Отведи меня гулять по крышам

Отведи меня гулять по крышам. Чтобы городская суета оказалась где-то под нашими ногами, а небо — как будто на расстоянии вытянутой руки.

Позови меня туда в октябре или ноябре, мне кажется, крыши особенно прекрасны в осенних сумерках. И даже если будет немного моросить, ничего страшного, ведь ты захватишь с собой зонтик, потому что ты надежный, в отличие от переменчивой меня.

Возьми меня за руку и с загадочной улыбкой, игнорируя многочисленные «Ну кууууда мы?», отведи туда, где весь город видно как на ладони. Он будет казаться нам маленькой планетой. Туда-сюда шмыгают машины, куда-то спешат люди, а для нас время остановится. И звуки будут как сквозь вату, и воздух станет особенно тягучим, вязким, ленивым. Может быть, подует ветер, так даже лучше. Ведь ты тогда начнешь прятать меня от него, а я почувствую, что нужна и важна тебе. Как мало нам на самом деле необходимо для счастья: согретые в карманах замерзшие руки, накинутая на плечи куртка, сверток с книгой, которую я так долго искала и сетовала, что нигде ее нет, и елка, внезапно возникшая в нашем доме, потому что вчера я грустила о том, что не успела ее купить к Новому году.

Наверное, сначала будет немного неуютно, ведь рождение новой вселенной — это всегда волнительно и особенно. Но мы быстро привыкнем к тому, что на краю большого мира нас теперь только двое. И можно говорить без слов. В молчании иногда гораздо больше смысла, чем в разговорах. Мне нравится, как ты молчишь со мной, потому что в эти моменты ты держишь меня за руку и становишься ближе, чем когда-либо. Это даже круче и интимнее, чем самый развязный и откровенный секс. Когда я вижу, как ты, задумавшись о чем-то своем, важном, нащупываешь и сжимаешь мою руку, понимаю, что живу внутри тебя. И все слова по сравнению с этим становятся ненужными и даже лишними. Если бы вместо того, чтобы молча взять меня за руку, ты опустился на одно колено и начал декламировать стихи о любви, я скорее подумала бы: «Что за напыщенный шаблонный дурак?» Зачем озвучивать то, что так пронзительно понятно?

Скоро стемнеет. На улицах зажгутся тысячи огоньков, а на небе начнут постепенно проявляться звезды. Они, как флуоресцентные камушки, которые я собирала в детстве, сначала светятся очень слабо, а потом набирают силу и сияют все ярче. Те, кто говорят, что в городе не видно звезд, врут. Они просто не бывали на крышах.

Ты достанешь какой-то хитрый гаджет для поиска созвездий. И будешь рассказывать мне о них, показывая, где начинается ковш Большой Медведицы. Я, естественно, как обычно, ничего не разгляжу, но буду делать вид, что все-все заметно. Мне приятно учиться у тебя этой последовательности, точности, упорству. Сама я слишком нетерпелива, постоянно куда-то спешу, бегу, хватаюсь за все. А оказывается, теперь эта суета и не нужна. Здесь, на крыше, все обретает свои истинные значения. И становится ясно, от чего я пряталась в этом вечном водовороте. Стоило ли замазывать свои трещинки мастикой из людей, событий, дел и идей, если можно было просто пойти на крышу? Определенно, стоило. Ведь иначе, не зная всего, что я знаю, не умея чувствовать всего, что я познала, не отличая нужное от мусора, я никогда не разглядела бы тебя. И не оказалась бы сейчас с тобой, в этой точке, в этот момент над миром.

Мы простоим там очень долго. И хоть я страшная трусиха и боюсь высоты, маньяков, страшных сумеречных чудовищ и вообще жить, рядом с тобой мне будет спокойно даже на высоте птичьего полета. Я не знаю, как это работает, но почему-то, когда ты рядом, все эти страхи съеживаются, становятся маленькими, и я смотрю на них снисходительно. Где-то на ментальном уровне мне кажется, что наше общение выглядит так: ты просто укутываешь меня в большой мягкий плед, сажаешь в безопасный угол и закрываешь все подходы к нему собой. Не задавая лишних вопросов, не давая никаких советов, не рассказывая мне, что я сильная, все пройдет и прочее, ты просто рядом и закрываешь меня. Иногда — от меня же самой.

Поэтому я без раздумий иду с тобой на крышу.

А после, надышавшись этим особенным, вязким воздухом из смеси свободы и превосходства над суетой, помолчав о важном и погрузившись в этот мягкий мир для двоих, мы спустимся вниз по каменной лестнице типичного старого подъезда, спугнув по пути пару бездомных кошек. Мы вынырнем из своей параллельной вселенной где-то в центре города, оглядимся по сторонам и пойдем домой. Пить чай или глинтвейн и читать одну книжку на двоих.

Продолжая тему невротической любви, нельзя не поговорить о такой штуке, как романтизация. Собственно, с нее-то по сути вся беда и началась.

До определенного времени (а именно, примерно до восемнадцатого века) люди строили свои отношения несколько по другому принципу, нежели сейчас. Во главе стояли вопросы выживания — необходимо было создавать крепкие семейные кланы. Поэтому хочешь-не хочешь, а замуж пойдешь. Чувства сами по себе болтались где-то там, в конце списка потребностей.

С наступлением романтической эпохи в литературе все поменялось. Еще одно доказательство тому, что мы, писатели, способны менять этот мир (табличка «сарказм»). Нашим предкам рассказали о том, как должны выглядеть отношения. Любовь, прекрасная, всепоглощающая, сияющая, вышла на первый план и озарила серые будни человечества. Появился красивый повод для подвигов, смысл существования и, что так важно для рефлексирующих девчонок, — возможность принадлежать не только потому, что тебя на ярмарке невест купили, а по более приятному поводу.

Образ любви, который сформировали и продолжают эксплуатировать до сих пор, на самом деле ничего общего с ее здоровым и гармоничным вариантом не имеет.

Любовь по книжкам = я горю, и все горит, и мы горим, и так хорошо, что невыносимо. Вечная превосходная степень, причем преимущественно с перекосом в сторону страданий и мучений. Большинство людей на вопрос «как вы измеряете силу своей привязанности?» радостно сообщат вам, что чем больше страдаешь без человека, тем сильнее ты его любишь. Милое такое оправдание склонности к эмоциональной зависимости и мазохизму.

Вообще из любви, кстати, сделали удобный повод для объяснения любых странных поступков, а порою и откровенного безумства. Страдаешь годами по оставившему тебя мудаку? — Ну а как, любовь же. Преследуешь кого-то? — Что ж поделаешь, такое сильное чувство. Живешь в атмосфере унижений, страданий? — Любовь, как известно, зла. Шагаешь с крыши или пьешь яд? — Ну а как еще, без любимого человека свет не мил.

Романтическая литература вкупе со сказками сформировали у нас несколько очень опасных мифов, которые мы впитываем с молоком матери. Когда у меня будет дочь, она ни в коем случае не узнает ни историю про красавицу и чудовище, ни сказку про Кая и Герду, от греха подальше. Зато обязательно обращу ее внимание на то, что Золушке было вот вообще ни разу не до принцев, и все, что ее интересовало: платье и бал. Потому что не было еще в реальной жизни случая, чтобы волшебная сила любви изменила человека, растопила сердце индивидуума, не способного на эмоциональную близость, и наделила откровенное ментальное полено яркими чувствами.

В романтических фильмах, сериалах и книжках мы раз за разом наблюдаем сцены потрясающих, проникновенных объяснений, за которыми в характерах главных героев незамедлительно следуют весомые перемены. И нам начинает казаться, мол, вот сейчас я ему, любимому, все хорошо объясню, разложу по полочкам — и вуаля! — случится чудо. Спадет пелена, он расколдуется и предстанет передо мной в самом лучшем своем обличии. Я его (обличие), конечно, никогда не видела, но точно знаю, что где-то там, в глубине, он именно такой. Причем вот что интересно. Почему-то имитировать сцены из блокбастеров, где кто-то скачет резвым козлом по крышам небоскребов, перелезает из самолета в самолет на высоте 5000 метров и вживляет себе в мозг компьютерный чип, нам в голову не приходит. Ну понимаем же, что это выдумка, фантастика, не совместимая с жизнью. А вот волшебные превращения под воздействием прекрасной любви — это да, стоит положить жизнь на то, чтобы пробовать.

Если бы мы с вами действительно жили, чувствовали и вели себя, как в книгах и кино, то мир был бы чудесен. Серьезно. Я и коллеги, правда, остались бы без работы, но ничего, ради вселенского счастья можно и другую профессию освоить (эй, саркастически настроенный читатель, я сейчас про психологию, если что).

Что же такое любовь в лучшем ее проявлении?

То, что живет внутри нас, вне зависимости от наличия объекта. Гармоничная любовь к другому не может начаться там, где нет любви по отношению к себе. Первичны — наши чувства, а на кого мы их направляем, это уже вопрос второй. Здоровая, классная, счастливая привязанность — это про то, что рядом с тобой мне лучше, веселее, интереснее. Но и если тебя не будет, я не погружусь в беспросветную пучину, и жизнь моя не превратится в унылое существование, я не растворюсь и не растаю, а буду все так же чувствовать себя важной, нужной, ценной. Смогу и есть, и спать, и дышать, и жить. Не мочь существовать без кого-то — это зависимость, красиво упакованная в коробочку с надписью «Любовь», но, как и поддельная сумка из Китая, не ставшая, несмотря на упаковку, оригиналом.