15 сентября, четверг

Карсон подходит к нам в столовой во время ланча. Аджита пинает меня под столом из-за моего вчерашнего признания, и в ответ я бросаю вареную картошку в ее прекрасное смуглое лицо. Серьезно, как у кого-то могут быть настолько полные губы, гладкая кожа и темные глаза? Кажется, я влюблена в свою лучшую подругу. Она до смешного привлекательна. [Мне кажется смешным, что, говоря об озабоченных подростках, обычно подразумевают мальчиков. Вот вещи, которые возбуждали меня в последнее время: вишневый блеск для губ, пушистый плед, но больше остального – фонарный столб фаллической формы.]

Но вернемся к Карсону. Ему понравился эпизод с картофелем, и, используя это как предлог, он заводит разговор, размышляя о том, какие еще овощи могли бы стать оружием. Но затем Дэнни грубо спрашивает у него, чего ему надо, проявляя свою мудаческую сторону, которую мы редко видели в Дэнни Уэллсе – по крайне мере, до признания у стола для пула.

Я старательно строю глазки/извиняюсь перед Карсоном, но Аджита снова пинает меня по ноге, что, полагаю, означает: «Иззи, перестань, а то ты выглядишь так, будто стоишь на приеме у окулиста перед пыточным прибором, который дует тебе в глаза». Поэтому я тут же останавливаюсь. Когда вы дружите с кем-то почти всю жизнь, то учитесь расшифровывать секретные послания по силе нанесенного удара.

– Та-а-ак, – начинает Карсон, – в эти выходные у Бакстера будет вечеринка. Напитки приносим сами. Ребята, вы идете?

– Конечно, – отвечает Аджита за всех нас.

Я благодарна ей, так как чувствую, что мой язык прилип к небу. Сделав отчаянный глоток апельсиновой газировки, я притворяюсь, будто мне не интересна тема разговора, и смотрю на группку девятиклассниц, которые пытаются разобраться в сложной иерархии столиков в столовой.

Когда я перевожу взгляд на Дэнни, он выглядит так, будто еще чуть-чуть – и он взорвется от ярости. Вспомнив про свитер Гриффиндора, упрятанный дома в глубину шкафа, я чувствую себя не в своей тарелке. Что мне теперь делать? Вообще не разговаривать с другими парнями при нем?

– Потрясающе. Увидимся там, – ухмыляется Карсон, не обращая внимания на разворачивающуюся перед ним запутанную мелодраму.

А затем он исчезает, и я снова могу вдохнуть полной грудью. Я немного разочарована, что мы с Карсоном так и не встретились взглядами, особенно после недавнего эпизода с альпакой. Но, полагаю, у меня еще получится поразить его своим остроумием и сарказмом после того, как мы выпьем по несколько кружек пива на вечеринке. [Простите, юристы. Я говорила про соки «Капри-Сан». После них разговор так и клеится.]

Затем я спрашиваю у Дэнни, что ему не нравится, хотя мне это совершенно не интересно, а он вместо ответа бормочет что-то о домашнем задании по истории и отправляется в библиотеку – возможно, в первый раз в жизни.

Мы с Аджитой идем в туалет, чтобы она могла убедиться, что в ее бровях не осталось картофельной шрапнели. А я в это время пишу Бэтти о вечеринке. Я не собираюсь отпрашиваться: не помню, чтобы она когда-нибудь мешала мне веселиться [привилегия трагичной сиротки], просто бабушка любит быть в курсе моих гулянок, чтобы знать, когда самой можно напиться.

Бэтти пишет в ответ: «Круто. Бакстер – это тот паскудник с крошечным пенисом? Я встретила его маму на родительском собрании. Думаю, ее доктор впихнул ей в губы дозу для крупного рогатого скота!»

Честно говоря, единственное, что меня раздражает в бабушке, – ее манера ставить пробелы перед знаками препинания в сообщениях. Но стоит порадоваться, что она хотя бы перестала называть меня в них «малышка». Это бесило до дрожи.

Аджита вытирает следы от туши под глазами, и я показываю ей ответ, после чего она заливается ведьминским смехом.

– Я так тебе завидую, – говорит она. – Хотелось бы, чтобы меня растила твоя бабушка.

Я любезно предлагаю ей устроить ужасную аварию, чтобы вся ее семья погибла, раз уж она так хочет, но Аджиту не слишком впечатляет эта идея.

А затем мы переходим к долгим обсуждениям и построению теорий, и она приходит к выводу, что сын сенатора Вона заставил Бакстера пригласить нас, чтобы соблазнить меня самовлюбленным подшучиванием и залезть ко мне в штаны. Но мне-то нравится парень, который нас позвал, – Карсон. А значит, это может быть sehr interessant.

И, как любая школьница, я начинаю обдумывать, что надеть, и разрабатываю план «Как очаровать парня, который мне нравится», при этом заталкивая мысли о Дэнни в дальний угол сознания.

Сегодня Дэнни тусуется с Праджешем, чтобы убедиться, что у того все в порядке. Наверное, Дэнни покажет ему свою коллекцию старых приставок Nintendo, и они станут рубиться в Mario Kart, поэтому мы проводим время вдвоем с Аджитой. Честно говоря, я рада этому девичнику. Из-за новообретенных чувств Дэнни ко мне я боюсь пошутить или сделать что-то не так, когда он рядом. А как приятно просто расслабиться и не беспокоиться о том, чтобы ненароком не ухудшишь ситуацию.

Мы тусуемся, поедая вредную пищу, в подвале Аджиты, и я решаю рассказать ей о конкурсе сценариев и невероятной щедрости миссис Крэннон. Про ее пятьдесят баксов. Пятьдесят баксов. У меня никогда не было такой суммы. Чувствую себя Биллом Гейтсом.

– Аджита, я тут подумала… а что, если – только выслушай меня, пожалуйста, я и сама знаю, как это бредово звучит, – но что, если не все учителя – дементоры в человеческом облике?

– Ты права, это звучит бредово.

Она подбрасывает драже M&M's и ловит его ртом. Звучит впечатляюще, но ты забываешь про ее непомерно длинный язык. В такие моменты она похожа на ящерицу, которая ловит мух.

– Мне немного страшно, – признаюсь я, – участвовать в этом конкурсе.

– Почему?

Я убираю ворсинку с рукава свитера, коря себя за признание в слабости, но мне очень нужна поддержка лучшей подруги.

– Просто не могу избавиться от мысли, что я слишком очевидно из низшего класса. Слишком обычная. Они посчитают меня мусором. Разве возможности даются «таким людям, как я»?

Высыпав оставшиеся драже из пакета в рот, Аджита расплывается в забавной улыбке.

– Я непалоамериканка. Поверь мне, я прекрасно тебя понимаю.

– Да уж, – признаю я. – Согласна, что ты намного лучше меня знаешь, что такое социальная изоляция, но когда-нибудь тебя охватывало чувство, что все против тебя?

– Каждую. Чертову. Минуту. – Она сминает пакетик и запихивает его под диван, где его примерно через год отыщут родители. – И думаю, что так буду чувствовать себя всегда в этой стране. Но неужели ты даже не попробуешь? Что плохого случится, если ты попадешь на конкурс, но не выиграешь его?

Это мой самый большой страх.

– Надо мной будут смеяться. И не в хорошем смысле.

– Ну и что? – повернувшись ко мне лицом, спрашивает Аджита.

Я улыбаюсь: понимаю, что будет дальше.

– Ну, я буду чувствовать себя глупо.

– Ну и что?

– И неловко.

– Ну и что?

Когда одна из нас отказывается от какой-нибудь прекрасной возможности из страха проиграть, мы затеваем такой разговор. Задавая раз за разом вопрос «Ну и что?» и заставляя другую осознавать свои страхи, мы вскоре понимаем, что на самом деле бояться-то нечего.

Я изо всех сил пытаюсь придумать еще какой-нибудь ответ.

– А вдруг я после такого вообще откажусь от писательства?

– Ну и что? – слышу я в очередной раз.

– Хорошо. Ты победила, – соглашаюсь я, наблюдая, как Аджита с самодовольной улыбкой укладывает ноги под попу.

– Нет, это ты победишь, – усмехается она. – Несмотря ни на что. Просто предоставив свою работу на конкурс. Послушай, людям свойственно избегать ситуаций, в которых они могут опозориться, особенно на публике. Есть что-то примитивное в желании избежать неловкости любой ценой. Не хочу тебя грузить научностью, но психоаналитик сказал бы, что таким образом мы стремимся уберечь свое эго и, соответственно, свою личность.

– Успокойся, Фрейд, – говорю я. – Убереги от подобных мыслей идиотов в этой комнате.

– Прости, я забыла о твоем маленьком IQ. Я лишь говорю, что чувство самосохранения и желание избежать позора естественно. И при этом нелогично. А поэтому сложно подобрать логичный ответ. Используй свои эмоции. Собери всю свою страстность, храбрость и бесшабашность, а потом кинь их в лицо страху, хорошо?

– Хорошо. – Моя улыбка становится шире. – Ты лучшая. Хотя и слишком умная, чтобы быть моей лучшей подругой.

– Знаю. Я каждый день себе это говорю. Но при этом я совершенно не знаю, что делать со своей жизнью. Вот так. А чем ты планируешься заняться сейчас? – спрашивает Аджита. – Тебе нужно над чем-то работать, а то сойдешь с ума, ожидая результатов.

– Я не уверена, – погружая руку в миску с соленым попкорном, говорю я. [Тебе может показаться, что мы постоянно едим… но так оно и есть.] – У меня была мысль сделать короткометражку о паре, застрявшей в неудачном браке, где один – чрезвычайно экстравертный человек, который никогда не слушает своего партнера, – лишается способности говорить из-за редкого заболевания мозга. И это полностью меняет их отношения. Это меняет в корне все, что они знали о любви, общении и юморе. И заставляет их самих поменяться ролями.

– Звучит круто.

– Да? Я пока еще не решила, экстравертом будет мужчина или женщина, потому что из-за этого могут возникнуть проблемы в понимании основной мысли. Когда мужчина прямолинейный, властный тип, а женщина суперпокорная и кроткая – это обычные отношения, которые встречаются часто. Учитывая это, если роль молчуна отдать женщине, в фильме можно будет разглядеть смысл, что успешный брак возможен, лишь когда женщина сидит и помалкивает. Что думаешь?

Аджита смотрит на меня так ошеломленно, будто на самом деле потрясена, что я способна глубокомысленно размышлять о чем-то.

– Это утомительный внутренний спор, и я искренне удивлена, что в воздухе не чувствуется запах гари от того, что твой мозг плавится. Почему бы тебе не попробовать набросать обе версии и посмотреть, какая выйдет лучше?

– Хороший план, Казахстан. Дашь свой ноутбук? Я теперь не успокоюсь, пока не вывалю все на чистый лист.

– Конечно. – Она бросает мне свой гладкий MacBook, по сравнению с которым мой дряхлый ноут с отпавшей буквой «H» кажется доисторическим надгробным камнем. – А ты не думала, что они могут быть однополой парой? Две женщины: экстраверт и интроверт. Совершенно запутавшиеся в отношениях. Почему бы и нет?

Хорошо, что она не смотрит в мою сторону, когда я открываю компьютер. Ведь первое, что я вижу, – это открытая страничка в «Фейсбуке». Последнее, что Аджита смотрела в интернете, – фотография Карли в крошечном бикини на пляже.

На которой она целуется с девушкой.