Глава 7
Ветра и дожди сделали свое дело, скальный обрыв, простоявший в неизменном виде многие века, стал разрушаться. Настал момент, когда росшая на нем сосна осталась висеть в воздухе, корнями вгрызаясь в каменистый грунт.
А корни крепкие, толстые – сосна даже не накренилась. Так и стоит над бездной, широко расправив крону. Так и человек должен иметь прочные корни, только тогда он может смело смотреть судьбе в глаза. И возвышаться над жизненными обстоятельствами. Был бы Евгений Спартакович грузином, он обязательно бы придумал тост на эту тему. Но корни у него армянские. Крепкие корни, длинные, цепкие… Только вот голова почему-то клонится книзу, как солнце к закату. Потому что жизнь обрубила самый молодой, но самый ценный корень.
Да, он считал своего единственного сына недоумком, порой даже готов был проклясть его. В шестнадцать лет Спартак изнасиловал свою одноклассницу, дело замяли, но из школы его выгнали. А какой позор был для отца. В семнадцать Спартак практически сел на иглу, еще чуть-чуть, и не сняли бы. Пьянки, гулянки – это суровые будни. Но молодость – явление временное, рано или поздно Спартак бы повзрослел. И неважно, каким он был. Евгений Спартакович любил своего сына, а какой-то урод убил его. И жизнь остановилась.
Евгений Спартакович осторожно подошел к стойкой сосне, оперся на ствол, поставив ногу на выступающий из грунта корень, глянул вниз. На узкой прибрежной полоске змеилась пенная кайма от набегающих волн. Море уходило за горизонт, грязно-зеленую муть у берега сменяла темно-синяя, брезжащая на ветру гладь.
– Папа!
Ветер дул с моря, но набежало вдруг и с берега – воздушная волна ударила в спину, пытаясь скинуть вниз.
– Папа! – Карина схватила Евгения Спартаковича за руку.
– Дочка, ты чего?
Его бабка была армянкой, дед – русским. Отец родился светловолосым, и Евгений тоже. И женился он на русской. Две старшие дочери пошли в него и в мать, а в младшей взыграла армянская кровь. Волосы густые и черные как смоль, глаза большие, миндалевидные. Высокая, стройная как кипарис.
Старшие дочери уже замужем, все устроены, да и Карине пора. Двадцать лет уже, в девках засиделась. Но не хочет она замуж, и все из-за Семена, будь он неладен. Влюбилась в него как кошка, никого другого видеть не хочет. И отцовское слово не указ. Строптивая, вся в мать, царствие ей небесное.
– Куда тебя понесло?
– Да вот, вниз глянуть захотелось.
– Камнем вниз?
– Ты думаешь, что я… Это ты зря! – жестко глянул на дочь Евгений Спартакович.
Ему всего пятьдесят шесть, рано еще на тот свет. А если пора, то уйдет он как в армию – по призыву. Призовут свыше, и уйдет. С легкой душой. Если, конечно, сможет отомстить убийце своего сына.
– Да не думаю я… Давай!
Карина снова взяла его за руку, чтобы помочь, но Евгений Спартакович, качнув головой, сошел с соснового корня без ее участия.
– Места себе не находишь… – громко и с укором произнесла девушка и тихо добавила: – Съездил бы лучше к своей этой…
У Евгения Спартаковича была любимая женщина, но в дом он к себе приводить ее не решался. Спартак был против, да и Карина не хотела. А после трагедии с сыном Евгений Спартакович почему-то охладел к Татьяне. Так, иногда наезжал. О том, чтобы жить с ней в своем доме, не могло быть и речи.
– У меня всё на месте. И все и всё.
– Знаю я, – с осуждением проговорила Карина.
– Что ты знаешь?
– Знаю, почему Семен от тебя прячется.
– Что ты знаешь?
– Знаю! – смело посмотрела она отцу в глаза.
И Евгений Спартакович едва выдержал этот взгляд.
Семен был кумиром его младших детей. Спартак старался во всем ему подражать, а Карина была в него влюблена, о чем Евгений Спартакович узнал слишком поздно. Семен крутил с какой-то московской вертихвосткой, Спартак пошел по его следам, но нарвался на ее мужа, итог известен. И крайним оказался Семен. Сгоряча Евгений Спартакович велел ему решить вопрос с убийцей. Семен деньги получил и даже сказал, что вопрос решен. Евгений Спартакович успокоился, но потом вдруг выяснилось, что племянник обманул.
Все бы ничего, но когда-то Евгения Спартаковича предал его родной брат, отец Семена. Прошло время, старая история поросла травой, братья, в конце концов, помирились. И тут вдруг Семен сыпнул соль на старую рану. Евгений Спартакович хотел его наказать, но шельмец удрал в Москву к своей подружке. Тогда он и узнал, что его младшая дочь влюблена в Семена. Карина объяснила ему это очень доходчиво.
– Как Семен может от меня прятаться, если я знаю, где он?
– Где он?
– В Москве. Со своей красавицей.
Видел Евгений Спартакович Лилию Остогову. Из-за такой красавицы легко можно было потерять голову. Один влюбленный взгляд с ее стороны, одна обещающая улыбка, и мужчина у ее ног.
– В Москве-реке? С камнем в ногах?
– Карина, что ты такое говоришь?
Евгений Спартакович не был ангелом. И к своему будущему, которое давно уже стало настоящим, шел по трупам. Это сейчас у него легальный бизнес, а раньше… От прошлого у него остались люди, которые не боялись решать проблемы привычным для них образом. И он действительно отправил в Москву «зондеркоманду». Но задачи убивать Семена не было. Его нужно было просто найти и вернуть домой. А с Остоговым да, с ним разговор короткий. Пока этот человек жив, покоя Евгению Спартаковичу не будет. Да и ни в его правилах отменять свои же приговоры.
– Я хочу его видеть! – потребовала Карина.
– В наручниках?
– Почему в наручниках?
– Ну, по своей воле он с тобой в загс не пойдет!
– Папа! – взвизгнула она и, резко повернувшись, быстрой нервной походкой направилась к дому.
Евгений Спартакович любил это место в горах. И сосну эту помнил с детских лет. Однажды Илья толкнул его на сосну, а когда он стал падать, поймал за руку. А если бы не поймал… Илья никогда не отличался умом и сообразительностью, и сынок такой же обормот. Но чтобы убить Семена… К тому же после того, как не стало Спартака…
Но и замуж он за Семена Карину не отдаст. Может быть, где-то двоюродные братья и сестры и женятся, но в его семье такой номер не пройдет. Но Семена он все равно должен увидеть, и чем скорей, тем лучше. Как только с Остоговым все решится, Евгений Спартакович передаст племяннику привет. И намекнет, что следующий на очереди он. Если, конечно, ему не хватит ума вернуться домой с повинной…
В свое время Евгений Спартакович провел дорогу к этому месту, расчистил участок, поставил особняк с колоннами. Роскошное место, великолепный вид на море, но сейчас это его уже не радовало. Боль утраты утихла, но Кирилл Остогов все равно должен умереть.
Евгений Спартакович тоже побрел обратно. Прошел через калитку в ограде, больше напоминающую крепостную стену, чем забор, и направился к дому вдоль огромного бассейна, который тянулся через весь участок по самому его краю. У сидящего в шезлонге человека возникала иллюзия, что вода в бассейне сливалась с морем. Когда-то он гордился своим бассейном, считая его чуть ли не самым лучшим в мире, это сейчас ему все равно.
Неожиданно перед ним возник начальник охраны. В гости пожаловал Лева Пасюк, человек, без которого Евгений Спартакович мог, но не хотел обходиться. Народ нынче борзый пошел, русского языка не понимает, на угрозы не реагирует, чуть что не так, сразу к ментам. Приходится объяснять, что Евгений Спартакович Казаков никого не боится, а свои угрозы всегда приводит в исполнение. Такое общение с гражданами как нельзя лучше способствует развитию бизнеса.
Он кивнул, разрешая пропустить Леву, и повернул к беседке, которая одной своей половиной нависала над бассейном. Столик там, два кресла, горничная подаст кофе и ледяную воду.
Походка у Левы семенящая, улыбка – крысиная. Он почему-то поджимал нижнюю губу, когда улыбался, а напоказ выставлял только крупные верхние резцы с большим зазором между ними. Такие зубы называют брехливыми, но во лжи Лева пока замечен не был. Может, кому-то и врал, но только не своему боссу. Знал, чем это может закончиться.
Лева улыбался, только вот глаза почему-то оставались грустными. Евгений Спартакович знал, что это значит.
– Искупаешься? – не ответив на приветствие, спросил он.
– Ну, я не готов…
– До самого горизонта…
До горизонта из его бассейна можно было доплыть только в одном случае – выпрыгнуть из бассейна, свалиться вниз с обрыва, подняться и тогда уже в море. Но с обрыва – это верная смерть, и Лева, конечно же, все понимал.
Пасюк вздохнул. Умирать он не хотел, но если заслужил, то готов принять приговор.
– Опять облом?
С Кириллом Остоговым не везло. Хотели по старинке, через несчастный случай, но кто-то там кого-то вспугнул. Решили сделать напрямую, но и тут не заладилось.
– На Семена вышли. – Лева глянул в сторону от бассейна – не тянет его за горизонт, жить охота.
– Давай без предисловий.
На Семена они вышли уже давно, и, если Лева с этого начал, значит, где-то напортачил.
– Ну, «пропасти» его хотели, а он Броню срисовал…
– Давай без подробностей, – поморщился Евгений Спартакович.
Броня – всего лишь винтик в его системе. Он, конечно, знал, кто это такой, но ему не нужны частности. Пусть Лева хоть черта лысого на службу к себе нанимает, ему все равно. Лишь бы результат был.
– Семен, по ходу, решил, что мы его завалить хотим. Забрал свою эту, собрал манатки… У Остогова спрятался.
– У кого?!
– Остогов охрану нанял, дома сидит…
– Ты это знаешь?
– Ну, само собой…
– А Семен откуда знает?
– Ну, это уже другой разговор, – уж очень невесело сказал Пасюк.
– Лева, за горизонтом сейчас «тихий» час.
– Остогов волну поднял, менты дело завели. Думают на Семена, к нему приходили. Он отмазался… Как бы на тебя не свалил.
– Так свалил или нет?
– Пока нет…
– Ты уверен?
– Ну, мы коны наводили… Не скажу, что напрямую…
– Лева, мямлить ты будешь… сказать где? – Евгений Спартакович выразительно глянул в сторону моря.
– Канат с пацанами на дно залег. Следов они не оставили, но с ментами лучше не шутить.
– С каких это пор ты стал ментов бояться?
– Так я за вас, Евгений Спартакович, переживаю. Семен такой, что на вас показать может. А он знает, что вам от Остогова нужно…
– Значит, охрана у Остогова?
– Да.
– И ты не знаешь, что нужно делать в таких случаях?
Пасюк одновременно и кивнул, и мотнул головой:
– Я бы не лез к Остогову. Он сейчас на стреме, потому и ускользает…
– Это не он на стреме, это ты на измене. О шкуре своей думаешь.
– Ну, не только о своей.
– Ты на меня стрелки не переводи. Будет надо, я отвечу. Перед законом. А ты ответишь передо мной.
Евгений Спартакович надавил взглядом на Пасюка, и тот не смог его выдержать.
– Я все понял, Евгений Спартакович.
– Через неделю ты ляжешь на дно. Где-нибудь на островах. Холодный ром, горячие ямайки… Но сначала – Остогов!
Евгений Спартакович действительно готов был ответить за свое преступление. И даже покаяться на суде в своих грехах. Но от своего решения он не отступит. Остогов должен умереть, и точка.
Ночь, в доме тишина, кровать на первом этаже не скрипит. Все спят. Лилия спит с Семеном, Семен спит с ней. И Кирилл почему-то должен терпеть это безобразие.
Он вздохнул, закрыл глаза, пытаясь настроить сознание на волну, через которую приходит сон.
Не надо было впускать Лилию в дом. Да, им так же, как и ему, угрожает отец Спартака. Но есть полиция, пусть там принимают меры, защищают. Кирилл, например, не собирался сидеть сложа руки, он уже позвонил Осинцеву, изложил ситуацию, поделился своими соображениями. А Лилия и Семен могли бы снять квартиру, там и спрятаться от Казакова-старшего.
Денег у них якобы нет. Но это же не значит, что Кирилл должен их обеспечивать. Они действительно купили дом, жили там, все у них было замечательно, пока не вернулся Кирилл. Лилии пришлось изворачиваться, пока Семен не похитил ее. Только после этого она во всем созналась. И ушла к нему безвозвратно… Вот и жили бы себе своим умом. Но нет, им понадобился Кирилл. Лилия знала, что он не откажет в гостеприимстве. И он сам знал это… Знал, потому что любил ее. И на душе спокойней, когда она рядом. Пусть и с другим, но рядом…
А она рядом. И с другим. Но почему?..
Кирилл уже засыпал, когда его озарило. Лилия – по-прежнему его жена, и ей нужен доступ к деньгам. Это раньше она могла снять с его счета если не всю, то большую часть наличности. Сейчас это уже невозможно, а деньги нужны. Но если Кирилла вдруг не станет…
А убить его можно прямо сейчас. Убить, а потом сказать, что это сделал кто-то неизвестный. Киллер незаметно проник в дом, сделал свое дело и ушел, снова обманув охрану. Можно обвинить дядю Женю, кого угодно, лишь бы самим остаться на плаву. И опустошить банковские счета… Завещание Кирилл не составлял, а Лилия до сих пор его жена.
Ну, конечно, как же он сразу не догадался!.. Понимал, что может оказаться в ловушке, но до нюансов так и не дошел.
Он услышал едва уловимый щелчок. Кто-то пытался открыть дверь, надавив на ручку. Но дверь-то закрыта изнутри, так просто ее не откроешь.
Кирилл осторожно поднялся, подкрался к двери. Тихо, ни звука. Но Лилию он чувствовал нутром. Ее запах проникал даже через стены. Почему она затаилась? Что у нее в руке? Нож, шприц? Или пистолет?.. Обыскивали только Семена, а ее – нет.
Кирилл щелкнул замком и распахнул дверь. Лилия стояла за порогом в белом халате, который смотрелся на ней как ночная рубашка на привидении.
– Хочешь прочитать завещание? – спросил он.
Она приложила палец к губам, зашла в комнату и закрыла за собой дверь. На губах блуждала загадочная улыбка.
– Какое завещание?
– В случае моей смерти… твой Семен не получит ни цента.
– Зачем ты мне это говоришь?
Она подошла к трюмо, села на стул.
– А зачем ты пришла?
– Семен мог убить тебя еще тогда, когда вколол тебе снотворное… Он мог бы вколоть тебе чересчур много снотворного… Но я бы его за это убила.
– Да неужели!
– Он собирался убить тебя в тюрьме. И тебя бы убили. Если бы я об этом не узнала…
– Да, да, конечно, – скривился Кирилл.
Лилия поднялась, подошла к нему, зацепилась руками за его шею и подалась назад, заставляя держать себя.
– Я никогда не забуду, что ты для меня сделал.
Она смотрела ему в глаза, звала, загадочно улыбаясь. Но это не помешало Кириллу снять руки со своей шеи, отстраниться от нее.
– Уже забыла.
– Я вела себя как полная дура.
– Это верно. Сейчас Семен проснется, а тебя нет…
– Не проснется… Он научил меня делать плохие вещи…
– Например?
– Ты вернулся домой, я тебя встретила, мне так хорошо было с тобой. А он пришел, сделал тебе укол… Я дала ему снотворное в таблетке. Он сейчас так сладко спит…
– Тебе хорошо было со мной?
– Да, и я не хотела идти с ним…
– И похищаться ты не хотела, – усмехнулся Кирилл, вспомнив, как Лилия звонила ему, притворялась жертвой.
– Семен меня заставил… У него есть ко мне ключ…
– А ты подбираешь ключ ко мне. Скажи прямо, что тебе нужно? Денег? Так они в банке…
– Деньги у нас есть…
– Вот и замечательно.
– Ты меня прогоняешь? – Лилия, казалось, не верила, что Кирилл способен на такое.
– Ты действуешь мне на нервы.
– Я же вижу, что ты любишь меня.
Кирилл открыл дверь и рукой показал на выход. Но она не собиралась уходить. Подошла к двери, закрыла ее, повернулась и, повиснув у него на шее, прошептала:
– Я все поняла и осознала. И мы должны быть вместе.
Кирилл кивнул. Да, он действительно хотел, чтобы Лилия была рядом. Пусть с кем-то другим, но рядом. Только вот простить он ее никогда не сможет.
– Уходи!
Он отцепился от Лилии и вытолкал ее за дверь.
– Ты это серьезно?
Она потрясенно смотрела на него. Кирилл должен был потерять голову от счастья, а он дает ей пинка.
– Спокойной ночи!
Он закрыл дверь и лег спать. Лилия, конечно же, обиделась на него, но, если она решит уйти, скатертью дорога! С этой мыслью Кирилл и заснул.
Окопы, бруствер, пороховой дым и тротиловая гарь. Снайпер на боевой позиции, винтовка в полной боевой. В любой момент из окопа могла показаться каска… Показалась. Бах! Но каска не исчезла. Промазал Альтик.
Пиво, чипсы, тупые комедии – это все, что нужно Альтику для полного счастья. Броня помешан на сексе, в голове одни бабы, ему только порно подавай. А телевизор в квартире только один. Большой, плазменный, но один. У Каната приставка и прочие игровые девайсы – винтовка, пистолет. И плевать, кто что хочет смотреть – с пивом или без. Канат сказал стрелять, значит, стрелять. Боевая подготовка на первом месте.
А уровень игры достаточно сложный, из виртуальной винтовки в цель попасть непросто. Перекрестье прицела реагирует на дрожание пальца, нестабильность дыхания. На ветер, правда, ноль эмоций, и поправка на расстояние здесь весьма условная. Но все равно это тренировка. Причем жертвы падают со стонами, обливаясь кровью. Графика отличная, люди почти как живые.
Канат завалил всех, кто попал к нему в прицел, у Брони всего один промах, Альтик же, как обычно, в аутсайде. На одно попадание – два промаха.
– Да чешуя все это! – Альтик бросил винтовку на диван, снял наушники.
Роста чуть выше среднего, лопоухий, длиннорукий. Бегает быстро, через заборы сигает как заяц. В рукопашной неплох. Из пистолета стреляет очень даже. Если в тире, по мишеням. И в человека не промахнется. Если в упор.
– Чешуя у тебя в штанах, – ухмыльнулся Броня.
Этот чуть пониже, зато в плечах покруче. Лицо вроде бы округлое, а череп сверху плоский, сковородку можно поставить – не упадет. Ушки маленькие, скрученные как пельмени, но слух при этом отменный. Да и зрение – острое.
– Хочешь сказать, что твои руки под мою чешую заточены? – не остался в долгу Альтик.
– Ты за базаром следи! – вскинулся Броня.
– А ты за своими руками!.. Когда они у тебя под одеялом.
– Че-е!
Броня умоляюще глянул на Каната. Без его разрешения он на Альтика наброситься не мог. А разрешения не будет. Во-первых, они в квартире, вокруг стены с ушами. А во-вторых, Броня реально не смог Остогова завалить. Позиция для стрельбы идеальная была. Остогов почувствовал опасность, не вопрос, но, если бы Броня не тормознул, их бы здесь уже не было. Альтик тоже хорош, со своими гребаными ботинками.
Ботинок уже нет, «девятка» давно сгорела, все концы обрублены, но менты на стреме, так что приходится сидеть в норе, вариться в собственном соку. Лева сказал, чтобы не высовывались. А как же деньги? «Командировочные» капают, не вопрос, но Канату хотелось бы получить вторую половину от призовых.
Впрочем, сейчас не до жиру. Лева только с виду вахлак, на самом деле от него всего можно ждать. А у Каната уже три прокола. Даже Семена взять не смогли. Опять же по вине Брони. Семен знал этого кретина в лицо, а тот взял да попался ему на глаза. Семен, видимо, решил, что его хотят убить, испугался и сбежал вместе со своей кралей. Хорошо, что совсем не потерялся.
На столе зазвонил телефон, на дисплее высветилась незнакомая комбинация цифр. Это или Лева, или кто-то номером ошибся.
Это был Лева. Канат нажимал на кнопку с таким чувством, словно приводил в действие взрывной механизм. Трубка под ухом не взорвалась, но внутреннее напряжение не спало.
– Или пан, или пропал, – не здороваясь, сказал Пасюк.
– Пан, – вздохнул Канат.
– Тогда будешь весь в шоколаде. А если пропал…
– Не пропаду.
– У тебя всего три дня. Справишься?
Канат кивнул. Знал один способ, и оружие у него соответствующее было. Только вот подход к цели неважный, очень большая вероятность промахнуться или просто не успеть. Но так в этот раз он сам лично возьмется за дело, и сам нажмет на спусковой крючок. Уж он-то не промахнется…
