Глава 8
Октябрь 2016 года
Годами Роб пытался понять и объяснить интересную природу и интересные черты своей популярности — славы, за которой он в свое время гонялся с азартом, которая временами просто сваливалась на него сама собою, пока он разбирался с другими вещами, и которая по временам сама беспощадно преследовала его и настигала, как он ни уклонялся. Он вполне осознает, что многие люди не понимают, почему он и такие, как он, не могут просто взять и принять то, что с ними происходит как некий волшебный дар, и что те же люди уверены, что все жалобы — не что иное, как снисходительное ворчание тех, которые слишком испорчен, глуп и эгоистичен, чтобы ценить свою удачу.
Но правда в том, что Роб отлично понимает, как ему повезло. Ему не надо бездумно самоуничижаться за таланты, которыми он на самом деле обладает, чтобы ценить всю ту удачу, которая все-таки требуется для того, чтобы все эти таланты оказались в нужное время в нужном месте и в нужной комбинации, дабы позволить ему сделать то, что он сделал и стать тем, кем он стал. Гораздо больше возможностей существовало для того, чтобы эта жизнь не случилась, а случилась бы какая-нибудь другая, так что его благодарность за ту жизнь, которой он живет и жил, — глубока и искренна.
Это не значит, что не существует моментов, сопутствующих славе в современном мире, которые не были бы трудными — причем особенно трудными для такого человека, как он, кто, как бы ни был сложен и какими бы личными чертами ни обладал, все же плохо подходит для того, что пришло вместе с его прекрасной жизнью. То есть совершенно естественно, что он всегда ищет новых путей объяснить эти аспекты, которые, как он знает, люди пытаются понять.
Вот аналогия, к которой он недавно прибегнул:
«Вы знаете, на что похож шоу-бизнес? Вот представьте себе — ресторан, где все вам поют „Happy Birthday“. Вот шоу-бизнес — это как то неуютное чувство, когда выносят торт и весь ресторан тебе запевает „Happy Birthday“, все с добрыми намерениями, с любовью, а ты не можешь дождаться, когда этот „Happy Birthday“ допоют наконец. И вот так вот все время. Вот так слава и ощущается. Вот так я себя ощущаю в Англии, когда выхожу куда-нибудь».
Но в то же время ты же, конечно, признаешь, что это действительно твой день рождения и что происходит что-то прекрасное?
«Да, но ты такой — о боже, опять эта песня, не надо… ну допевайте уже… спасибо!..»
Но это же твой особенный день!
«Ага. Вот она, слава: люди делают что-то очень милое и приятное, но ты очень хочешь, чтоб они поскорее закончили». Он смеется. «Чтоб ты просто поел торта».
* * *
Ноябрь 2016 года
У Роба есть такая связь с самыми близкими поклонниками, обычно осуществляемая через интернет, которую, как он понимает, многие могли бы счесть странной. То, как это происходит, развивалось с годами. Например, в эпоху Take The Crown он в основном чатился в чат-боксе, играя через свой сайт в онлайн-покер. А не так давно вместо этого на сайте появилась членская зона под названием Upfront. Там есть форум, где члены задают вопросы про него и друг друга, а он сам довольно часто там объявляется с интересующими его темами. А есть еще чат-рум, он там тоже появляется хаотично, раз в дней несколько, и примерно полчаса всякими мыслями делится.
Когда-то Айде это казалось странным. «Ты делишься интимными подробностями часа в три ночи!» — однажды пожаловалась она ему. «Он скажет: „Зая, тебя обрадует, если я сделаю тату Acieeeddd!“? А я: ну… а чего? А он говорит: круто, и тут же печатает! А я такая: правда? Ты в три часа ночи реально перепечатываешь нашу личную беседу?»
А потом она зарегистрировалась в инстаграме и начала заниматься тем же самым.
«Я полагаю, что это странно, — говорит Роб. — Я вообще немного странный. Но говорить с кучкой людей о правде — это лечит. И кто не захочет находиться в одной комнате с людьми, которым доставляет удовольствие то, что ты делаешь и которым ты нравишься? Особенно когда в подобных местах типа мир ненависти, похоже… — здесь он имеет в виду бо́льшую часть всего остального интернета — …не такой совершенно. Полагаю, что правда гораздо страннее, чем я хотел бы сообщить об этом публике: у меня агорафобия, я не выхожу на люди. Иногда пользуюсь отдушиной — захожу в чат-румы, болталки, как и другие люди. А эта вот, так получилось, — моя, обо мне. Вот где я себя обретаю. Там вот — мне нравится говорить о моей музыке. Мне нравится понимать: то, что я чувствую по поводу написанной мною песни, чувствуют и они. Вот классное чувство. Когда они упоминают какую-нибудь мою альбомную песню, не хит, — которую широкая публика не знает, а они — знают, и это для них значит прям целый мир, то чувство просто восхитительное. Так лучше, чем когда тебя хают».
Я провел довольно много времени за чтением всех этих обсуждений — в общем, они гораздо осмысленнее, чем можно было б ожидать, тон в основном — спокойная поддержка (в любом направлении), почти нет какого-то сверхвозбуждения или грубой лести (хотя и такое, конечно, тоже присутствует). Очень мало совсем уж явных беспредельщиков, но Роб иногда бывает очень уж расстроен, прям до отчаяния, когда кто-то раскачивает лодку провокационными гадостями — как будто они портят одно из немногих безопасных и приятных мест, ему известных.
В общем, если кажется немного безумным, что одна 42-летняя поп-звезда проводит время за компьютером, общаясь со своими поклонниками, поймите, что часто это — противоядие более мощного безумия. Вот где он может объяснить людям, которые готовы выслушать правду о всяком бреде или чепухе, везде сейчас публикующихся. Ты ведь не можешь набрасываться на любые неверные утверждения о себе или всерьез надеяться, что они как-то скорректируются, причем некоторые из них настолько банальны, что тебя самого будут осуждать за то, что обратил на них внимание. Но даже если это ничего не меняет, я думаю, будет полезным для его же спокойствия постоянно оставлять где-то след правды; просто чтоб знать, что есть еще несколько человек, которым она ведома.
Большинство его высказываний — в быстрых комментариях или кратких фразах — пара слов здесь, простое предложение там. Хотя иногда ему нужно снять груз с плеч. Сложны всегда отношения между фанатами и объектом их поклонения — с обеих сторон они заряжены невысказанными ожиданиями и надеждами, которые зачастую совсем не совпадают. И иногда, когда разрыв становится совсем уж очевидными, особенно когда Роб чувствует, что его беспочвенно обвиняют в некой ошибке, он считает, что должен высказаться.
После промо-визита в Италию одна поклонница написала пост о том, как она расстроена его обращением: Роб-де не остановился поставить автограф и даже не сказал «привет» ей и еще четверым фанам, ждавшим у здания радиостанции. «Чего мы сделали? — восклицает она в финале нудной речи разочарования. — Мы выказали тебе свою любовь».
Это его задело. То, что он постит в качестве ответа, — настолько ясный и детальный взгляд внутрь извилистой жизни знаменитости, со всеми многочисленными напластованиями ответственности и недоразумений, насколько вы только можете себе представить:
Сейчас я говорю как человек, а не как поп-звезда. Мир, в котором не только «фанаты», но и, кажется, все вообще хотят со мною либо познакомиться, либо сфотографироваться, сделал меня агорафобом. Я не хожу в людные места вообще. Ни в каком отеле я не хожу ни на ресепшн, ни в бар. Сижу в своем номере. Приехав домой, сижу дома. С этим все нормально, это моя жизнь, а жизнь моя прекрасна, но у всего есть причины и последствия. Задумайтесь об этом на секунду. Я как человек страдаю агорафобией. На самом деле. Это не шутка и не предлог. И еще я хронически развлекаю-радую людей. Если я сделал все, чего от меня люди ожидали, я истощен. Если я не все сделал, чего от меня люди ожидали, у меня чувство вины. Поэтому я не выхожу на люди. Я думаю, вы найдете информацию, как после очень длительного промо-дня я у отеля подписал всем альбомы. Я был очень счастлив и благодарен, потому что мои песни достигли адресата. Но мне также надо следить и за своим здоровьем. И я буду за ним следить. И слежу. Моя работа — написать лучший альбом, на который я способен, в надежде, что он найдет место в ваших сердцах и, хочется верить, станет саундтреком ваших жизней. Вот три последних года я именно над этим напряженно работал. Старался. На каждом этапе в агонии. В молитвах и надежде, что получается хорошо. Потом я отправлюсь в тур и отдам все, «надеясь» на то, что мы все вместе испытаем нечто особенное. Мою роль гида по вашему приятному времяпрепровождению я рассматриваю ОЧЕНЬ серьезно, и вот это две вещи, которые вы вправе ожидать от меня, что-то другое — это на вас. Это пишет человек, который сидит в номере отеля в Каннах, глядя в окно на пляж, на котором я не могу лежать, и на улицу, по которой я не могу прогуляться. Я говорю это не для того, чтобы вы меня пожалели и посочувствовали. Я делюсь с тобой затем, чтобы между нами установилась некая эмпатия. Понимание. Я очень не хочу прослыть грубияном. Мне от этого больно. Но и делать все, чего люди от меня ожидают, я тоже не в состоянии. И от этого мне тоже больно. «Но нас же всего пятеро было». Да, а два часа назад было 30, вчера 50, а за последние 25 лет — пятьсот тысяч. И если ты полагаешь, что покупка тобою моего альбома автоматически включает некий контракт, по которому я должен с тобой познакомиться и сфотографироваться у отеля, про который я сам лично никому не говорил, что остановлюсь в нем, то я бы очень попросил тебя пересмотреть твои условия. Повторюсь: у меня агорафобия, я боюсь встречаться с людьми и боюсь, когда ко мне подходят. Пощади меня. Жди, что я отдам тебе все — но со сцены. Жди альбома, сочиненного и записанного с мыслями о тебе. Но пожалуйста, ожидай так же, что я буду защищать свою личную жизнь и нормальное самочувствие.
С рукою на сердце, с любовью.
Роб.
«Я решился написать это, — вспоминает он, — чтоб всех уведомить: смотрите, вот какая со мною ситуация».
В соответствии с общей атмосферой форума большинство членов сплотились вокруг Роба, его точки зрения, хотя некоторые, как обычно, приняли это как упрек и возмутились. Чего он не написал, потому что это никак не меняло общей смысл, который он старался донести, — так это того, насколько часто такие ситуации происходят, когда фаны ждут его в общественных местах, о чем он сам никогда не просит и чего никак не поощряет. И каким особым безумием это было в тот конкретный день — хотя новые примеры особенного безумия он видит постоянно — когда он вроде бы подвел тех пятерых итальянских фанов.
«Чего они еще не увидели, так это того, что когда я выходил из здания той радиостанции, о которой она говорит, — рассказывает он, — через дорогу сквозь поток машин бежал мужчина, у которого в одной руке — вот буквально под мышкой — ребенок, в другой — фотоаппарат. Он меня умолял остановиться, открыть дверь и сфотографироваться».
* * *
Февраль 2017 года
Однажды он дал импровизированный мастер-класс нескольким десяткам фанов в чате насчет фанатских плакатов на концертах. Он признался, что его сильно расстраивает, когда люди требуют, чтоб на данный конкретный плакат он обратил внимание, в то время как он развлекает 70 000 других посетителей концерта. Но все же он дает советы:
Думаю, сюрреалистичные плакаты будут верхом крутизны… типа например «мои колени пахнут»… типа такого… «ЛЮБЛЮ парковки»… или «здесь гольф-распродажа»… плакаты, чтоб меня смутили… или просто с надписью «плакат»… или кусок хлеба из местного магазина… «Я приехал не издалека, чтоб тебя увидеть»… знаете, я ведь про этот чат совсем забуду, так что следующим летом буду офигевать на концертах: чо такое, эти люди с ума посходили?
* * *
Ноябрь 2016 года
Наконец, спустя три года после покупки, новый лондонский дом Уильямсов полностью готов к новоселью. Там Роб дает интервью BBC. «Это старый дом художника, — рассказывает он, — владельцем был Люк Филдс. Мне кажется, он рисовал Джорджа Пятого там, наверху, в спальне. Здесь полно места для моей головы и моих неврозов». До Роба дом принадлежал кинорежиссеру Майклу Уиннеру. Газеты довольно скоро переполняются статьями о том, что Роб-де приглашал хилеров, чтоб изгнать старых духов — привязались к словам Айды на программе Loose Women.
«Мне кажется, мы что-то такое проделали, — говорит он. — Я не в курсе был, мне потом сказали. Ага, никогда не знаешь. А так, в общем, любая мелочь полезна».
Чтоб быть ясным — не для изгнания духа Майкла Уиннера, как предполагали некоторые газеты. Скорее — чтоб освежить старину, проветрить, впустить новые жизни.
Самая большая комната в этом доме — хозяйская спальня, с двумя уровнями, внушительными окнами и лестницей на верхний уровень, за кроватью. А там свой балкон, выходящий на улицу, на него Роб выходит за зимним воздухом и перекуром. В один из их первых дней в новом жилище Роб замечает идущего по улице седого старика с двумя белыми полиэтиленовыми пакетами. Мужчина этот, если и заметил Роба, то не признал.
Это — ближайший сосед Роба, бывший гитарист группы Led Zeppelin Джимми Пейдж.
* * *
Последние пару лет таблоиды с наслаждением смаковали битву великого Робби Уильямса с Джимми Пейджем за собственность. На одном уровне история довольно приземленная. Пейдж подал жалобу относительно реновации дома Роба, из-за чего эта самая реновация сильно затянулась. Задержки такие, конечно, оказались очень неприятными, но Роб к этому отнесся как к лишнему поводу потравить байки.
К сожалению, в этом месяце все немножко перепуталось, дошло до некоторого недоразумения после того, как Роб выступил на итальянском радио, в популярной в Италии радиопрограмме Deejay Chiama Italia.
В начале интервью Роб рассказывает, как его семья переехала в этот лондонский дом две недели назад. Ведущий говорит что-то по-итальянски, и из его речи выделяются два понятных слова «Джимми Пейдж», услыхав которые, Роб разражается смехом.
«Да уж, соседний дом — Джимми Пейджа…»
«Он не хотел, чтоб ты делал ремонт, или как?»
«Ох, да он много чего не хочет».
«Но претензии у вас с Джимми Пейджем есть?»
«С моей стороны нет. С моей — нет».
«По выражению твоего лица мы можем догадаться, что ты считаешь Джимми Пейджа как минимум козлом».
На такую провокацию Роб не ведется. Он мягко улыбается, покачивая головой в знак того, что в этом направлении беседа развиваться не будет.
«Нет-нет-нет. Давайте я вам расскажу. Давайте я вам расскажу. Наш сосед из дома рядом недоволен тем, что мы ремонтируем наш дом, от этого возникает проблема, и скоро она, скорее всего, не разрешится, но что круто во всей этой истории — то, что сосед — Джимми Пейдж из Led Zeppelin, а не бухгалтер Джимми из Челси. Так что по крайней мере появилась байка смешная».
«А что за беда с этой вашей реновацией?»
«Да ничего с ней плохого, на самом деле. Точно. Нет, нет и нет. Мы просто купили этот дом в не очень хорошем состоянии… Там надо было подкрасить и подколотить в нескольких местах… Но я тут по соседству, в доме моем студия, мы могли бы песни вместе писать».
В этот момент диджей ставит в эфир песню «Party Like A Russian» и Роб логично предполагает, что разговоры в студии слушатели уже не принимают. Это не так. Роб не знает того, что было бы необычно в любой другой стране мира — разговоры в студии идут в интернет-трансляцию. И то, что далее говорит Роб, он говорит в полной уверенности, что не делится с аудиторией. Сравните, как аккуратно и осторожно он только что высказывался в эфире. Сейчас он уже не осторожничает, и сказанное облетит мир. Пейдж, понятно, не обрадовался. Подключили адвокатов.
«Мне жена настоятельно советовала проглотить, принести извинения… — чуть позже говорит Роб. — Я так и сделал. Учитывая, что дипломатия — не моя игра, тут я выступил дипломатично».
Время — и, возможно, также будущие планы реновации — покажет, утихло все там или нет. Соседям еще предстоит лицом к лицу встретиться.
«Мне будет очень неловко, — говорит Роб. — Я же люблю людей развлекать, а тут я обидел самого Джимми Пейджа, великого человека. Я ведь все еще чувствую, что-то типа „ох, мы расстроили соседа, а он же взрослый!“ Было бы хорошо провести трудную беседу — а беседы всегда трудные, вы ж понимаете — с соседом из ближайшего дома, прогуливаясь по парку с детьми».
* * *
Роб замечает краткое интервью Лиама Галлахера (вечный подарок) в премьерном показе документального фильма про группу Oasis Supersonic, в котором тот насмешливо говорит про отсутствие брата Ноэля: «Он, наверное, сейчас сидит в доме своем огромном, есть тофу и проводит чистку лица. Все как у шикарных людей».
Это насмешило Роба.
«Второе, что я съел в новом доме — как раз тофу, — говорит Роб. — И чечевицу. Вот что на самом деле произошло в моем огромном доме».
* * *
В частном самолете, летящем в Амстердам, Гай спрашивает Роба, каков его дом.
«Боже мой, — отвечает Роб. — Он просто крут невероятно. Не похож ни на что, что я бы сделал. Не перестаю радоваться, что у моей жены такой прекрасный вкус. Что она с ним сделала — это волшебство просто… Мой вклад нулевой. И слава тебе, господи. Если б только я им занимался, все бы выглядело совершенно по-другому, а так, как есть — так гораздо лучше».
Он рассказывает Гаю, что у них тут был семейный день в зоопарке, все продумано. «Приручили карликового гиппопотама по кличке Ники», — говорит он.
«Ты был на людях?» — спрашивает Гай.
«Да».
«И как тебе, нормально?»
«Ну, я замаскировался», — поясняет Роб. На нем была шляпа и очки.
«И как, помогло?» — спрашивает Гай.
«Ну типа да и типа нет, — отвечает Роб. — В некоторые моменты казалось, что зоопарк построили ради меня в нем».
* * *
В конце недели альбом The Heavy Entertainment Show появится в британском альбомном чарте сразу на первой позиции. Это — его двенадцатый «номер один», здесь он уступает только Элвису Пресли и The Beatles. («Испытываю облегчение, — скажет он потом. — Помню, как люди спрашивали: „Как праздновать будешь?“, а я думал: да как — отпраздную, испытывая облегчение».)
Но сперва рецензии. Роб, возможно, думал, что тепло, с которым до сих пор встречали его возвращение на сцену — причем даже в той прессе которая к нему всегда относилась с недоверием и враждебностью, — распространится далее и на рецензии альбома. Но хотя несколько очень хороших рецензий действительно будет, в общем и целом, как оказалось, ожидание это не слишком оправдалось. Вы можете разумно предположить, что критикам просто не понравился этот альбом, но не в этом общий тон рецензий. Основной повод для отрицательной критики, похоже, в том, что Робби Уильямс сделал чисто «робби-уильямсовский» альбом. И некоторые обозреватели просто раздражены тем фактом, что кто-то вообще решился записать такое в наше время в таком возрасте.
Вообще типично то, что Роб называет «завидно хорошей» рецензией, написанной Китти Эмпайр в The Observer, где есть, в частности, такое высказывание:
Если еще нужны какие-то доказательства его статуса поп-звезды, то вот вам: вам все еще хочется его стукнуть.
«Я очень рад, что она употребила слово „стукнуть“.» — говорит он.
* * *
Роба попросили спеть «Imagine» дуэтом с Крисом Мартином на церемонии награждения NRJ Awards, чтобы почтить память погибших при теракте в парижском клубе «Батаклан». Изначально им предлагали спеть «Tears In Heaven», но Роб ничего не знал в концепции мероприятия и, соответственно, не понимал, хорошая ли это идея — спеть «Imagine». Он попросил Майкла связаться с помощниками Криса Мартина, чтобы обсудить все. (В конце концов они решили выступить по отдельности.)
Роб говорит, что только что прочитал: согласно опросу в твиттере, «Imagine», которая на него всегда оказывала мощное воздействие, стала худшей песней всех времен и народов, и как же это нелепо. Другие песни, которые он заметил в том списке, — «Love Shack» («Мне нравится „Love Shack“») и «Rockstar» группы Nickelback. «Думаю, моих песен там штуки три, — говорит он. — Я не смотрел. Но „Angels“, наверное, есть».
Я лезу в телефон и нахожу этот список из 337 песен. Им занимался 37-летний художник из Брайтона.
«Мои только не читай», — говорит Роб.
Я ему сообщаю, что там парочка.
«Одна из них „Angels“?»
Тут я признаю́сь, что вообще-то больше, чем парочка.
Он смеется и просит зачитать все его. Это: «Angel», «Millennium», «Rock DJ», «Candy», «Freedom», «Mack The Knife» и «Rudebox».
«Ого!» — его реакция.
Я не утруждаю себя тем, чтобы отметить: в этом списке у него больше позиций, чем у кого-либо. У The Beatles шесть, и больше никто даже близко не подбирается. Это вот то самое сочетание похвалы с оскорблением, которое в определенном смысле характеризует всю его карьеру.
* * *
Вечером в перерыве Роб смотрит комменты у себя в инстаграме.
Под одним постом кто-то написал коммент из единственного слова: «Жуть».
Ник этого юзера — spoonfulofpositivity («полная_позитива_ложка»).
Ложечка небольшая явно.
* * *
В самолете из Голландии в Германию он напряженно размышляет о том, что ставит его в тупик:
«Довольно часто в интервью и рецензиях такое: „Он не может нуждаться в деньгах“. Это вот немножко грустно. Это странный ход мыслей. То есть ты делаешь это, пока тебе светит жирный куш, а потом посылаешь на хер, потому что не можешь же ты просто наслаждаться сочинением песен или работой? Очень странный взгляд на все на это».
* * *
В Германии сегодня вечером — большое телешоу про него одного, которое получится очень хорошим, но сама съемка — это мука мучительная, потому что после того, как включились камеры, возникла масса обстоятельств, на которые Роб не давал согласия. Потом, в разборе полетов, он рассказал про худший свой телекошмар недавнего прошлого — когда Take That должны были исполнить «The Flood» на музыкальном фестивале в Сан-Ремо в 2010 году:
«В общем — Take That, мы в Монако, ждем в номере отеля, тут нам говорят — надо ехать, мы садимся в машину и едем. Потому что мы хорошие ребята из рабочего класса и мы все это дерьмо делаем. Работа такая. Никто из нас не дива. И представления о времени ни у кого нет. Мы едем на Сан-Ремо — а это странный фестиваль, там концерт идет часов десять и публика спит уже. А мы выходим из вэна, проходим служебный вход и сразу на сцену репетировать. А там, значит, тогдашняя барышня Джорджа Клуни, какой-то парень другой у микрофона. Он к нам подходит и начинает в микрофон говорить — при большом оркестре и вообще полной комнате людей с телека, „Робби, нехорошо это, ты опоздал, а опаздывать не надо…“ В микрофон говорит, чтоб все слышали. А я вообще не в курса́х. Наехал на меня в микрофон? Ты знаешь, что у меня с временем? У меня с временем прекрасные отношения. Я горжусь… не собою горжусь, это естественно, это наша, сука, работа. Потому что грубо не ценить время. Мне говорят приехать — я приезжаю».
Роб так разозлился, что просто ушел со сцены. Он пошел наверх и сообщил, что выступать не будет. Но потом, поскольку все-таки был не один, а с группой, в которой еще четыре человека, он смилостивился. Отомстил он способом довольно глупым и бессмысленным. Запись можно увидеть на YouTube. Гремят первые аккорды песни «The Flood», Роб подходит к микрофону и начинает петь. Слова, которые срываются с его губ, и их причины, почти никому не понятны, но вот ему самому очень надо так сделать, он это чувствует. Поэтому только в тот единственный вечер известная песня началась так:
Стоя у ног нашего Тревора,
Но умен был наш Тревор,
Крича любовь миру.
Немецкая программа сегодняшнего вечера по крайней мере предоставляет ему возможность переделать фразу Дона Маклина, которую он слышал от отца:
«Спрашиваете, что „Angels“ для меня значит? То значит, что я теперь всю жизнь могу работать, если захочу».
* * *
Как бы упорно любой незнаменитый человек ни старался представить себе, что такое быть знаменитым, я очень сомневаюсь, что если ты не жил жизнью селебрити, то все странные мелочи этого существования даже придумать не сможешь. Такое, например, Роб отметил случайно в одном разговоре в немецком отеле, рассказывая о том неудобном моменте, когда встречаешься с толпой народа из местной рекорд-компании или с радиостанций, и они все глядят на тебя, ожидая, что ты будешь вести беседу. А потом он в лицах изображает неизбежное множество рукопожатий, что ты обычно обязан делать в подобной ситуации.
«А я только что пописать сходил. И руки не помыл. Я не мою после туалета никогда. Потому что, выйдя из туалета, все равно ж придется пожимать кому-нибудь руки, а когда у тебя ладони влажные — их же ужасно неприятно пожимать, а я не хочу, чтоб люди такое чувствовали. То есть вы пожимаете отчасти пипиську мою, можно сказать. „Как вы сегодня?“»
Это также другой способ описать перепутанную ленту Мебиуса славы: когда ты знаменит и находишься на публике, из-за того что тебе ежесекундно нужно обмениваться рукопожатиями, ты даже руки после туалета вымыть не можешь, потому что, как ни суши, — все равно чуть влажными будут несколько секунд, а если ты довольно знаменитый, то именно в эти секунды какое-нибудь рукопожатие произойдет обязательно, а человек подумает: спасибо тебе, знаменитость, за то, что на руки свои ссышь… то есть единственный способ вообще этого избежать — выйти из туалета, стерев с рук капли мочи. Где возможно, он будет использовать для этого дезинфектор для рук, но пока…
Ну, или проще говоря: слава нужна для того, чтобы решать проблемы, которые она создает.
* * *
Роб едет в Австралию. В Австралии ему комфортнее быть Робби Уильямсом, чем где-либо еще. «Они там ко мне с распростертыми объятиями, — говорит он. — Мне там хорошо. Там мне разрешено быть поп-звездой и я к тому же не волнуюсь за то, что говорю. Слова не используются против тебя, не вырываются из контекста».
Что, конечно, часто вызывает проблемы где-то еще. С ним уже такое случалось в начале кампании, когда он давал интервью австралийским радийщикам. Тогда весь этот сыр-бор про Spice Girls разгорелся снова. Но на этом не закончилось. Он вообразил будущие неприятности в первом вечернем интервью.
«Я начинаю очередной раунд промо-кампании, — объясняет он, — и в связи с этим уверен, что на сей раз оскорблю гораздо большее количество людей. Разрешите принести извинения до того. Все поп-звезды, актеры и телеведущие, позвольте мне просто попросить прощения за все, что я скажу о вас в ближайшие несколько месяцев. Я серьезно ничего такого не имею в виду — у меня просто туреттовская фигня какая-то (имеется в виду синдром Туретта, при котором, как раньше считали, больной бесконтрольно ругается матом. — Прим. пер.). И я прямо вот от души прошу прощения у всех в шоу-бизнесе».
На что один из диджеев тут же отвечает: «А в Австралии не хочешь ли попросить извинения у Кайли? Можешь это сделать прямо сейчас».
«А мне надо просить извинения у Кайли?» — спрашивает Роб.
И не просит. Пока что. Но еще не вечер.
Час спустя он рассказывает другому австралийскому утреннему шоу про песню «Disco Symphony» — она превратилась в дуэт с Кайли, но пока не выпущена. Ведущие Кайл и Джеки О только что напомнили ему, как он отдал им волос с лобка, чтоб тоже кому-то подарить, и вот в середине этой беседы о Кайли Миноуг Роб вдруг ни с того ни с сего: «А может, вы попросите ее побрить лобок и мне прислать?»
«Буду счастлив ее попросить!» — говорит Кайл.
«Ну так вперед, мальчики из прессы! — восклицает Роб. — Вот вам статья: Робби хочет лобковые волосы Кайли. Кайли, прости меня. Я заранее начинаю свое международное турне с извинений. Прости мне, Кайли, слова мои».
В конце интервью Роб передает телефон Майклу.
«Волосики Кайли будут…», — говорит он, и больше ему ничего говорить не надо.
Пару дней спустя Майкл замечает, что получил имейл от менеджера Кайли. «Волосики лобковые не упоминает», — уверяет он Роба.
«О, отлично, — говорит Роб. — Ну, я лишь надеюсь, что если она это увидит, то увидит в контексте — они получают мои волосики…»
Но произнося это, он осознает, что это не тот контекст, который многое объяснит.
Гораздо больше подобного происходит, когда он приезжает в Австралию. Он идет на крупное телешоу The Project, и когда там ведущий Пит Хеллиар сообщает, что Роб — «увольнительная» для его жены (связь, которая чисто теоретически ей обошлась бы без последствий), а один из других гостей предлагает Робу предоставить и Хеллиару возможность «левака», Роб сжимает руками его голову, целует в губы и говорит в камеру: «Привет, Бриджет… Я запал на твоего мужа».
На следующий день Роб проводит интервью на красной дорожке Aria Awards. Он только что сказал кому-то про «пост-Пикассо» грудь Айды после родов и теперь повествует интервьюеру по имени Джонатан Моран: «Да, я действительно думаю, что Австралия — мой духовный дом. Люди точно здесь меня принимают». Моран говорит Робу, что завидует вчерашнему поцелую по телевизору. Ну и вполне естественно, что Роб сжимает руками его голову…
* * *
По возвращении в Лондон Роб с Айдой в качестве вечернего развлечения идут посмотреть коллекцию искусства Дэвида Боуи — выставка перед аукционом. Выставка сегодня уже закрыта, им проводят частную экскурсию. На самом деле слишком много внимания — Робу пришлось прервать все эти концептуальные речи экскурсовода в стиле «путешествие Дэвида началось…». Некоторые экспонаты сильно взволновали Роба. «Там было гигантская такая, — говорит он, — где женщину двое насилуют». Сопровождающие их женщины начинают объяснять: «Дэвид полагал, что данное полотно является важным произведением искусства и…» — но Роб никак не может успокоиться из-за самого факта изнасилования. (Картина, которая имеется в виду, — это работа военного художника Питера Хаусона «Хорват и мусульманка», на которой двое насилуют мусульманку, опуская ее головой в унитаз. Это полотно было заказано Имперским военным музеем, но после того, как Музей его отверг, его купил Боуи.)
Но некоторые работы Робу очень понравились. Он думает, не попробовать ли что-нибудь купить. Но одна из мыслей — работы должны стоить гораздо дороже из-за того, из чьей они коллекции, из-за «налога Боуи», как он это называет, и он колеблется из-за той статьи после смерти Боуи, в которой он упомянут. «Я там бродил и думал о том, что сказал Дилан Джонс, — объясняет он. — И я подумал: ага, вот эту картину из его коллекции куплю, повешу у себя дома. А потом мне в голову пришло: он же, наверное, подумает, что я заплатил этот Боуи-налог, и посмеется надо мной».
* * *
Сегодня Роб снова на «X Factor» — там он исполнит «Love My Life». Он сидит в трейлере-гримерке. «Странно быть здесь, знаете ли, — говорит он. — Такого дискомфорта я нигде больше не ощущаю. Не знаю, может, потому, что это конкурс, который жюри судит? И энергия тут странноватая. Как будто выступаешь на концерте для таблоида».
Я больше чем уверен, что все его окружающие думают о неловкой истории Роба с «X Factor», но поднимать эту тему никто не хочет. Он захотел — косвенно.
«А еще, — говорит он, — это как вернуться на место преступления. До того я так и чувствовал».
Сегодня все проходит гладко. Ему некомфортно выступать одному в таком большом пространстве, прикованным к одной точке, в то время как по экрану позади него бегут какие-то детские каракули, пока, наконец, в самом финале не появятся изображения двух маленьких детей, но все это довольно эффектно. Оправдав все надежды и ожидания, эта песня станет настолько успешной, насколько нужно альбому — радио месяцами будет крутить ее, и, вопреки всем враждебным силам, она даже обоснуется в чарте синглов.
Его выступление записано заранее днем и в вечернее шоу просто вмонтировано, так что к трансляции он уже вернулся в свой новый дом и сидит на диване в компании, включая Айду и его маму. Когда подходит время его выступления, он натягивает на голову майку, отворачивается и затыкает руками уши. Это не актерство ради привлечения внимания. Он правда не хочет смотреть. Пока Робби Уильямс поет с телеэкрана, Джа поглаживает сына по колену.
Потом мама говорит: «Отлично выступил, молодец».
«Все закончилось, — говорит Айда. — У тебя получилось».
«Получилось?» — спрашивает он неуверенно.
«Было очень круто», — уверяет она.
«Ага», — говорит он вяло, как будто совсем в этом не убежден.
«Выглядел ты просто изумительно, — продолжает Айда. — Худенький такой. Не похоже, что на лекарствах. Красивый очень. И экраны удачные».
В этот самый момент по полу пробегает мышка, замирает перед телевизором, потом уносится.
* * *
Следующим утром в 7 часов 25 минут Роб подходит к обеденному столу, усаживает за него Тедди, чтоб покормить, заодно заводит ей на своем компьютере вчерашнее выступление на «X Factor», чтоб она оценила папочку, а сам выходит в сад покурить — и чтоб себя не смотреть.
Я выхожу с ним за компанию, поболтать. На улице холодно.
«Необязательно на самом деле прям сейчас подниматься», — бормочет он.
Нужно время, чтоб привыкнуть к новому дому, с чем-то еще нужно освоиться. Он пытается открыть дверь, чтоб мы вошли обратно, а оказывается, что она заперта и снаружи не открывается. Приходится стучать в окно, пока кто-то не услышит и не пустит нас в дом.
* * *
Однажды Айда занята и просит Роба поехать посмотреть школу для Тедди. Опыт этот его сбивает с толку.
«Я вот прям совсем себя не в своей тарелке чувствовал, я ж сам необразованный совершенно, школа — это вообще не мое, а тут я хожу по всем этим невероятным школам, которые совсем не похожи на ту, в которую я ходил в семидесятые в Стоке. Директриса мне школу показывает, а я так странно себя чувствую, социально в том числе — здесь же все такие умные, учителя, а я только в семидесятые в Стоке учился и даже не доучился — аттестат так и не получил. Она говорит что-то, а я изо всех сил стараюсь, делаю вид, что слушаю и понимаю, киваю, а в голове бардак полный. Отчаянно пытаюсь не выглядеть сумасшедшим, а выглядеть как человек, адекватно воспринимающий информацию, потому что это довольно важно, о моих же детях речь. Договорив наконец, директриса обращается ко мне: а у вас к нам есть какие-нибудь вопросы?»
Роб понимает, что какой-то вопрос задать он должен. Голос в его голове подначивает: «Давай же вопрос свой! Давай! Важно, чтоб ты задал вопрос — это ж и они с тобою собеседование проводят!» Но ничего похожего на правильный вопрос он не может придумать, так что рассудок каким-то образом обращается к его школьным дням, к тому, что имело более смысла в тогдашнем Стоке, нежели в этой элитной частной школе в Лондоне 2016 года.
«А эта школа, — наконец выдавливает он, — она с другими дерется?»
(Для протокола: ему ответили «нет». Нет, они не дерется.)
* * *
В его доме — ни в каком его доме — нет фотографий Робби Уильямса на стенах. И золотых дисков. Никаких наград в кабинетах или на камине. Только из-за того, что карьера позволила заплатить за покупку дома, дом не должен превращаться в храм карьеры.
На самом деле есть в этих стенах одна из 18 наград Brit Awards — недавняя The Brit Icon Awards. Айда забрала ее к себе в гардеробную, запретив ему делать с этой наградой то же, что и с другими — то есть просто отдать кому-нибудь. Почти все остальные раздарены. Родителям, в частности. Одна ушла Филу Тейлору, чемпиону мира по дартсу, — он родом из Стока. У кого остальные, Роб даже вспомнить не может. Одно время он носился с идеей меняться наградами с другими артистами и спортсменами, но ничего не вышло: люди гораздо сильнее привязаны к своим трофеям, чем Роб. Однажды Уэйн Руни получил травму перед Кубком мира, и Роб отправил ему записку «Вазза, поправляйся давай, ты нам нужен здоровым», и к записке приложил — «Момент безумия у меня был» — для пущей бодрости одну из своих Brit Award. (Руни в ответ прислал свои бутсы с автографом, в которых он играл на турнире, пусть это и не тот обмен трофеями, на который надеялся Роб.)
Довод, почему он не хочет держать при себе награды — тот же, которым он обосновывает, почему они в первую очередь заставляют его беспокоиться — та же изматывающая противологика, которая годами разжигала, потом саботировала, потом снова зажигала его карьеру.
«Они — зеркало моего невроза и самооценки. Не думаю, что я их заслуживаю, так что они — памятники моей заниженной самооценки».
Все напоминалки о том, кто он есть, хорошие и плохие, которые ему нужны, — все в его голове. И еще больше таких он получает каждый раз, когда покидает жилище и выходит во внешний мир. Существует предел его контроля над тем и над другим, а он проводит и там, и там много времени. Но в срединном месте, в доме, где он живет, приятно представить себе, что может быть уголок спокойствия там, где есть вещи поважнее — пусть и на короткое время.
* * *
Октябрь 2016 года
Ближе к финалу их встречи в номере отеля Воэн спрашивает еще про один известный эпизод из 2002 года. Тогда Роб, подписав с EMI контракт на «свои восемьдесят миллионов фунтов стерлингов», как он про него говорит, появился перед толпой фотографов в футболке Motley Crue без рукавов, выбросил руки вверх и крикнул: «Я богат! Как и мечтать не мог!»
Роб очень хочет все объяснить — не потому, что тем моментом можно гордиться, а потому, что он хочет, чтоб люди по крайней мере взглянули на событие того дня его глазами.
«Я только что сошел с самолета, — рассказывает он. — И мне только что дали этот контракт, который я подписал, а контракт на восемьдесят миллионов — ну, понятно, подпишете — и он ломает мою самооценку». (Это, как вы могли заметить, знакомый поведенческий паттерн: такая смесь сомнения с параличом каждый раз, когда сильно чествуют или награждают.) «Потому что, — продолжает он, — ну как теперь выступать, когда ты сто́ишь восемьдесят миллионов? Как такое делается вообще? Почему на меня такое возложили? Как такое произошло? Нереальное что-то. Так что я вхожу в эти офисы, а там толпа папарацци, ждут, когда я буду подписывать эту рекордную сделку. И мне, разумеется, надо скрыть то, что я чувствую себя не стоящим этих денег. Я подписываю бумаги, фотографируюсь, молчу, ничего не говорю, а они начали: ну давай, Робби, скажи чего-нибудь, дай нам что-то, цитатку дай. А я стою и думаю: ну сюр же полный. Не хватает только увеличенной фотографии чека на картонном щите. Такое им надо? Чтоб я стоял у щита этого, на котором написано Робби Уильямсу 80 миллионов фунтов от EMI? И мне вдруг представилась лотерея. И я думаю: так, а что та дама сказала, которая выиграла в лотерею?»
Здесь он имеет в виду случай Вив Николсон, чей муж выиграл футбольную лотерею в 1961 году (джек-пот в 152 319 фунтов стерлингов), и когда ее спросили, что она теперь думает делать, она ответила «тратить, тратить, тратить!» Но, к сожалению, самую важную деталь Роб перепутал.
«Я-то думал, она сказала: „Я богата так, как и мечтать не могла!“. Я подумал, что скажу то, что люди сразу схватят, поймут, что я изображаю Вив Николсон. Я думал, что это будет интересная острота, что люди поймут, откуда она. Так что я и сказал: „Я богат! Как и мечтать не мог!“, и когда фраза сорвалась с моих губ, я подумал: что тут не так, чего они не поняли-то ничего? Я-то был уверен, что насмешу, изобразив Вив Николсон. Но, конечно, никого я не насмешил».
Он до сих пор от этого вздрагивает.
«Однажды я лежал в постели у себя в Челси, с закрытыми окнами, и проснулся от того, что снаружи окна мыли». Мойщики окон знали, кто там живет, но явно думали, что никого дома нет.
«А они пели припев „Angels“, — вспоминает он, — допев, один говорит: „Я богат, как и мечтать не мог!“ Я шторы раздвигать не стал, так мне стыдно стало».
* * *
Ноябрь 2016 года
На пресс-конференции по поводу турне следующего лета Роба спросили, что он как артист думает о Дональде Трампе как шоумене?
В наши дни люди прям специально все понимают неправильно. И то, что произошло здесь, — не самое вредоносное. Вот как Роб ответил на заданный вопрос:
«В его выступлениях, мне кажется, есть то, что и я мог бы позаимствовать. Например, если достаточное количество раз повторить что-то — оно станет правдой. А этот тур будет огромным. А-агромным будет мой тур (Роб тут пародирует американский акцент. — Прим. пер.). У меня невероятный темперамент. Ни у кого нет такого артистического темперамента, как у меня. А как я уважаю женщин? Никто женщин не уважает сильнее, чем я. Вы это сами увидите на любом моем двухчасовом выступлении, каждый вечер, я там буду уважать каждую леди в зале. И никто лучше меня это не делает. Никто не поет „Let Me Entertain You“, как я, или „Angels“, как я». Он умолкает. «Но он отличный шоумен. И мастерство свое продает отлично. Я уже говорил, но если вы скажете это, я думаю, двенадцать раз, достаточно громко и достаточно уверенно, оно станет правдой. Так что я — лучший эстрадный артист на планете. Это первый. Так что повторю еще двенадцать раз за ближайшие сутки — и это станет правдой».
Вполне очевидно, это — в соответствии с несколько «арочным» духом вопроса (Трамп еще не избран, и именно этот период рейтинги показывают, что не изберут) — обычное дело, Роб пародирует себя, разговаривая в стиле Трампа. Некоторые репортажи с сегодняшней пресс-конференции это передадут точно, а другие опубликуют слова Роба, не упоминая контекста, то есть так, как будто он их всерьез сказал, то есть он выглядит как человек, который на своей пресс-конференции скажет — вот конкретный пример с сайта ContactMusic — «Турне будет огромным, у меня невероятный темперамент, ни у кого нет такого артистического темперамента, как у меня, и никто не уважает женщин сильнее, чем я».
И много подобного происходит в эти дни. Иногда от лени, иногда от некомпетентности, но чаще всего — от совершенно сознательного цинизма. И такой подход отличается от просто выдумки и подлога: тут требуется реальная основа. Например, Роб ведь на самом деле сказал те слова, которые опубликовали — но он изображал из себя Дональда Трампа. А потом его слова или намеренно взяли вне контекста или же журналисты проявили просто высший класс отсутствия любопытства, то есть не поинтересовались, как было на самом деле, или чем-то, из-за чего вся история стала бы менее правдивой. Это довольно банальный пример, но многие не таковы. Любая статья делает из знаменитости странного, сумасшедшего, грубого, глупого, непонятливого, вне себя, бредящего, а в идеале если всего понемногу — то это вообще отличная история. Такая жизнь, какую ведет Роб — это надежный неиссякающий источник для публикаций подобного жанра, но каким бы ни был спрос, предложение его всегда превысит. Игнорируя или сознательно не желая искать контекст сказанного и произошедшего — очень эффективный способ написания таких историй.
Роб давно уже наблюдает одну конкретную тенденцию. «В последние пять лет вот что происходит: из любой ситуации убирают иронию, шутку. Вот это прям, блин, путает. Теперь тебе страшно вообще что-либо говорить, потому что всегда сделают вот что: уберут все ощущение смешного, забавного и напишут просто: „Как странно: чудной Робби наболтал вчера чего-то“».
* * *
Вот еще один невредный пример. Данная история, опубликованная Daily Mirror, описывает поведение Роба на сцене во время церемонии одной крупной немецкой премии.
Робби Уильямс скорчил рожу, засунув руки в трусы на сцене Bambi Awards 2016
Робби Уильямс — настоящий артист, и ничто не помешает ему устроить хорошее представление, вот почему он привел себя в порядок прямо во время выступления на Bambi Awards 2016. Выпевая высокие ноты своего нового трека на церемонии в Берлине, Heavy Entertainment Show, Робби на середине песни скорчил рожу, засунув руку в трусы себе, и даже повернулся спиной к публике, чтоб она ничего не заметила. Застегнув ширинку, 42-летний артист продолжил брать высокие ноты.
Довольно странная ситуация, потому что если б журналисты попытались раскопать, что действительно произошло на Bambi Awards, то Роб, наверное, предстал бы в гораздо худшем свете. Но чего беспокоиться — и без того легко получилась статья про сумасшедшую-грубую-предосудительную поп-звезду.
А вот реальная история. Дело в том, что за пару месяцев до того события телекамеры прямой трансляции матча с Украиной подловили известного немецкого футбольного менеджера Йоакима Лева: он потрогал свои штаны спереди и сзади, потом понюхал руку. Роб, исполняя «The Heavy Entertainment Show» на сцене Bambi Awards, увидел перед собою Лева и инстинктивно — это его инстинкт — сыграл: «Я расстегнул штаны, схватился за яйца, понюхал пальцы и сморщился. Ну, его чтоб спародировать, ты понял. А британская пресса, конечно же, совершенно упустила момент с Йоакимом Левом, и просто дала, что „Робби почесал яйца, и руки у него воняют“».
Эти проблемы были еще впереди, но одна проблема возникла сразу же, там же. Роб надеялся, что Лева его выходка ну как-то позабавит, но сразу же увидел, что сильно ошибся: «Лицо его никакого добродушия не выражало. Он сразу все понял и совершенно не обрадовался. Сразу не обрадовался. За долю секунды я понял, что он, мужчина стильный и прекрасно выглядящий, наверное, не очень любит подколки и, вероятно, смутился. Так что сразу понял, что для него это не очень приятный момент».
Если б пресса разобралась во всем этом, то у них получился бы, наверное, более классный сюжет. Но тут же думать головой надо — если знаменитость делает нечто странно выглядящее, то на это должна быть причина — а это уже не модно. И иногда последствия окажутся намного хуже.
* * *
Декабрь 2016-го — январь 2017 года
Во время новогоднего концерта, который BBC One передает до и после Нового года, — музыкальная телепрограмма с самой большой долей зрителей в году — Робби Уильямс пожимает руки зрителям, изо всех сил изображая эдакого душку, а потом за кулисами, не заметив, что камера все еще снимает его, протирает руки антибактериальным гелем, морщась от отвращения к этим всем грязным плебеям-пролетариям, с коими только что пришлось соприкоснуться.
Хотел бы я, чтоб вы все пожелали, чтоб весь мир о вас думал одно, а потом любой обман бы вскрылся.
Добро пожаловать в год 2017-й, первые минуты нового года, с правдой о том, кем на самом деле Робби Уильямс является.
* * *
Или, как мы увидим, не является. Но в это вы могли поверить благодаря шквалу насмешек, которые обрушились на Роба после новогоднего выступления. При взгляде на общую большую картину тот факт, что все было не так, представляется лишь одной из раздражающих мелких деталей. С настолько совершенной историей — вся спесь, неискренность, равнодушие и пафос уверенности в собственной правоте известного ничтожества слились в одну прекрасную гифку — правда есть только помеха, одинокая покинутая фигура, пытающаяся устоять в бегущей толпе.
Но даже несколько дней до того оказались тяжелыми. Декабрь Роба, после почти трех месяцев промо-кампании, начинается с борьбы. «Я устал, смущен, дезориентирован и вообще выгорел, — говорит он. — Многое сделано, многое удалось, многое — хорошо. Но я вымотан».
Затем, непосредственно перед Рождеством, Роб принимает ряд не очень умных — ну, или по крайней мере несколько несвоевременных решений. Он снова отодвинул дедлайн по завязыванию с курением, но вот теперь чувствует: готов бросить. Последнюю сигарету он выкуривает в зоне для курения частного шоппинг-пространства в Harrods, куда они повели детей поглядеть на Санту, и на этом — все. В то же время он начал злоупотреблять снотворным — на ночь выпивает полторы таблетки вместо прописанной одной, мотивируя это тем, что одна уже не действует. Таким образом, полученное по рецепту снотворное заканчивается быстрее, а для нового рецепта врач требует личного присутствия пациента. Роб понимает, чем ему это грозит: «Знаю, он будет ругаться. И я такой: не буду выходить из дому, чтоб к вам ехать, чтоб вы меня в кабинете отругали». И Роб решает просто взять и перестать пить снотворные, просто переломаться «холодной индейкой», как говорят наркоманы. «Я такой: да иди ты на фиг, вот, смотри, я все бросил принимать, теперь ни у кого на меня ничего нет!»
И с самого начала начинаются проблемы. Так, мы договорились, что я приеду пару дней спустя на ланч, но в семь утра того дня мне приходит от него имейл: он все еще бодрствует, вчера ночью заснуть не смог. Потом сообщает новую информацию в канун Рождества — «Каша в голове… детокс очень жесткий» — и так вот проходит Рождество. «Я вообще снова отпраздновал бы Рождество, — сказал он потом. — У меня такое чувство, что у меня Рождество украли».
И еще один имейл приходит за день до концерта, с новостью о том, как он смягчился и снова стал принимать снотворные. Как он объясняет, «просто чтобы завтра быть нормальным стеснительным собою». Но то, как он описывает свои чувства, обескураживает: «Нехорошо… Жизнь была бессмысленной. У меня тяжелая депрессия… Из-за чего волнуюсь — из-за НГ-выступления».
Этот концерт — финал его безжалостного расписания промокампании, так что его вполне можно было бы счесть мыслью запоздалой. «Такая мысль, что „ох, у нас же на Новый год еще, фигня эта“, — говорит он. — Ты туда приезжаешь и такой: „А ведь тут все по-крупному на самом деле. Ничего больше-то и нет. Упс“». Он также понимает, что хоть он в последние несколько месяцев и выступал перед большими тв-аудиториями, но там он мог ожидать, что у экранов люди, которым он нравится. А новогодняя трансляция — совсем другое, его выступление покажут миллионам британских семей, и, учитывая, какой спорной фигурой он может быть, он прекрасно понимает, что многие включат в новогоднюю ночь BBC просто по привычке, инстинктивно, и, возможно, не настроенные на того, кого там увидят, как бы хорош он ни был.
«Это повлияло на меня, — говорит он, — чисто физически. Плохо повлияло на то, как я выступил. Я не мог перестать думать про людей, которые меня ненавидят. Вот как воспринималось: спой перед самой огромной аудиторией музыкального шоу в году, и спой для кучи врагов. А у меня же детокс. А он эмоциональному состоянию не помогает. То есть пришлось сильно мозги напрячь, чтоб лицо сохранить».
Со стороны в результате выступление выглядело довольно неровным: временами все четко, спокойно и уверенно, но иногда заметны какие-то мелочи, которые выдают запрятанное страдание. А потом снова все четко. Похоже на лампочку, которая мигает и все не может решить, перегорела она или еще нет. Но он сам себя тогда чувствовал плохо. «Ну просто ужасно это для меня было. В голове моей. И это все, что я оттуда вынес. Я вынес: это все, сука, дико болезненно. Делать такое. Эмоционально накладно».
В середине концерта, когда прерываются на отсчет секунд до двенадцати ночи, Роб должен дать интервью ведущему трансляции, Мелвину Одуму. Роб прям в буквальном смысле допевает «Feel», выходя на балкон, с которого вид на Темзу, и ему уже тут же надо что-то говорить. Такой переход от пения к разговору для него и так не слишком естествен — какое бы фальшивое бравадо он ни выказывал в первой части концерта, но это его так завело, что он уже плохо годится для разговора. Также не помогает то, что он обращается к интервьюеру «Марвин». Пять раз. Он домучивает вторую часть концерта и счастлив уехать домой.
«В группе Take That, — вспоминает он, — мы видали таких выгоревших поп-звезд со смущенными физиономиями. Ну и как будто „ох, это ж я сейчас…“».
* * *
На всякий случай, если вы считаете, что у Роба паранойя или некое извращенное представление о собственной значимости, самовозвеличивание наоборот, потому что он все этих зрителей считает ненавистниками… ну, к сожалению, в наши дни мы уже можем не заниматься умозрительными рассуждениями, потому что все самые оскорбительные суждения тут же транслируются в интернет для всеобщего обозрения. Некоторые комментарии после «Шоу Грэма Нортона» могли показаться злыми, но они по крайней мере написаны людьми, которые сознательно выбрали эту программу.
Но не раздумывайте секунду, если что-то из ниженаписанного вас шокирует, что это просто он. Роб, возможно, личность необыкновенно полярная, и то, что и как он делал все эти годы, подготовило крайне богатый набор поводов для злых людей. Но вообще для любого, кто дерзнул немножко высунуться, существует своя версия такого вот — если просто знать, где смотреть. На поверхности это все, конечно, про него… но на самом деле — про нас про всех.
Ниже — просто комменты из твиттера. (Доступны также и другие каналы оскорблений.) Чтоб было понятно: добрые и восторженные комменты тоже есть, причем их немало, но ужасает сам накал и желчь плохих. Хотя многие люди нападают на него за какие-то конкретные, по их мнению, грехи, вроде того, что он под кокаином (что, разумеется, не так), или как он выглядит, поет, жует жвачку, глядит в телесуфлер, но большинство претензий — совсем общего характера. Такое чувство, что этим людям все равно, было ли вообще выступление Робби Уильямса, и каким бы хорошим оно ни было, оно ничего не компенсирует им, потому что у них какая-то своя правда, которой они просто обязаны поделиться этим вечером.
Итак, вот сейчас вздохните поглубже.
Робби Уильямс — жирный, бездарный хрен и быдло. Единственное, чем этот глухой может развлечь публику, — самоубийство!
Робби Уильямс, иди на хер, ты мудак! #петьнеумеет #танцеватьнеумеет
Лучшее, что могло бы случиться в финале 2016 года, — это Робби Уильямс, падающий с того балкона.
Я лучше себе сиськи отрежу ржавым перочинным ножом, чем войду в 2017 год, слушая Робби Уильямса.
Если б Робби Уильямс был покойником, нам не пришлось бы смотреть это говно.
Робби Уильямс реально самый невыносимый хрен на свете.
Робби Уильямс весь год испортил.
Надеюсь, ИГИЛ взялся за Робби Уильямса уже, давайте хорошо начнем 2017 год.
Робби Уильямс, усрись, задрот.
Вижу, Робби Уильямс в тренде, — разочарование, что не мертв.
Робби Уильямс это полная херня. Вот и все.
Короче, Робби Уильямса обсуждают в твиттере. Первая мысль: помер, но нет, оказывается — просто его карьера…
Робби Уильямс это в музыке как болезнь молочница: только подумал, что излечился, а она снова тут и раздражает еще больше.
Ну, Робби Уильямс, не то начало нужно 2017 году. Честно: кто это заказал? Как будто террористы власть захватили.
Робби Уильямс. Ох, этот мешок дерьма, папочка танцует, старик деньги в шляпу собирает. Думаю, в глубине души он понимает, что он говно полное. Должен ведь. Я бы понял!
А что, Робби Уильямс уже стал лауреатом премии дрочило-2017? Да нет: он — дрочило ежегодное.
Вообще была мысль (надежда), что Робби Уильямс умер.
…Всегда считал Робби Уильямса бездарным жирным мудаком. И мое мнение ничто не изменило.
А разве этот парень не был когда-то Робби Уильямсом?
Дорогая Костлявая с Косою, забирающая знаменитостей. Если увидишь сегодня вечером — Робби Уильямс танцует папины танцы, пжлст, подумай о своей следующей жертве.
Робби Уильямс мне весь год испортил.
Выступление Робби Уильямса имеет смысл, только если представить себе, что он перед толпой драконов, которые его сожрут, если он перестанет петь.
Верхний топ, например, миллиона лучших певцов не включает Робби Уильямса.
Все ужасное на Земле > Робби Уильямс.
Я бы схватил Робби Уильямса за ноги и окунал бы в бассейн с кислотой.
Уж насколько я ненавижу этого бездарного мудака, настолько же не могу его выключить — уж очень нравится его обсирать.
Робби Уильямс, конечно, мудак, но не мудак талантливый, а такой тип хрена собачьего, который у тебя как, сука, камушек в ботинке.
Круто было б если б первым умершим в 2017 селебрити стал Робби Уильямс.
Смотрю, как Робби Уильямс корчит рожи и обезьянничает, думаю — где ж прогноз про метеорит-апокалипсис 2016, когда он так нужен.
Полагаю, Робби Уильямс, если б мог, самого себя трахнул бы. Засунул свою башку в жопу и носит самого себя как шляпу!
Робби Уильямс похож на двойника Элвиса, который забил изображать Элвиса.
Уже 2017 год, а Робби Уильямс все еще мудак.
Не хочу так рано убивать позитив 2017-го… но мне ясно, что Робби Уильямс в один прекрасный день умрет сидя на унитазе.
Ни один фейерверк не долбанул Робби Уильямса по его башке дурацкой. Деньги на ветер.
Ненавижу Робби Уильямса более чем кого-либо вообще.
Когда у меня будут деньги на космическую ракету, на которой я смогу всех ненавистных людей отправить в космос, Робби Уильямса я привяжу на острие.
Робби Уильямс плох настолько, что наш кот сблевал. Я наконец-то нашего кота полюбил.
Всех с Новым годом. Кроме Робби Уильямса.
Пошло все на хер! Робби Уильямс мудак тупой.
А только мне кажется, что Робби Уильямс козел?
А есть еще гораздо больше. Во много-много раз. В следующий раз, когда наткнетесь на изнеженную знаменитость, которая как-то слишком близко воспринимает все, что о ней говорят, а вы уверены, что нужно просто все преодолеть, отпустить, пройти мимо, в этот момент вы просто вспомните, какими мы все можем быть на самом деле.
* * *
А это мы еще не перешли к той части вечера, где появляется дезинфекция рук. Существуют — во всяком случае в интернете — две, так сказать, философские школы, толкующие то, что люди, как им представляется, видели. Согласно одной, Робби Уильямс — поп-звезда — идиот, который не может вынести прикосновения немытых (превалирующее мнение пока что), по другой, выражаемой его защитниками, он — современный человек, отец семейства, который с умом и ответственностью относится к гигиене. Реакция первых мгновенна: в первые же минуты, как по команде, они изливают свои размышления в интернет.
Вернемся назад:
Не знал, что Робби Уильямс дикарь. Когда он мыл руки дезинфицирующей жидкостью, его лица выражало полнейшее отвращение.
Человек из народа Робби Уильямс… Руки поклонником жал, прикасался к ним. Потом внезапно понял, что ненавидит крестьян и решил продезинфицироваться.
Когда BBC случайно показывает Робби Уильямса с гримасой отвращения после того, как он трогал простых смертных.
Мы все видели, как Робби Уильямс моет руки после того, как прикасался к зрителям. Козел.
Кто-нибудь еще видел брезгливую гримасу Робби Уильямса после того, как он пожимал руки зрителям?
Робби Уильямс щедро поливает руки Carex’ом после того, как потрогал грязных приставалок. Мудак. Возмущение.
Классно Робби Уильямс с этой алкоголесодержащей жидкостью для рук — думал, камера его не снимает — после того как пожимал руки зрителям.
Лучшее в прямой трансляции BBC — вдруг увидеть, как Робби Уильямс наносит жидкость для дезинфекции с выражением отвращения на лице.
Робби Уильямс дезинфицирует руки после того, как потрогал простых смертных!! Какой мудак!!
То, что Робби Уильямс во время телетрансляции намазал руки антибактериальным гелем после того, как поручкался с поклонниками, только укрепило мою нелюбовь к нему. Отвратительный человек.
Пока что событие 2017 года: Робби Уильямс воспользовался антибактериальным гелем после того, как дотронулся до грязнуль-поклонников.
Робби Уильямс очистился после того, как потрогал бедняков.
Какой же высококлассный мудак этот Робби Уильямс! Оттирал руки свои обеззараживающей жидкостью после того, как потрогал простых людей.
Для меня образ 2017 года — это Робби Уильямс, который, дотронувшись до грязной публики, продезинфицировал себе ладони.
Самое грустно то, что очень мало людей, даже из тех, кто пытался защитить и поддержать Роба, поняли, что произошло на самом деле. Хотя Роб в жизни использует обеззараживающий гель с умеренным энтузиазмом, это был кусочек. Кусочек развлечения. Причем кусочек этот он в прошлом выдавал неоднократно, вот так вот жал руки людям в зале, затем не таясь и даже несколько мелодраматично умывал руки антибактериальной жидкостью, в этот момент корча брезгливую гримасу, как будто бы ему жутко неприятно испачкаться об людей. Наверное, это трудно назвать высшим достижением комедийного искусства, но это одна из штучек Роба для развлечения и увеселения публики. «Я решил, что сейчас исполню этот мой гэг с умыванием рук, камера его заснимет, — говорит он, — и люди повеселятся».
То, что мир счел унижающими и смущающим проколом, грубой ошибкой, было на самом деле одной из его шуточек.
Но когда уже пыль улеглась, Роб увидит самое оскорбительное в том, что люди подумали, что он когда-нибудь вообще может быть не в курсе того, что он делает на сцене. Часто на сцене его можно застать нервным и переигрывающим, но он прекрасно знает, что за каждым его движением наблюдают (отсюда, кстати, в основном и нервозность) и что каждое мелкое движение добавит — или не добавит — к общей сумме развлечения.
Возможно, иные артисты действительно теряют себя на сцене; у Роба же бывают моменты небывалого подъема, но думаю, даже тогда он себя не теряет. Он слишком занят тем, чтоб себя найти. Он слишком занят калибровкой каждого нового па и тем, какой эффект оно произведет. А в большей степени именно эти каждые усилия и делают выступление столь нервным и взыскательным.
То есть как предположить, что он сильно корчит лицо, не осознавая, что миллионы смотрят? Такое допущение еще более оскорбительно, чем собственно оскорбление.
* * *
Как бы там ни было, когда Роб, наконец, посмотрел программу, он по крайней мере понял, что ввело телезрителей в заблуждение. В том, как режиссер BBC перевел картинку от одной камеры к другой камере — а это делалось в прямом эфире, то есть никакого злого умысла не могло быть — вы не видите пантомимы Роба, которая подготавливает его выражение лица, потому что пока он ее исполняет камера — показывает бэк-вокалистов и зрителей. Роб появляется на экране только в тот момент, когда его лицо уже искажено гримасой отвращения, а руки он очищает гелем и, возможно, самое тут главное — смотрит он только на ладони свои. То есть если вы не видели, как до того перемигивался с публикой, дескать, сейчас отмочу шутку, то вам действительно покажется, что его подловили в интимный момент.
Некоторое время эта реакция — а реакцию народа вскоре подхватили и многократно усилили СМИ — обходила Роба стороной. Он занимался собой, не очень хорошо себя чувствуя, и имел самое незначительное представление о том, что люди говорят. Когда он сделал инстаграм-видео, которое вроде бы обращается к той теме, в котором он нарочито театрально вымыл руки после того, как обменялся рукопожатием с Гвен, поздравив ее с Новым годом, это видео расценили как виртуозно-комедийный кризис-менеджмент — и во многом оно таковым действительно и стало, поскольку несколько разбавило всю историю и перенаправило — но он все еще не имел понятия о том, что есть другая, бо́льшая, история, которую тоже надо разбавить и перенаправить. Видео в инстаграме — просто краткий простодушный и забавный ответ на то, о чем он на тот момент только немного слышал.
Но в конце концов он понял все.
«Несколько дней спустя я задумался: погоди-ка, это вообще что? Это фигня? Я даже не понял, что фигня произошла. Наверное, поэтому и не волновался. Плюс я на детоксе, так что в любом случае плоховато себя чувствовал. И тут я осознал, что дело-то нехорошее. И разозлился оттого, что из такого количества моих фишек убирают юмор и просто показывают как глупость или странность… это прям пугает. И злит. Очень похоже на видео с беременностью. Да. Сильно меня задело».
* * *
Октябрь 2014 года
Да, есть еще и несколько видео с беременностью. Вот, в частности, как Daily Mail сообщала о событиях вокруг рождения Чарли, второго ребенка Роба и Айды:
Робби Уильямс постит в твиттер, как его жена рожает… Осталось ли сейчас ЧТО-НИБУДЬ личное?
Не так давно само присутствие отца при родах было делом неслыханным… настолько ли продвинулся мир, что теперь отец — пусть даже звездный отец-миллионер — ожидает внимания к своей персоне от всего мира, пока его жена в схватках в родовом отделении?
Ничего удивительного в таком случае, что безвкусный видеодневник Робби Уильямса и его бессмысленные комментарии в твиттере, сделанные у больничной койки его жены, которая рожала их второго ребенка, вызвали столь негативную реакцию.
Не найдется в мире женщины, которая не посочувствовала бы глубочайшим образом миссис Уильямс — также известной как Айда Филд — тому, что певец снимал ее в самые интимные моменты. Мы даже видели ее ноги в красных лабутенах с блестками на родильном кресле. Любой нормальный муж был бы рад, если б рожающая жена расслабилась во фланелевой ночнушке и тапках. А Робби — нет: он, похоже, говорит миру, что Айда для него только объект сексуального наслаждения, даже когда она ребенка рожает.
А потом нас заставили смотреть, как она мучается в схватках. Трудно вынести? Конечно. Но наверное, более всего возмутило, как именно Уильямс сделал из рождения своего родного ребенка серию клипов — в одном 40-летний бывший участник группы Take That долго пляшет у кровати жены — совершенно очевидно посвященных единственной звезде. И это далеко не Айда…
Робби явно не понимает, что он со своей камерой нарушает личное пространство жены. Хотя несомненно, что поначалу она была в состоянии дать согласие на такое, но к финалу видно, что она беспомощна и накачана лекарствами.
Родильная палата — это место, в котором женщина находится в самом уязвимом положении, в котором когда-либо может оказаться. А экс-участник Take That, вместо того чтобы поддерживать супругу просто забивает ее стоны своими балладами похабными.
В один момент Айда бессильно запрокидывает голову — по ней видно, что она от мужа хочет только одного выступления — исчезновения. Но Робби, занятый мимикой и танцем, ничего не замечает.
Испуганный тем, что она пытается сосредоточиться на своих схватках, а не на нем, он легонько ударяет ее по руке. Поняв, что его снова игнорируют, он приказывает кому-то, кто снимает, прекратить съемку и резко удаляется… Неважно, что вот-вот здесь появится новая жизнь, ведь главный ребенок в этой комнате — сам Робби.
Ну и такое не только у Daily Mail. Вообще-то у всех. История о тупом попсовом артисте, который подверг собственную рожающую жену столь странному нарциссическому испытанию, — вот такую историю опубликовали все. Бедная женщина. Каково это — быть замужем за знаменитостью, которая одержима собою ужасно, до безумия?
«Мы просто веселились, — говорит он. — Чарли родился под звуки смеха. А на следующий день началось: „Безобразие! Женщины должны убить и сжечь Робби Уильмса! Да как он посмел? Сжечь на костре! Пусть она его пошлет! Ублюдка этого!“ А я думаю: а чо я сделал-то? Момент, предполагалось, будет прекрасным, и веселым он будет, как мы ожидали. Знаете, жена провела в родильном отделении довольно долго, и мы развлекались этими съемками. Только мы с ней. Нам было весело. Полагаю, я разочарованный комедиант — я люблю смешить людей, смешить себя, я обожаю смешить мою жену, а она — меня. У нас уникальные отношения, что и понятно по этим видео с родами. Уверяю вас, она сама и говорила: сделай это, сделай!»
* * *
Вот как Айда объясняет то, что происходило с ней, гостям Loose Women.
«Бедняга Роб, — говорит она, — он принял огонь на себя, вышел прям негодяем. И мне от этого плохо, поскольку идею эту я придумала. Казалось, что это вполне естественно… мы не собирались делать видео. Началось с того, что я надела туфли на каблуках — это ж была шутка, пронести туфли на высоких каблуках в родильное отделение, и мы просто хохотали. На часах было три часа ночи, то есть я там лежала уже часов семнадцать с половиной, я надела туфли, положила ноги на поручни и говорю — можно мне это в твиттер?»
Вот с чего все началось: с картинки поднятой от больничной койки ноги в красном лабутене. Потом последовала серия твиттов и девять видео в инстаграме. В одном, привлекшем наибольшее внимание, ноги Айды подняты и раздвинуты — как будто она рожает уже, а Роб, держа ее левую ногу, напевает «Let It Go», пока наконец она не кричит: «Зая, прекрати голосить Frozen!».
«Даже это моя идея, — уточняет она. — И на самом деле Чарли в этот момент из меня вылезает, и я действительно прошу заткнуться. Но все это меня отвлекало. Мы все придумывали всякие забавные выходки, при этом я не думала о внешнем мире и о том, что там происходит, в общем, если вы нас знаете, то поймете, что у нас просто такой дурацкий юмор, мы валяем дурака, подзадориваем друг друга. Поэтому я нормально пережила роды. Только после родов, час спустя где-то, когда меня катили по коридору в одноместную палату, мимо проходящая женщина какая-то мне сказала: „Ох, какие ж смешные у тебя видосы-то“. И я такая говорю: час всего прошел-то, что случилось? А на следующее утро пришла женщина убирать и говорит: „Господи боже, я ж тебя по испанскому телевидению утром видала“. Потом пришел консультант по кормлению грудью: О, вы были на „Доброе утро, Америка“. И я такая: так, зай, что случилось? А он и отвечает: „Ох…“».
* * *
И Роба бесконечно просили объяснить ситуацию. Люди на самом деле все еще искренне верили в то, что он мучал жену.
«Я знаю, — говорит он. — Знаю! Даже в интервью, когда они поднимают эту тему, они не впитывают, когда я говорю: ну слушайте, мы ж шутили, и вообще Айда это все придумала. А они мне все не верят. Не верят, по глазам вижу». С тех пор иногда он подобные ситуации — которые схожим образом вышли или могут выйти из-под контроля — иногда будет называть «больничный момент».
* * *
Но тут можно задать еще один, отдельный, вопрос. Хотя любой, кто непредвзято посмотрит эти видео, не сможет не понять, что там на самом деле происходит, было ли реалистичным — в данный момент XXI века, на таком этапе развития технологий, селебрити и ничем не ограниченного сторителлинга — ожидать, что ты такое вот наснимаешь, а результат будет совсем иным?
Нет, наверное. Но правда про «некую поп-звезду, которая со своей женой чем-то странным занимается» — это мелкий сюжет. Некая поп-звезда делает с женой нечто глупейшее, что понятно по транслируемым им видеозаписям — вот это крупная история. Особенно когда эта самая поп-звезда — типа Роба, про которого люди с легкостью верят, что у него крыша поехала. Такой опыт тебя сделает крайне осторожным. Такой опыт заставит все сто раз продумывать.
А можно решить жить своей жизнью, следовать своим инстинктам. Ну, знаете: куда б меня это ни привело (в оригинале здесь раскавыченная цитата из песни «Angel» — wherever it may take me. — Прим. пер.).
«А будут и другие, — уверяет Роб. — Вообще я пишу сценарий жизни поп-звезды Робби Уильямса, а вкус у меня с прибабахом. Так что от меня материала будет поступать все больше, и от нас с женой тоже, и это будет забавно, странно и безумно. Но это заводит, потому что у нас с женой не обычные отношения, мы — пара уникальная, нам нравится заниматься всякими безобразиями, пошалить, провоцировать. Зная, что какая-то наша шутка может стать известна всем и будет всем миром расценена как ошибка — это заводит».
* * *
Январь-февраль 2017 года
В новом году Роб какое-то время ведет жизнь тихую, спокойную. Он воздерживается от курения, к тому же стал вегетарианцем. Почти вегетарианцем — это не какое-то твердое моральное решение, и если иногда хочется бургера, он себе его позволяет — но почти вся еда его строго вегетарианская. «Что-то вдруг стало казаться, что мясо — это не очень здорово, — говорит он. — Я сейчас реально полюбил растительную пищу. Прям кайфую от нее. Ну, тут и тщеславие, конечно, потому что надеюсь вес сбросить. Но и на самом деле без мяса тело себя лучше чувствует».
Пока он отдыхает, происходит новая суматоха. Появляется статья о том, что когда он пел на юбилее королевы в 2012-м, он прям в Букингемском дворце обкурился травы. Роб скажет, что когда впервые услыхал это, отреагировал бешено: «Кто-то мне сообщил, что про меня в новостях показывают, я посмотрел и, извините за выражение, „так, ну и какая сука им это сказала?“»
Час спустя он понял, кто этот гад болтливый.
Недавно Роб ходил на итальянскую телепрограмму E poi c’è Cattlelan, где его попросили сыграть в «Правда-неправда». И один из вопросов — «Вас вырвало в Букингемском дворце?» Его там не рвало, так мог бы просто ответить «нет», но желание веселить публику в нем слишком сильно.
«Вопрос был настолько странный и непонятный, — поясняет Роб, — что я решил как-то заполнить момент и сделать хороший телеэпизод. Ну и за что-нибудь схватиться». То, за что он схватился — «Нет, в Букингемском дворце я косячок выкурил» — понятно, дало краткосрочный эффект. К тому же это правда. Ну, более или менее. Курил-то он не в самом здании, а на лужайке, потом, уже нормально обдолбанным, зашел во дворец. «Мое самолюбие хулигана-школьника это потешило, — вспоминает он. — Я такой: глядите, какой я нехороший». И хотя он не хотел рассказывать об этом всему миру, он не особо расстроился, что проговорился.
Жена его отнеслась к этому по-другому.
«Айда была мною не очень довольна. Потому что это „неуважение“. Она американка, у них другое отношение к монархии».
* * *
Последнее крупное мероприятие промо-кампании The Heavy Entertainment Show — выступление на Brit Awards, Роб закрывает шоу. Ему нужно заранее дать несколько интервью. Одно — журналу NME.
«Я ж, блин, ненавижу NME», — напоминает он Майклу, который вот-вот передаст ему телефон, впрочем, слова эти более похожи на мышечную память, чем на настоящее сильное чувство.
Майкл утверждает, что в последнее время пишут они на удивление положительно. «Ты у них прям кумир, они тебе поклоняются, — поддразнивает Майкл. — Что чувствуешь по этому поводу?»
«Мне больше нравилось, когда наоборот, — говорит Роб. — По крайней мере я понимал, кто они такие. А так с толку сбивает».
Он берет трубку и разговаривает с интервьюером, Джорданом Бассетом, который, похоже, становится главным корреспондентом по Робби Уильямсу в журнале NME. Он вскоре не без провокации, но с явным энтузиазмом, поднимает тему альбома Rudebox. (Бассет в итоге попытается убедить Роба в том, что, выпусти он Rudebox сегодня, альбом этот получил бы признание; Роб возражает — как раз наоборот.) Роб первым делом пересказывает соответствующую семейную сцену. «Вчера вечером, — говорит он, — перед тем, как лечь спать, иду в туалет и вдруг говорю жене: „Я, знаешь, за Rudebox“. Совершенно ни с того ни с сего. И она такая: „Я тоже“. И после этого я ложусь спать».
Это приводит его к воспоминаниям о том, что было дальше — с его точки зрения. «Слушай, вот в Британии, если ты достиг настоящего успеха, то тебя в определенный момент начнут пинать. Ну и случилась какая-то пробоина в доспехах, и именно в этот момент подошел мой черед получать пинки, и я их получил… „Ну, пошел к черту, чтоб ты сдох, ублюдок“ — вот так это ощущалось». Он имитирует голос болезненный, вот-вот расплачется: «О нет же, нет, я только пытался слова зарифмовать…»
Роб также объясняет — причем понятно, что он разговаривает с человеком, значительно младше него по возрасту — что он из другого поколения, из другого мира. «Я из 90-х, а мы тогда были другой породой, трахались, подкалывали, грубили, и должны были всякое-разное говорить, чтоб быть интересными. Мне кажется, люди сейчас себя так не ведут. А у нас прям чуть ли не этикет предписывал, чтоб крыша ехала от бухла и кокаина… сейчас, если человек так себя ведет, то он выглядит немного грустным». В финале интервью журналист попытается убедить Роба зайти на церемонию награждения журнала NME. (Представление о том, что он сам принимает награду в этом году, как-то улетучилось.) «Боже, нет, — отвечает Роб. — У меня спина херово. И я в конце концов обнюхаюсь кокса и потеряю жену».
Перед этим интервьюер спрашивает Роба про его фразочку на шоу Грэма Нортона про роды Тедди, что это как «смотреть, как сгорел твой любимый паб». Оказывается, Роб ждал, чтоб кто-то поднял эту тему.
«Нет, это здорово, — говорит он, — потому что недавно на задах открыли на вынос…»
* * *
Существует такой сайт про музыку, Popbitch, и у них есть еженедельная рассылка. Роба они один раз только потревожили, до рехаба еще, и обеспокоился он только потому, что они написали правду. Но то, что они выдали на этой неделе, его слегка озадачило:
Робби Уильямс вышел в город праздновать свое возвращение в Take That. Можно предположить, что он знает за собой как минимум два таблоидных следа?
Роб не может понять, что все это значит: что за непристойность скрыта под этим «вышел в город», на что тут намек и почему это два таблоида именно сейчас должны им интересоваться. Похоже на намек на то, что кто-то вот-вот обнаружит непристойное поведение. Когда ты где-то набедокурил, то по крайней мере боишься, потому что понимаешь, какая тайна может открыться. Но если ничего такого не делал — то тебе еще страшнее, ты еще больше с толку сбит. Он посылает телохранителя проверить дорогу к дому — вдруг там кто-нибудь прячется, и шлет мне имейл, в котором пытается все это обдумать.
Я теперь параноик, потому что из дома выходил несколько раз в день всего, и все есть на камерах… ну к врачу… на велосипеде… или в парке бывал. А выглядит как съемка слежения, а не как настоящие хорошие фото… или, может, у меня и по этому поводу паранойя.
У них будет теперь долгое ожидание и никакого сюжета в результате, особенно теперь, когда я знаю, что они могут быть там. Не буду выходить. У меня это хорошо получается;)
Единственный мой «выход в город» случился две недели назад, мы ели карри… охеренно КЛЕВЫЙ карри…
Но на этом все…
Когда ты знаешь, что именно сделал, то знаешь, что защищать. Знаешь свою проблему, своих врагов. Но когда дело касается того, чего не делал, но кто-то может это придумать, то может быть что угодно. Ты или бесцельно отстреливаешься от невидимого врага, или продолжаешь себя вести так, как будто никого и нет. Но это тяжело.
* * *
Роб спускается на первый этаж своего лондонского дома, одетый в футболку с изображением НЛО.
Тедди внимательно разглядывает его облачение.
«Знаешь, что это?» — спрашивает он ее.
«Инопланетянин», — говорит она.
Гордый отец пожимает ей ручку, явно обрадованный.
«Откуда знаешь?» — спрашивает он.
* * *
За ланчем они обсуждают одно замечательное барбекю, на котором побывали недавно. Проходило оно в доме Адели в Лос-Анджелесе, причем сама Адель не присутствовала — она застряла в студии.
«Я вышел из машины, — рассказывает Роб, — огляделся и думаю: так, надо мне это принять или бежать». Он увидел — из-за чего захотел сбежать — что, помимо хозяина, партнера Адели Саймона, взрослыми гостями были: Джей Зи, Бейонсе и Крис Мартин. «Так что я это принял, — говорит он, — и это оказалось хорошим моментом в моей жизни».
Именно там он впервые встретился с Джеем Зи. «Это просто президент и первая леди, — говорит Роб. — Их условия, но ты на них соглашаешься с радостью. Не то что я встретил Джея Зи в пабе и мы поржали. Это как встретить кумира, а он может быть кем угодно, кем, сука, заблагорассудится, если захочет. А он был очень милым и вообще очаровательным».
«Я, понятно, села рядом с Бейонсе, — рассказывает Айда. — А она мне и говорит: привет, я — Бэй. Мы поговорили о детях. Ей очень понравилась Тедди. Тедди ей все игрушки приносила и всякие такие знаки внимания оказывала, и тут до меня дошло, и я говорю: секундочку, я только что поняла, что у Тедди любимая песня — это „Single Ladies“, мы ее слушаем постоянно, думаю, дочь просто тебя узнала».
За годы в отношениях между Робом и Крисом Мартином случалось немало неловких ситуаций, а на сей раз все прошло хорошо. «Он был очень приятен, на самом деле, — сказал Роб. — Но и я так же себя вел. А то занимались бы фальшивым унижением. Я в курсе, что он вроде как меня взбесил, но вот не помню, чем. А сказал он, например, вот что: „Почему Джейсон ушел из Take That?“ Его прям это расстроило по-настоящему. А Джей Зи мне сказал: „Ты просто в суперской форме“. А я говорю: еду знаешь? Вот я ее не ем больше, потому что под сорокалетие я стал жирным и будущее уже выглядело мрачным… На что Крис сказал: „Ты и в двадцать был жирным…“. И еще: кого Роб говорил обо всяких финансовых туда-сюда, Мартин брякнул: „А ты разве не богат так, как и мечтать не мог?“»
Но вот почему-то даже это его не раздражало. Возможно, для него просто большим сюрпризом стало оказаться в такой компании и хорошо проводить время.
* * *
Чарли заболел, Джен ведет его к врачу.
«У тебя в этом возрасте было то же самое», — сказала Джен Робу по возвращении.
«Что? — удивляется Роб. — Ритм?»
Джен говорит, что у Роба были аденоиды и воспаление среднего уха. Рассказывает материнскую историю — как сына оставили на ночь в больнице, а ей пришлось вернуться домой, чтоб смотреть за пабом, а когда вернулась, увидела Роба, раскачивавшегося на прутьях кровати, которые предназначены для того, чтоб подтягивать себя.
* * *
В дни, приближающиеся к Brit Awards, спина Роба — периодически возникающая уже много лет проблема, обострившаяся в последние недели, — болит все сильнее. После того как он сходил на репетицию Brit Awards, новость об этом просочилась в прессу, которая тут же стала публиковать статьи. Робу это не нравится. Кто им слил?
«Кто угодно мог», — считает Майкл.
Роб обдумывает.
«Вот знаешь, в Нью-Йорке надо держаться от крысы в пяти футах, — говорит он. — В шоу-бизнесе тоже».
* * *
В его гримерку на Brit Awards наносит визит Эд Ширан.
«У меня спина жутко болит, — говорит Роб. — А ты чем болеешь?» Я не знаю, слыхал ли он что-нибудь про недуги Ширана или же просто предполагает, что у людей их рода занятий что-то такое должно быть.
Эд, у которого джетлаг, отвечает, рассказывает про бешеное расписание своей промо-кампании, потом спрашивает Роба: «Когда у нас будет эта паб-викторина?»
Дом Эда находится неподалеку от жилища Роба, и они придумали проводить вечера викторин, о чем Роб уже говорил в интервью.
«Давай до того, как я вернусь в Лос-Анджелес», — говорит Роб, и они сравнивают шрамы. У Эда — на правой щеке. У Роба — на правой стороне верхней губы.
(Если верить газетам, то шрам у Эда появился из-за того, что принцесса Беатрис на вечеринке играла в посвящение Джеймса Бланта в рыцари, и меч сорвался.)
«Ну, что думаешь?» — хвастается Эд своим шрамом.
«Классный у тебя. А мой не очень».
«А у тебя он из-за чего?»
«А просто прыгнул на кровать с „маком“, „мак“ воткнулся мне в лицо углом…»
А произошло это во время краткого отпуска в Абу-Даби. Роб потом посвятит в детали. «Я совершал эдакий прыжок Супермена на кровать, — объясняет он. — И мое тело наткнулось на компьютер». Получился беспорядок и столько крови, что сначала он решил, что разорвал губу. «Больше шок, чем все остальное», — говорит он. В конце концов оказалось, что даже швы накладывать не нужно, но без корректировки шрам останется навсегда. Айда хочет, чтоб он его убрал.
«Хочу оставить, — говорит он. — Мне он нравится».
* * *
Церемонию Brit Awards Роб закрывает мегамиксом из своих новых песен, а потом возвращается на сцену, чтоб спеть «Feel», который передают по ITV2 в качестве номера после шоу. Вот в этой финальной части происходит неразбериха. Во-первых, сперва длительная задержка. Потом, уже начав петь, Роб, кажется, чувствует, что аудитория его уже не очень слушает, поскольку основная часть церемонии позади, и он меняет слова перед первым припевом:
Если вы все чуть задержитесь,
Чтоб я избежал траффика
Вне O2,
То лучше и не пожелать, спасибо.
Но даже на такое никакой внятной реакции. Есть причина: публика ничего не слышит, ни его вокал, ни музыкантов, до середины песни, пока на пульте звукорежиссер не догадался что-то подкрутить. Ощущение беспорядка усиливается из-за того, что в отсутствие охранников некоторые зрители забрались на дальние края сцены, которые ближе к публике, и там под песни Роба танцуют парами.
Все это довольно странно, но в общем все выступление проходит хорошо, один из танцоров Роба падает со сцены, а он об этом узнает только завтра из газет. Некоторые будут сокрушаться, что Роб исполнил только новые песни, и правота в их словах есть — странно на финал мероприятия ставить какого угодно артиста с тремя песнями нового альбома — но если б он исполнил набор предсказуемых старых хитов, то тоже бы жаловались.
Правда в том, что он просто рад, что все это закончилось и что он прошел через это без проблем. Он и так слишком долго держался на честном слове.
«Я очень храбрый, — говорит он, — потому что сходил с ума. Мне надо было, чтоб никто не знал, что я сумасшедший. Ну, чтоб это было семь из десяти, а я б не выглядел настолько чудно́, как ощущаю в голове своей. Потому что я был чудаком типа Вайноны Райдер».
* * *
Иногда лучший способ справиться со словами, которыми хотели тебя обидеть, — это взять их и переделать. Или перетвиттить, как Роб сделал в данном случае:
Робби Уильямс похож на человека, который попытался вызвать из памяти Моррисси.
«Я от этого хохотал, — говорит он. — Это, конечно, и „оу!“ в каком-то смысле. Но посмеяться меня заставило».
* * *
Трудно в это поверить, но однажды Роб чуть ли не выступил с Моррисси. Один вариант этой истории изложен в «Автобиографии» Моррисси, которая печально известна прихотливостью и предвзятостью:
Робби Уильямс повесил мне на дверь две записки. У него настолько плохой почерк, что я мог прочитать только центральную строчку, которая просто орала: «Давай сделаем что-нибудь ВМЕСТЕ». А на другой буквы кричали «ТЫ МНЕ НРАВИШЬСЯ!» Далее он тут и там использует текст из You Are The Quarry, «Если мы вместе споем, то это их собьет с толку».
Далее меня приглашают спеть с Робби на грядущей церемонии Brit Awards, награда, которую Роб каким-то образом собрал в количестве восемнадцати штук (вряд ли стоит говорить, что мой наградной кабинет все еще чист и отполирован). Я вежливо отклонил данное предложение, но извечно дипломатичная британская желтая пресса выскочила с МОРРИСИ ПОСЛАЛ РОББИ УИЛЬЯМСА. Это пресса не в состоянии представить себе, что отказ может быть выражен в словах добрых словах, а не дико злобных.
В воспоминаниях Роба история выглядит несколько по-другому. Он не знает точно, у кого родилась такая идея, но ему сообщили, что Моррисси хочет спеть дуэтом, если Роб выполнит два условия: «Мы поем его песню, что отлично, песню под названием „I Like You“. А в финале он хочет поцеловаться, как Бритни с Мадонной». Моррисси, возможно, решил, что второе предложение автоматически убьет идею, но Роб, разумеется, тут же согласился. «Я от этого прям взвился. Целоваться с Моррисси! Вот это было бы круто. У него же лицо типа жестоко-прекрасное. Понимаешь, вот видеть идолопоклонство это — когда тыщи гетеросексуальных мужиков, думаю, переспали бы с Морриси. Я б сам, наверное, с Моррисии б не переспал, но уж точно пообнимался б и поцеловался. Это было бы чудесно».
Но — не судьба.
«Я думаю, он все-таки, наверное, немножко блефовал. Может быть. А я — нет. Я б его поборол, повалил бы на пол и вообще победил бы. Не знаю даже, завела б меня мысль, что и он вызывает меня на блеф. Но я неблефуемый, когда до таких вот штук дело доходит. Наверное, он о чем-то таком размышлял в тот день, но потом быстренько на попятную пошел. Как обычно у него».
Вместо этого осталась только оценка Робу, которую Моррисси дал в журнале The Word за два года до того.
«Фантастическая там про меня цитата, — говорит Роб. — Хоть и ужасно это было».
А Моррисси сказал вот что: «Я лично думаю, что в Робби Уильямсе все — фантастика… кроме голоса и песен. Все на месте, все при нем, на фото отлично получается, он в меру забавный, нестеснительный, свою работу не ценит сверх всякой меры. Я всем этим восхищаюсь».
«Кроме, — хохочет Роб, — голоса и песен».
* * *
Спина его все хуже и хуже. В эту субботу у него запланировано выступление в финале Let It Shine («Да будет свет») — реалити-шоу, на котором ищут группу для будущего мюзикла про Take That. Роб там еще должен поработать в качестве судьи и исполнить «The Flood» вместе с нынешними членами группы Take That. Вот это вот судейство — самое первое, о чем он сейчас беспокоится. Потому что уверен, что час в кресле не высидит. И даже если он справится с чисто физической проблемой, я думаю, что он также беспокоится о том, что это его выбьет. Он считает, что если уж он — судья, то должен быть отличным судьей, и чтоб всем это было понятно. «Я в том смысле, — уточняет он, вспоминая последнее свое появление на шоу Грэма Нортона, — что меня опускали, когда я был в хорошей форме».
Майкл начинает обзвон, но Роб, который прекрасно помнит, что история Take That полосатая, как зебра, настаивает, чтоб Майк прояснил одну вещь. «Я не могу подвести их, — говорит Роб с нажимом, — даже если меня туда привезут в инвалидном кресле, я должен буду это сделать… И я сделаю. Убеди их. Поручишься?»
Клич возвращается — Питер Кей согласился замещать его в роли судьи. Пока Роб способен выступать — все будет нормально.
* * *
В день съемок Роб сидит в гримерке. Его красят. «Знаешь, когда я записываю всякое, чтоб не забыть, перед тем как уснуть?» — спрашивает он. Он находит одну запись, вроде бы со вчерашнего вечера.
Ты не настоящий Базз-Светик (персонаж франшизы «История игрушек» — Прим. пер.).
Он не помнит, что когда-либо думал по-другому.
По мере подготовки к выступлению он вспоминает, что первый выпуск «Света», просмотренный им в предыдущие выходные, оказался для него приятным сюрпризом. «Я думал, — признается он, — что ну да, вот мы-то работали на разрыв, как будто от каждого выступления наши жизни зависят, так эти мальчики, конечно, не смогут, как будто их жизни на кону. У нас-то вообще ничего больше не было. А потом я поглядел немножко начало шоу прошлой недели. И у меня в башке сразу: ух ты, да они ж работают так, словно их жизни на кону, реально, так и делают. Все причем».
В гримерку входит Хауард, который совсем недавно стал отцом второй раз.
Они обсуждают нянь и как детки спят, а потом обговаривают выступление. Роб делится своим планом. «Я просру только пятьдесят процентов, — говорит он, — если просто погляжу на Газа и сделаю, как он».
На самом деле Роб должен начать песню на подиуме, затем спуститься на несколько ступенек, пройти недалеко в зал, мимо публики, и подняться на основную сцену. Ни проход, ни стояние на сцене его не волнуют, а опасается он того, что кто-нибудь из зрителей его схватит и спина снова заболит. Чтоб защитить от этого, ставят охранников.
Песней «The Flood» Роб по-настоящему гордится — ранее он упоминал, как удивился зашедший в студию Take That Элтон Джон, узнав, что весь текст сочинил Роб. И атмосфера, в которой звучит сегодня песня, замечательна: по ощущениям это скорее эмоциональный пик настоящего концерта, а не запись в телестудии. В финале четверка удостоилась стоячей овации, которая все не продолжалась и продолжалась. Когда шум стихает, они отвечают на вопросы Грэма Нортона и Мел Гедройт. «Очень волнующе, — сказал Роб, — видеть, как много это значит для всех для них. Я на телевидении, а то меня б сейчас прорвало».
Позже он сказал, что слезу все-таки пустил. «У меня прям ком к горлу — на сцене нас прям любовью захлестнуло. Я вышел на сцену с четырьмя братьями по шоу-бизнесу, с которыми у нас давняя история, то есть это все для нас много значит. А в глазах людей видно, как много мы для них значим. Как много мы всегда для них значили. И вот меня это прям ошеломило. Невероятный момент. Я как будто на машине времени перенесся. Когда мы вышли на сцену и аудитория просто с ума сошла, я как будто оказался в желтом микроавтобусе Salford Van Hire, с ребятами по пути в Халл, где надо выступать в клубе для тех, кто младше восемнадцати, — в то время, задолго до того, как мы прославились».
В машине, везущей его в Лондон, он все еще пари́т.
«Может же он быть веселым, шоу-бизнес этот, верно? — спрашивает он. — Да уж, это чудесный миг».
И еще:
«Я когда уходил, ребята Nando ели, — замечает он. — И чипсы».
* * *
В тот вечер Дилан Чемберс, брат Гая, приезжает со своей семьей, и он готовит пиццу и пончики. Диета Роба на один вечер в отпуске. Все усаживаются перед телевизором в ожидании финала «Да будет свет». Пока мы ждем, Роб быстро отвечает на вопросы про жесткие ранние деньки, рассказывает байки про Найджела Мартина-Смита и про все движения внутри группы. В определенный момент Сюзи Эми, еще один друг, кто пришел сегодня в гости, просит Роба прояснить: «Ты можешь сказать, кого Найджел не любил больше — тебя или Джейсона?»
Роб секунду думает. «Меня».
«Да ну? — удивляется Сюзи. — Потому что ты был нахальным и трудным?»
«Да нет, поначалу не был я никаким трудным, ни в коем виде, — отвечает Роб. — Просто испуганный на хер до усрачки».
Разговор продолжается, и Сюзи говорит, как будто проясняя что-то, что уже есть установленный факт: «Он же совершенно нормальный, Гари, да?»
«Я на самом деле так и думал до недавнего времени, — говорит Роб. — Я так и говорил: на самом деле ты совершенный эксцентрик. Он невероятно эксцентричен. А я это говорю с точки зрения человека, который сам эксцентрик и знает это за собой. Но меня определенно шокировало то, что мое восприятие Газа было как самого нормального. Как самого надежного — а он и есть самый надежный, но ты просто думаешь, что у него все посередине, а у него — „-измов“ куча на самом деле. Особенно на съемках видеоклипа „Mixed Signal“ — я такой: не замечал раньше, что ты совершеннейший эксцентрик. Что, как я подумал, очень здорово. Я даже описать не могу, но у меня вот как-то вырвалось: ой, ты ж как я, прям эксцентрик. А может и больше меня».
Один, наверное, пример обнародован недавно — Гари написал в твиттере, что он только что помыл голову впервые за 14 лет. Роб это не нашел чем-то странным, отчасти потому, что, как ему кажется, он знает, откуда такое взялось.
«Все, что я могу вспомнить, — это еще времена Take That, когда конкретно Джейсон носился с этим вот „парни, шампунь вреден для волос, а волосы самоочищаются“. Мы все в Take That так считали. Я-то ленивый, я это принял как „о, да я и не буду мыть голову!“ Так и не мыл какое-то время. А Газ, наверное, на этом застрял».
* * *
Начинаем смотреть передачу. В самом начале под «Rudebox» в студию входит заместитель Роба Питер Кей, одетый как участница «X Factor», забавная рэперша-автокатастрофа Хани Джи. Кей объясняет, что он тут делает. «Я замещаю Робби! Он повредил спину! Пожелаем ему скорого выздоровления!» Затем с лукаво-невозмутимым видом: «Он попозже нам споет и станцует. Он не может сидеть и судить, ему тяжело. Но встанет, чтоб спеть и станцевать». Пока Кей говорит, на его затемненном прозрачном козырьке появляются буквы: У РОББИ СПИНА БОЛИТ.
Хотя это исполнение «The Flood» как раз то, что Робу нравится, когда оно начинается, он затыкает уши и зажмуривается. Айда его так фотографирует и позже ему показывает. Она хочет запостить фотку в инстаграм. Роб возражает — люди-де решат, что он шутит.
«К тому же, — добавляет он, — подбородок ужасен».
* * *
На следующий день — фотосессия и съемка анонса мюзикла про Take That под названием «The Band» («Группа») с самими Take That и победившим в конкурсе бойз-бендом Five to Five.
Роб приезжает раньше всех. Ему показывают обложку первого альбома Take That, Take That And Party — фотограф хочет воспроизвести его с группой Five to Five. Некоторые обиды не тускнеют. Роб там — справа, с краю, наполовину обрезанный. Он говорит, что куда бы ни наклеили стикер со скидкой на диск, Take That превращались в квартет.
«Со скидкой до 8 фунтов 99 пенсов исчез я».
Фотограф хочет узнать о съемках оригинального фото.
«Вы все одновременно подпрыгивали?» — его вопрос.
«Ага», — подтверждает Роб.
Спрашивает, прыгали ли на батуте.
«Нет, — отвечает Роб, — на земле. На юной кипучей энергии».
«А сколько раз?»
Роб готов к этому вопросу.
«Столько, сколько хозяин крикнет „Прыжок!“»
* * *
Роб разговаривает с группой Five to Five. «Реально, пацаны, вы прям крутое дело, — говорит он ободряюще. — У нас на подготовку вечность ушла. А в вас, пацаны, прям реально что-то особенное. Будьте добры к себе и друг к другу».
Появляются Хауард, Марк и Гари. Начинается съемка: новый бойз-бэнд выходит из-за старого, потом старики передают молодым микрофоны — как эстафетные палочки. Роб свой предварительно крутит.
Тедди бегает по студии, затем забегает в зону съемки и говорит Робу, что хочет играть в прятки. Он говорит, чтоб подождала секунду. Затем она снова подбегает и стаскивает с Роба штаны.
«Уйди!» — кричит он и подтягивает штаны. А она их снова сдергивает.
В перерывах Take That общаются между собой. Видно, что им очень хорошо друг с другом, не обязательно, как лучшим друзьям, но точно — как людям, которые вместе прошли непростые ситуации.
Позже, уже вернувшись домой, он отвечает на вопрос Майкла — какое удовольствие он получил от тех двух дней с ребятами.
«Да очень понравилось. Прям очень. В толпе — безопасно».
Их путь не всегда был гладок или легок и, без сомнения, не всегда будет он таким и в будущем. Но Роб хорошо представляет себе, что на этот путь он будет вступать периодически.
«Какая-то невидимая ниточка нас все время дергает и собирает вместе, — говорит он. — Я очень рад, что мироздание именно за эту ниточку иногда дергает».
* * *
Декабрь 2016 года
Прямой вопрос. И ответ:
Роб, какое наследие ты хотел бы оставить?
«Когда я слышу слово „наследие“, я думаю: да какая разница? Я уже буду мертвым:)».
* * *
Февраль 2017 года
Роб с Айдой временно не общаются, они не сошлись на каких-то планах, и он спускается вниз. Завтра — день Святого Валентина. Подарок он не приготовил. Нужно написать очень хорошую открытку.
Как только нащупал путь — дальше идет легче. Он знает, что это принцип срабатывает всегда. И он совершенно правдивый, этот каталог его мира и его желаний, в котором Айда среди — выше! — этого всего. Это для нее, ей, но вот прямо сейчас послание отвечает автору.
«Когда пишу его, — говорит он, — то перехожу от злости до „о господи боже мой, как же я люблю этого человека…“»
Я люблю тебя больше, чем…
ФИФА, футбол, Манч. Юн., Порт-Вейл, кислосладкую курицу, шоколадное *все, музыку, быть правым, быть неправым, путешествовать 1-м классом, частные самолеты, частные виллы, частные острова, еще кого-то, жизнь, MDMA, алкоголь, травку, себя, Мохаммеда Али, Фредди Меркюри, Френка Синатру, Дина Мартина, Сэмми Дэвиса-младшего, The Beatles, Моркемба и Уайза, чувство, с которым впервые смотрел Назад в будущее / Бриолин / Звездные войны, НЛО, любимую бабушку *а я даже не могу измерить, как сильно любил / люблю ее, мою спину, когда она не болит, мой метаболизм, когда он бурлит, мой серотонин, когда он зашкаливал, мой подбородок, когда он у меня был, мои «кубики» за те четыре часа их существования, рэйвы, ранний хип-хоп, Эксуму, Мюстик, пирамиды, трюфельные бургеры, спать, кекс, ангелов, что я делал вчера… и позавчера…
Так будешь ли ты моей валентинкой, пожалуйста?
* * *
«Спина прям ужасно добивала какое-то время, — говорит он, — но на прошлой неделе я уже и сидеть не мог…»
Роб должен провести день интервью для местных радиостанций, чтобы прорекламировать летние концерты и новый сингл «Mixed Signals». Сейчас он рассказывает про свои текущие несчастья Буги и Арлин с шотландского радио Bauer. «Да, возраст уже, — говорит он. — Неприятно. Надеваешь пояс, кашляешь, и спина — того».
«Я сейчас смазываюсь, когда это делаю», с сочувствием подхватывает Арлин.
«Ага, — поддакивает Роб, — теща моя тоже так делает». Диджеи хохочут. «А жена на батутах прыгать уже не может». Диджеи хохочут уже несколько бесконтрольно. «Ага, — продолжает Роб. — Она идет на программу Loose Women и там обо мне рассказывает! Каково?! Давай, Айда, давай! Это классное чувство».
* * *
Карл и Рейчел из The Big Welsh Wake-Up («Уэльс просыпается мощно») хотят узнать у Роба, какие-то полезные советы, чем он пользуется как отец. И про сами роды, и про последующие бессонные ночи. Он подкидывает им самый общий совет: «Ну, успехов вам в этом. Успехов в заботе об этом человеке. На всю оставшуюся жизнь». Тут он останавливается, не желая, чтоб его втянули в повседневную работу.
«Купите книжку, — говорит он. — А я — поп-звезда».
* * *
В промежутке между интервью Роб делится мыслью.
«Шоколад этот проклятый тебе приносит счастье, — говорит он. — Это прям грусть».
* * *
В следующих двух интервью Роба спрашивают, не боится ли он наскучить публике и что все его труды пропадут. Я подозреваю, что по другим интервью они почувствовали, что он действительно из-за такой штуки волнуется, и спрашивают потому, что не верят. Думаю, ему придется объясняться гораздо дольше, чем если б его страхи оправдались.
«Да, постоянно. Это страшно, невроз… все два года, что я делал этот альбом, мои мысли в студии были заняты этим. Ну вот и это время, когда они скажут „нет“ и отнимут у меня все, и я стану работать в „Мире ковров“ в Стоке. И все такие сразу: „Ага! Понял! Мы просто шутили!“ Так что, да, это ответ. Это меня очень пугает».
Такое он рассказывает слушателям из Линкольншира. Для Bauer добавляет еще детали.
«Я вообще боюсь всяких подвижек. У меня всегда был синдром самозванца, о котором люди говорят: „Когда они выяснят, чего я на самом деле стою, все это уйдет!“ Такое со мной всегда было и будет, я всегда опасаюсь, что у меня сейчас ковер из-под ног выдернут, или что буквально все заберут. И что это все — сон, что я в пятом классе школы, в меня тычут пальцами и орут: „Ха-ха-ха, это был только сон, жиртрест!“»
* * *
Последнее интервью — для газеты из Уэльса.
Дети знают, чем папа занимается в жизни?
«Они знают, что я делаю. Они не понимают, что это значит. Тедди знает, что папочка куда-то уходит и там поет, и что это его работа, но значения того, что это, она не понимает».
Потом ему задают вопрос, который ему постоянно задают, — о том, как он отнесется к тому, что Тедди сама захочет работать в бизнесе развлечений. Вообще у известных артистов на такой вопрос есть два стандартных ответа, и они дают либо один из них, либо оба сразу. Отвечают обычно, что предпочли бы для детей другую работу или же что поддержат любой выбор детей. Сразу после рождения Тедди Роб отвечал примерно в таком же духе: «Если она захочет работать в индустрии развлечений, я к этому отнесусь хорошо — это ж лучше, чем нормальная работа, здесь веселее, — говорил он. — Но я бы понадеялся, что она захочет стать высококлассным специалистом, каким угодно. Возможно, однажды станет менеджером собственного отца. По мне лучше она — мой менеджер, чем я с ней пою дуэтом».
Этот ответ со временем развивался.
«Для меня будет полнейшим шоком, если они не выберут индустрию развлечений. Буду в шоке, если захотят стать юристами или врачами. Я буду чувствовать, что меня подвели. Я в данном случае полная противоположность таких, знаете ли, нормальных родителей: „Что, ты хочешь быть врачом?.. Не делай этого! Жизнь твоя будет тяжела. А тут у нас — веселье! Это лучше, чем работать. Ну почему этим ты не хочешь заниматься?“»
* * *
Апрель 2017 года
По возвращении в Лос-Анджелес он готовится к своему летнему турне Heavy Entertainment Show. По большей части подготовка — это бесконечные приемы у врачей и лечение спины. «Я все перепробовал, чтоб вылечиться, — говорит он, — но к сожалению, боль все не проходит». Он твердо решил ехать в тур, что бы ни потребовалось. Его художественный руководитель Эс Делвин давно обдумывает разные варианты на случай непредвиденных обстоятельств, когда Робу придется выступать сидя, и он обращает внимание на то, что таким образом успешно выступали в турах Аксель Роуз и Дейв Грол. «Что бы мне ни пришлось делать, — говорит он, — это будет частью шоу тяжелого развлечения». Он также планирует отложить полет в Европу до последней возможности, пропустив большинство репетиций, но по правде говоря, он обычно и так нечасто появляется, даже если находится где-то поблизости. «Моя жизнь была лучше, когда в ней было мало репетиций, — вспоминает он. — Благодаря отсутствию подготовки — в том смысле, в каком люди думают, что я должен готовиться, — у меня такой прилив адреналина, с которым я и делаю свое фирменное шоу. Пока такой подход для меня срабатывал отлично. Так зачем портить эту формулу?»
Также он проводил время с детьми на солнышке, подолгу плавал в домашнем бассейне и читал слова этой книги. Ему интересно, подумают ли люди, что быть им — тяжелая работа? «Но не тяжелая ли работа просто быть?» — говорит он.
У него есть одна принципиальная мысль, одно главное желание: «Я хотел бы быть более добрым и менее жестоким по отношению к себе, — говорит он. — Если такая же книга напишется через десять лет, то я надеюсь, что тогда я в своих мыслях буду с собою нежнее. Сейчас я могу об этом шутить, с легкостью, но как же сложно мне говорить о себе хорошее. Себе говорить. Я просто хочу попробовать выработать способ чуть более доброго к себе отношения».
* * *
Несколько новостей, незавершенные дела. Ему никогда не сообщали пароль от его твиттера. Он снова ищет металлоискателем. Его не пригласили выступить на Гластонбери. Они с Гаем все ждут треков от Тайо Круса. Он волнуется о том, какую байку рассказать, когда он в следующий раз пойдет на шоу Грэма Нортона. Он ничего не приобрел на аукционе арт-коллекции Дэвида Боуи. Одну из самых новых их собак — из десяти — бернскую горную, назвали Шоубиз (если точнее, то кличка собаки полностью — Мистер Шоубиз — Кавалер Ордена Британской Империи). Некоторые неизданные песни, упомянутые в этой книге, включая «Speaking Tongues», Роб планирует обнародовать на новом издании серии для фанов Under The Radar, а новый альбом Робби Уильямса запланирован на осень 2018-го. Он снова начал есть мясо и рыбу, хотя перед турне соблюдает особую диету. Он не курит.
Однажды днем в Лос-Анджелесе, сидя в тени во дворике, он решает провести первый в его жизни чат в инстаграме. Но сначала Айда начинает свой — и он отнимает у нее телефон и убегает. Он кричит, обращаясь к подписчикам Айды: «Помогите! Не хочу быть в этих отношениях!»
Потом начинает свой чат. По большей части он просто читает сообщения на экране, хотя на некоторые отвечает. «Ты вернешься в Take That?» — он зачитывает один из вопросов. «Не прям сейчас, Иван».
Кто-то просит его спеть «Love My Life», что он и делает, начиная прям сразу с припева.
Люблю мою жизнь.
Я силен,
Я красив…
Айда рассмеялась, он осаживает ее: «У меня живой концерт!»
«Тедди говорит: прекрати петь», — замечает Айда.
Это Роб игнорирует, требуя других предложений, импровизируя на «Me And My Monkey», «Candy» и «Morning Sun».
Затем он с деланным непониманием зачитывает новую просьбу: «Спой лучше мужик». Требуется уточнение: «Ты имеешь в виду спеть песню „Better Man“ или просто говоришь: мужик, пой получше? В смысле — я как певец?»
«Он тебе говорит петь лучше», — отзывается на заднем плане Айда.
Больше разных запросов, песни, слова в которых наполовину забылись: «Putting On The Ritz», «Tripping», «Supreme» и «Get A Little High».
Наверное, можно понять, что это все происходит настолько внезапно и случайно, что не все из 6000 зрителей верят, что это прям настоящий Робби Уильямс. Он зачитывает коммент:
Робби, мой муж говорит, что ты — подделка.
«Верно, — отвечает он. — Я подделка. Немножко».
Но потом он все-таки поет дальше. Как будто он так решил, учитывая, как в эти дни все почти складывается в его пользу, Робби Уильямс может еще немного дольше притворяться настоящим.
Назад: Глава 7
На главную: Предисловие
