Николь Витраль медленно шла по тротуару улицы Бар. Добравшись до перекрестка перед школой Севинье, она остановилась и закашлялась. «Проклятый кашель!» От кладбища Жанваль ее отделяла еще целая длинная улица Монтиньи, поднимавшаяся в горку. Больше километра. Ничего, спешить ей некуда. С тех пор как она вышла на пенсию, распорядок ее дня не отличался разнообразием. Ежедневное паломничество на могилу мужа. Затем булочная Гислена, где она покупала хлеб, и — раз в два дня — мясная лавка. Потом — домой, в квартал Полле. Правда, ноги уже не слушались ее так хорошо, как раньше.

Николь храбро двинулась вперед по самой крутой части улицы Монтиньи. Сразу за поворотом, ведущим к бассейну, ее обогнал муниципальный грузовик, тут же затормозивший.

Из приоткрывшейся дверцы выглянуло жизнерадостное лицо муниципального советника Себастьена.

— Я в спортшколу, мадам Витраль! Хотите, подброшу вас до кладбища?

В мэрии Себастьен входил в группу «молодых» — ему было около сорока, — но вместе с тем он был членом компартии и гордился этим. Он вырос у Николь на глазах. Славный парень, по-хорошему упертый. Что бы там ни болтали по телевизору, пока в партии есть такие ребята, для нее еще не все потеряно. И на будущих муниципальных выборах в мэрию Дьеппа коммунисты получат большинство, в этом она не сомневалась.

Николь Витраль не заставила просить себя дважды и забралась в кабину грузовика. Вместе с Себастьеном ехал муниципальный служащий Тити, которого Николь тоже знала с детства. Пороха он не изобрел бы — что в мирном Дьеппе было особенно ни к чему, — зато поддерживал в идеальном порядке все городские клумбы и вносил свой посильный вклад в процветание местных баров.

— Вы, как всегда, молодцом, мадам Витраль!

— Брось, Себастьен… Слушай, надо пустить автобусный маршрут до кладбища. А то старухам вроде меня пешком ходить далековато…

Муниципальный советник улыбнулся:

— И то верно. Правильная мысль. Включим в план развития. Как там Марк? Все еще в Париже?

— В Париже…

Слова Себастьена заставили Николь вспомнить сообщение от Марка, оставленное им сегодня утром на автоответчике. Что ему ответить? Разумеется, она знала, где Эмили. Она уже догадалась, какой именно непоправимый поступок та собирается совершить. Все эти годы она страстно молилась, чтобы ничего подобного не произошло. Напрасный труд. Проклятая судьба.

Из задумчивости ее вырвал пронзительный голос Тити. От него уже попахивало кальвадосом.

— А Марк-то? Все таскается за Эмили, как собачонка? Совсем дорожку в Дьепп забыл. Даже в воскресенье не приезжает, а он, между прочим, член сборной по регби. Хотя, честно говоря, не велика потеря. Прошу прощения, Николь, что так отзываюсь о вашем внуке, но у него руки не оттуда растут.

И Тити зашелся дурашливым смехом.

— Заткнись, Тити, — велел Себастьен.

— Да ничего, — улыбнулась Николь.

Она повернула голову. В задней части грузовика громоздились картонные коробки с листовками.

— Агитируешь, Себастьен?

— А как же! Ширак распустил правую Ассамблею, это правда, но нам нужны реальные изменения. В правительстве появились наши товарищи, но и мы не должны сидеть без дела.

— Что в листовках?

— Призыв отстоять торговый порт. Они собрались закрыть сообщение с Западной Африкой. А оно здесь уже последнее — все перевели в Гавр и Антверпен. Хотят, чтобы все бананы и ананасы шли не через нас, а через них. Но если порт закроется, я вообще не представляю, что тут начнется. Так что мы в субботу проводим митинг в Руане. Прямо перед зданием префектуры.

Тити пихнул Николь локтем в бок:

— Ну и фиг с ними, с бананами! Рыбалкой проживем!

Себастьен вздохнул. Николь бросила на него понимающий взгляд.

— Я могу помочь с распространением листовок. Будешь в нашем квартале, загляни ко мне, оставь одну коробку. Насчет участия в митинге ничего обещать не буду, но обойду все дома в Полле. Мне нетрудно. К тому же меня многие знают. И даже иногда прислушиваются к тому, что я говорю…

Тити чуть не подпрыгнул на сиденье.

— Что да, то да, Николь! Помню, как вас по телевизору показывали! Мне тогда пятнадцать лет было. Как вы тогда кофту на себе натягивали… А она все равно ничего не закрывала!

Себастьен зло крутанул руль.

— Ты что, Тити, совсем мозги пропил?

— А чего я такого сказал-то? — удивился Тити. — Неужели Николь подумает, что я к ней клеюсь? В ее-то возрасте… Я просто так сказал, чтобы человеку приятное сделать.

Николь мягко коснулась ладонью руки Тити.

— Мне и в самом деле приятно, Тити, что ты помнишь.

В кабине грузовика повисла тишина. Николь снова вернулась мыслями к Эмили. Как ей хотелось бы, что девочка оказалась сейчас здесь, рядом с ней! Николь не стала бы ее отговаривать, нет, просто была бы рядом. Она понимала, что после этого шага жизнь Эмили больше никогда не будет прежней, столь же чистой и невинной, какой была до сих пор. Как будто она обречена вечно ощущать у себя за спиной призрак смерти.

Грузовик затормозил.

— Конечная, — сказал Себастьен. — Остановка «Кладбище». Так я вечерком заброшу вам коробку листовок?

— Конечно.

— Вы нам здорово поможете. Спасибо. Вообще-то… Вообще-то, вас надо включить в список наших кандидатов на выборах.

— О нет. Это Пьер хотел избираться. Готовился. В восемьдесят третьем…

Себастьен чуть помолчал.

— Я помню, — наконец преодолев неловкость, произнес он. — Ужасная потеря. Черт побери… Вот ведь гадство. А кстати…

Он помялся.

— Кстати, насчет грузовика. Ну, вашего «ситроена». Он до сих пор у вас?

Николь кротко улыбнулась:

— Конечно. Работать-то надо было. Ради Эмили, ради Марка…

— Лучшая жареная картошка на всем Алебастровом побережье! — встрял в разговор Тити. — Ей-богу, я бегал к вашему грузовику не только поглазеть на ваши сиськи, Николь!

Себастьен, не сдержавшись, рассмеялся. У Николь на губах тоже мелькнула ностальгическая улыбка. В ее глазах, все еще голубых, загорелись искорки.

— Грузовик у меня во дворе. Больше никто не просит его переставить, а то играть негде… Вот и ржавеет себе потихоньку.

Николь открыла дверцу кабины.

— Ладно, ребята, вам работать надо.

Тити помог ей выбраться из грузовика. Они с Себастьеном проводили глазами ее фигуру, удалявшуюся по пустынной парковке.

Николь толкнула железную кладбищенскую калитку и вернулась мыслями к тому, что сейчас занимало ее больше всего.

Марк перезвонит. В ближайшее время. Может быть, даже приедет в Дьепп. Что она ему скажет? Имеет ли она право дать им шанс? Эмили и Марк…

Ей необходимо принять решение. Говорить или хранить молчание. Тянуть больше нельзя, это она хорошо понимала. Все должно решиться сегодня.

Николь закрыла за собой калитку.

Она посоветуется с Пьером. Пьер всегда знал, что нужно делать.