На следующее утро Ресан проснулся еще до рассвета, но вставать не спешил. В голове крутилось множество мыслей, но все они так или иначе возвращались ко вчерашним событиям, к огненному дождю, к защитному куполу, к подростку-Темному, державшему этот купол, к Тибору, стоявшему рядом с магом…

Ресан прекрасно помнил собственное удивление, когда, после короткого разговора между купцом и Тибором, первый объявил, что подросток-Темный находится под его личной защитой. Помнил, с каким недоумением наблюдал за Тибором, тихо о чем-то говорившим с Темным. Помнил, как это недоумение усилилось, когда вечером у костра, перед продолжением вчерашней истории про пиратские сокровища, Тибор предупредил всех присутствующих: любые неприятности, которые кто-то пожелает устроить Рикарду — подростку-Темному — он будет считать вызовом лично себе.

К сегодняшнему утру недоумение никуда не делось. В голове Ресана крутился десяток вопросов, которые невыносимо хотелось задать молодому наемнику.

Тибор… юноша сомневался, что любого пирата Кашимы в принципе можно назвать хорошим человеком, но Тибор казался справедливым. Он всегда вел себя как человек, знающий о чести. Почему тогда?..

После завтрака, когда они уже выехали, Ресану наконец удалось застать наемника одного. Тибор как раз закончил о чем-то говорить с Нейтоном, громко рассмеялся шутке Кирка, которую Ресан не расслышал, потом махнул рукой им обоим, поскакавшим в голову каравана. Когда Ресан подъехал ближе, на лице Тибора еще играла улыбка.

— Какой ты серьезный сегодня, Ресан, — поприветствовал юношу наемник.

— Мы можем поговорить?

— С каких пор разговор требует особого позволения? — Тибор приподнял брови, улыбка исчезла.

Ресан долго раздумывал, как лучше начать, но сейчас все варианты выпали из головы, и он спросил именно то, что так тревожило:

— Почему ты защищаешь Темного?

— Рикарда? — Тибор поднял руку и задумчиво потер подбородок, который уже покрывала короткая бородка. Немодно, конечно, — только варвары отращивали бороды, имперцы брились, — но в дороге никто из охранников не желал тратить время и силы, соскабливая по утрам щетину.

— Его, — подтвердил юноша.

— Я объясню, — согласился наемник, — если сперва скажешь, почему тебя это тревожит. Рикард сделал тебе что-то плохое?

— Нет, — Ресан нахмурился. — При чем тут я? Но он Темный!

— И? — Тибор смотрел вопросительно, ожидая продолжения.

— Все Темные — зло! — убежденно сказал юноша.

— И со смертью каждого Темного наш мир становится светлее, — договорил за него Тибор фразу, которая каждое утро завершала молитву в храмах Солнечного. — Да?

— Да! — Ресан вскинул подбородок. — Так говорит мой Бог. Он не может ошибаться.

— Понятно, — лицо Тибора приобрело отстраненное выражение. — Скажи, Ресан, если у тебя родится сын, если он окажется Темным, что ты сделаешь?

— Что? — непонимающе переспросил юноша.

— Ты убьешь его сам или велишь слугам? Расскажи мне, как это у вас, служителей Солнечного, принято?

— У меня не будет детей-Темных! — Ресана передернуло. — Это невозможно!

— Кто-то говорит, что магический Дар передается через шестнадцать поколений, а кто-то — что через две дюжины. Причем и по мужской линии, и по женской. Ты точно знаешь, что среди твоих предков не затесалось ни одного Темного?

Ресан открыл рот, чтобы яростно уверить наемника в чистоте собственной крови… И закрыл. Граф ар-Корм вел свой род от младшего сына Первого императора. А Первый император сам являлся Темным магом и жил меньше шестнадцати поколений назад. Первого императора было принято вспоминать с благоговением, но упоминать о его Темном Даре считалось дурным тоном. И это по отцовской линии, которую Ресан знал лучше остальных. А по матери? По бабушкам с обеих сторон? На шестнадцать колен в прошлое?..

— Ну, так как у вас положено? — повторил Тибор. — Сам или слуги?

— Я не знаю, — неровным тоном выговорил Ресан. — Об этом не принято говорить. Я никогда не задумывался…

— Жаль. Было интересно… Что ж, на вопрос ты ответил, отвечу и я. Слышал когда-нибудь о долге жизни?

Ресан моргнул:

— Но… но к Темным он не относится! Темные по определению не могут творить добро и спасать жизни. Если кажется, что Рикард сделал так, значит, у него была скрытая причина помочь нам. Значит, из этого вырастет новое зло.

— Секунду, — Тибор поднял ладонь, призывая Ресана остановиться. — Где ты взял все эти рассуждения? Не припоминаю подобного в обычных проповедях жрецов Солнечного.

— Я полгода жил в монастыре, — после короткой паузы ответил юноша.

Тибор задумчиво кивнул:

— Понимаю… Когда-то я рассуждал почти как ты, но потом жизнь разъяснила мою неправоту. Моли богов, чтобы твоя судьба оказалась милосерднее.

Ресан сглотнул. Бросил быстрый взгляд в сторону повозок, где со стряпухами ехал подросток-Темный, и его осенило:

— Он — твой сын? Ты поэтому его защищаешь? Но… но ты слишком молод… Тебе не могло быть больше десяти лет, когда этот Темный родился!

Тибор хмыкнул:

— Рикард не мой ребенок. Представления не имею, кто его родители, не интересовался. Но какие бы рассуждения жрецов ты не приводил, этот Темный действительно спас нас всех. Для меня это достаточная причина, чтобы его защищать.

— В первую очередь он спасал себя, — упрямо пробормотал Ресан.

— Согласен, — кивнул Тибор. — Но самого факта это не отменяет.

Ресан недовольно поджал губы и отвернулся, а потом и вовсе отвел коня в сторону. Больше в этот день с Тибором он не говорил и даже вечером, придя слушать продолжение истории, сел дальше, чем обычно. Если наемник обратил внимание на его поведение, то никак не показал этого.

Этим вечером Ресан долго не мог заснуть, а когда все же получилось, ему…нет, не ему — ей, Росане, всю ночь снился один и тот же сон. Храм Солнечного, голубоглазый мальчик, очень похожий на Риена, младшего братишку, и жрецы, гневно указующие на ребенка. Жрецы повторяли ей, что истинная дочь Солнечного должна сама убить своего Темного выродка и тем смыть скверну, а Росана стояла, сжимая в руках отцовский фамильный меч, смотрела на сына и не могла ничего ни сказать, ни сделать… Потом картина перед глазами начала расплываться…

Когда Ресан проснулся, его щеки были мокрыми от слез.