар запнулся на полуслове. Виктор с уважением посмотрел на друга, самую малость завидуя ему. Этот найдет Лизу и у черта на куличках. И пусть кто-нибудь попробует преградить кузнецу путь.
— Четырнадцатое марта сто восемьдесят девятого года до нашей эры, — вдруг выдал Зотов.
Ковалев сглотнул:
— Чего «четырнадцатого марта»?
— Было полное солнечное затмение, — будничным тоном ответил Макар. — Затмение достигло максимума над северным побережьем Азовского моря.
Виктор недоверчиво уставился на друга:
— Это ты чего, сейчас прям вычислил?
Зотов засмеялся:
— Да нет, земеля! Я ж тебе не вычислительный центр. Просто перед походом смотрел в справочнике. Интересно стало, когда над Крымом еще случались полные солнечные затмения.
Ковалев хотел обидеться — теперь он понимал отношение Спиридоныча к кузнецу, всегда готовому отшутиться или рассмеяться.
— И знаешь, удивительная вещь: в то время произошло два затмения подряд, которые достигли максимума над Черным морем. В сто восемьдесят девятом, кажется, четырнадцатого марта и в сто восемьдесят втором, в октябре.
— Октябрь нам не подходит, — сказал Ковалев. — В октябре реки не замерзают.
— Ты прав, — кивнул Макар. — В октябре альфа Льва не видна. — Носком кроссовки он коснулся отдельной лунки. — Значит, второе затмение, которое мы видели на кургане, произошло четырнадцатого марта сто девяностого года до нашей эры.
— Весна в том году выдалась холодная.
— С чего это вдруг?
— Лед на реке выдержал тяжеловооруженных всадников. Зотов с уважением посмотрел на Виктора.
— Ну, их не так уж и много было, чтобы лед проломить, однако ты прав. — Макар пожал другу руку.
